В темном помещении, едва освещенном узким окошечком под крышей, еще витал легкий аромат табака и крепленого вина. И брачное ложе, надо сказать, было так себе - не перина. Но Галина Павловна уже не обращала внимания на такие мелочи. Не дожидаясь любовной прелюдии, она сразу стала раздеваться. В самый ответственный момент над ними так громыхнуло, что у нее и Павлова чуть не заложило уши.
- Гневаться изволят! - подумали они оба.
Несмотря на предложение Павлова зажечь свечу и переждать в этом мизерабельном помещении обещанный еще вчера синоптиками грозовой дождь с градом, Галина Павловна все равно рвалась на вокзал. Она чувствовала себя настолько наэлектризованной, что сидение на месте представлялось ей смерти подобным. Кроме того, она хотела хотя бы немного побыть наедине с собой.
- Авось пронесет! - весело сказала она ему, когда они подошли к воротам. Павлов объяснил ей, как они отворяются со стороны улицы: нужно просунуть руку между прутьями, приподнять вверх рычажок и немного нажать. Замок сам сработает.
Они простились ненадолго, причем, Галине Павловне крупно повезло. Всего несколько крупных капель дождя попали в нее. Ливень начался, когда она уже спускалась в метро.
Вернувшись в спортзал, Павлов скромно сел в уголок на лавку, где он оставил свой дипломат, достал из него скандальную повесть братьев Стругацких "Улитка на склоне" и приготовился читать.
С опубликованным в журнале "Байкал" при его неявном попустительстве варианте повести он так и не удосужился ознакомиться. По уши был завален работой, поэтому подписал повторный запрос на публикацию, не прочитав объемистое приложение с выражениями протеста. За это он получил выволочку от тов. Афанасьева, который, в порядке последующей цензуры, повесть прочитал и в своей резолюции написал: "Впечатление отвратное. Почему не посоветовали авторам поменять название произведения на "Мандавошку на члене" и послать рукопись в медицинский журнал?".
В оправдание тов. Афанасьева за такую грубость в качестве аргумента, хотя и слабого, можно привести лишь его плохое настроение. Накануне он получил из Президиума АН СССР письмо неприятного содержания, в связи с протестом известного советского физика на отказ в опубликовании в журнале "Наука и жизнь" его статьи по второму закону термодинамики. Цензор-куратор издания, ссылаясь на устное указание тов. Афанасьева, советовал автору статьи, как ему следует излагать свои мысли:
"Вам можно писать в статьях и книгах только об идеях, понятиях, терминах, коэффициентах и размерностях, утвержденных ГОСТом. Все новое, что вы придумываете, надо вначале ввести в ГОСТ, а затем об этом можно писать и просить акт о не секретности. Мне поручено за этим следить…".
Приобщив эту записку к своему письму в Главлит, вице-президент АН СССР (не будем выдавать его фамилию), задавал тов. Афанасьеву ехидные, с намеками на громкий скандал, вопросы: "Если бы Альберт Эйнштейн являлся гражданином СССР, имел бы он, хоть малейший шанс опубликоваться в советских научно-популярных журналах? И что такое ГОСТ, применительно к науке, предназначение которой и есть поиск неизвестного?"
Но читать ему не дали. Краем глаза он заметил, что Лена, Валя и Нина о чем-то шепчутся. Потом он увидел, как Лена встает с матраца и прямо босиком решительно направляется в его сторону. Подойдя к нему, она, заметно волнуясь, от имени всех девчат и от себя лично попросила его немного рассказать о себе и о профессии журналиста, о которой она и многие из присутствующих тоже начинают подумывать.
- Просим, просим! - закричали с матрацев остальные.
Павлов, нехотя, согласился и Лена, взяв его за руку, повела к месту предстоящего выступления. Извинившись, он снял полуботинки, а потом осторожно присел на спортивный матрац.
Девчата расположились полукругом и приготовились слушать.
- Лектор Всесоюзного общества "Знание" среди молодых доярок колхоза "Заветы Ильича", - посмеялся про себя Павлов, увидев себя как бы со стороны.
У некоторых девушек под футболками и маечками были заметны лифчики. Другим размеры груди пока позволяли обходиться без них, хотя его новой знакомой Нине Петровой бюстгальтер третьего размера точно бы не помешал.
- Есть еще силища в русских селениях! - мысленно облизнулся он, восторгаясь мастерством неведомого Фидия, но тотчас приказал себе на Петрову не смотреть, а для проверки реакции слушателей наблюдать за кем-нибудь, не вызывающим у него никаких эмоций, кроме как негативных. И он выбрал ту самую жердеобразную девицу по имени Тамара, которая сопровождала его Асоль при их первой встрече. Та, почувствовав на себе его взгляд, передернула плечиком, на всякий случай прикрыла рукой свою плоскую грудь и неестественно улыбнулась, показав ему свои крупные и неровные передние зубы. После этого Павлов начал свой рассказ.
Павлов, если кто не знает, был очень хороший рассказчик. Не Ираклий Андроников, конечно, но и не мастер художественного слова, который не способен, ни на йоту, отклониться от заранее заученного текста. Рассказ о своем пути в журналистику Павлов начал с того, как вначале стал геологом:
- Все геологи в душе - писатели и поэты. Помимо того, что их за государственный счет доставляют, куда Макар телят не гонял, и в края не столь отдаленные, они имеют возможность любоваться природой во всех ее проявлениях. Их постоянно очаровывает смена картин, событий, трудов и дней, каждый из которых по емкости впечатлений соответствует многим-многим дням городской жизни. Каждый год их опьяняет весна своим светом, свежестью и неукротимостью летящей солнечной воды, белизной и печальным ароматом скорого увядания черемухи. Лето дарит им тепло, сносный быт и надежду на долгожданный успех. Потом их опаляет пожар осени, особенно прекрасный в хвойно-лиственной сибирской тайге, и, наконец, они переживают бурную радость первого снега, знаменующего завершение сезонных поисковых работ. Работы эти, надо признать, очень трудоемкие. Например, геологу надо отобрать пробу на определение возраста породы. Для этого нужно выдолбить из середины монолитной глыбы килограммов 20–30. Вручную. Кувалдой. Потом донести образцы до лагеря или машины (если есть возможность на ней проехать). Иногда приходится преодолевать с грузом не один километр. Если при отборе пробы допущены ошибки, результат анализа будет недостоверным. Тогда все сначала. И это не трудовые подвиги, а обычные будни.
……………………………………………………………………………………………………..
Юнкоры слушали его, как завороженные. Даже не обратили внимания на прошедший короткий ливень. Но и у самых благодарных слушателей, рано или поздно, возникает усталость. Почувствовав наступление такого момента, Павлов предложил сделать перерыв. А потом, если юнкоры захотят, продолжить свой рассказ. Он встал, надел полуботинки и направился к выходу, чтобы посидеть на крылечке, подышать свежим воздухом и покурить.
Ночь встретила его неприветливо: прохладой и сыростью. Немного погодя на крылечко вышла Лена Водонаева, извинилась за назойливость и спросила, не возражает ли он "составить ей общество". Павлов улыбнулся, заметил, что она одета по погоде, и сказал, что будет рад продолжить их знакомство. И, вот, в ночной тишине зазвенел хрустальный колокольчик ее голоса.
- Вы так интересно рассказывали. Я просто убита. Поражена. Мне никогда не научиться так емко и образно передавать свои впечатления.
- Не берите себе в голову. Вы еще молоды. У вас еще все впереди. Кстати, сколько вам лет?
- Четырнадцать. Как Джульетте. Дорогого Уильяма нашего Шекспира.
- А Ромео у Джульетты уже есть?
- До сегодняшнего дня не было, но скоро будет. Я это уже почувствовала.
- Не советую.
- Почему?
- Нет повести печальнее на свете, чем повесть о беременной Джульетте.
- Ой, насмешили! Надо запомнить. А это вы прямо сейчас придумали? Экспромт?
- Нет, эксперимент. Проводится во всех странах. Результат везде одинаковый.
- А я уже знаю, как надо предохраняться. Только никогда не пробовала.
- Чего вы еще не пробовали?
- Да ну, вас со своими намеками, - сказала она сердито, повернулась и убежала назад в спортзал. Хлопнула дверью.
Павлов посмотрел на свои часы. Через 15 минут к зданию школы должен подъехать на своих "Жигулях" Серега Домнин. Он решил вернуться, чтобы предупредить девчат о том, что ненадолго отлучится по делам, и попросить закрыть за ним дверь на засов.
Первой же, кого он увидел, была Нина Петрова, одетая в брезентовую куртку с капюшоном, в просторечье именуемую "штормовкой", с пачкой сигарет марки "Космос" и коробком спичек в руках. Увидев Павлова, она быстро спрятала за спину компрометирующие ее предметы. Павлов объяснил ей, что надо сделать. Петрова понимающе закивала головой и позвала Нару Агикян. На ее просьбу откликнулась темноволосая смуглая девушка с выражением грусти в глазах и темным пушком над верхней губой. Павлов, невольно, подумал:
- Вот еще одна типичная армяночка. Интересно, почему у них у всех такие печальные глаза, как будто никогда не закончится траур?
Как не хотел Павлов брать с собой на встречу с Домниным какого-либо свидетеля, Петрова все равно увязалась за ним, и ему даже пришлось с ней за компанию перекурить, пока на темной улице не вспыхнули фары Серегиных "Жигулей". Приятель передал ему деньги, вопросительно кивнул головой в сторону стоящей неподалеку Петровой, не дождавшись ответа, понимающе улыбнулся, построил из большого и указательного пальца фигуру в форме кольца и уехал.
Павлов и Петрова пошли в спортзал, продолжая прерванный приездом Сергея Домнина разговор. Вначале - забавный. Петрова спросила Павлова, читает ли он "Пионерскую правду"? На что он ответил: разумеется - нет. Тогда она огорошила его известием о том, что в завтрашнем номере газеты будет опубликован ее фельетон на тему о том, как в одной школе перевыполняли план по сбору макулатуры и металлолома.
- Знаем, как вы перевыполняете план по макулатуре! - рассмеялся Павлов, вспомнив подвыпившую девицу и ее приятелей в макулатурном складе. И рассказал об этом Петровой.
Его сообщение Петрову нисколько не удивило и даже не обескуражило. Она изложила ему свою версию. Павлов с ней не согласился, и между ними разгорелся нешуточный спор.
- А это у кого какой темперамент. Кому любопытно, а кому и надо! - заявила Петрова и, словно нечаянно, взяла его под руку.
- Эх, Петрова, Петрова, ты же - не корова? - пошутил он, догадываясь, что половозрелая фельетонистка увязалась за ним неспроста.
- Так ведь и вы, простите, не ангел. Между прочим, что вы Лене Водонаевой на Пионерских, то есть Патриарших, прудах предложить изволили? - спросила Петрова, норовя прижаться к нему бедром.
- Екэлэмэнэ, опять попал! - подумал про себя Павлов, но в ответ сказал то, что, по его мнению, могло помочь ему как-то выкрутиться:
- Я предложил ей воздушный поцелуй.
- А она решила, что minet.
- Нет!!!
И тут Петрова раскрыла свои карты веером:
- Ладно, я пошутила. Но видите ли, Дмитрий Васильевич, в чем дело. Французы называют то, что вы ей предложили, "поцелуем души". И сделали вы это не где-нибудь, а на весьма примечательном месте. Лена - девочка очень впечатлительная. Меня, лично, вся эта галиматья с Иерушалимом и Понтием Пилатом совершенно не волнует. Но! Вы мне честно скажите, если, конечно, знаете: чем любовь отличается от удовольствия? Или это - одно и то же?
В это время они как раз проходили мимо макулатурного склада, дверь которого прямо на их глазах с противным скрипом медленно распахнулась настежь, а потом с лязгом захлопнулась. Может, днем это было бы не так впечатляюще, но ночью, при свете прибывающей луны, зрелище было не для слабонервных. Даже у Павлова мороз по коже пошел. Не говоря про Петрову, у которой сердце ближе к пяткам провалилось. И они сиганули так, будто за ними погналась стая бешеных собак. Внезапно в спортзале, да и во всей округе отключилось электрическое освещение.
VI
Для того чтобы успокоить перепуганных не на шутку юнкоров, Павлов сам предложил им продолжить беседу о профессии журналиста. На том же месте и в том же составе. В спортзале было темно и немного жутко. Девчата расположились вокруг Павлова полукругом на доступном для зрительного восприятия рассказчика расстоянии вытянутой руки. Петрова та вообще на его плечо стала заваливаться так, что ему пришлось заставить отодвинуть от себя ее горячее тело шутливым замечанием:
- Петрова, ты своими телесами меня скоро совсем задавишь!
После его рассказа начались вопросы, и завязалась свободная дискуссия.
- Дмитрий Васильевич, а вы только в прозе работаете, или в других жанрах тоже?
- Пишу стихи, даже тосты иногда приходится сочинять.
- Ой, тосты! Я знаю: "Однажды, когда все птицы полетели на юг, одна маленькая, но очень гордая птичка захотела полететь на Солнце…"
- Что, птичка, однажды я сочинил тост про кота.
- Про кота? Как интересно! Прочитайте!
- Только этот кот не совсем обычный. Даже более необыкновенный, чем чеширский кот из "Алисы в стране чудес". Вы Льюиса Кэрролла читали?
- Читали! - хором ответили юнкоры.
- Так, вот, имейте в виду, что автор этого произведения - великий математик, который имел о пространстве, в котором мы себя воспринимаем, как трехмерные объекты, весьма оригинальное представление.
- Расскажите! Расскажите! Нам это очень интересно!
- Расскажу, но потом, а в начале, послушайте-ка историю про кота Ганса, который ловил мышей в доме профессора Эрвина Шредингера - известного физика, лауреата Нобелевской премии.
И Павлову пришлось немного напрячься, чтобы в доступной форме объяснить суть мысленного эксперимента, поставленного профессором Шредингером, для демонстрации вероятностного характера событий (состояний), происходящих в наблюдаемом нами мире.
Его тост, написанный им по просьбе его старшего брата Сергея, работавшего в подмосковной Дубне в Международном институте ядерных исследований, для какого-то "капустника" представлял собой пародию на этот мысленный эксперимент, который Павлов немного усовершенствовал.
Закончив вступление, он с выражением прочитал:
Жил да был в Германии профессор Шредингер,
Который для науки кота не пожалел.
Засунул киску в ящик и бомбу подложил.
Взрыватель на фотонах к той бомбе прикрутил.
Зловеще засмеялся: "Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Одной лишь только мыслью могу убить кота!
Подумаю я квантово: фотон дискретно прет,-
Взрыватель вмиг сработает и бомбу подорвет.
Подумаю классически: фотон волной идет,-
Тогда тебе, кисуля, чертовски повезет.
Лежи, лижись, усатый! Щас, крышкой я тебя!
Так, выпьем за здоровье полуживого
иль полумертвого кота!
Потом начались вопросы:
- Так кот все-таки остался жив или нет? - спросил его кто-то.
- Увы, неизвестно, - ответил Павлов. - Все зависит от того, что увидит профессор, когда он откроет крышку ящика. Очень весело становится, когда подумаешь, что не кот, а ты сам и весь окружающий тебя мир - тоже следствие какого-то эксперимента, но уже в масштабе отдельно взятой планеты или Вселенной. Никто из нас не знает, что с ним произойдет, даже через минуту, пока не почувствует результат. (5)
- А у меня есть очень похожее на то, что вы говорите, стихотворение, - Павлов распознал по голосу Лену Водонаеву. - Написала я его после того, как посмотрела по телевизору передачу "Очевидное невероятное". Там Капица с одним американским профессором, фамилию не помню, проблему черных дыр обсуждали. Это такие космические тела, что, если, в поле их притяжения попадет космический корабль, то никогда-никогда не вырвется.
- Лена, прочитай, просим, - раздались голоса.
- И Лена Водонаева громким, звонким и выразительным голосом, нараспев, как Белла Ахмадулина, прочитала:
Сквозь пространство и время летит звездолет,
Отклоняясь от цели, как пуля в излет.
Где же штурман? Он спит? Он не ловит мышей?
Нет. На месте. Колдует над картой своей.
Только карта уж та устарела давно.
Нет ни звезд, ни галактик. Осталось гало
Сверхмассивной, ужасной черной дыры,
Поглотившей с пространством и время. Увы!
- Совсем неплохо, - подумал Павлов, - Только выражение "отклоняясь от цели, как пуля в излет", наверное, не соответствует законам физики? Хотя нет. Все правильно: пассивный участок траектории полета, потеря кинетической энергии, склонение к центру тяжести масс. Почти как в жизни отдельных личностей, например, моей. А черная дыра, понятное дело, символ нашей лицемерной действительности, где, кажется, даже время остановилось.
А тут и свет в спортзале загорелся. Все обрадовались. Девчата занялись своими делами, а Павлов сел на лавочку возле своего дипломата, открыл, и достал из него повесть братьев Стругацких "Улитка на склоне". Но читать ему снова не дали. К нему подошла Лена Водонаева и спросила, какое у него мнение по поводу ее стихотворения. Павлов ответил, что стихотворение ему понравилось, но показалось слишком пессимистичным. Он на ее месте обязательно придумал бы какую-нибудь оптимистическую концовку, хотя, с точки зрения современной науки из объятий черной дыры точно никогда не вырваться. Она даже свет из себя не выпускает.
- А давайте, вы и я, каждый из нас напишет свою концовку стихотворения, а потом обменяемся, и посмотрим, у кого лучше получилось? - предложила она.
Идея Павлову понравилась, он достал из дипломата блокнот, шариковую ручку и попросил Лену записать начало стихотворения. Потом к ним подошла Петрова и ехидно поинтересовалась:
- Уже записочками обмениваетесь? Свидание назначаете?
Лена густо покраснела, вернула Павлову блокнот, взяла Петрову за руку и повела в сторону спортивного снаряда под названием "брусья". Там они остановились и начали о чем-то перешептываться.
- Сплетничают - решил Павлов и открыл "Улитку на склоне" все на той же первой странице.
Он уже прочитал о том, как какой-то Перец сидит на краю высокого обрыва и бросает вниз камни - туда, где раскинулся безбрежный лесной массив с неизвестными науке биологическими формами жизни.
- Ишь ты, на Ньютона намекают! - подумал он, вспомнив прочитанные в журнале "Наука и жизнь" слова великого ученого, сказанные им перед самой смертью. О том, что он, сэр Исаак Ньютон, несмотря на всеобщее признание его механики движения физических тел, все равно чувствует себя ребенком, который бросает камушки в море, не ведая его ширины и глубины.(6)