В конце концов она успокоила совесть, которая, по словам жрецов, есть ни что иное, как голос Божий, напоив и накормив пятерых оказавшихся на станции мужчин в обмен на добрый обед для себя и Бетарана, а также запас еды, воды, вина и овса для лошадей, который приторочила к седлам. Можно было бы заодно еще разжиться сменными лошадьми и экипажем, но тут опять вмешалась совесть. Тагрия не стала тратить время на споры. Время шло, Бетаран оставался все так же молчалив и равнодушен, и нетерпение, словно прожорливый жук-короед, все больнее грызлось внутри.
После полудня дорога привела к деревне, маленькой и уютной в окружении вспаханных полей. Тагрия миновала ее, не останавливаясь. Когда последние крыши пропали из виду, устроила привал - задать корм лошадям и Бетарану. Его пришлось кормить почти насильно. Сама Тагрия с трудом проглотила немного хлеба и воды. Отдохнув, поехали дальше и до вечера миновали еще одну деревню, похожую на первую, как родная сестра. Ни в той, ни в другой не осталась никого в здравом уме, только жрецы - вездесущие жрецы, они уничтожали заклятие, отчего серый туман уже почти развеялся, но не могли помочь заколдованным людям. Так же, как Тагрия не могла помочь Бетарану.
Он был все таким же - спокойным и послушным. Пустыми глазами смотрел на дорогу и молчал. Тагрия только стискивала зубы и запрещала себе думать о плохом.
По всему, что слышала она раньше о заклятиях, это выходило каким-то особенно пространным. Обычно заклятия охватывали деревню или реже - город, но не тянулись на многие мили во все стороны, да еще так быстро. Обычно. А теперь? Как далеко разошлось это? Разве император Эриан не ослабил магов настолько, что они уже почти не решаются высунуть голову из дальних уголков Империи, где попрятались? Разве Нашествие не подошло к концу? Сейчас Тагрия сожалела, что плохо слушала застольные разговоры мужчин.
Ночью она долго не могла заснуть. Лежала вместе с братом на расстеленных попонах и слушала негромкое хрумканье лошадей. Ночь выдалась неожиданно теплой, как будто лето подумало-подумало да и решило все-таки наступить. А может быть, добрая судьба нарочно хранила Тагрию от мелких неудобств, оставляя взамен лишь самые отборные, вроде отшибающих ум заклятий и ранних смертей всех, кого она любила.
Безлунное небо висело над холмами, как черное решето, где звезды были дырками, пропускавшими далекий солнечный свет. Вот дырки вздрогнули, на миг заслоненные крылатой тенью. Птица. Всего лишь птица. Тагрия закрыла глаза. Рядом негромко дышал Бетаран - то ли спал, то ли просто лежал, как младенец, ни о чем не думая.
Ночь, запах лошадей и мокрой земли, прохладный воздух на щеках, зовущие звуки леса. Она мечтала об этом. Когда-то. Собиралась после смерти дедушки уйти бродяжничать, может, даже пристать к разбойникам - говорили, среди них бывают женщины. Променять тоскливую крестьянскую жизнь на свободу и опасности и, может быть, смерть, но Тагрия не боялась смерти, только скуки. А потом, однажды, где-нибудь встретить его. В то время ей твердо верилось, что так и будет. И сказать… Правда, что именно она скажет, Тагрия никак не могла решить. Все, что воображала ночью, поутру казалось ужасно глупым, а к вечеру уже придумывалось новое, еще глупее.
А потом погиб, забитый до смерти своими пьяными дружками, отец, всего через месяц умер дедушка, и смертельная лихорадка чуть не забрала Бетарана, а Тагрия встретила Мория. Не встретила - нашла. Стала баронессой и приказала себе не думать больше о том человеке.
Теперешнее же путешествие случилось без ее воли. И, само собой, она не собиралась никого искать. Если только… если не окажется, что Бетарана иначе никак не излечить. "Тогда я тебя найду, - пообещала Тагрия зло. - И ты его расколдуешь. Только попробуй отказаться, ваше высочество!"
Через два дня холмы измельчали, стали чаще попадаться речки с перекинутыми мостами из толстых бревен, рощи и лиственные леса, уже одетые кружевным зеленым убором. Тогда же стало ясно, что Дилосс не первым попал под заклятие. Оно прошло, как гигантская волна, смывая селение за селением и оставляя мертвенный след погубленных жизней. Ничего подобного прежде не случалось, теперь Тагрия была уверена - это не обычное нападение. И надеялась только, что поражена не вся Империя.
Каждый день, ухаживая за братом, заставляя его принять пищу или справить вовремя нужду, Тагрия пыталась дозваться его. То шутила и смеялась, то напускала сердитость, то пробовала "магический" голос, приказывая проснуться… Бетаран молчал. Преодолевая отчаяние, Тагрия снова и снова говорила с ним, и очень скоро поняла: брат слышит каждое слово, слышит, хоть и не в силах ответить. Теперь его не приходилось насильно кормить, как в первый день, достаточно было сказать "ешь", и Бетаран послушно принимался за еду. Предоставленный сам себе, он все так же замирал, глядя перед собой. Тагрия то молилась, то призывала проклятия на головы магов и упрямо продолжала его звать.
Несколько раз им встречались жрецы - настоящие и вольные, они быстро проезжали отрядами в несколько десятков человек. Такие патрули ездили теперь во множестве по дорогам Империи, следя за порядком, разыскивая следы присутствия колдунов и приходя на помощь попавшим под заклятие. Тагрия все еще не решалась показаться им на глаза. Она так и не придумала, как объяснить, почему брат заколдован, а она - нет, поэтому всякий раз, почувствовав их еще издалека, съезжала с дороги и принималась искать укрытие. А однажды вечером она нашла жрецов у дороги - мертвыми.
Неизвестно, почему они ехали такой маленькой группкой, куда спешили так, что не побоялись вшестером отправиться в путь через заколдованные места. В легендах говорилось, что грифон одним ударом разрывает коня и всадника. Тагрия и раньше знала, что в легендах не все правда, вот и здесь - грифонам точно пришлось ударить не один раз. Может быть, два или даже три.
Когда смогла наконец оторвать глаза от страшного зрелища, Тагрия посмотрела вверх. Но ни грифонов, ни даже стервятников не увидела, только легкие перистые облака кружили над мертвецами.
- Знаешь, Бет, - дрожащим голосом сказала Тагрия, - мне тут не нравится. Поехали-ка дальше. И вообще, давай сегодня попозже остановимся, а?
Бетаран спорить не стал. В последнее время он взял привычку во всем соглашаться с сестрой. Не то, что раньше - но как же она скучала по прежнему, языкастому, упрямому, как мул, Бетарану! И пусть бы он во всем подражал Морию, пусть бы вечно спорил с ней, насмехался и грубил, лишь бы не это мертвое равнодушие!
Солнце село, но Тагрия упорно подгоняла лошадей, пока не стало совсем темно. Тогда она устроила привал как можно дальше от дороги, в буковой роще. Быстро накормила Бетарана овсяной лепешкой и связкой сушеных слив, найденных в крайнем доме одной из встречных деревень. Хозяев там не оказалась - то ли их увели жрецы, то ли забрали для своих нужд маги. Тагрия не стала выяснять.
А ночью, когда она лежала, слушая дыхание брата и боясь заснуть, над верхушками буков пронеслась крылатая тень - никакая птица не может быть такой огромной. Тагрия не вскрикнула, только открыла рот и зажала его ладонями. Тень на мгновение закрыла небо и улетела дальше, туда, где остались мертвые жрецы. Вскочив, Тагрия в ужасе смотрела ей вслед. Но колдовской зверь, похожий сразу на льва и на орла, не вернулся за двумя человеческими жизнями. Не в этот раз.
В ту ночь Тагрия впервые заплакала, обняв молчащего Бетарана и дрожа, как мышонок перед кошкой. Одна, с глупой своей детской магией, когда вокруг все отмечено заклятием, а над головой летают грифоны - куда она вообще едет? Что ей искать, если везде то же самое, везде серый туман и маги, и жрецы, которых маги убивают?!
Но пришло утро, с белесым рассветом, с легкой весенней прохладой, и Тагрия упрямо оседлала лошадей и продолжила путь. Серо-коричневая полоса дороги с местами проросшей травой давала если не надежду, то хоть занятие. Остановишься - не будет и этого. Тогда проще было остаться в Дилоссе и ждать милосердия от жрецов.
Теперь ее пугало все: безлюдье и тишина, и глухой стук копыт, и пустая дорога через бесконечные дубравы, час за часом, так что непонятно уже, едешь или топчешься на месте. В любом звуке чудилось хлопанье крыльев. Тагрия так напрягалась, пытаясь почувствовать магов, что заболела голова. Но ни грифонов в небе, ни жреческих отрядов на дороге ей не встретилось, ни в тот день, ни на следующий. Встретились другие, о ком она забыла и думать. Оказалось - зря.
Разбойники всегда водились на дорогах Империи. Прежде, в смутные времена междоусобных войн, когда озабоченным вечными раздорами властителям недосуг было следить за порядком на своих землях, разбойничьи банды держали в страхе целые области, нередко состоя при этом на службе у кого-нибудь из соседних сеньоров. Конец их раздолью наступил в славное правление Ведия, неспроста прозванного Решительным. В те дни, как повествуют хроники, виселицы стояли на каждом перекрестке дорог, у каждой деревни и под каждым холмом, и не было города, у чьих стен не возвышался бы целый лес этих удивительно полезных столбов; и редко хоть один из них оставался незанятым. Потому-то, как утверждают те же самые хроники, ко дню восшествия на престол императора Атуана от северных гор до южной пустыни, от приморских областей на западе и до восточных, занятых еретиками земель, в Империи царили спокойствие и порядок, так что кроме тех самых еретиков юному императору было решительно не о чем беспокоиться. Говорили, что тем и объяснялся необычно мягкий нрав Атуана - императора, желавшего положить конец вражде с еретиками и принявшего в свою семью ребенка, рожденного от колдуна. Еще говорили, что эта мягкость, которую вполне унаследовал его величество император Эриан, и стала в конце концов причиной возвращения колдунов. А с их возвращением, когда злое колдовство накрыло многие города и селения Империи, на дорогах опять во множестве развелись бродяги и разбойники - ведь они, как известно, колдовства боятся не больше, чем виселицы.
Все это пронеслось в голове у баронессы Дилосской быстрее молнии, когда всего в каких-нибудь тридцати шагах от ее укрытия на перекресток, с дороги, ведущей с востока, от Салианы, выехал конный отряд.
Их одежда и снаряжение были разношерстны до смешного. Из-под потертых плащей одних проглядывали кольчуги, а головы, несмотря на жаркое солнце, вместо шляп венчали начищенные шлемы; другие блистали яркими, хоть и не слишком чистыми шелками и бархатом, третьи будто одевались в темноте и вдобавок спьяну - затертые рабочие штаны с изящным господским камзолом, к примеру. Но оружие у всех было доброе, и было его много. Лошади, если Тагрия хоть что-нибудь в них понимала, казались не хуже тех, что стояли в конюшнях барона Мория.
Опасные путники, слишком похожие на разбойников, остановились у развилки. Тагрия видела их сквозь завесу спутанных ветвей. И ругала себя последними словами, что не спряталась получше. Незнакомцы переговаривались о чем-то, поначалу спокойно, затем, видно, не пришли к согласию - голоса зазвучали громче, кое-кто принялся размахивать руками, указывая то на одну, то на другую сторону дороги. Тагрия наклонилась, обеими руками погладила лошадей. Если не хрустнет под копытами ветка, если ни одна не заржет, все обойдется. Может обойтись. Никогда еще она не испытывала свою магию так, но сейчас мысленно потянулась к незнакомцам: "Хватит спорить… езжайте дальше…"
Лучше бы ей не пробовать! Тот, что был ближе всех, вскинул голову будто гончая, почуявшая дичь. Оттеснив кого-то, подъехал другой - женщина, видно, единственная в отряде. Солнечный свет упал на их лица, до сих пор скрытые полями шляп. Очень смуглые лица, и где их угораздило так загореть весной? Если это вообще загар, а не… Мужчина повернул голову и Тагрия все поняла прежде, чем встретила удивленный взгляд его темных глаз. Так вот почему разбойники не боятся заклятий!
Одно слово, брошенное резким голосом, и Тагрия с Бетараном оказались в шумном кольце всадников. Мечи со свистом вылетели из ножен и растерянно вернулись обратно, когда их хозяева разглядели, на кого так храбро нападают. Смуглокожий мужчина подъехал ближе. Тагрия постаралась закрыть собою брата. Попросила - от страха ее голос сорвался и получился жалобный писк:
- Пожалуйста, не трогайте нас! Пожалуйста, дайте нам проехать! Мы просто путники!
Взгляд незнакомца оценивающе скользнул по ее одежде, задержался на седле с выдавленным в коже рисунком, украшенной изящными бляшками сбруе. Тагрия пожалела, что недостаточно покрылась дорожной пылью.
- Простые путники? Здесь? - спросил он насмешливо. - Разве благородная госпожа не знает, что это заколдованное место?
- Но вы-то не заколдованы! - возразила Тагрия.
Кто-то из разбойников засмеялся. Смуглокожий ответил все с такой же усмешкой:
- Разве благородная госпожа не видит, что я колдун?
Дочь разорившегося трактирщика госпожа Тагрия прищурила глаза. Ей приходилось воочию видеть настоящих магов. В этом без сомнения текла их кровь, но очень, очень разбавленная. Глаза его вблизи отливали скорее коричневым, нежели черным, а цвет кожи был чуть темнее густого загара. Продолговатое лицо с округлым подбородком, небольшим аккуратным носом и прямым лбом подошло бы любому из истинных людей.
"Тоже мне, колдун. Это, если хочешь знать, обидное слово! Надо говорить - маг!"
И Тагрия сказала, сама не зная, зачем:
- Я тоже.
Разбойники дружно расхохотались. Потом женщина подъехала ближе, положила руку на плечо горе-колдуна, как будто прося его подождать. Блестящие черные глаза пронзили Тагрию, как нож масло.
Ну уж нет! Живя в кишащем жрецами замке, Тагрия давно научилась защищаться от слишком внимательных глаз. Толстая каменная стена послушно выросла в ее мыслях - попробуй-ка пробей! Женщина удивленно нахмурилась. Тагрия улыбнулась, в свою очередь заглядывая в душу незнакомки. До чего же, оказывается, приятно быть сильнее кого-то в магии!
- Она не врет, Тинкал, - сказала женщина. - Она такая же, как мы.
И кивнула Тагрии - с интересом и уважением. Тагрия ответила тем же. Она уже почти не боялась.
Горе-колдуну Тинкалу такой оборот вовсе не понравился. Он стряхнул с плеча руку своей спутницы и огрызнулся:
- Ослепла, что ли? Она совсем белая!
"А ты недостаточно темный" - подумала Тагрия.
- Ты никогда не встречал чистокровных колдунов и боишься, что они тебя не примут за своего, - сказала она. - Ты злишься, что плохо понимаешь чужие мысли. У тебя мозоли от сапог, которые ты снял позавчера с покойника. И чешется - сказать, где?
Женщина засмеялась:
- Видишь? Возьмем ее с собой.
- Хватит и нас двоих.
- Дерьмо! Не дури, Тинкал! Знаешь ведь, что она пригодится!
Тинкал сплюнул сквозь зубы. Окинул Тагрию злобным взглядом, потом вспомнил про Бетарана.
- А это что за безголосый прыщ за тобой?
- Он не безголосый, он заколдованный, - ответила за Тагрию женщина. Тронула коленями лошадь, подъехала ближе. - Зачем ты его с собой таскаешь?
- Хочу расколдовать, - просто сказала Тагрия.
- Ты умеешь? - сразу же спросил Тинкал.
- Нет.
Женщина с интересом разглядывала Бетарана.
- Твой любовник? - наконец спросила она.
- Мой брат, - Тагрия потянула повод, чтобы лошадь Бетарана подошла ближе. - Не трогайте его!
Пустые глаза ее брата смотрели куда-то сквозь разбойников. Плащ был распахнут, алый бархат камзола, того самого, в котором Бетаран был на пиру, покрыт пятнами от еды и вина. В короткой светлой бороде запутались крошки. Молодой разбойник прямо перед ними сделал тайком знак от колдовства.
- Отпустите нас, - попросила Тагрия. - У меня есть деньги. Драгоценности. Возьмите все, только оставьте нас!
Почему-то от ее слов все засмеялись. Все, кроме женщины. Она послала Тагрии тот же пронизывающий взгляд.
- Они все возьмут, будь спокойна! А тебя не тронут, пока я не разрешу. Ты поедешь с нами.
- А мой брат?
- Оставишь его здесь, и даже не думай… - начал Тинкал, но женщина снова его перебила:
- Если обещаешь делать, что тебе скажут, можешь взять его с собой. Правда же, Тинкал?
Тот бросил ей злобный взгляд:
- Будь я проклят, если стану нянчиться с полудохликом!
- Забудь, она сама с ним нянчится. А не будет слушаться, перережешь мальчишке горло. Идет?
Их спутники молча слушали, глядя то на застывшую в седле Тагрию, то на своих предводителей. Все они были обычными людьми, без примеси колдовской крови. Истинными людьми. Что побудило их поставить над собой проклятых колдунов?
Молчание затянулось. Беспокойно переступали лошади. Тагрия через силу распрямила сжатые в кулаки ладони. Будь она по правде магом…
Тинкал снова сплюнул.
- Идет. Ты все поняла?
Тагрия быстро кивнула. Что угодно, только бы они не тронули Бетарана.
- Едем, - приказал Тинкал.
Тагрия снова ехала по той же дороге к Ферру. Ее руки не связали, и повод лошади Бетарана все еще был у нее. Даже кинжал на поясе остался при ней - Тинкал небрежно взвесил клинок на ладони и, скривившись, вернул. Кошель, впрочем, забрал. Впереди и сзади ехали разбойники, так что убежать Тагрия не смогла бы, а помня угрозу Тинкала, не хотела и пытаться.
Грозные, похожие на великанов из детских сказок, дубы и вязы подступали теперь к самой дороге. Тянули ветви, словно хотели сомкнуть их над головами путников, шелестели молодой листвой. Под копытами шевелились их причудливые тени. Корявые корни торчали из земли, вгрызались в края древних каменных плит, но разрушить их не могли.
Женщина с дружелюбным видом пристроилась рядом. Она куда больше, чем ее спутник, походила на мага. Тагрия с непонятным чувством рассматривала ее, высокую, молодую - чуть старше двадцати лет, очень красивую необычной красотой магического племени. Примесь крови истинных людей смягчила ее лицо, оно не казалось таким угрожающим, как у женщин Долины. И все же от ее вида першило в горле.