- Старый стал, - сказала, поднимаясь, вторая.
Скрипели ступеньки, старухи спускались с крыльца.
Ангелина проводила их, вернулась. Было тихо. Потом Андрюша глупо улыбнулся:
- Геля, если пойдешь, возьми меня, заодно кассу захватим.
- Глупец, - сказал дед Артем, - кассы не существует.
Эдуард Олегович молчал, поглядывал на всех, был бледен.
26
- Ничего страшного, - сказал серьезно Вениамин. - Стакан живой воды поставит меня на ноги. Разве не так?
- Спать, спать. - Эдуард Олегович поднялся. - Мне, к сожалению, еще одного пациента навестить надо. Долг прежде всего.
- Может, его на ночь выпустить из погреба? - сказала Элла. - Он же простудится.
- Нет, - сказал дед Артем, - и не подумаю. Делайте со мной что хотите. После того как мельница сгорела и Мишка погиб, нет ему пощады - это же банда, которая сама никого не жалеет!
- Я с вами полностью согласен, совершенно, абсолютно, - сказал Эдуард. Но я гуманист и ничего не могу с собой поделать…
- Пошли вместе, - сказал дед. - Я послежу. Передай-ка мне ружье, Андрюша.
- Это лишнее, - сказал Эдуард Олегович, - вы устали, вы пожилой человек. Я с ним справлюсь.
- Не знаю, как уж и справишься, а вдвоем лучше. Пошли, пока дождь не хлынул.
- Идите, - согласился Веня.
Температура у него была тридцать девять и шесть.
Когда дверь за ушедшими закрылась, засобирался и Андрюша.
- Пойду в Красное, ничего со мной не случится.
- Куда ты пойдешь? - возмутилась Элла. - На тебе же лица нет!
- Хорошо, - сдался Андрюша. - Тогда я иду отдыхать. Через час прошу меня разбудить. К тому времени, надеюсь, и гроза пройдет. Дайте слово, что меня разбудите. - И он твердым шагом, хоть ноги и ныли от дневных хождений, прошел в холодную горницу, рухнул на постель и тут же заснул.
27
Андрюша не слышал, как бушевала гроза. Он проснулся от тишины, слагавшейся из ровного и густого шума дождя, который был постоянен и потому неслышен.
Андрюша вскинулся, вскочил в полной темноте с кровати, выбежал в сени. Ему показалось, что дом опустел, что все покинули его.
Но в щель под дверью в теплую половину пробивался свет.
Андрюша распахнул дверь, щурясь заспанными глазами. На ходиках была половина второго. Вениамин спал. Он был пятнист - черное с красным. Дышал часто, ворочался, сучил во сне руками. Возле кровати на стуле дремала Элла.
- Что случилось? - прошептал отчаянно Андрюша, злой на весь свет, оскорбленный предательством близких, а еще более предательством собственного тела, которое потратило на сон четыре часа. - Почему никто не думает о Вениамине?
- Ах, - вздрогнула Элла, - ты проснулся?
- Каждая минута на счету, - сказал Андрюша.
- Причешись, - сказала Элла, - ты дико выглядишь. Мы тебя не будили, ждали, что пройдет дождь.
Вениамин забормотал во сне. Вошла Ангелина со сложенным мокрым полотенцем, положила на лоб Вене.
- Какая температура? - спросил шепотом Андрюша.
- Сорок, - сказала Элла.
- Эдуард приходил? Что говорит?
- Нет, пропал куда-то, - сказала Элла. - Он тоже устал.
- У вас есть сапоги? - спросил Андрюша.
- Погоди… - Ангелина принесла резиновые сапоги и брезентовый плащ. Впору будет? - спросила она.
- Впору, - сказал Андрюша, переобуваясь. - Ну я пошел.
- Иди, - сказала Элла, - только будь осторожен.
Андрюша пересек двор, скрипнула калитка. Почему-то ему показалось, что ливень на улице сильней, чем во дворе. Струи дождя сразу нашли путь за ворот, и плащ отяжелел. "Как я дойду до Красного? - подумал Андрюша. - Тридцать пять километров лесом. Пять километров в час… Семь часов. Главное, не терять темпа".
Он огляделся. Было темно так, что глаза с трудом, лишь по тусклому блеску луж находили дорогу. Небо было затянуто тучами. Силуэты домов и заборов угадывались лишь потому, что были темнее окружающей темноты. Дождь сыпал мельче, но густо и занудно. Собаки молчали, все в деревне молчало.
И сквозь этот бесконечный молчаливый шорох дождя до Андрюши донесся крик, приглушенный, еле слышный, и были в этом крике отчаяние, одиночество и безнадежность. Андрюша побежал, скользя по лужам, к площади. Крик заглох. Андрюша остановился, и ему стало страшно, страшно посреди деревни, и сознание этого заставило его содрогнуться от мысли, как он будет идти по тайге.
Крик возник вновь и вновь оборвался.
Андрюша упал, но он уже так промок, что это не имело значения. Плащ налился свинцовой тяжестью, и все было как в кошмаре, и хотелось открыть глаза, чтобы увидеть хоть какой-нибудь свет.
- Помогите! - донеслось сквозь дождь и оборвалось вновь.
- Иду, - сказал Андрюша, и голос его оказался тих, сорвался, не хватило воздуха.
И вдруг крик раздался снова совсем рядом.
Глаза ли привыкли или в тучах был просвет, но Андрюша вдруг догадался, что стоит возле погреба, куда заточили Василия. И его взяла злость - оказывается, бежал на помощь негодяю.
- Помогите! - Голос был тонким. Василий притворился немощным, чтобы вызвать жалость у прохожего. Но какой здесь прохожий?
- Молчи, - сказал в сердцах Андрюша, намереваясь повернуть обратно. Сколько времени потерял…
- Андрюша! - Голос был близко. - Андрюша, счастье ты мое!
- Дед Артем? Почему вы здесь?
- Прелестно, великолепно, - раздался второй знакомый голос. - Мы никак не рассчитывали на вашу помощь. Это замечательно!
- И вы, Эдуард Олегович?
- Наша вина, наша вина, - сказал Эдуард. - И эта гроза, все за заборами, адский шум, ничего не слышно. - Пленники говорили сквозь маленькое окошко, голоса их доносились глухо.
- Обманул он нас, - объяснил дед Артем. - Притворился спящим, а потом ключи схватил и бежать. И замкнул.
- Мы виноваты, ах как мы виноваты! - сказал Эдуард. - Теперь он уже в лесу, в безопасности.
- Найдем, - твердо сказал дед Артем. - Отмыкай.
Андрюша нащупал замок, амбарный замок, крепкий.
- А где ключ? - спросил он.
- Ключа нету, - сказал дед Артем, - унес он.
Андрюша попытался сбить замок кирпичом, найденным рядом. Кирпич раскололся пополам.
- Не открывается, - сообщил он.
Все было мокрым. Весь мир был мокрым и холодным.
- Иди домой, - сказал дед Артем, - топор возьми, ничего не поделаешь.
- Глупо, - сказал Андрюша. Он хотел было добавить, что каждая минута на счету, а тут два… гм… человека дали запереть себя в подвале. Но сдержался, понимая, что все равно надо их спасать. - Иду, - сказал он и вдруг увидел, что из темноты на него глядит яркий тигриный глаз. Он сжался, колени стали мягкими… Но нет, это не глаза хищника, это фара. Кто-то ехал по дороге.
- Эй! - закричал Андрюша, как кричат моряки, завидя парус после года, проведенного на необитаемом острове. - Эй, стойте!
Мотоцикл ослепил Андрюшу. Голос Глафиры спросил:
- Что вы тут делаете?
- Это ничего, - донесся голос из погреба, - это хорошо. Не плачь, Эдуард, спасение пришло.
28
Элла сопротивлялась, утверждая, что мальчику Коле одному ехать в Красное после трудного дня в такую темень совершенно невозможно, но Коля был как кремень. Поедет, и все тут, только заправится - в сарае есть запасные канистры. Расстроен Коля был смертельно: такой день, столько событий, а его не было. Он был глубоко убежден, что, будь он в деревне, и мельница не сгорела бы, и медведь бы не погиб, и Веня не пострадал бы. Но дело прошлое, теперь же спасение зависело от Коли, и тут все препятствия были несущественны.
Веня проснулся, он был в сознании, но сильно страдал. Элла с Глафирой хлопотали возле него, а Коля с Андрюшей пошли в сарай.
- Василию не завидую, - сказал Коля. - Мы с милиционером его с утра возьмем. За ним еще дела найдутся.
- Может, с тобой поехать, чтоб не скучно было?
- Только машину перегрузишь, - сказал Коля. - Лучше за женщинами присмотри. Ты один тут мужик остался.
От похвалы стало приятно, хоть исходила она от мальчика.
- Как же этот Васька их скрутил? - рассуждал Коля. - Достань-ка мне масло с полки, ты повыше будешь, акселерат.
- Он на Эдуарда кинулся, зарычал, Эдуард струхнул, споткнулся о ящик, деда свалил. Остальное - дело техники.
- Это так, - согласился Коля. - Ну я поехал.
Андрюша помог выкатить мотоцикл за ворота, закрыл их, привычно ежась от дождя, глядя, как тает в струях воды красный огонек.
Напротив горел свет у деда Артема. Дед переживал. Был унижен. Может, навестить его?
Переходя улицу, Андрюша вдруг понял, что видит уже и дорогу, и темный забор деда. Три часа - начинает светать. Здесь рано светает. А спать не хочется. Дождь вроде бы стал потише, хотя за лесом все еще вспыхивали зарницы и перекатывался гром.
Короткий звук догнал Андрюшу: во дворе хлопнула дверь. Кто-то вышел. Звуки разносились далеко и гулко.
Снова тишина. Потом осторожные шаги по доскам, скрипнула калитка. Андрюша замер у дедова забора.
В калитке образовалась тень. Ангелина стояла, словно не зная, что делать дальше, куда идти.
- Эй, - тихо сказала она, - ты где?
Андрюша не откликнулся. Человек обычно чувствует, что зовут не его. И горькое подозрение мелькнуло в голове юноши - она зовет Василия, переживает за него, ждет, а все разговоры о живой воде, все сказки, ключи и компрессы - так, развлечение. Все равно мы здесь чужие, подумал Андрюша. Вот приехали, уедем, а деревня будет жить дальше по своим странным законам… до тех пор, пока не построят здесь санаторий, не понаедут отдыхающие, которые обволокут своими, новыми и неинтересными легендами пушку на площади и странное название "Царицын ключ".
Черная тень пронеслась по светлеющему небу, захлопали крылья. Ворон опустился на забор рядом с Ангелиной, четкий силуэт его громоздился над девушкой.
- Гришка! - обрадовалась Ангелина. - А я боялась, что ты не прилетишь! Нам спешить надо.
Ворон взмахнул крыльями, как будто стряхивал с них капли дождя.
- Подожди здесь, я сапоги надену, банку возьму.
Стукнула калитка. Андрюше стало стыдно, что он подглядывает. В это время тонкий длинный скрип раздался сзади. Андрюша оглянулся. Приоткрылось окошко, и он угадал голову деда Артема. Вдруг стало темно - у деда погас свет.
- Ты чего здесь стоишь? - Дед разглядел Андрюшу.
- Я Колю провожал. Потом хотел к вам зайти, а тут Гришка прилетел.
- Ты не мешай, - сказал дед, - нельзя мешать. И за ней не ходи. Все испортить можешь.
- Вы же не верили, - сказал Андрюша.
- Я и сейчас не верю. Но мешать нельзя, понимаешь?
Снова стукнула калитка. Ангелина в тонком плаще и высоких резиновых сапогах, с бидончиком в руке вышла на улицу.
- Пошли, - позвала она.
Ворон тяжело поднялся с забора и полетел к площади. Ангелина двинулась за ним - захлюпали по лужам сапоги. И все стихло.
- Ну вот, - прошептал дед, - нам и спать можно. Иди домой.
В голосе деда был приказ. И Андрюша подчинился приказу.
Перейдя улицу, он оглянулся. Белая бородка деда вновь возникла в загоревшемся окошке. Андрюша вошел во двор, притворил калитку. И остановился. Он представил себе, как Ангелина одна идет сейчас к холодному мокрому лесу… А Василий или его сообщник? Ее могут выследить. Разве ворон - защита?
Дед не велит. Но дед относится к этому как к сказке, а если вспомнить, что сейчас конец двадцатого века, что сказок не бывает, а случаются необъяснимые, вернее, объяснимые, но еще не разгаданные физические явления? Почему Ангелине будет хуже, если кто-то поможет ей, если кто-то будет ее охранять?
Андрюша рассуждал так и думал, как бы выбраться из двора, чтобы дед не заметил. Ведь можно идти поодаль, только охранять ее, не приближаться… На улице блеснула лужа. Прижав глаза к щели в воротах, Андрюша увидел, что дед в ватнике, в высоких сапогах и мятой треуголке стоит у своего дома, прислушивается. "Ах ты хитрец, - подумал Андрюша, - а сам-то решил идти за Ангелиной…" Дед вышел, прикрыл осторожно калитку и засеменил по лужам к площади. "Все ясно, это снимает с меня моральные обязательства, - подумал Андрюша. - Где резиновые сапоги? Больше ничего не брать - только сапоги".
Он перебежал во двор, ворвался в сени, стал шарить в темноте.
Дверь из комнаты приоткрылась, выглянула Элла.
- Кто там? - прошептала она. - Это ты, Андрюша? Тише, Веня заснул. А Коля уехал?
- Все нормально. Я к деду Артему схожу.
- Три часа ночи, что за хождения? - сказала Элла скорбно. - И куда пропал Эдуард? Андрюша, если ты собираешься выходить на улицу, добеги до его дома. Может, он не спит… он обещал что-нибудь найти. Как ты думаешь, этично его разбудить?
- Этично, - сказал Андрюша. - Совершенно этично.
Он выбежал на улицу и, не скрываясь, не таясь, поспешил к площади. Да, надо заглянуть к Эдуарду. А может, не заглядывать? Пользы от него никакой, фельдшер он липовый, только переживает. Но, с другой стороны, Элле спокойней, если он рядом… Ладно, постучу ему в окошко, сказал себе Андрюша. Передам и пойду дальше.
Он миновал деревья, скрывавшие пушку. Кто же из нее будет утром стрелять? Если старик не вернется, то впервые за много лет пушка не выстрелит. Так гибнут традиции. Не выстрелит раз, два, потом забудут и научатся вставать под будильник. Или вообще не встанут завтра утром? И птицы не будут петь, и коровы не дадут молока? Андрюша внутренне улыбнулся, но тут же вспомнил, как лежал, раскинув лапы, медведь возле мельницы…
У клуба он остановился. В окне Эдуарда горел свет. Андрюша приподнялся на цыпочки, заглянул - там никого не было. Из-под застеленной кровати выглядывало что-то синее. Андрюша постучал по стеклу. То ли подождать - может, Эдуард вышел по нужде, то ли бежать дальше, пока дед с девушкой не затерялись в лесах? И тут он услышал тихие голоса, доносившиеся из-за угла дома.
- Чего, - спросил знакомый высокий голос, - тебе чего не сидится?
- Она пошла, - ответил низкий бас. Василий? О чем он разговаривает с Эдуардом? Неужели они уже помирились? - И старик поперся. Треуголку надел и поперся.
- Старика мы пугнем. Старик нам не страшен. Так что иди быстро, не выпускай ее из виду и не догоняй. Понятно?
- Понятно, да неприятно. В лесу медведи ходят.
- Нет твоего медведя, пришил я его.
- Все равно лес… - басил Василий.
- Девчонке в лесу не страшно, а ему страшно? Икру по твоей трусости потеряли, теперь и золото прозеваем. Оставайся, жди милицию, она по тебе плачет.
- Ты меня не пугай. Если так дело пойдет, я скажу, кто был моим инициатором.
- Слово выучил! А доказательства? Я в лесу не был, я не хулиганил, у меня все в порядке, комар носу не подточит.
- Римма в магазине скажет.
- Не скажет. Это ты ей икру привозил, ты ей лекарства передавал и рыбу все ты.
- Все равно посадят.
- Да иди ты скорей! Надоел, зануда.
- Я тебя подожду.
Эдуард грязно выругался и бросился в дом. В окно Андрюша видел, как он скинул пиджак, вытащил из-под кровати синий мундир, натянул его, схватил треуголку из ящика стола - и на голову. Андрюша стоял не дыша, не двигаясь совсем рядом, за углом, слышалось тяжелое дыхание Василия.
Вот тебе и тихий фельдшер, интеллигентный человек. Значит, это он убил медведя и сжег мельницу…
Эдуард-привидение метнулся по комнате, вытащил из шкафа складной зонтик. Все, к Вениамину он не пойдет, больные его не интересуют… Андрюша переступил с ноги на ногу и чуть не попался: дыхание Василия прервалось, но тут скрипнула дверь, свет в комнате погас. Эдуард был на улице. Андрюша вжался в стену.
- Пошли, - сказал Эдуард. - А куда идти, знаешь?
- Знаю, к Волчьему логу. Куда же еще?
Две темные фигуры отделились от угла здания и поспешили к лесу.
Андрюша понял, что выхода у него нет, только за ними! И не выдавать себя, пока возможно. На его стороне внезапность…
29
Сначала Андрюша шел быстро - ему показалось, что, если все те, кто идет впереди него, свернут на какую-нибудь тропинку, то он проскочит мимо и придется тогда плутать по незнакомому лесу… Он спешил, боясь отпустить от себя Эдуарда и Василия.
Они уже вошли в лес, где под деревьями было совсем темно, и Андрюша чуть не налетел на них, выскочив из-за толстого ствола. Совсем рядом скользнул луч фонарика, он шастал по листве и стволам, потом метнулся вбок, осветил позумент на камзоле и погас. Эдуард и Василий решали, видимо, по какой тропе идти. Андрюша зажмурился и услышал, как, перекрывая неровный стук капель, срывавшихся с листьев, запела первая птица. Услышав ее, принялась выводить несложную мелодию вторая, третья. Начиналось утро.
Андрюша старался держаться сзади, а на ровных участках дороги отставал настолько, что силуэты преследуемых сливались с сеткой дождя. Эдуард с Василием тоже шли осторожно, приостанавливались на поворотах.
Так прошло более часа. К пяти в лесу рассвело, дождь почти перестал. Вот-вот должно было взойти солнце, приближение его ощущалось в растущем буйстве птичьих голосов.
Лесная дорожка, кое-где заросшая, кое-где протоптанная плотно и широко, вывела к узкой и длинной долине, по которой протекал ручей. В зарослях тростника просвечивала вода, взрябленная дождем. Дорожка выбежала на берег и шла по опушке, но Андрюша не решился выйти на открытое место и потому пробирался кустами по краю леса, где с каждой ветки за шиворот сыпались ледяные капли.
Что-то тяжело вздохнуло в тростниках, взлетели утки, и сверху Андрюша увидел скользкую черную спину какого-то чудовища, которое медленно пробиралось к полосе открытой воды. Эдуард с Василием тоже заметили чудище и остановились. В тишине до Андрюши донесся высокий голос Эдуарда:
- Крокодил!
- Не, - ответил Василий, - крокодилы у нас не водятся. Сом это, о нем давно известно, что здесь обитает. Только ничем его не взять. Даже пулей.
- И не нужно, - сказал Эдуард. - Мясо у него несъедобное.
- И мясо паршивое, - согласился Василий.
Сом на секунду выставил из воды тупое рыло с маленькими тусклыми глазками, пошевелил усами в метр длиной и ушел в глубину, взбаламутив воду. Тростники долго еще покачивались, а утки летали над водой, не решаясь опуститься.
Дорожка подвела к самой воде. Здесь, в узкой горловине, ручей бурлил горным потоком, и переходить пришлось по скользкому бревну. Затем тропинка ушла в сторону от ручья, вверх, в светлую и прозрачную березовую рощу. Андрюша перебегал от ствола к стволу, солнце неожиданно выскочило из-за горизонта, разорвав облака, его лучи ворвались в рощу, прорезав ее насквозь.
Эдуард и Василий остановились перед громадным серым валуном. Фельдшер наклонился и пошел вокруг камня. Василий закурил, потом зашагал дальше. Эдуард догнал его.
Когда Андрюша достиг того же места, он увидел на валуне слова "Царицынъ ключъ", выбитые глубоко, резко.