На следующий день, когда наши друзья пришли на работу, то увидели, что их сетевой принтер мигает, сигнализируя о том, что бумага, которая в него была заправлена, закончилась. Порядка 20 страниц текста уже были отпечатаны. Получив требуемую порцию бумаги формата А-4, принтер снова заработал. Наши друзья, как заведено по утрам у офисных работников серьезных учреждений, попили кофейку, сходили на перекур в специально отведенное место на лестничной площадке и поболтали со своими коллегами из Вычислительного центра на две самые животрепещущие для москвичей темы: дураки во власти и автомобильные пробки.
Когда они вернулись в свой кабинет, телефон на рабочем столе Антона Шлыкова, кажется, вот-вот готов был разорваться от звонков. Антон подбежал к аппарату и снял трубку.
- Антон, что с твоим Асом? - спрашивал его г-н Климов - начальник управления информационных технологий банковского холдинга.
- В каком смысле? - удивился Шлыков.
- Не в смысле твоей задницы, которая меня совершенно не интересует, а в смысле компьютера, который мы тебе на время предоставили, - грубил и сердился г-н Климов.
- AS/400 коннектит, все нормально. Я на нем, пока нет серьезных заданий, одну перспективную программку решил покрутить и протестировать. Вы знаете, она у нас на картах Таро гадает, гороскопы составляет, стишки сочиняет и даже музыку попсовую пишет и исполняет! - попытался успокоить его Шлыков.
- Ух, ты, здорово! Обязательно зайду, чтобы посмотреть. Только вот, программка твоя ведет себя совершенно по-свински, так как постоянно требует дополнительной оперативной памяти и заявляет, что ей не хватает места на диске. Я, конечно, такую возможность тебе скоро предоставлю, но две бутылки французского коньяка, как ты свою программку не крути, останутся на твоей совести, - примирительным тоном сказал г-н Климов и положил трубку.
- Кто звонил? - поинтересовался Галыгин.
- Так, ерунда какая-то. Давайте-ка еще пару экземпляров распечатаем и посмотрим, что нам мистер Прог понаписал, - предложил Шлыков.
И вот, что они прочли.
Ночь упрячет в себя Патриаршьи пруды,
Все пройдет и напрасен урок.
И не скажет спасибо никто за труды,
Не приспел еще, видимо, срок.
Все пройдет, все вернется на круги своя,
И не встретится Мастер с Марго,
И не властна тут сила Его и Твоя,
Ибо это - лишь сказка, всего.
Ибо это - всего лишь, напрасный аванс
Нераспочатой нашей душе,
Ибо не было, даже в помине, тут Вас,
И, наверно, не будет уже…
Николай Старченков
I
Однажды весною, в 14 часов 05 минут, в Москве, на прудах, старое название которых не смогло испариться из памяти коренных москвичей даже на 61-й год существования Советской власти, появились два гражданина. Черная "Волга" с правительственными номерами, из которой они вышли, отъехала в направлении Ермолаевского переулка и остановилась неподалеку от заведения Мособщепита под названием "Чебуречная".
Два гражданина перешли через дорогу в строгом соответствии с Правилами дорожного движения, то есть у светофора. Первый из них, одетый в серый двубортный костюм из кашемира и белую рубашку с галстуком заграничного фасона, был высокого роста, упитан, лыс. Свой объемистый портфель темно-коричневого цвета из натуральной кожи с позолоченной фурнитурой (похожий и сейчас можно увидеть на витрине лондонского магазина Harrods) он нес с достоинством и вальяжностью. Второй - плечистый, светло-русый, вихрастый молодой человек был в потертой замшевой куртке, водолазке цвета топленого молока и новеньких синих джинсах Wrangler. В правой руке он с небрежностью нес не очень увесистый и еще не потертый портфель, типа "дипломат", обтянутый ненатуральной кожей вишневого цвета.
После такой интродукции сразу следовало бы "зарядить" диалог, из которого читатель смог бы извлечь полезную информацию о том, по какой причине Патриарши пруды снова стали местом, по-видимому, очень важной встречи, имеющей для литературного героя (героев) судьбоносное значение. К сожалению, выйдя из машины, "лысый" и "вихрастый" гражданин молчали, погруженные в свои мысли, поэтому незримый Genius loci, а по-русски - Гений места, из уважения к читателю сразу же намекнул писателю на то, что неплохо было бы заполнить паузу.
- Итак, - усмехнулся он, - представим, что, каким-то образом, эти два гражданина, вдруг, решили поменяться верхней одеждой, но оставили при себе свои портфели. Можно ли по содержимому оных определить: Who is who?
- Нельзя! Для досмотра личных вещей нужна санкция прокурора, - робко возразил писатель, быстро перелистав уголовно-процессуальный кодекс в последней редакции.
- А мне можно, раз они ко мне заявились! - зловещим шепотом произнес Genius loci и приступил к натуральному шмону без присутствия понятых.
Порывшись в портфеле лысого гражданина, Genius loci сразу обратил внимание на папки с документами, которые по причине вытесненных на их обложках слов: "ДСП", "СЕКРЕТНО", "НА ПОДПИСЬ", - ему пришлось отложить без прочтения. И это ежу понятно: не у всякого читателя имеется специальный допуск.
Затем он положил глаз на чернильную авторучку Parker с золотым пером, свежий номер газеты "Правда" и фотографию в рамке, на которой владелец портфеля запечатлен (третьим слева) в компании с ныне действующим и, кто знает, будущим генеральным секретарем ЦК КПСС. Из этого он предположил, что фотография сделана совсем недавно, и попала в портфель "лысого" гражданина лишь потому, что еще не все, кому надо, успели на нее полюбоваться. Наличие в портфеле "лысого" гражданина большого красного яблока сорта Джонатан в контексте упомянутых ранее предметов также выглядело вполне уместно, учитывая его, по-видимому, большую занятость, ненормированный рабочий день, а также избыточный вес и весенний авитаминоз.
Завершив осмотр кожаного портфеля, Genius loci взглянул на то, что находится в тоненьком "дипломате" "вихрастого" гражданина. Блокнот и шариковая авторучка - не в счет. В стране всеобщей грамотности этим никого не удивишь. А дальше ужас какой-то! Там вообще отсутствовали предметы, доказывающие принадлежность его владельца к какой-нибудь профессии или роду занятий. Разве можно связку ключей, зубную пасту и щетку, перочинный нож, лосьон после бриться, станок с безопасной бритвой, повесть братьев Стругацких в самодельном мягком переплете, свежий номер "Известий", две пары носков, носовой платок, а также пачку презервативов, пусть даже самых больших и прочных в мире, считать атрибутами какой-либо профессиональной деятельности? Не смешите! Обычно, такие вещи вынужден носить с собой человек совершенно не солидный, не знающий, где сегодня он заночует. То есть либо бомж, либо молодой холостяк.
- Да ты хоть объясни читателю, кто ты такой! - обратился писатель к Genius loci, изо всех сил стараясь сохранить вежливость.
- Охотно, - отозвался он. - Я - нечто среднее между богами и людьми. Мое назначение - передавать богам молитвы и жертвы людей, а людям наказы богов и вознаграждения за жертвы. Благодаря мне возможны всякие прорицания, таинства, пророчества и чародейства. Мой самый знаменитый коллега - гений города Рима. Ему на Капитолийском холме посвящен щит с надписью: "Или мужчине или женщине". Эти слова обусловлены тем, что имя и пол своего гения римляне тщательно скрывают, чтобы его не переманили враги. Нас, Genius loci, очень много, так как каждый город, представляет собой совокупность мест. Лично я курирую булгаковские места Москвы.
- И что же Вы, уважаемый булгаковед, выяснили, копаясь в вещах моих персонажей? - поинтересовался писатель.
- Жаль, конечно, но в полной мере эксперимент не удался, - признался Genius loci.
- И что же мне делать? Звать на помощь милицию, чтобы она проверила у них удостоверения личности? - злился писатель.
- Не обязательно, - сказал, усмехнувшись, Genius loci, - я и сам могу представить непрошеных гостей в соответствии с их tabulae officialis, в просторечье именуемых "корочками". И в этом я не вижу ничего предосудительного, поскольку, как изящно выразился один из героев "Мастера и Маргариты", "сегодня вы лицо официальное, а завтра - неофициальное".
Итак, начнем с "лысого" гражданина. Перед нами - не кто иной, как Валентин Георгиевич Афанасьев - заместитель начальника Главного управления по охране государственных и военных тайн в печати при Совете Министров СССР (сокращенно - Главлит). Что ж, в почтительности замрем на мгновение и заискивающе улыбнемся.
Перейдем к удостоверению личности "вихрастого" гражданина. Перед нами - референт III управления того же ведомства Дмитрий Васильевич Павлов. Что ж, внушает уважение. Но лебезить не обязательно.
- Не торопитесь с поспешными выводами, - запротестовал писатель. - У референта III управления Главлита, согласно моему замыслу, во внутреннем кармане замшевой куртки есть еще одна "корочка", удостоверяющая то, что он - член Союза журналистов СССР. Правда, для коллег по журналистскому цеху и многочисленных читателей Дмитрий Васильевич более известен под псевдонимом Василевич.
- Довольно странно для литературного имени, которое, по идее, если не позволяет родная фамилия, должно звучать как можно более благозвучно, например, Юлиан Семенов, Кир Булычев или Евгений Евтушенко. Вы, хотя бы обращались к нему за разъяснениями по поводу этимологии его псевдонима? - поинтересовался у писателя Genius loci.
- Бесполезно, - вздохнул писатель, - пустая трата времени. Обычно, когда его спрашивают: "Василевич, это - фамилия или отчество?" - он задает встречный вопрос, ставящий большинство в тупик: "Герман из пушкинской "Пиковой дамы", это - имя или фамилия?"
- Что-то я тоже запамятовал, поэтому не обращайте на меня внимание. Продолжайте свой рассказ, но прежде извольте объяснить, мне и читателю, почему эти два, как я полагаю, официальных лица прогуливаются на пленере, вместо того, чтобы в тиши своих кабинетов заниматься охраной военных и государственных тайн в печати в соответствии с должностными обязанностями, - с достоинством произнес Genius loci и замолк.
Обрадовавшись тому, что Гений места более не артачится, писатель продолжил свой рассказ, но уже с учетом сделанного ему замечания:
- В соответствии с должностными обязанностями тов. Афанасьев, как минимум два-три раза в неделю, принимал участие в рабочих совещаниях по вопросам цензуры в различных высоких учреждениях, где ему приходилось не только выступать, но также выслушивать и подробно конспектировать речи выступающих. Иногда ему требовалось срочно, "на колене", составить какой-нибудь документ, быстро получить нужную справку или дельный совет. Обыкновенные большие начальники для подобных случаев обзаводились штатными секретарями-референтами с приятной внешностью, хорошей памятью и разборчивым почерком, а необыкновенные, вроде тов. Афанасьева, старались приобщать к совещательной работе максимальное количество подчиненных из числа ведущих специалистов, чтобы те расширяли свой кругозор и заряжались чувством самоуважения и ответственности.
Итак, незадолго до обеденного перерыва референта III управления Главлита Дмитрия Васильевича Павлова срочно вызвали в приемную тов. Афанасьева, предупредив о возможной поездке вместе с шефом на совещание: то ли в ТАСС, то ли на Старую площадь, а скорее всего - в оба учреждения, но, разумеется, последовательно.
В начальственной приемной вышеупомянутый Павлов застал двух посетителей, на одного из которых он сразу обратил внимание, так как он был в военной форме и имел звание полковника ВВС. В руках у товарища полковника была газета "Красная звезда", которую он с волнением переминал в своих руках и весь вид его свидетельствовал о том, что он явно чем-то расстроен.
Второй посетитель в элегантном летнем костюме, напротив, был невозмутим, так как по всей очевидности, откинувшись на спинку удобного кожаного кресла, дремал. Приглядевшись внимательно, Павлов узнал в пребывающем в полусне посетителе популярного кинорежиссера Эльдара Рязанова, и вопросительно посмотрел на секретаря приемной Ольгу Ивановну Кныш. Секретарша, улыбнувшись, развела руками, и Павлов приготовился к неопределенно долгому ожиданию.
Вообще-то проверку художественных фильмов осуществлял не Главлит, а художественный совет при Госкино, через руки которого проходил весь сценарный портфель. Но дело в том, что тов. Афанасьев в соответствии с партийным поручением входил в состав художественного совета Госкино в качестве представителя "общественности", и от его мнения во многом зависело одобрение и утверждение той или иной киноработы.
Не прошло и двух минут, как из кабинета шефа вышел худощавый седоватый мужчина в сером английском твидовом костюме и быстро окинул посетителей приемной острым сканирующим взглядом. Вслед за ним вышел сам шеф и проводил своего гостя даже не до дверей приемной, а до самого лифта, что по правилам чиновничьего этикета свидетельствовало об очень высоком градусе уважения. Вернувшись в приемную, тов. Афанасьев объявил посетителям, что принять их сегодня уже не сможет и попросил прийти во вторник на следующей неделе в первой половине дня.
Увидел страдающего Павлова, тов. Афанасьев схватил его за локоть, завел с собой в кабинет, и попросил его ровно через 15 минут быть внизу возле его служебной машины.
- Поедешь со мной в ТАСС на совещание. Никаких документов с собой брать не надо. Только блокнот и шариковая ручка. По дороге ненадолго остановимся и погуляем на свежем воздухе. Расскажу кое-что интересное, - быстро сказал он ему, показав при этом указательным пальцем на потолок.
Данный жест означал, что у тов. Афанасьева к Павлову, кроме всего прочего, есть строго конфиденциальный разговор, исключающий возможность потусторонней прослушки.
……………………………………………………………………………………………………………………………………….
Попав в тень зеленеющих лип, тов. Афанасьев демократично предложил своему подчиненному "промочить горло", и повлек его к недавно открывшемуся после обеденного перерыва киоску с надписью "Пиво и воды".
Они заняли очередь. Перед ними стояли, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, явно, в предвкушении освобождения от похмельного синдрома двое мужчин - один пожилой, другой среднего возраста - в измазанной белилами и краской рабочей одежде. Они заказали себе по две бутылки "Жигулевского", рассчитались и, озираясь по сторонам, быстро удалились в неизвестном направлении.
- Рабочий класс! - ехидно заметил Павлов, когда маляры-штукатуры отошли от киоска.
- Гегемон! - коротко отрезал тов. Афанасьев и обратился к продавщице:
- Нарзан есть?
- Нарзан закончился, - сообщила продавщица и почему-то обиделась.
- Абрикосовая есть? - с трудом сдерживая себя, чтобы не засмеяться, осведомился Павлов.
- Нет абрикосовой, и никогда ее не завозили! - раздраженно ответила продавщица.
- А что есть из минеральных вод? - спросил Афанасьев.
- Боржоми, но только теплая, - вежливо ответила продавщица, заподозрив в солидном мужчине при костюме, галстуке и портфеле большого начальника.
- Тогда две бутылки. Сдачи не надо. Только, пожалуйста, откройте их и дайте настоящие стаканы, а не бумажные, - попросил продавщицу Афанасьев.
- Стаканы верните, - совсем дружелюбно, получив от Афанасьева бумажный рубль, заговорила продавщица, - и с громким хлопком открыла сначала одну, а потом вторую бутылку.
Из-под крышек обильно хлынула белая пена. Дождавшись, когда вода успокоится, коллеги взяли с прилавка бутылки и стаканы, и уселись на скамейке лицом к пруду и спиной к Бронной. Отходя от киоска, они слышали, как продавщица недовольно проворчала:
- То и дело абрикосовую воду спрашивают. А где я возьму ее, если ее не завозят?
Ответственные сотрудники Главлита понимающе переглянулись и улыбнулись. Павлов, которому частенько приходилось стоять в очередях, не выдержал и рассказал тов. Афанасьеву свежий анекдот:
"Улица. Длиннющая очередь. В хвост очереди на всякий случай пристраивается еще один гражданин, и вступает в беседу с крайним:
- Чего дают?
- Говорят, Конан Дойля завезли.
- А это лучше, чем кримплен?
- Не знаю. Думаю, не взять ли на пробу две бутылки?"
Тов. Афанасьев, в очередях стоял редко. Все заботы о домашнем хозяйстве лежали на его супруге Арише. Детей у них не было, внуков тоже. Советских граждан, впавших в состояние потребительского маразма, они оба не любили, и презрительно называли "мешочниками". В подготовленной к защите диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук на тему: "Образ мелкобуржуазного хама в творчестве советских писателей", - тов. Афанасьев очень прозорливо заметил, что "стремление некоторых несознательных граждан овладеть престижными вещами и услугами вопреки основному закону социализма: от каждого по способности, каждому - по труду, - равносильно тому, что они становятся не хозяевами, а рабами вещей, приобретаемых любыми средствами".
Анекдот, рассказанный Павловым, тов. Афанасьев оценил, рассмеялся, но и в долгу не остался. Чтобы продемонстрировать знание аутентичного материала, он рассказал Павлову такой опасный и злободневный политический анекдот, от которого с ним едва не случился нервный припадок:
В клубе железнодорожников проходит лекция "О любви". Лектор читает доклад о видах любви:
- Любовь бывает разных видов. Бывает любовь между мужчиной и женщиной.
Из зала выкрик:
- Товарищ лектор, а слайды будут?
Лектор:
- Слайды, товарищи, будут, как и обещано, но в конце лекции. Ну, так я продолжаю. Ещё бывает любовь между мужчиной и мужчиной.
Снова возбужденный выкрик из зала:
- Товарищ лектор, а слайды будут?
- Я же говорю, слайды в конце лекции. Также бывает любовь между женщиной и женщиной.
Снова тот же голос:
- Ну, товарищ лектор, когда же слайды?
Лектор невозмутимо продолжает:
- Но высшей формой любви является любовь советского гражданина к родной Коммунистической партии. А теперь, товарищи, слайды.
Когда боржоми было выпито, Павлов на правах подчиненного забрал стаканы и пустые бутылки, и отправился к киоску, возле которого уже галдело и толкалось разнокалиберное по росту и комплекции подрастающее поколение в парадной школьной форме и красных пионерских галстуках. Освобождать для него проход к прилавку никто не собирался, поэтому Павлову пришлось пустить в работу локти.
- Откуда они набежали? - удивился Павлов, не обратив внимания на стоящий неподалеку на обочине проезжей части Бронной улицы автобус "ПАЗ", оказавшийся в неисправном состоянии. Автобус принадлежал Дому пионеров города Смоленска. На нем в сопровождении растерявшегося в непредвиденной ситуации инструктора обкома комсомола добирались домой с Всесоюзного слета, посвященного какому-то очередному юбилею, юные корреспонденты "Пионерской правды".