И успокоился. Ровно до того момента, когда вспомнил, что не худо бы позавтракать.
Ну, вывернул карманы. Нашёл кусочек витаминизированного шоколада, пяток таблеток, снимающих жажду, полтюбика джема… Самое большее, до вечера протянуть можно. А дальше-то как? Только подумаю, что придётся тухлую мертвечину жрать, аж тошно становится. Нет уж, дудки. Устроим охоту. Есть же тут какие-нибудь звери?
А тем временем Ада лошадей оседлала. И я сообразил, что верхом на живых тварях не ездил никогда.
Лошадь мне досталась та, что потолще. Как я на неё карабкался - туши свет. А Ада наивно так спрашивает:
- Ты чего, ездить не умеешь?
- Ездил когда-то, - говорю. - Разучился. И зубы-то нечего скалить - это ты во всём виновата. Между прочим, у меня в машине заговорённое оружие было. И бальзам от любых ран. И ещё полно отличных штук. И всё погибло - а ты ржёшь!
Чувство вины - великая вещь, если пользоваться умеючи. Если б Ада не провинилась накануне, обгадила бы меня за мою утончённую манеру верховой езды с ног до головы. А так - ничего, только похихикивает про себя.
Да я и сам понимаю, что смотрюсь, как мешок с фиалками, на той лошади. Но мне совершенно не до смеха было, честное слово! Это вы не представляете, что такое практически вся эта первобытная романтика! Я сам в жизни не думал, что лошади такие неудобные - жёсткие, без всяких амортизаторов, и к тому же, ещё приванивают.
К полудню у меня уже было такое ощущение, что меня сутки палками лупили. И я ненавидел эту скотину безмерно, особенно, когда мы нашли колодец, и лошади начали оттуда пить и вдвое раздулись, и ехать стало ещё хуже, если это вообще возможно.
Утешало меня только одно. Когда солнце встало в зенит, на горизонте горы обрисовались. И Ада мне сообщила, что надо поторопиться, тогда мы к завтрашнему вечеру будем на месте.
День прошёл без особых приключений, но запомнился, как кошмарный сон. Я устал, как каторжник в каменоломнях, и был точно такой же голодный. Уже ближе к вечеру я ухитрился подстрелить какую-то ушастую попрыгушку, про которую Ада сказала, что она съедобная. Только раньше-то я не часто охотился, по неопытности с зарядом переборщил чуток… В общем, это существо обуглилось посередине, в нём образовалась дыра, а целыми фактически остались только ножки… Единственное, чего я добился, это безмерное Адино уважение.
- Великолепное оружие! - говорит. - Вот именно колдовское. Настоящая молния.
- Да уж, - отвечаю. - Гром его разрази…
Вечером, на отдыхе, я пристроился жарить этим ножки. А Ада тем временем возилась со своей оставшейся тухлятиной. И букет мы вдвоём распространяли такой, что по-моему, в округе должно было дохнуть всё живое. Но Аде, конечно, не привыкать, проблемы мои личные…
Мне жрать хотелось ужасно - и я погрыз эти горелые кости, как голодный шакал, обругал последними словами местную фауну и бросил остатки в костёр. А потом лёг спать - глаза сами собой заклеивались намертво.
Я сразу отключился, хоть мы и легли в этот раз у костра, под открытым небом. И мне почему-то было тепло, даже теплее, чем в пещере. Мне приснилось даже, что это Ада прилегла рядом, обняла меня и греет. Но наяву выяснилось, что это просто сонные бредни - она спала через костёр от меня. Ради безопасности, надо полагать. И я решил, что мне до сих пор от звездоликой в себя не прийти.
Утро на следующий день выдалось холодное, на траву роса выпала. Просыпаюсь ни свет, ни заря, и понимаю, что вчерашний день был всего-навсего тренировкой перед сегодняшним. Мокрый я, как мышь, думаю одной нецензурщиной, а суставы от сырости, похоже, заржавели и скрипят. И не нужно мне уже от жизни ничего, ни пирита, ни авиетки - пристрелите меня, кто-нибудь, чтобы не мучался, и я умру счастливым, и всех прощу, даже Виви.
А Аде всё нипочём. Странная штука цивилизация. Почему, интересно, мозги развиваются за счёт способности адаптироваться? Нет, дикарём быть хорошо: выспался на голой земле, нажрался тухлятины - и вперёд! Чем не жизнь!
Ада на завтрак доела то, что от муравьёв осталось - по-моему, даже вместе с теми муравьями, вроде приправы, для пущей пикантности. Я выпил водички из её фляги. Хотел покурить с горя, но выяснилось, что сигареты мокрые. А эта дурища ещё давай меня расспрашивать про курево - вчера ей, видите ли, было неловко.
- Ох, отвяжись, - говорю, - от меня ради покойных родителей хоть на полчасика! Дай в себя прийти!
Она обиделась и заткнулась.
Едем дальше.
Дорога раньше была песчаная, лошади шли легко, а теперь какие-то булыжники начались. Лошади ногами грохочут и трясутся, как нездоровые. Кругом туман пластами лежит - хоть режь его - а из тумана какие-то камни торчат. Скалы или что-то в этом роде. Свежо. А на мне единственная сухая вещь - это трусы, да и те не вполне.
О том, чтобы залезть в душ, я уже мечтаю, как грешник о загробном блаженстве. Безнадёжно.
А потом взошло солнце, стало тепло, потом жарко. Я пожалел, что быстро высох, и стал думать, что нет в мире совершенства.
А местность, между тем, совсем другая пошла. Степь кончилась. Дорога стала подниматься кверху и петлять, как тот самый запутанный шнурок. Кругом кусты и камни, камни и кусты, в кустах птицы вопят, а через дорогу змеи ползают. Синие и красные, попарно. Мимо толпа каких-то зверей пронеслась. У каждого из башки ветки растут, по две штуки, только без листьев. Глючное местечко.
Но люди уже третий день не попадаются, кроме того колдуна, чтоб он лопнул.
- Слушай, - говорю, - Ада, а почему людей давно не видно?
- Место, - говорит, - тут паршивое. Кто ж будет по соседству с колдунами жить? Разве только горцы, но это туда дальше. И вообще, боюсь я чего-то. Как бы колдуны в свои волшебные зеркала не увидали, что мы идём…
- Не идём, а едем, - говорю. - Не увидят, не мандражируй.
Но сам думаю, что неохота с этими гадами близко общаться. Не то, чтобы я верил в колдунов, но всё-таки…
Тревожно как-то. Едем, а я по сторонам озираюсь. В космосе мне сам чёрт не брат, там я знаю, что опасность не пропущу, что всё важное замечу - там мне привычно, да и техника помогает. А тут сплошная каша, зелёная и пёстрая, тяжело даже движение засечь - верно, неприятно. Я тогда вообще много думал, что орлу Простора, мол, в принципе нечего делать в чужих мирах с постоянной силой тяжести. Понесла ж меня нелегкая…
Короче, я чуток нервничал, что пропущу что-нибудь дико важное. Но мы ботинком щей не хлебаем - внимание тренированное всё-таки. Я заметил.
Дёрнуло меня от макушки до самых пяток. Ножку я увидал, представляете!? Торчит из зарослей ножка, босая, крохотная, вся в ссадинах и крови!
Дураку ясно, у кого может быть такая ножка!
- Ё… - говорю. - Да стой ты, Ада! Смотри!
И спрыгиваю с лошади. Спрыгивать я лихо научился, как настоящий наездник - куда приятней и проще, чем залезать снова.
- Золотко, - говорю туда, в куст, - ты меня слышишь, а?
Услыхали. Ножку подтянули и сели.
Сидит в этой пыли у дороги, в высокой траве, крохотный лешачок, эльфёнок летающий. Незнакомый. Выглядит жутко. В смысле, жалко. Лохматый, пыльный, без цветочков, без блестяшек, в длинной рубахе из мешковины какой-то драной… В тёмных пятнах - в крови, силы небесные!
И тут я, идиот, наконец, сообразил: ничего в них сверхъестественного нету! И больно им бывает, и умирают они, как и мы. И никакие они не ведьмы, просто необычная такая раса со своими причудами. И у меня аж сердце кольнуло.
Я полез в заросли, а он смотрит и улыбается. Успокоенно так. Знаю я такую улыбку: как у тех ребят, к которым ты успел на помощь, когда у них уже один баллон кислорода на троих оставался.
Я его поднял и вынес на дорогу. Он лёгонький был, но чуток потяжелее, чем мои дружки в лесу. Будто у него этот самый внутренний регулятор веса вырубился от боли или ещё от чего… и он, как ребёночек, положил мне голову на плечо - а пахло от него сквозь пыль Поющим Лесом и тамошними цветами.
И вот выбираюсь я на ровное место с этим птенчиком и вдруг вижу: уставилась Ада на нас, как моль на нафталин, рука на эфесе, общий вид - готовность номер один.
- Ада, - говорю, - расслабься. Великие воины с ранеными не сражаются, дык?
- Это, - шипит, - ведьмак из леса! Что он тут делает?
Меня такое зло взяло - дышать стало трудно.
- Загорает! - рявкаю. - Ты что, не понимаешь, что он делает, трах-тибидох!? Общался с твоими колдунами, дошло наконец!?
Ада обороты слегка скинула, но рожа хмурая и смотрит искоса.
- Мне, - говорит, - это не нравится. Мне вообще не нравятся летающие ведьмы.
- А мне очень нравятся, - говорю. - У них мозги есть, и ещё они пауков не боятся.
Тут мой раненый тихонечко хихикнул, как в лесу, а я подумал, что он выживет, раз может ехидничать. Зато Ада разобиделась в пух и прах и выдаёт мстительно:
- Поехали, Снайк. Ты верхом-то сесть сумеешь?
- Какая ты заботливая, - говорю. - Не беспокойся, пожалуйста, дорогая - без шибко грамотных разберусь.
Я посадил своего найдёныша на лошадь, а он, добрая душа, подал мне руку. И никаких эксцессов. Ну что бы я без него делал?
- Как ты, старина? - спрашиваю. - Живой?
- Маленько есть, - отвечает. Чуточку хрипло для лешака. - Спасибо, Снайк. Теперь всё - путём.
- А тебя как звать? - говорю.
Махнул ресничищами, как девочка, и пропел в две ноты, с улыбочкой:
- Ори…
С того момента, как я лешака нашёл, жизнь пошла чуток повеселее. Мне действительно летучий люд нравится - даже то, что они всё время хохмят и треплются. Куда приятней, чем с угнутой мордой нести всякую злобную чушь.
Славно. Едем, не торопясь, Ори к моему плечу привалился - и гонит, и гонит… Диву даёшься, как это можно часами придумывать всякие весёлые прогоны и болтать без передышки. Но приятно послушать толкового собеседника. Даже Ада, я замечаю, прислушивается, хотя невзлюбила его сходу - невооружённым глазом заметно.
А я очень и очень много всего выяснил. Например, что у лешаков с колдунами, которые на самом деле не колдуны вовсе, а хозяева подземелий, отношения жутко напряжённые, чтоб не сказать больше. И что в действительности, это две высокоразвитые мангровые расы. Подземный народ, видите ли, технократы, у них машинная культура, а лешаки такое дело не принимают. У них самих развитие по какому-то другому пути пошло, как выразился Ори, "наша обалденно совершенная психика позволяет обходиться без механических протезов". Имеет место контроль лешаковского живого разума над мёртвой материей, и тот контроль привёл к тому, что мёртвой материи осталось не чересчур много. Всё одухотворилось. Во всяком случае, в их Поющем Лесу и других местах, которые они по-настоящему контролируют. Они там делают себе климат и улучшают свою среду обитания до полного совершенства. И норовят переделать весь мир в нечто доброе, прекрасное и гармоничное, в общем, сказку сделать былью и устроить микроэдем во плоти, в масштабе отдельно взятой планеты.
Такое дело подземным не нравится. У них насчёт сказки и были другие представления. Они агрессивные и им хочется самим всё менять по своему усмотрению. И если лешаки воевать не умеют в принципе, то подземные собаку съели на этом деле. У них имеется настоящее оружие. Если лешак попадётся подземным в лапы, ему мало не покажется. А попадают, часто случается.
Одно время летающий люд пытался вести переговоры. Но те переговоры, ясен перец, никуда не вели, потому что моментально выяснилось: в сущности, каждый хочет весь мир себе заграбастать и жить в своё удовольствие, ни с кем не делясь. И поэтому теперь идёт постоянная полувойна за сферы влияния.
Лешаки стараются с подземными не пересекаться, но плоховато выходит.
- Да ещё такие, как эта дама, - говорит, - под руками путаются на нашу голову.
Самым невинным тоном.
Ада как вскинулась! Ну первое из всего рассказа Ориного, что она до конца поняла.
- Ты как смеешь такое говорить, - кричит, - ведьмак паршивый!? Подобрали, не издох - сиди, молчи и радуйся!
А Ори будто не слышит.
- Это, - говорит, - Снайк, в нашем мире - побочный продукт эволюции антропоидов. Тупиковая ветвь. Почему-то боятся возможностей собственных мозгов, от страха клинятся и не могут развиваться. Мы их охраняем от подземных жителей, как интересную редкость, а они вот так выступают при случае. Не знают, кто их кормит и воспитывает.
- Кто это тупиковая? - Ада говорит. И пыжится.
- Правильно, - отвечает Ори. - Ты, моя прелесть.
- Скажи ему, Снайк, - рявкает Ада, - чтоб не смел оскорблять Жрицу Третьей Луны, а то я за себя не ручаюсь!
- Жрица! - и Ори воздевает глазки. - Не жри меня, милая, а?
- Да хватит уже, - говорю. - Вот и не подерётесь!
- А что он всё время говорит непонятное? - Ада бурчит. - Ведь заклинания, наверно.
- Успокойся, - говорю, - девочка, порчу не наведут. Я слежу.
Ори на меня понимающе посмотрел и промолчал. Ада его застрелила презрительным взглядом и отвернулась. И я понял, что можно нормально разговаривать дальше.
Мне ужасно хотелось понимающему собеседнику в плечико поплакаться, как меня обокрали, бедного. Но разве у лешего зловредного дождёшься сострадания?
Сплошные хихиксы.
- Одного понять не могу, - говорю, - как этот гад туда попал? Я сейчас так понимаю, что там ваши земли, да? И потом: как же это ему удалось переманить вашу девочку? Она ж с ним заодно была…
А Ори мне в плечо уткнулся и всхлипывает - ржать уже моченьки нет.
- Снайк, - стонет, - я не могу! Ты что ж, думаешь, что этот дед твой - это и есть подземный житель? Ох, убил!
Тут мы с Адой уже на пару зависли.
- А кто же? - говорю.
Ори слёзки вытирает.
- Милые, - говорит, - хорошие, ну разве так можно? Ну Аде простительно - дикарка, что возьмёшь, но ты, Снайк, цивилизованная личность! Стыдно! Ведь подземные жители-то не люди, причём совершенно, так-то, дорогуша! А наша девочка с ними заодно - просто пошлый анекдот! Нет, ты мне скажи, душка, ты что ж, правда думаешь, что там два разных существа было? Так вот, ошибаешься. Одно.
У меня чуть глаза не выскочили.
- То есть как, - говорю, - одно!? Да быть того не может!
А у Ады губы побелели и задрожали.
- Праматерь, - шепчет, - Творец, силы небесные! Оборотень…
Ори улыбается и кивает. Я вообще соображать перестаю.
- Погодите, - говорю, - ребята, одну минуточку. У меня ум за разум зашёл. Что это - оборотень? Или кто?
Ада как набросится на меня!
- Я ж тебе говорила, - вопит, - что был паук! Не смей мне не верить! Это он был паук, и дед с девкой тоже! Подлый гад! Ведьмино отродье! Нечисть поганая! Это холуи у колдунов, Снайк - шпионы да воры, их колдуны отряжают добрым людям пакости делать!
Я от этого словесного обстрела только башкой мотаю. А Ори как выпрямится! Синие глазки у него прямо серыми сделались, в прищур, острым металлом - по живому телу.
- Ты бы, - говорит, - а тон ледяной, без смешочков и приколочек, не слыхал я от лешаков такого раньше, - заткнулась, девушка. Оборотни - вершина эволюции, миру хозяева. Им и подземный народ, и летающий равно побоку, а уж такие, как ты - вообще пустое место. Плюнуть да растереть. И никому они не служат - кто их заставит?
Ада скривилась и цедит сквозь зубы:
- Гонорной, как видно… Здорово ж тебя причесали, ведьмак.
Ори на неё взглянул надменно, как король на прачку.
- Уж не ты ли?
- Да нет, - режет, тоном оплеухи - "на, дорогой, за всё хорошее!" - Это, по всему видать, колдуны с оборотнями вместе. То-то ты их готов облизывать, как сахарных, холуйская душонка!
И выдано это всё чётко, ровно, не торопясь, чтоб злой недруг во все детали врубился. А Ори задохнулся и моргает - может, и от злости, но скорей от удивления. И вдруг как рассмеётся:
- Ну и дама! - говорит, а вся злость с лица без следа стекла. - Ну и умница! Свободную душеньку, без предрассудков сразу видно! Да сиди уж, раз не понимаешь, молчи и радуйся!
Ада обломалась, что такой заряд вхолостую пролетел, обозлилась и молчит. Ори на меня посматривает боком: "Здорово, мол, я её срезал?" - а мне задумчиво и странно.
Ну чего он вскинулся, чего так дёрнулся оборотней защищать? Что он о них знает? Что его задело? Но это ладно. Меня другое волнует: кто из них правду сказал. Служат оборотни колдунам или нет? И это не какая-нибудь этическая задачка, это, можно сказать, вопрос жизни и смерти.
В подземельях ли моя авиетка?
К вечеру прибыли мы в милое место.
Этакий вокруг скальный лабиринт. Ущелья, камни, пещеры, и заросли лиан с синенькими цветочками и кустов с шипами. И родники. Некоторые из- под камней вытекают, некоторые по скалам сверху льются, а иные бьют ключиком прямо из земли. А вода в них чистая, вкусная и холоднущая, аж зубы ломит.
Уютно, как на Йтэн в столичном парке с гротами.
Ада огляделась и говорит:
- Дальше уже страна колдунов начинается. На ночь глядя туда глупо тащиться - попадёшь как раз к демону в зубы. Надо тут заночевать, выбрать пещерку посуше, а с утра и отправиться, тем более, что ночью явно дождь будет - дождём пахнет.
- Мы, - говорю, - скоро в пещерных людей превратимся.
Но ворчу, сам-то понимаю, что укрыться - резон есть. Пахнет действительно, сыростью и свежестью, и ветрено. По небу между скал стремительные тучи клочьями летят.
Остановились около пещеры прелестного вида - хоть в дикарей в ней играй. Рядом родничок. Мы лошадей распрягли, напоили и дали кусты щипать. Удивительно, скажу я вам, всеядные твари эти лошади! И траву жрут, и кусты, и кору, и колючки - и ничего им не делается. Только раздуваются и пыхтят, и носами шевелят. А носы у них длинные и странные: собраны в один пучок с верхней губой, и лошадь этим пучком траву щиплет и в пасть суёт… Что ты говоришь? Почему не лошади? А кто? Ну, ёлы-палы, у тебя семь пятниц на неделе, зоолог фигов! Раз уж договорились, будут и дальше лошади, я уже так привык.
Ада из арбалета подстрелила что-то летающее и потащила к костру портить. Ори на неё посмотрел - и его от брезгливости передёрнуло.
- Ты ведь это тоже не будешь, Снайк? - говорит.
- Не знаю, - признаюсь. - Я не в восторге, но жрать-то охота, не дохнуть же с голодухи.
Тогда он улыбнулся и подмигнул таинственно. И кивает на ближайший куст. А на кусте между цветами, на ветках, такие зелёные блямбы размером с кулак. На вид не аппетитнее Адиной стряпни.
- Это что, - говорю, - за чудо природы?
- А, - смеётся, - у подземных хозяев первейший деликатес.
- Так они ж, - говорю, - не антропоиды!
- Не антропоиды, - кивает. - Но и не дураки, будь уверен.
Разламывает, значит, эту шишку пополам, а она внутри кремового цвета, мягкая и по вкусу вроде творога. И я его просто расцеловать был готов, потому что всё вокруг такими кустами заросло. Снял рубашку - и мы туда набрали этих шишек, как в мешок, рукава связали, чтоб не высыпалось.
- А если их в костер покидать и подождать, пока полопаются, - Ори говорит, - то вообще потрясающая пища. Для пира.
И мы пошли в пещеру, где уже дым стоял коромыслом, потому что Ада костёр развела.
Ада на Ори - ноль внимания, а мне сказала только:
- Если всё время будешь одну траву щипать, то скоро запыхтишь, как лошадь, а потом ноги протянешь.