- Старина! - воскликнул раздраженно Челио. - Я должен поблагодарить вас за добрый совет, и всё же мне не хочется этого делать. Я - личный секретарь моего милостивейшего господина, и меня повесят, если выдам хотя бы пустяковый секрет или сведение, даже самое безобидное, полученное при расшифровке раньше, чем другие. О том, что я рассказывал вам там, в Риме, болтают даже дети на улицах.
- Все равно, - возразил старший, - иногда ты многое отдал бы за то, чтобы вернуть назад, казалось бы, ничего не значащее слово. Слишком часто из-за болтливости попадаешь в определенную зависимость от людей, с которыми лучше не иметь ничего общего; с незнакомыми или чужими людьми это вызывает своего рода доверительные отношения, а они потом могут привести к зависимости. Тому, кого считают словоохотливым, умный клеветник легко может приписать такое, чего тот никогда не говорил, и сумеет заставить других поверить в это.
Попутчики расстались недовольные друг другом.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Было начало июля, который принес в этом году небывалую жару. В Италии уже давно заметили, что в жаркие месяцы совершается больше преступлений и убийств. На севере же давно обратили внимание на то, что холодный климат ожесточает сердца людей больше, чем мягкий и теплый. В прекрасной Флоренции во всех домах и дворцах старались создать приятную свежесть и прохладу, многие богатые семьи выехали в горы в свои имения, и двор герцога тоже решил посетить несколько прелестных замков за городом.
Франческо Медичи был занят работой во дворце. Еще не обремененный годами, он уже начинал полнеть. Выражение его лица было мягким и приветливым, но он стремился напустить на себя серьезный вид. Его пристальный, умный взгляд одновременно отталкивал и завораживал. Франческо перенял его у короля и первых грандов в Испании, которых видел во время своего длительного пребывания там. Этим взглядом он часто ставил своих подданных в неловкое положение.
Перед ним стоял его секретарь Малеспина. Герцог, казалось, был им доволен и с удовлетворением слушал доклад о новостях в Риме. Ему было приятно узнать все мелочи о своем брате-кардинале, сообщаемые ему тайным секретарем. Не без злорадства он выслушал несколько анекдотов о частной жизни, а также о мелких слабостях, которые допускает в спешке или по небрежности человек, не зная того, что находится под неусыпным надзором.
Вошел камергер и доложил о визите герцога Браччиано. Франческо заметно стушевался и вполголоса промолвил с выражением глубокой досады на лице:
- Браччиано? Откуда прибыл этот неугомонный человек так неожиданно, так внезапно, как гром среди ясного неба? Что ему нужно во Флоренции?
Он махнул камергеру, тот вышел, раскрыв двустворчатые двери, и в ослепительном платье вошел высокий, статный мужчина с королевской осанкой. Франческо поднялся навстречу ему с сияющим от радости лицом и сердечно обнял его. Малеспина остолбенел, он готов был вместе с дворцом провалиться сквозь землю, ибо герцог Браччиано оказался не кем иным, как доном Джузеппе - его недавним спутником. Пока князья обменивались приветствиями, секретарь, бледный и смущенный, поспешил удалиться, а Паоло Джордано не подал даже вида, что знаком с ним. Секретарь понял, что будет умнее промолчать о вечере в Риме и совместном путешествии со знатным попутчиком.
Спустя некоторое время вошел и младший брат герцога, необузданный дон Пьетро. В его облике просматривались благородные черты Медичи, но в глазах блуждал беспокойный огонь, лицо было бледным, изнуренным. Чувствовалось, что он сильно взволнован. Войдя, он сразу принялся твердить о своем позоре, бранить семью, где ни отец, ни брат не прилагают усилий, чтобы наказать его жену, вызывающую публичные скандалы.
- А что будет дальше? - закричал вдруг дон Пьетро, нервно жестикулируя. - Я больше не буду терпеть это позорное пятно на своей семье!
Браччиано заговорил о разводе, о том, чтобы упрятать заблудшую женщину в монастырь.
- Чтобы привлечь еще больше внимания? - спросил Пьетро, нетерпеливо топнув ногой. - Гораздо проще и надежнее другое средство, которое не потребует вмешательства суда и священника.
- Что ты имеешь в виду? - спросил герцог.
- Ты так долго жил в Испании, - ответил тот, - и не знаешь? Только при одном подозрении, даже не имея доказательств, что женщина обесчестила мужа, там уже хватаются за кинжал.
- Мой принц, - промолвил Браччиано, - подумайте трезво и хладнокровно, прежде чем решитесь на крайние меры. Элеонора красива и умна. Вы прежде любили ее, избавьте себя, супругу и свет от трагедий. Не позволяйте клевете и подозрениям разрушить ваш дом, на блестящих страницах истории которого судьба уже оставила кровавые следы.
Великий герцог продолжал монолог в том же духе, взывая принца к благоразумию, но дон Пьетро прервал его негодующим криком:
- Что может знать старик о терзаниях молодого сердца? Пусть он сам сохраняет спокойствие и мягкость, тогда бедная сестра сможет наконец насладиться или семейным счастьем, или свободой. Но нет, господин герцог, вы годами в разъездах и уже, по сути дела, потеряли семью. Вы думаете и поступаете как итальянец, вы тоже чувствительны, когда дело касается вашей чести. Но сестра не подает вам повода для гнева и мести. А великий герцог - мой брат? Он всегда умеет быстро устранить того, кто встает у него на пути. Как ни мало вы, друг мой, беспокоитесь о своей супруге, вы непременно всполошились бы, если бы позор стал очевиден, и выбрали бы тот же путь, который я имею в виду. Главное преимущество аристократии перед низким отребьем в том, что нам не надо задаваться вопросами о форме наказания и праве. Если мы пойдем на уступки, то родовитый князь всегда будет в накладе, ибо мелочные и завистливые бюргеры станут оспаривать его законное право и унижать его на каждом шагу.
Великий герцог, казалось, молчаливо одобрял эти высказывания.
Разговор перешел в другое русло, и дон Пьетро удалился. Князь Франческо проводил его задумчивым взглядом, будто взвешивая про себя, сколько насилия уже свершилось в доме Медичи и сколько трагедий еще произойдет.
Браччиано удалился со словами, что намеревается отдохнуть в своих охотничьих замках, помириться со своей любезной супругой, которую слишком часто оставлял без внимания, посвятить себя воспитанию сына, то есть стать наконец примерным отцом семейства - до сих пор он жил совсем по другим законам. Герцог улыбнулся приветливо, но лукаво, по-своему истолковав эти слова. Браччиано отправился в свой дворец - распорядиться о подготовке большой охоты в горах. Пьетро тоже уехал со своей ветреной супругой и немногочисленной свитой. Изабелла встретила супруга в некотором смущении, ибо не видела его уже несколько лет. Ее удивили происшедшие в муже перемены: такой приветливой доверительности она не встречала в нем в прежние, лучшие, годы.
- Да, - заявил Браччиано, - я хочу прожить хотя бы одно лето в полном согласии с совестью; свои прекрасные охотничьи угодья в Церрето{104} я давно уже запустил, да и ты с удовольствием покатаешься верхом по прохладному лесу. Думаю, тебя, как настоящую героиню, не испугает дикий кабан? Мы прекрасно проведем время вдали от шумного двора: пусть приедут лишь несколько друзей. Жаль, что я до сих пор не занимался благоустройством нашего дома, не то что мой шурин великий герцог. Правда, он может потратить на свой Пратолино{105} гораздо больше, чем я.
Герцогиня Изабелла чувствовала себя так, будто оказалась в совершенно ином мире. Она никак не рассчитывала на внезапное возвращение своего супруга: весь ее привычный образ жизни должен был получить теперь другое направление. До сих пор ей казалось, что она знает характер мужа, но оказалось - нет: таким Изабелла его не видела и эти перемены пугали ее.
Герцогиня отправилась во дворец, чтобы попрощаться с братом - великим герцогом. Она нашла его уединившимся и размышляющим в его рабочем кабинете. Прекрасная женщина сердечно обняла его и поделилась своими сомнениями. Герцог был немногословен, но Изабелла всё медлила уходить, сама не зная почему.
- Ты выглядишь больным, бледным и усталым, мой дорогой брат, - промолвила она наконец.
- Могу сказать о тебе то же самое, - ответил он, - ты кажешься взволнованной, и лихорадочный румянец горит у тебя на щеках.
- Увидим ли мы еще друг друга радостными и в добром здравии? - спросила она, почти плача, и испугалась его пронизывающего взгляда, который неожиданно изменился и стал нежным, когда герцог, провожая сестру до двери, пожимал ей руку. Остановившись на пороге, она еще раз прижалась к брату, он ответил ей продолжительным, крепким объятием. С внутренней дрожью и выражением глубочайшей тоски он не скоро отпустил ее. Стоя уже за дверью, она прислушалась: всегда спокойный, немного замкнутый брат плакал, Изабелла хотела вернуться, но тут ее окружила толпа придворных, чтобы отвести в отдаленные покои великой герцогини.
Больная герцогиня, бледная и обессиленная, лежала на своей постели.
- Я уже знаю, - встретила она гостью, - как ты счастлива, помирившись со своим супругом, и завидую тебе. Только меня преследуют беды, и вполне возможно, что скоро я покину вас - невыносимо быть обузой себе и окружающим.
Изабелла с жаром стала целовать руки больной.
- Ты так добра, милая сестрица! - произнесла та. - Какой бы сумасбродной и легкомысленной ты иногда ни была, я всегда чувствовала твою любовь ко мне, хотя ты и дружишь с той, чьего имени я не хочу произносить, - может быть, больше для того, чтобы сделать приятное брату, чем потому, что уважаешь ее. Только не потеряй снова по легкомыслию и уважение своего супруга. Он прекрасный человек, он так великодушен и храбр, щедр до расточительности, он аристократ и князь до мозга костей и при этом не вспыльчив и не злопамятен, как многие из окружающих нас.
От княгини Изабелла направилась к Бьянке. Нашла ее в гардеробной за разбором головных уборов, платьев и украшений к сегодняшнему празднику.
- Сумасшедшая! - вышла Бьянка навстречу ей. - Ты уезжаешь сегодня и не можешь подождать праздника?! Посмотри, я хочу попробовать новую помаду - она, может быть, слишком яркая, но зато подчеркивает огонь в глазах. Мой маленький Франческо в восторге от этого изобретения нашего доктора. Ты не заметила, твой братец начинает понемногу толстеть? Но это ему идет; а вот твой второй брат, кардинал Фердинанд, холодный, расчетливый, - такой противный. Вообрази! Наш, или нет, твой Троило исчез - должно быть, лежит больной где-нибудь в деревне, но ни одна душа не знает где. Я так рассчитывала, что это весельчак своими проказами оживит наш нынешний праздник. Ты тоже остерегайся своего Браччиано - он был здесь у меня и совсем мне не понравился. За годы, что мы не виделись, он сильно изменился - говорит властно, пренебрежительно. А какое презрение по отношению ко мне! Будто он император и весь мир принадлежит ему! Эти несносные, злые мужчины позволяют себе всё, а нам, бедным женщинам, малейшую слабость ставят в упрек. Ты слышала, как Пьетро лютовал против своей жены? Верно, она зашла слишком далеко, стала дерзкая до безумия, и нам всем пришлось даже прекратить всякое общение с ней; но кто он, сам Пьетро - распутнейший из людей! Ему ли проповедовать добродетель?
Так продолжалась эта пустая болтовня еще некоторое время, потом Бьянка с преувеличенным дружелюбием попрощалась с Изабеллой:
- Я знаю, милая герцогиня, ты всегда была моей настоящей подругой, всегда помогала мне советом, я этого никогда не забуду. Если так случится, что тебе понадобится моя помощь, я сумею отблагодарить тебя. - И упорхнула в соседнюю комнату, где ее ждала портниха.
Изабелла не могла не задуматься над некоторыми вещами, которые, помимо ее воли, сами бросались в глаза. Откуда у Бьянки, показавшейся ей сегодня просто невыносимой, такая необъяснимая власть над братом? Великий герцог умен; не так тверд, как Козимо, его отец, но в делах - сильный, несгибаемый человек: он образован, благороден, горд, держится с достоинством и так много делает для своих подданных. "Но разве я сама не стремилась в чем-то подражать этой женщине? - Сердце пронзила досада. - Гордый, мужественный Браччиано имеет полное право презирать меня".
Они уехали. Герцог взял с собой только егерей и надежных слуг, Изабелла - нескольких горничных и старую няню, поскольку супруги хотели жить уединенно в лесном замке. Герцог в зависимости от настроения часто отказывался от соблюдения этикета и знаков своего сословия, чем приводил в смущение окружающих и прислугу, а потом снова неожиданно окунался в самую блестящую роскошь.
В родовом замке хозяев торжественно встретил управляющий, слуги и челядь приветствовали их. Когда Изабелла оказалась у себя в покоях и оглядела из окон лес и зеленые холмы, она подумала: "Что же это такое? Почему всё мне внушает страх: и деревья, и стены, и скалы? Ведь когда я бывала здесь, это уединение радовало меня, а теперь угнетает".
Герцог с супругой верхом отправились в лес. Казалось, Браччиано помолодел здесь, на свежей девственной природе, которую любил с детства. Он подшучивал над угрюмостью супруги, наслаждался тенью, воодушевлялся от звуков рога, в который трубили время от времени из разных уголков леса по его приказанию.
- Здесь так приятно мечтать, - сказал он, - можно представить, как чудесные образы Ариосто и Боярдо из поэтического прошлого встречают нас в сумерках. Не правда ли, поэту здесь было бы довольно уютно?
Они спешились в прелестном месте, где мирно журчал, приглашая к отдыху, маленький родник, который герцог обнаружил и обустроил сам когда-то. Выпили немного вина, и герцог начал фантазировать:
- Ты встречаешь меня здесь в своем костюме амазонки и зеленой шляпе, во всем блеске красоты, как королева Гениевра, ожидающая у этого вот колодца своего Ланселота{106}. Не хватает только весенних птиц, чтобы их пением, полным томления, завершить поэтическую картину… Но тебе отказала сегодня поэтическая шаловливость, и мне приходится фантазировать одному.
- Ты научился в Риме или где-то еще так предаваться поэтическому вдохновению? - спросила Изабелла. - Я никогда раньше не слышала от тебя таких речей.
Браччиано стал серьезным и задумчивым - в его воображении возник прекрасный, яркий женский образ, по сравнению с которым та, что беседовала сейчас с ним, казалась такой ограниченной и неинтересной. Как она далека! Им не суждено быть вместе. Он и прекрасная Виттория скованы жесткими условностями, которые, кажется, не должны были бы иметь над людьми такой всеобъемлющей власти. Самым трагическим свойством сильных натур всегда была необходимость подчиняться условностям и униженно принимать смирение, которое их сердце презирает.
Герцог порывисто встал - пора было возвращаться в замок. Когда опустились сумерки, поднялась сильная буря. Ветер завывал в вершинах деревьев, старые стволы содрогались, трещали и ломались ветки. Потом началась гроза.
Сели ужинать: герцогиня - робкая и задумчивая, герцог - в приподнятом настроении: волнение в природе доставляло ему истинное наслаждение.
Поздно вечером приехал старик-посыльный из Флоренции.
- Кто прислал тебя? Что тебе нужно? - воскликнул, увидев его, Браччиано.
- Простите, милостивый господин, - ответил старик, - что я появляюсь перед вами такой мокрый и грязный, но в город пришло известие, что в старом замке Медичи, в Каффаджиоло, неожиданно умерла госпожа Элеонора.
- Как? - воскликнула Изабелла, страшно побледнев.
- Отчего она - молодая женщина - могла умереть? - спросил Браччиано, сохраняя спокойствие.
- От сердцебиения, - промолвил слуга. - Принц Пьетро сам прискакал в город с этим печальным известием. Однако он ведет себя странно для вдовца - беспутен и дик, как обычно. Поэтому отовсюду поползли слухи, которые принц даже не пытается опровергать, что он собственноручно задушил жену, чтобы положить конец ее плохому поведению. Неужели ради этого можно было решиться на такую жестокость?
- Вы правы, - ответил Браччиано, - мстить таким способом столь же непростительно, сколь и неестественно. Безусловно, Элеонора опорочила гордое имя Медичи и дом Толедо, открыто пренебрегая законами нравственности, но это не оправдывает принца. Конечно, не пристало столь высокой даме бродить ночью по городу в мужском костюме, водить знакомство с рабами и рабынями, проникать под маской в чужие дома, чтобы стать свидетельницей непристойных сцен, и находить в этом радость, - это достойно наказания. Но убивать!? Собственными руками! Принц заклеймил сам себя на веки вечные. Этот проклятый испанский обычай кровавой местью утолять свою слепую ревность никогда не приживется у нас в Италии.
Браччиано попрощался со стариком, распорядившись, чтобы тому дали сухую одежду, накормили и постелили постель. У Изабеллы помутилось в глазах, однако ей приходилось делать вид, что она занята едой, которую заботливо предлагал ей супруг.
- События, достойные размышлений! - промолвил он спустя некоторое время. - У престола постоянно бушуют страсти. Как прост был образ жизни старого Козимо{107}, почтенного отца нашей родины, как чист и благороден был великий Лоренцо Великолепный! Но с герцогом Александром врываются насилия и несчастья. Загадочно умирают сыновья благородного Козимо II{108}, происходят кровавые события за недолгий пока еще период правления твоего брата. В других землях Италии - папа Александр и его ужасный сын Чезаре Борджиа, семьи Висконти и Сфорца в Милане, Феррарец, заставивший повесить собственного сына{109}, - и все это происходит из-за любви, сладострастия, ревности, жажды мести, корыстолюбия и стремления к власти.
Браччиано ходил взад и вперед по залу, потом заявил:
- Нет большего удовольствия, чем в такую вот непогоду бродить по лесу во мраке: я люблю это с детства.
Он взял шпагу, охотничье ружье и удалился. Изабелла сидела молча в полном отчаянии: вот, значит, куда заводит мечтательность и легкомыслие. Она блуждала по комнатам, повсюду встречая незнакомых слуг с суровыми лицами. Вдруг вошла старая няня и таинственно поманила свою госпожу рукой. Когда они оказались одни в спальне, няня зашептала:
- Вот, госпожа, возьмите записку! Старик сказал мне, что ехал сюда только ради вас - передать записку, пусть даже рискуя жизнью. Его, правда, щедро вознаградили, но ведь жизнь дороже любой награды.
Изабелла дрожащими пальцами взяла записку. Она хорошо знала этот почерк; в записке было лишь несколько слов: "Ради Бога! Бегите! Не медля ни минуты!"
- Куда? Как? - воскликнула Изабелла в отчаянии. - Окна слишком высоки, лес непроходим и мне не знаком, ни коня, ни верного человека - разве только тот старик из города.
- Он не сможет помочь, - запричитала няня, - я хотела зайти к нему, но двери заперли. Куда ни посмотришь - везде суровые, злые надсмотрщики с мрачными лицами; мы - узники крепости.
Изабелла проверила каждое окно, чтобы найти какой-нибудь выход, но все было напрасно. Вернулся герцог, и няня покинула свою госпожу. Он поставил ружье и шпагу в угол, снял перчатки и сказал:
- Стало холодно, нужно беречься в такую погоду. Можешь себе представить: несчастный старик, прискакавший сюда с печальным известием, все-таки простудился, да так сильно, что не выдержал жара и умер; теперь он, мертвый, лежит в комнате внизу.
Изабелла закричала громко, пронзительно, дрожа всем телом. На крик в комнату вбежала самая верная ее горничная - красивая молодая Стелла. Она увидела, как Браччиано заботливо склонился над страдающей супругой, - он держал ее на руках:
- Это путешествие или гроза так сильно напугали ее. С ней как будто случился удар.