- Были, да прошлой весной всех толчёным стеклом ухайдакал, - припомнил дворник.
- Увидишь новых, дай знать.
- А зачем они тебе, Егор Владимирович?
- Хочу, Михаил Кузьмич, посмотреть какой-нибудь из них в глаза. Говорят, если долго смотреть в глаза крысы, то можно увидеть свою смерть.
- Правда, что ли?
- Говорят.
Оставив дворника раздумывать над этой сенсационной мулькой, я нырнул в подъезд и, пока поднимался к себе на третий, подвывал за Гребенщикова:
И всё бы ничего,
Когда б не голубой дворник,
Который все подметёт, который все объяснит,
Войдёт ко мне в дверь,
И, выйдя, не оставит следа.
Нажать на пипку не успел: только потянулся, а дверь уже распахнулась - Ашгарр почувствовал, что я подхожу, и открыл, не дожидаясь звонка.
13
Ничего удивительного в том, что Ашгарр меня почувствовал, не было. Он - одна из трёх ипостасей (на дарсе - нагон) дракона по имени Вуанг-Ашгарр-Хонгль. И я ипостась этого дракона - та, которая зовётся Хонгль. А внутренняя связь между ипостасями одного и того же дракона - это не хухры-мухры. Это невидимая, но крепчайшая пуповина, которой мы соединены друг с другом навеки. И ещё с третьим - с нагоном по имени Вуанг.
Глядя на нас со стороны, можно подумать, что мы близнецы. Но мы больше чем братья. Мы нагоны. Мы части одного и того же дракона. Дракон думает о себе: "Я - это они". Каждый из нас думает о драконе: "Я - это он". И думает о двух других нагонах: "Они это я, а я - это они".
Нет сомнения, что у дракона больше, чем три "я", имя им на самом деле легион, но сила и самосознание остальных исчезающе малы и при трансформации распределяются между основными. Вот почему мы шагаем по дорогам человеческого мира втроём: Вуанг, Ашгарр и я - Хонгль. Сквозь бури и штили: воин, бард и маг.
Расскажи непосвящённым, не поверят.
Но это так.
Когда-то мы, драконы, были самыми нормальными существами - цельными и неделимыми, но эволюция взяла то, что посчитала своим. Эволюция - это лом, а против лома нет приёма. Никому ещё не удавалось обойти закон: "Выживает только тот, кто способен приспособиться". И нам не удалось.
Чтобы выжить в мире, заточенным Создателем под людей, нам пришлось здорово измениться. Кардинально. До неузнаваемости. Ускорили процесс, между прочим, сами люди. Точнее сказать, храбрейшие и самые непримиримые их них - Охотники. И без того нас было в сотни тысяч раз меньше, чем людей, так ещё и драконоборцы подвязались истреблять нас с энтузиазмом, достойным лучшего применения. Численность нашего гордого крылатого племени с каждым годом неумолимо сокращалась, и рано или поздно мы сгинули бы совсем. Всё шло к тому. И стряслось бы, когда бы ни сработал закон компенсации. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: из-за того, что крупицы магической Сила, которой обладали погибшие драконы, никуда не исчезали, а равномерно распределялись между оставшимися, однажды наступил такой день, когда каждый представитель драконьего народа стал обладать Силой полноценного мага.
Кто первым из нас научился обращаться в людей, скрыто во мраке веков. Но научился. И научил других. Впрочем, не так уж это и трудно: желание, сосредоточенность, три несложных заклинания плюс надёжное место, где можно спрятать сердце - вот и всё, собственно, что нужно для успешного изменения внешнего облика. Единственная проблема - одно человеческое тело не в состоянии вместить тело целого дракона, а мозг - три его базовых "я". Поэтому-то каждый из ныне живущих на свете драконов существует в трёх ипостасях. В трёх человеческих телах.
Нельзя сказать, что нам это слишком нравится, но мы привыкли. Однако не смирились. Вот почему четыре раза в год - в Ночь Полёта, в Ночь Любви и в Ночи Знаний - нагоны вновь сливаются в единое существо, прекраснейшее из всех разумных. В Ночь Полёта - чтобы обнулить Список и зарядиться магической Силой. В Ночи Знаний - чтобы прочесть Книгу и ничего из неё не запомнить. В Ночь Любви - чтобы делать новых драконов и продолжать древний крылатый род.
Порой я думаю, как было бы чудесно, если бы наша праматерь Лилит прожила бы вместе с отцом нашим Адамом всю жизнь и умерла бы с ним в один и тот же день. Он - на рассвете, она - на закате. Тогда бы мир вокруг был бы миром драконов. Полагаю, это был бы прекрасный и гармоничный мир. Мир, наполненный добром и справедливостью. Потому что не было бы в этом волшебном мире никаких людей.
Но случилось то, что случилось.
А случилась, как известно, дева по имени Ева. Людям на радость, нам на погибель. С её приходом закончилась эпоха драконов, началась эпоха людей. Люди стали плодиться как кролики и, в соответствии с Замыслом, заняли лучшие земли. Драконы же стали изгоями и попрятались во тьму холодных и сырых пещер.
Впрочем, прозябание в пещерах - это уже в далёком прошлом. С некоторых пор мы при делах, и при делах серьёзных. А всё благодаря Вещи Без Названия.
Я не знаю, что это такое, знаю только, что это архи-артефакт или артефакт, созданный другими артефактами. Именно артефактами, а не магами. Пришло из ниоткуда. Возникло из ничего. Состоялось само по себе. А по свойствам - то ли абсолютное оружие, то ли абсолютная защита, то ли то и другое вместе. В общем, нечто могучее-премогучее. Говорят, что всякий, кто заполучит эту безымянную Вещь в личное и безраздельное пользование, в ту же секунду станет властелином мира. Ни много, ни мало - властителем. Ни больше, ни меньше - мира.
Когда входящие в Большой Совет белые и чёрные маги осознали мрачность наползающих перспектив, когда прониклись они тяжестью проблем, связанных с появлением Вещи, тогда в тайне от рядовых чародеев разделили они этот архи-артифакт на двести пятьдесят шесть частей и спрятали каждую в тайном месте. После чего заключили бессрочное Соглашение с драконами. Теперь мы, драконы, охраняем тайники, разбросанные по всему миру. Не потому, что люди-маги друг другу не доверяют. А потому что они не доверяют друг другу со страшной силой.
Я, дракон Вуанг-Ашгарр-Хонгль, - Страж. Я - один из хранителей Вещи Без Названия. Не целой Вещи, разумеется, а только одной из двести пятьдесят шести её частей, что хранится со времён Раздела в городе, который называется Город. Когда-то этот фрагмент охранял достопочтенный Вахм-Пишрр-Экъхольг. После того, как он сгинул (не сам по себе, конечно, а от копья Охотника), мой наставник - вирм Акхт-Зуянц-Гожд направил меня на освободившиеся место. Древний берилловый дракон сказал: "Иди, сынок, ты сможешь". И я пошёл.
Хотя мог бы и отказаться.
Запросто.
У нас, драконов, нет строгой иерархии и режима подвластности. Есть потерявшие крылья древние Мудрецы (мы называем их вирмами), есть выработанные ими Правила и есть Братство, узами которого мы все повязаны. А начальников нет. Хотя мы и верим, что над всеми нами стоит Высший Неизвестный, но, скорее всего, он продукт коллективного мифотворчества: на него ссылаются, его приводят в пример, его цитируют, но никто и никогда его лично не видел и не слышал. И я так думаю, что не увидит и не услышит. Никто и никогда.
Вместо строгой властной вертикали у нас существует система добровольного принятия долга. Принять на себя долг и нести его во имя Драконьего Братства - это очень почётно. Поэтому, конечно же, не отказался я от предложения Акхта-Зуянца-Гожда, счёл за честь и отправился к чёрту на кулички - в Город.
- Как наше ничего? - спросил Ашгарр, заперев стальную дверь на засов.
- А то ты не знаешь, - хмыкнул я.
- Особо не вдавался, - признался Ашгарр, - но, судя по всему, денёк выдался нелёгким. Я прав?
- "Нелёгким" - не то слово. - Я скинул пиджак, стянул кобуру и повесил её на крюк. - Из дома выходил?
Ашгарр мотнул головой:
- Нет. Только на балкон. Сразу после дождя.
- Пялился на небо, мечтая о девственницах и сеновалах?
- Было дело. Потянуло ввысь. Почувствовал?
- Ещё бы. Ты этого так мощно захотел, что я чуть на разбег не пошёл.
- Это точно, - признался Ашгарр, - пробило на "хочу".
- До Ночи Полёта больше не высовывайся, - предупредил я.
- Охотник в Городе?
- Иес ит из. С утра ещё почуял, но не стал тебя будить.
- Мог бы, между прочим, и записку оставить.
- Пардон, тормознул.
- А где Шляпа Птицелова?
- У Альбины забыл.
- У Альбины? - Ашгарр недовольно поморщился. - Зря ты, Хонгль, с ней опять связался.
- А я и не развязывался.
Он хотел ещё что-то по этому поводу сказать, но я опередил его:
- Во-первых, так было надо. А во-вторых, - не твоё дело.
- А чьё?
- Моё.
- А разве ты - это не я?
Когда сам с собой спорит человек, это выглядит, по меньшей мере, странно. Тянет на шизофрению. Когда сам с собой спорит дракон, так не скажешь. Со стороны это похоже на беседу братьев-близнецов.
Мы с Ашгарром на самом деле очень похожи. И лицом и телосложением. Только он более худ и бледен. Да ещё волосы у него не распущены, как у меня, патлами, а собраны в аккуратный хвост.
Что касается Вуанга, то лицом он от нас мало отличается, но при всей схожести оно у него напоминает маску - уж больно скуп наш Воин на мимику. И череп он бреет наголо. А ещё у него, в отличие от нас с Ашгарром, тело атлета. Впрочем, это как раз понятно: осуществляя непосредственную охрану сакрального объекта, он безвылазно торчит в бункере и только тем и занимается, что медитирует, машет мечами и качает мышцы на своих мудреных тренажёрах. Воин он и есть воин. Ему так положено.
Так и живём: Вуанг тянет лямку там, в подземелье Тайника, а мы с Ашгарром - тут, на поверхности. Поверхность - это наша с ним зона ответственности. Мы осуществляем общий мониторинг ситуации в Городе, контроль подступов к вверенному объекту, общее прикрытие и (при необходимости) усиление.
Помимо того, я в поте лица зарабатываю средства на жизнь, а Ашгарр ведёт хозяйство. Спускаемся мы с ним в бункер редко, только тогда, когда нужно пополнить провиант. А ещё тогда, когда Вуанг вспоминает, что в мире помимо службы есть ещё и солнце, и требует для себя выходной. В такие дни кто-то из нас двоих подменяет воина, а второй бродит с ним по городу. Одного его отпускать нельзя - чуть что, сразу лезет в драку, а в драке он страшен, себя не помнит.
А всё оттого, что Вуанг относится к людям с подозрением. Он изначально считает всякого человека дурным и только потом, по ходу дела, разбирается, достоин ли этот человек уважения.
Ашгарр, напротив, будучи романтиком, относится к людям благожелательно. Мне иногда кажется, что он считает людей драконами, позабывшими, что они драконы. Всякого нового человека он склонен считать априори хорошим, и авансом наделяет благородными качествами. Оттого-то так часто и разочаровывается.
Ну а я, нагон Хонгль, отношусь к людям так, как сами люди относятся к душевнобольным, - со смесью сочувствия, снисхождения и настороженности. Присматриваясь к новому человеку, я стараюсь понять, кто передо мной - безобидный божий одуванчик, просто слабонервный или буйно помешанный. С бешенными и клиническими идиотами не вожусь, а с остальными веду себя ровно: к их недостаткам подхожу с пониманием, а к достоинствам - с уважением. Относись я по-другому, не смог бы с ними ужиться. А если бы не смог ужиться, не смог бы с ними работать. А если бы не смог работать, тогда бы дракон Вуанг-Ашгарр-Хонгль сдох бы с голоду. Просто-напросто сдох. Натуральным образом.
И это не шутка, это суровая реальность.
Дело в том, что за охрану Вещи Без Названия нам не платят, поэтому хочешь, не хочешь, а работать нужно, причём не только за себя, но ещё за двоих. Такие вот пироги с курагой.
То, что мы не берём с Большого Совета ни копейки, вовсе не означает того, что служим задарма. Просто мы выторговали нечто большее, чем деньги, и это "нечто большее" называется красивым словом "независимость". Это факт: возложив на себя исполнения долга по охране Вещи, драконы раз и навсегда вывели себя из-под компетенции Советов. И Чёрного - Великого круга пятиконечного трона. И Белого - Большого собрания несущих Дар во благо. И Великого - Предельного съезда сыновей седьмого сына. Ни один из этих Советов нам больше не указ. С той самой секунды как наблюдатель от драконов Хмонг-Зойкуц-Эрль, пресветлый примиритель Ойкм и претёмный усмиритель Жан Калишер одновременно произнесли "Да будет так", драконы (не только Стражи - все) стали абсолютно свободными в плане реализации своих магических талантов.
Вообще-то, положа руку на сердце, мы и раньше не особо подчинялись Советам, точнее сказать, совсем не подчинялись, но постоянно ощущали с их стороны жёсткий прессинг. Нам то и дело говорили: "Да, господа, любезные, вы не люди, вы драконы, но вы маги, причём поголовно, так что будьте любезны". И предъявляли разумные аргументы, почему должно поступать так, а не иначе. Мы же в ответ упрямо заявляли: "Да мы маги, но мы не люди, так что отвалите от нас со своим общим аршином". И, не желая быть ручными, жили по своим правилам, без какой либо оглядки на мнение регуляторов колдовского мира.
Ни к чему хорошему такое положение дел не приводило. Излишняя подозрительность со стороны магов-людей выливалась в постоянные инсинуации. Когда по частной инициативе, когда реализуя решения своих собраний, но они постоянно чинили нам всяческие козни. Ну и за нами, конечно, не ржавело. И тянулось вся эта бодяга веками. Но теперь-то - слава, Силе! - все вопросы на этот счёт сняты. В этом и заключается наш гешефт, бакшиш и форшмак.
Пока я принимал душ, Ашгарр зажарил десяток яиц на сале и по-мужски крупными ломтями порубил в салат огурцы-помидоры.
- Водки дай, - попросил я, когда он выставил сковороду на стол. - Или, знаешь, лучше горилки. Она под шкварки лучше ляжет.
- Сегодня, между прочим, и часа не проходило, чтобы ты не поддал, - выразил мне своё фи Ашгарр.
- Ты что мне мама? - возмутился я.
Он напомнил:
- Я тебе не мама. Я тебе ты. А ты мне я.
- И что с того?
- Да ничего, просто в Ночь Полёта у нас одна печень на всех.
- Не ной, я почищусь маслом росторопши.
Ашгарр ехидно хмыкнул, но бутылку из бара всё-таки вытащил. Почему-то - рома.
- Отчего так затейливо? - удивился я. - Не слишком ли эклектично - ром и жаренное сало?
- Я говорю тебе: Сибирь и этот иней где-то инде, - выставив бутылку на стол, начал он.
- Вот ром ямайский, как имбирь, как лихорадка жёлтых Индий, - закончил я строфу.
После чего налил и выпил.
- Ты, Хонгль, натуральный алкоголик, - глядя на меня, поморщился Ашгарр.
- Это на меня так наш Город действует, - неожиданно придумал я для себя свежее оправдание.
- Причём тут город?
- Как это причём? Есть города, в которых пить не тянет, а есть такие, где нельзя не пить.
- Ой ли, - не поверил Ашгарр.
- Точно говорю, - проглотив прожёванное, сказал я. - Привести пример?
- Давай.
- Балабанова режиссёра знаешь?
- Ну.
- После второго "Брата" затеял снять боевик с рабочим названием "Американец". Это про приключения в Сибири одного залётного америкоса. На главную роль пригласили Майкла Бина. Того самого.
Я посмотрел на Ашгарра - знаешь? Ашгарр пожал плечами, дескать, нет, не знаю. Пришлось напомнить:
- Ну тот Бин, который у Джеймса Кэмерона во всех фильмах играет.
Ашгарр кивнул - вспомнил.
- Так вот, - продолжил я. - В Нью-Йорке отсняли все эпизоды без проблем. В Норильске отсняли. Приехали в Город и всё. Майкл запил, начал выпадать из кадра. Помучились парни с ним, помучились и забили на это дело. Так ни одной сцены и не сделали. Короче говоря, погиб фильм. Не сняли, и уже не будут снимать. Никогда. Ушёл поезд. - Я подёргал за воображаемый шнур. - Ту-ту.
- И вывод?
- Очевидный. Этот город располагает к питию.
- Ерунда. Я-то ничего такого на себе не чувствую.
- Значит, тебе прописан другой город, - нашёлся я. - И возможно, в том, твоём городе мы с Майклом Бином были бы трезвенниками.
- Левые отмазки, - пригвоздил меня к позорному столбу Ашгарр.
Я ничего не ответил, сосредоточился на харче, но через время стал краем глаза наблюдать за своим собратом. Его явно что-то мучило. И по лицу было видно, и так, через флюиды, ощущалась. Но я прежде - эгоизм, конечно, и душевная чёрствость, но уж больно голод терзал - сначала прикончил глазунью, вычистил дно сковородки коркой и выхлебал сок со сметаной из салатницы, только потом спросил:
- Чего мнёшься?
- Да так, ничего, - ответил Ашгарр и отвёл глаза.
- Чую, новый шедевр изваял?
- Угадал.
- Не терпится предъявить релиз на суд?
Он скромно промолчал, лишь плечами пожал.
- Не жмись, неси искусство в широкие массы, - подбодрил я.
Несколько лет назад Ашгарру пришла в голову мысль, что стихоплётством под гитару, которым он занимается для себя пару веков, можно зарабатывать деньги. Поначалу попробовал выступать в клубах, практикующих живую музыку, но больших денег ему-мне-нам это не принесло. Но вот как-то раз пронырливый Кика свёл его с правильными людьми, а те - с одним неглупым (когда-то местным, а ныне столичным) продюсером. Два дня и три ночи шушукались они как шерочка с машерочкой у нас на кухне, и в результате их бдений родился студийной проект, известный под названием "Честная Йо". Сочинённые на коленке песенки народу глянулись, клипы прошли на ура, и вскоре под виртуальный образ была найдена смышленая девчушка, которой сунули в зубы фонограмму и запустили на орбиту. Теперь Ашгарр время от времени получает на счёт в банке неплохие деньги, что повысило его общественный статус в собственных глазах. В моих - не повысило. А и без того его очень уважал. Как самого себя. Безотносительно к тому, что он это и есть я, а я - это он.
Пока Ашгарр ходил за инструментом, я не тратил время даром: нацедил себе ещё полстаканчика самогона из сахарного тростника и хлопнул за всё хорошее. Самогон, кстати, был никаким не гавайским, а кубинским. Но мне это было всё равно.
Притащив гитару, Ашгарр, как это у музыкантов водится, некоторое время её настраивал. Я такое вытягивание жил называю выпендрёжем. Терпеть ненавижу.
Наконец он перестал мучить колки, исполнил проигрыш и запел под энергичный перебор новую песенку Честной Йо:
Два меча из-за плеч - вот и все ответы.
Кот чёрный пробежал… Не верю я в приметы.
Только Дюк рванулся, доберман глупый.
А ветер с островов мне обветрил губы.
С южных или северных.
Ля, ля-мур,
Что за дела?
Не знаю.
На облака взгляды бросаю.
Где он?
Два меча из-за плеч - вот и все вопросы.
Знаком "бесконечность" заплетаю косы.
Ни отца, ни матери, ни сестры, ни брата,
Дикий ветер с гор мне принёс раскаты.
С южных или северных.
Ля, ля-мур,
Что за дела?
Не знаю.
За горизонт взгляды бросаю.
Где он?
Потом был долгий проигрыш и под конец - двойное повторение припева.
- Ну как тебе? - спросил Ашгарр, не дожидаясь, когда перестанет звенеть последняя струна.
- Нормально, - оценил я. - Не Александра Пахмутова, конечно, на стихи Николая Добронравова, но потянет.
- Да иди ты лесом, - обиделся Ашгарр.