Когда ворон сообразил, что ему не вырваться, он пошёл в атаку - свалился в боевое пике, намереваясь пробить панцирь паука клювом. Быть может, у него бы вышло, но в последний миг Лютая Арахна с проворностью степного зайца отскочила в сторону, избежав тарана, и ворон, не успев затормозить, шмякнулся оземь.
Но нет, не разбился, встрепенулся и попытался взлететь, чтобы пойти на новый заход. Не тут-то было. Лютая Арахна прижала его к земле клешнёй и быстро-быстро стала оплетать паутиной. Ворон трепыхался, но участь его была предрешена. И тогда на помощь ему Охотник прислал крыс. Выскочили две из-под вагончика. Одна прыгнула Лютой Арахне на спину, другая стала рвать когтями и зубами паутину.
Тут уже пришла моя очередь, и я немедленно приступил к дератизации.
Одну крысу снял первым же выстрелом, за второй, самой крупной (я этих лидеров выводка называю "царицами"), пришлось погоняться. Но и её прикончил - загнал к забору, прицелился и всадил порцию серебра. Крыса прощально взвизгнула и, оказавшись, естественно, фантомом (все "царицы" гости из Запредельного), обратилась в огненный фиолетовый куст. Секунды две куст пылал, а потом угас и осыпался на щебень бледнеющими искрами. И остался от "царицы" только длинный лысый хвост.
Тем временем Лютая Арахна окончательно запеленала ворона, и тот превратился в подрагивающий белый кокон. Желания смотреть, что произойдёт дальше, у меня не было. Видел как-то раз подобное зрелище, признаться, не слишком аппетитное.
Возвращаясь к машине, раздумывал о том, что всё-таки лучшая защита это нападение. И поскольку дух мой находился в боевом настрое, в голову пришла мысль немедленно позвонить генеральному директору "Фарта" Тюрину И. В. и закрыть тему продажи офиса раз и навсегда.
Решил и сделал.
Сначала позвонил в справочную, потом и в приёмную доморощенного Большого Босса.
- Инспектор Дорохов, федеральное казначейство, - не дрогнув голосом, представился я. - Соедините-ка меня, барышня, с Тюриным.
- Прошу прощения, но Иосифа Викторовича нет на месте, - вежливо сообщила секретарша.
- Что за ерунда? Мы же договаривались.
- Возможно. Но… Дело в том, что Иосиф Викторович повёз жену в клинику.
- Вот как. Что-нибудь серьёзное?
- Нет, напротив. Пришло время, лечь на сохранение.
- Вот оно даже как. - Я задумчиво похмыкал. - Что ж, это святое, перезвоню попозже.
- Да, позвоните к концу дня, - поддержала моё суетное намерение секретарша. - А ещё лучше - завтра утром.
Короче говоря, не получилось у меня решить вопрос кавалерийским наскоком. "Судьба даёт мне возможность собраться с силами и решить вопрос танковым наездом", - решил я. А потом и думать про это забыл, потому что увидел такое, от чего в зобу дыханье спёрло.
Я уже подходил к болиду, когда из толпы, как Европа из мутной пены, вышла умопомрачительной красоты женщина: волосы - огонь, фигурка - нет слов, походка - от бедра, и вся в белом. И платье на ней было белое-белое, и туфли на высоченном гвоздике тоже белые, и шляпка, и сумочка, и шарфик газовый - всё, всё белое. Нереальное зрелище. Нечто чистое и свежее среди раскалённого смрада улицы. Идёт и - о, мать моя Змея! - улыбается. Да такой открытой улыбкой, что невольно самому улыбнуться хочется. Сначала подумал, что это она мне, потом (не дурак) врубился - каким-то своим, очень светлым, мыслям.
Когда проплыла мимо, обдавая духами и туманами, я стал провожать её взглядом - так подсолнух выглядывает солнце, замирая от страха, что вот-вот нырнёт за тучи. Смотрю, подошла к бровке, стала ручкой делать. В голову пришла лихорадочная мысль предложить свои услуги, но пока собирался с духом, уже подкатило такси и - ох, ах - унесло мою красотку в очарованную даль.
Но чем хороши золушки всех времён и народов, так это своей привычкой что-нибудь обронить впопыхах.
Вот и эта.
Когда садилась, неловко махнула сумочкой, и из неё выпало на газон нечто блестящее.
Я, конечно, подбежал и подобрал.
Не преминул.
Это был ключ от гостиничного номера. На массивном брелоке читалось "Элит Холл" и "404".
"Может, это знак того, что Пределы готовы принять новую красотку-ведьму", - подумал я, упрятывая ключ в карман.
Решил, как только отработаю по информации Ашгарра, сразу помчусь в "Элит Холл".
Сначала - главное, только потом - основное.
Ничего тут не поделаешь, так уж заведено у нас, невольников собственного долга: первым делом самолёты, а девушки - потом.
Но обязательно.
4
Ашгарр меня не разыгрывал. Во дворе на скамейке возле перекладины для выбивания ковров действительно сидел незнакомец. Я притормозил на углу дома и, не вылезая из машины, рассмотрел этого непрошенного гостя.
На вид дал бы я ему лет шестьдесят. Был он поджар, высок, а лицом - типичный интеллигент в третьем поколении: переходящий в лысину мощный лоб, впалые щёки, цепкие глаза, старомодные бакенбарды, нос крючком, бородка - как у железного Феликса - клином. Одет был просто, в плебейские джинсы с "сединой" на коленях и бежевую рубашку с коротким рукавом. В руках - газета. Причём, свёрнутая в трубку.
"Похоже, давно сидит, - подумал я. - Прочёл всё, начиная с передовицы и заканчивая кроссвордом, теперь страдает от безделья. Или делает вид, что страдает, а на самом деле находится в полной боевой готовности к атаке".
Но вообще-то не очень походил этот гражданин с впалой грудью на Охотника. Охотник - мастер не только магии, но и меча, а представить меч в руках этого тщедушного, похожего на пожилого профессора, типа мог только великий фантазёр. У меня же на это фантазии не хватало. Ну, никак дядя не тянул на мастера фехтования. Так - мухомор присушенный. Из тех, что в межсезонье носят галоши, самопальные джемпера и немаркого цвета береты. Причём береты называют "бэрэтами".
Впрочем, особо с выводами я не спешил, поскольку "профессор" мог оказаться такого уровня магом, которому меч не нужен. Меч мог оказаться для него факультативом. Или даже обузой.
С другой стороны не помнил я такого случая, чтобы Охотники вели себя вот так вот нагло. Что за гоньба такая вычурная? Если кому-то из них удавалось меня выследить, объявлялись исключительно в Ночь Полёта. И тогда уже - сеча без берегов. А чтобы вот так - выследить и сразу об этом заявить, такого ещё не было, это была какая-то новая тактика.
"Быть может, вы решили, господин Охотник, демонстративным "иду на вы" вывести меня из равновесия? - мысленно обратился я к незнакомцу. - Так это вы зря, господин Охотник. Если вы, конечно, Охотник".
А вот это ещё предстояло выяснить.
Немедленно.
Я выбрался из машины и, неспешным шагом пройдя мимо незнакомца, направился в сторону гаражного кооператива. И спиной почувствовал, что "профессор" увязался следом. Сразу увязался, ни секунды не стал выжидать, даже ради приличия не стал.
"Похоже, нетерпёж на дядю напал", - так оценил я его торопливость. Только не понимал пока, чего же ему так не терпится - махач устроить или всё-таки перетереть.
Всё это выглядело, по меньшей мере, странно. Обычно ведь как: заболел кто-нибудь из людей-человеков неизлечимой какой-то болезнью, идёт к колдуну-знахарю, тот осматривает, цокает языком и говорит - для изготовления снадобья нужен, допустим, зуб дракона. Или шип. Или кусок хвоста. Болезный, будучи непосвящённым, конечно, думает, что врёт знахарь, что цену набивает. Думает так, однако же - куда деваться? - платит.
А знахарь и не врёт вовсе, ему на самом деле нужно что-нибудь эдакое согласно древнему рецепту. Поэтому, получив названную цену, обращается к знакомому драконоборцу. И только тогда драконоборец сиречь Охотник отправляется добывать дракона. Из собственной прихоти - ни-ни. Не может. Не положено. Такой уж статут у них изощрённый, если не сказать извращенный: так - не моги, а по заказу - ради бога. Иди, выслеживай, убивай. Повезёт, искупаешься в чёрной крови, станешь на семь лет неуязвимым. Не повезёт - извините. Такая вот система, такая вот традиция. А здесь, получается, шиворот всё навыворот.
"Может, маньяк какой? - пришло мне вдруг на ум. - Наплевал на обычаи и пустился во все тяжкие. Выслеживает нагонов, режет их в безумном припадке и тащится. И теперь меня почикать хочет. Нашёл, какое-то время оттягивал удовольствие, но после того как я его ворона Лютой Арахне скормил, а "царицу" собственноручно развоплотил, слетел с катушек. А что? - вполне себе такая логичная версия".
Миновав домик сторожа, я ускорился, чуть ли на бег перешёл, и пошёл петлять по закоулкам гаражного городка. А прижал преследователя там, где крайняя стрит переходит в последнюю авеню. Выскочил из-за угла бокса за номером 156 и поймал на встречном ходу.
- Мир не для драконов, - сведя глаза на дырке дула, спокойным голосом произнёс он пароль.
- Но драконы для мира, - произнёс я отзыв (естественн, тоже на дарсе) и опустил пистолет.
"Профессор" оказался не Охотником, "профессор" оказался Инспектором.
Меня поразил тот факт, что я не почувствовал в нём дракона. Так не бывает. То, что дракон за версту чует другого дракона (тем более того, кто забрёл на его территорию), - это чистая физиология. Тут даже напрягаться не надо, само собой приходит. Поскольку Инспектор не может не быть драконом, я собрался потребовать объяснений. Но едва глянул в его честные глаза, нажал на тормоза. Понял, что передо мной не человек, что передо мной онгхтон - ипостась дракона, лишившегося способности к трансформации.
В последнее время (уже лет пятьдесят как) принято считать онгхтонов драконами. Вернее говоря - "драконами, обретшими иные таланты". Мало того, теперь на них распространяются те же правила, что и на нормальных драконов. Политкорректность, однако. Даже в круг Мудрецов допущено два онгхтона, не удивительно, что появились они и среди Инспекторов. И поскольку, как пел известный бард, нынче в нашей фауне равны все поголовно, вполне возможно, что лишившихся Взгляда скоро и в Стражи сватать будут.
Я в принципе не против. Глупо быть против, когда в любой миг сам можешь стать онгхтоном. Люди не зарекаются от тюрьмы и сумы, а мы, драконы, - от потери сердца и развоплощения других своих "я".
- Тнельх, в мире людей - Кондрат Васильевич Рудаков, - переходя на русский, представился Инспектор, потянул цепь на шее и показал мне бронзовую бляху Допуска. - А ты кто будешь из вас троих, брат?
- Меня зовут Хонгль, - тоже переходя на русский, ответил я. - В миру - Тугарин. Егор Владимирович Тугарин.
- Всё сходится, - кивнул Тнельх. - Приветствую тебя дракон-Хранитель. - И уже пряча бляху, добавил: - А фамилия у тебя, Хонгль, забавная.
"Кто бы говорил, - подумал я. - У самого имя не без вызова - анаграмма от "дракон Т"".
Вслух же сказал положенное:
- Я рад твоему приезду, брат, готов принять тебя и показать то, что обязан показать. - Помедлил секунду и спросил: - Но скажи, отчего ты прибыл в неурочное время?
Искренне не понимал. Со времён Раздела заведено, что инспекция Вещи Без Названия происходит по чёткому графику: проверяющий прибывает в начале каждого времени года или, как мы, драконы, говорим, - "течения". Год по календарю, составленному для нас Высшим Неизвестным, делится на четыре течения. Течение разрушения наступает 23 декабря, течение посева - 21 марта, течение жатвы - 21 июня, течение намерений - 23 сентября. На дворе август. Так какого чёрта?
- Сейчас объясню, - сказал Тнельх и, увлекая меня из гаражных рядов, стал рассказывать: - Два дня тому случился внеплановый Слёт вирмов, на котором Мудрецы обсуждали тревожную весть от Хмонга-Зойкуца-Эрля, нашего наблюдателя при Большом совете.
- Что-нибудь серьёзное? - насторожился я.
Он не ответил, он спросил:
- Ты, Хонгль, Поля Неудачника знаешь?
Я кивнул.
- Слышал о таком. Чёрный маг, родной брат Жана Калишера, председателя Великого круга пятиконечного трона.
- Всё верно, - кивнул Тнельх. - Так вот, тут такое дело с этим самым, будь он неладен, Полем.
На этих словах Тнельх прервался, поскольку наступил на гнилую картошку, и какое-то время обтирал подошву сандалий о гравий. Когда управился, продолжил:
- Началось всё два года назад. Тогда ещё этот подлый чёрный маг начал распространять всякие небылицы о нас, драконах.
Я заметил, что перед тем, как сказать "о нас, драконах" Тнельх замялся, а после того, как сказал, скосился на меня. Я отреагировал правильно - никак не отреагировал. Лишь уточнил с каменным выражением лица:
- И что за бочку гнал на нас Неудачник?
Инспектор сначала, обронив пару негромких слов, показал газету вылетевшему из будки "кавказцу", отчего тот заскулил и, увлекая за собой тяжёлую гремящую цепь, спрятался за сторожку, только потом ответил:
- Утверждал что появление Вещи Без Названия - дело рук драконов.
Я крякнул от удивления:
- Во как! - И, возмущённо похмыкав, спросил: - А он не говорил, зачем мы Вещь сделали?
- Говорил. Якобы для того, чтобы в последствии отыграть тему её охраны в свою пользу.
- Час от часу нелегче. Ему что, спать не дают полученные нами преференции?
- Дело не только в этом. И не столько.
- А какого рожна тогда? - не понимал я.
- Тут просто, - сказал Тнельх. - Знаешь, почему его называют Неудачником?
- Мимо меня прошло. - Я развёл руками, дескать, извините. - К нам в провинцию новости три года идут. А иные и вовсе по пути теряются.
- Дело в том, что он старше и сильнее брата, но никогда и ни в чём не мог превзойти его. Поэтому - Неудачник.
- И видимо завистник?
- Угадал. Завидует и, всячески интригуя, стремится занять место брата.
- Ага, начинаю врубаться. - Почесав затылок, я выстроил логическую цепочку: - Если драконы в тайне от всех сами сотворили Вещь, а Жан отдал им охрану Вещи на откуп, согласившись, при этом, на их условия, то тогда: Жан - либо дурак, либо предатель. Следовательно: долой Жана с трона, даёшь на трон Поля. Так?
- Вот именно, - подтвердил мою версию Тнельх. - Только ничего у него тогда не вышло. Создали Чёрные и Белые совместную комиссию для проверки, год проверяли-заседали, но никаких доказательств, что мы причастны к сотворению Вещи, не нашли. Неудачник целый год ниже травы, тише воды себя вёл. Казалось, навсегда заткнулся. Ан нет. Недавно очухался и новую, как ты говоришь, бочку погнал. Теперь заявляет, что драконы собираются все части Вещи собрать воедино. Якобы, есть у него такие сведения. И, дескать, сведения на этот раз точны.
- А для чего это нам нужно - Вещь в кучу собрать?
- Он утверждает, что драконы планируют установить свою власть над миром людей.
- Вот урод! - выругался я.
- Не то слово, - поддержал меня Тнельх. - Мудрецы, как узнали, сразу шушукаться собрались. Ночь кумекали, к утру разработали экстренный план мероприятий по противодействию посягательствам на доброе имя драконов. Один из пунктов - внеплановая проверка всех тайников. Сказано - сделано, и вот я здесь. Ещё вопросы есть?
Я мотнул головой - нет. Не было у меня вопросов. Всё мне стало теперь предельно ясно.
За разговором мы дошли до машины, а когда благополучно загрузились, я первым делом позвонил Ашгарру и сказал ему, чтобы не дёргался, после чего завёл двигатель и уточнил у Инспектора:
- Сразу на То Самое Место или вначале пообедать?
- Делу - время, брат, потехе - час, - так ответил Тнельх.
- Как скажешь, брат. К Тайнику, так к Тайнику.
Какое-то время ехали молча: я обдумывал новость, Тнельх рассматривал город. Потом я вспомнил об обязанностях хозяина и, соблюдая декорум, спросил:
- Как доехал, брат?
- Нормально, - ответил Инспектор. - Долетел без происшествий.
Понятно, что он имел в виду самолёт, но всё же эта фраза немного напрягла. В устах онгхтона слово "долетел" прозвучало по особенному.
"Интересно одного потерял или двоих? - размышлял я, поглядывая на Тнельха через зеркало. - Если одного, то ещё ничего - есть, с кем разделить печаль".
Но затем, прикинув хвост к носу, решил: "Нет, наверное, лучше всё-таки одному остаться, так легче всё забыть, так проще смириться с потерей".
Мне доводилось несколько раз встречаться с онгхтонами, поэтому манера общения с ними у меня была выработана и заключалась в том, чтобы не делать никаких скидок, относится как к полноценным драконам и ни в коем случае не жалеть. Не нуждаются, по моему мнению, онгхтоны в жалости. Жалость унижает. Меня бы унизила.
- Ну как тебе Город? - спросил я, когда мы переезжали Реку по Новому мосту.
- Почти Европа, - улыбнулся он, приветственно махнув рукой смотрящий на нас сверху вниз кондукторше трамвая. - Почти такие же пробки.
Я посетовал:
- Парк автомобилей каждый год удваивается, а дорог больше не становится. Продыху нет.
- В столице хуже, - заметил Тнельх.
- Правда, что ли? У вас же что не год, то новое кольцо.
- Всё равно не хватает. Бывает, полдня стоим. У вас тут ещё раздолье. Красота у вас тут. Опять же воздух чище, трава зеленее, небо голубее и в булочную можно ходить без паспорта.
- Зачем в булочной паспорт? - с недоумением покосился я на него.
- А затем, - ответил он, - что у нас там то вихрь антитеррора, то перехват какой-нибудь. А проверка регистрации так та вообще перманентна.
- Переезжай, брат, из Москвы в Россию, чтобы не париться, - предложил я не без иронии и сразу же об этом пожалел.
- Каждому своё небо, - невесело заметил Тнельх и, отвернувшись к окну, замолчал. Видимо, что-то такое вспомнил грустное. И я даже догадывался, что именно. Тут и дурак бы догадался.
Тем временем мы уже въехали на набережную Реки, о чём, желая отвлечь гостя от неприятных мыслей, я и сообщил бодрым тоном заправского экскурсовода:
- Проезжаем набережную имени первого космонавта Земли Юрия Гагарина. Набережная является предметом особой гордости горожан. Её название - уникальный пример сочетания водной и космической стихий в городе, не имеющем абсолютно никакого отношения ни к морской, ни к космической славе державы. До революции, между прочим, называлась Александровским садом.
- В Москве тоже есть Александровский сад, - вставил Тнельх.
- В курсе, - сказал я и фальшиво напел: - В Александровском саду ветер клейкими листами и далёкими гудками шепчет нам, что на роду. - Затем показал рукой на Белый дом. - Вот там вон, впереди и слева, бывшая резиденции губернатора. Теперь там университетская библиотека. Напротив, - я махнул рукой вправо, - памятник императору Александру Третьему, в народе - "Никита Михалков" или "Саша Лобастый".
- Удивительно, что сохранился, - подивился Тнельх.
Я перестроился в левый рад и, повернув в переулок Ярослава Гашека, возразил:
- Не-а, не сохранился. Недавно восстановили. А после революции, как и положено - снесли к чёртовой матери, один постамент оставили. На нём потом шпиль здоровенный водрузили. Представляешь, вместо царя - палку каменную. Народ называл "мечтой импотента", университетская публика - "концом немецкой классической философии".
- Почему так?