Шелестят кусты, и скворец скандалит из зарослей неловкую всадницу, которая торопится обратно - к своему Принцу, к своей жизни, другой жизни.
Крёстная водит тонким пальчиком по коре старого ясеня.
- А захочешь забыть, не получится, - шепчет она тихо и грустно-прегрустно. - Напомнят. Рано или поздно.
Может быть, она различает в шелесте листвы резкий мужской голос, надменный и в этот миг полный презрения: "Ты хоть помнишь, кем ты была? Золушкой". Но эти слова прозвучат ещё не скоро. А может быть, вообще никогда не прозвучат.
Хотя вряд ли.
Александр Сивинских
Конец сезона ранамахии, или Abovo
В агрегате, предназначенном для стрельбы, было килограммов восемь весу. Оптика напоминала средних размеров гимназический телескоп. Благородного красноватого оттенка лаковый приклад украшали арабески и серебряные накладки.
- Что, вот из этой дуры? - весело спросил Ваня и покачал четырёхрычажный арбалет на руке.
- Да, - суховато ответил Кирилл Матвеевич. - Из этой. И поменьше иронии, ваша светлость. Мы и без того сильно упростили традицию. Раньше…
- Знаю я про ваше "раньше", - отмахнулся Ваня. - Четырнадцать лет долбили, вызубрил, как "Отче наш".
- Позволю заметить, ваша светлость, это "раньше" более ваше, чем моё. Мой род служит короне не дольше полутора веков.
- Где вас только тогда откопали, заноз, - пробормотал Ваня и с нарочито тягостным вздохом начал снаряжать магазин.
Болты были тяжёлыми, с завёрнутыми кульком лепестками наконечников. В полёте они раскроются - также как и оперение. Загудит, завоет пугающе в специальной свистульке воздух. Находиться на противоположном конце траектории - страшно. Ваня хорошо знал об этом. Вот, например, третьего дня, во время манёвров… Стрельба по их позиции велась болтами с тупыми гуттаперчевыми головками, и всё-таки Митя Елпырин, друг и кузен, от испуга натурально распла-
кался. А ведь давно не малыш, шестнадцать лет! Впрочем, и восемнадцатилетнему Ване стоило больших трудов сохранить непроницаемое лицо, когда с неба посыпались жутко завывающие арбалетные стрелы.
"Боже, царя храни…" - верноподданнически закурлыкал телефон у Кирилла Матвеевича.
На лице Кирилла Матвеевича возникла смущённая гримаса. Он переступил с ноги на ногу и втянул голову в плечи, стараясь не оказаться к царевичу спиной и в то же время укрыть от него трубку. А с нею - и тайну переговоров.
Ваня ребром ладони вколотил магазин в приёмник арбалета.
- Секретничайте без опаски. Я не слушаю, - громко сказал он и отошёл шагов на пять.
Прицелился в кривую осинку (целеуказатель мигом отсчитал метраж, ввёл поправку на ветер) и плавно, как учили, спустил крючок. Отдача оказалась сильнее, чем ожидалась. И гораздо сильнее, чем у пневматического самострела. Басовитого гудения тетивы слышно не было, врут романы, лишь железно лязгнули рычаги лука.
Болт пробил стволик навылет. Из-за спины донеслись сдержанные рукоплескания.
- Не нужно оваций, - довольно улыбаясь, попросил Ваня. - Что, папенька звонил?
- Да. Его величество интересуется, каков ваш настрой, - сообщил Кирилл Матвеевич. - Ваши братья, Николай Александрович и Василий Александрович, уже пустили стрелы. Ждут только вас.
- И прилетели их подарочки, разумеется, к Соне и Варьке?
Кирилл Матвеевич молча кивнул. Ваня покачал головой:
- Надеюсь, никто не пострадал. Николаша - известный снайпер.
- Его величество на сей счёт меня не проинформировали. Послушайте, Иван Александрович, может быть?..
- Хорошо-хорошо, - сказал Ваня и направил арбалет в сторону леса.
- Я не то хотел сказать… Осмелюсь предложить ещё раз. Может быть, всё-таки проедем к усадьбе Феодоры Карловны?
- Ни за что! - сказал Ваня бесшабашно и выстрелил.
* * *
Ошибки не было. Сканер показывал ровнёхонько на поганую лужу. Надеяться, что там обитает девица-красавица, было бессмысленно.
"Может, хотя бы русалка?" - почти без надежды подумал Ваня.
Он передал арбалет горестно причитающему Кириллу Матвеевичу, расправил высокие голенища охотничьих сапог и полез по чавкающей грязи. Напрямую. Уже на четвёртом шаге поскользнулся и едва не упал. Шапка свалилась. Подбирать её не имелось ни малейшего желания. Ругая себя последними словами (от особенно крепкого сочетания немедленно начали гореть уши) за то, что не сообразил вырезать батог, Ваня лез, и лез, и лез к чёрной яме. Было совершенно ясно, что никакой невесты тут не отыщется. Даже последней утопленницы. И то: сводить счёты с жизнью куда как приятнее в глубоком омуте, в чистых струях.
Однако упрямство младшего царевича успело войти при дворе в поговорку.
Добрался.
Разило от лужи - ох. Не то чтобы смрадом ретирадного места, но и далеко не ландышами. Ваня наскоро сполоснул в торфяной воде руки, завертел головой. Сейчас ему хотелось одного - забрать стрелу и вернуться домой. Пусть на хлеб и воду. Потому что папенька грозно обещал: без невесты вернёшься - месяц поститься будешь!
"Да хоть два месяца, - думал Ваня. - Но пегую лошадь Агнессу, выученицу немки Феодоры Карловны, которая столь любезна родителям, - к чертям! К бесам! Пускай на ней хворост для адских печей возят, на дуре".
- Эй, журавль! Простоволосый!
Ваня вздрогнул, вытянул шею, заглядывая в тёмную воду. Неужто всё-таки утопленница?
- Не туда смотришь. Здесь я, здесь. Твою стрелу калёную стерегу. От тритонов и пиявок. Вдруг позарятся, х-хе.
Ваня наконец сумел определить направление звука. Да вот беда, за бородатой кочкой, что одиноко торчала там, откуда доносился ломкий девчачий голос, сумела бы спрятаться разве что комнатная собачонка.
Пряталась - жаба. Крупная, если не сказать здоровенная.
- И никакая не жаба, - обиделась тварь, когда царевич, не сдержавшись, проговорил в полный голос вертящееся на языке слово. - Тоже мне юный натуралист! Какой-нибудь пипой суринамской не назвал - и то счастье. Давай забирай свой снаряд, и адье! Дитя паркетов…
Ваня присел на кочку и сообщил, что уйти так просто не может.
- Только не "надо мне морочить голову рассказами о поисках невесты, идёт? - склочным голосом сказала "никакая не жаба".
- Не идёт, - тоскуя, возразил Ваня, - Ищу невесту.
- Ты что, голубь, серьёзно?
- Не извольте сомневаться.
Некоторое время они смотрели друг на друга молча. Потом в голос захохотали.
Кирилл Матвеевич, наблюдавший за сценой в оптику арбалета, яростно плюнул, затопал ножками и нехорошо выбранился, поминая в первую очередь собственную душу и лишь во вторую - Ванину матушку. Которую отчего-то полагал распутной.
* * *
- Вы низкий человек, - отчётливо сказал Ваня - Будь вы постарше, вызвал бы на дуэль и продырявил насквозь.
Митя Елпырин вскинул подбородочек с прыщиками, зазвенел:
- Вот как, ваша светлость! А что мешает продырявить меня сей же час? Вам ведь что угодно сойдёт с рук.
- Уходите, князь, - вместо ответа сказал Ваня, делая шаг прочь.
Потом порывисто обернулся й протянул Мите раскрытую руку. На ладони лежал случайно обнаруженный сегодня слугами пакетик, выпавший из кармана макинтоша старого друга. "Мышьяк. От крыс, мышей, пупырчатых жаб и др. вредителей" - значилось на пакетике.
- Что это? Извольте пояснить, каких вредителей вы намеревались травить в моём доме? - Ваня до боли сжал кулаки. - Стыдно, князь. Ведь вы дворянин.
- Вы приказываете людям обыскивать мою одежду?
- Не смейте, не смейте! - с горечью и отвращением воскликнул Ваня. - А сейчас покиньте дом. Немедля. В приёме вам с нынешнего дня отказано. И велите высечь портного. Он нерадив, у вас дыра в кармане.
У Мити задрожала губа, щёки покрылись жаркими пятнами. Он тряхнул головой и убежал, цепляя носками туфель пол.
* * *
Поселить зелёную невесту во дворце отказались решительно. Ване было предложено на выбор: летняя губернаторская резиденция (старая, в новой обитал губернатор с семьей) или пентхаус в "Англетере". Царевич выбрал резиденцию. Там по крайней мере имелся пруд.
Его ежедневно навещал Семён Аронович, лучший специалист Императорской Медицинской академии по расстройствам сна и прочим нервическим хворям, - а больше никто. Иногда звонил Кирилл Матвеевич, справлялся о здоровье и погодах, имея в виду, безусловно, другое. Голос у него был больной и надтреснутый. Батенька обошёлся, с ним беда как крутенько.
Да попервоначалу бывал ещё Митя Елпырин, пока находка мышьяка не рассорила друзей навсегда.
"Никакая не жаба" - она так и не сообщила, к какой разновидности земноводных принадлежит, - целыми днями шлёпала по дому, а на ночь уходила в сад. Ваня в разговоре звал её в шутку то Василисой, то Варварой. Ей, похоже, было всё едино.
Зато поболтать она любила. Предпочитала темы географические и ботанические; однако совсем недурно разбиралась также в холодном оружии, древней истории, верованиях и религиях. В лошадях. На что могло сгодиться лягушке, пусть крупной, любое из этих знаний, оставалось для Вани вопросом.
Через неделю "совместной" жизни он, посмеиваясь, спросил, способна ли Василиса-Варвара превращаться в девушку. Та почти по-человечески вздохнула и сказала:
- Конечно. Я ж Кощея Бессмертного дочь.
Царевич с готовностью расхохотался. "Невеста", вопреки ожиданию, смех не подхватила, а строгим тоном велела отвернуться. Ваня, продолжая похохатывать, выполнил просьбу. Разговор происходил в павильоне, возле пруда с карпами и лебедями. Поэтому громкий всплеск не показался Ване неожиданным. Зато последовавшее за всплеском…
Его глаза накрыли вдруг мокрые, но тёплые и нежные ладошки, к спине прижалась, несомненно, девичья грудь, и упоительнейший под небом голос игриво спросил:
- Угадай, кто?
Он невольно поворотил голову. Девушка была нага и прекрасна. Лишь чресла препоясывала изумрудно глянцевая повязка, да густые влажные волосы двумя крыла-ми прикрывали перси. Сквозь волосы просвечивало нежно-розовым.
- Ой, - тихо сказала она, не сделав ни единого движения, чтобы прикрыться.
* * *
Обвенчались через неделю, в деревенской церкви, без помпы. От двора официально присутствовал брат Николаша с хохотушкой Соней. Да инкогнито - маменька под плотной вуалью, сопровождаемая Кириллом Матвеевичем. Его величество прислал поздравление, от холода которого и гренландский лёд стал бы, верно, на сажень толще.
Когда после венчания проезжали в коляске, среди мещан, мужиков и детей, искренне радовавшихся счастью царевича, мелькнул тонкий силуэт Мити Елпыри-на. Ване показалось, что у юного князя в руке пистолет. Он сейчас же схватил жену в охапку, вызвав восторг зрителей. Выстрела не последовало.
Теперь он звал её правильно, Машей. Она не могла находиться в девичьем обличье больше восьми часов - и это сводило его с ума. Обнимая её, Ваня шептал, что он счастливейший человек на свете.
К нему зачастили братья с жёнами, думцы, офицеры из полка, в котором Ваня служил добрых два года. Только отец никак не желал поддаться чарам Машеньки. Да где-то бродил с мышьяком и пистолетом низкий человек Митя Елпырин, лелея скверные мысли.
* * *
Разумеется, папенька тоже сдался. В сентябре Ваня с молодой женой были приглашены во дворец, на приём по случаю подписания мирного договора между Белуджистаном и Персией. Переговоры, благополучно покончившие с ещё одним затяжным конфликтом, велись в России, а император Александр Александрович выступал их главным инициатором.
Впрочем, кажется, даже дворцовые кошки догадывались, что главным событием вечера должно стать долгожданное воссоединение августейшего семейства. По слухам, государь, ознакомившись с киноплёнкой, на коей была снята гуляющая в саду Маша, нашёл младшую невестку очаровательной, себя же - старым упрямцем.
Маша блистала весь вечер. Её "маленькое платье" от Коко Шанель - васильковое, в цвет глаз - стоило всех бриллиантов всех дам и девиц. Ваню наперебой поздравляли. Отец поцеловал его, сказав только: "Сын!" Но глаза у влиятельнейшего монарха обеих Европ были при этом определённо на мокром месте.
Когда начались танцы, Ваня после первой мазурки оставил Машу на попечение невесток (отчего множество кавалеров возликовали) и прошёл с братьями к ломберным столам. Отец считал, что его молодое обаяние может сыграть на руку державе в кое-каких политических вопросах. Ване необыкновенно везло. После того как он едва ли не раздел индийского магараджу за счи-таные партии, мнение папеньки переменилось.
Царевич был отправлен в курительную комнату, где страстно обсуждались перспективы совместного с Германией строительства гигантской пушки, способной выводить за пределы земного притяжения (а то и отправлять к планетам) снаряды с экипажем внутри.
- Довольно нам ползать по земле, как кротам! - экспансивно кричал не вполне трезвый князь Елпырин, отец низкого человека Мити, известный всему свету прожектёр. - И под водой, как ракам. А ежели летать, то несколько выше воробьев. Посмотрите, в туннеле под Беринговым проливом уже к Рождеству пройдёт первый экспресс! Я свободен позвонить прямо сейчас своей… простите, не могу назвать имени… своей даме сердца в Леопольдвилль! Мало того!.. Говорят, у каждой голландской коровы вместо старого доброго колокольчика на шее висит крошечный радиопередатчик, сообщающий хозяину о её местонахождении и, представьте, пищеварении! А космос так и остаётся для нас terra in cognita, господа! Доколе, господа?! Крупп даст нам лучшую сталь, Нобель - взрывчатку, фабрика в Гусь-Хрустальном - броневое стекло для иллюминаторов. Великий лётчик Руси Нестеров подыщет орлов для экипажа! Через три года селениты начнут служить половыми в трактирах, а марсианцы - дворниками. Говорят, у них по шести рук, и, если дать в каждую по метле, чистота будет не-зем-ной, ха-ха-ха!
Ваня совсем уж было собрался возразить князю, что ускорение при выстреле убьёт нестеровских орлов в первый же миг, но тут его побеспокоил Кирилл Матвеевич.
- Ваша светлость. На два слова. Отошли на балкон.
- Простите, что я без обиняков, Иван Александрович. Но, скажите, каким образом ваша прелестная су-прута оборачивается… словом, туда и обратно?
- А вам что за печаль? - начал сердиться Ваня.
- Дело в том, что она так увлечена танцами. К тому же убеждена, что вы всё ещё за картежом. И если вы намерены что-то изменить, сейчас самое время…
Ваня наконец понял, к чему клонит верный старик. "Маленькое платье" от Шанель никак не сочеталось с набедренной повязкой из лягушачьей шкуры, и Машеньке нынче пришлось обойтись тривиальным шёлковым бельём.
- Сколько времени вам понадобится на подготовку экипажа? - спросил царевич.
- Он уже ждёт вас, ваша светлость. Возле греческой калитки сада.
Ваня с чувством пожал сухую ладонь Кирилла Матвеевича и бросился вон.
Лягушечья шкурка с изнанки была мягкой, бархатистой. Пахла берестой, родниковой водой, цветком кувшинки, ещё чем-то неуловимым. Пахла Машей. Ваня скомкал её в кулаке и, сжав зубы, быстрым шагом отправился на кухню. Сердце колотилось, как строчащий автомат системы Томпсона.
Месье Татю колдовал над соусом. Интересно, для кого? Ваня совершенно определённо высказал решение заночевать во дворце. А впрочем, какая разница?
- Прочь! - сказал он коротко. - Allez!
Проворно, точно покрытый крестным знамением нечистый дух, повар ретировался.
Ваня раскрыл дверцу плиты (месье Татю считал, что пища должна готовиться только на живом огне) и швырнул шкурку внутрь. Затрещало. Царевич захлопнул дверцу, повернул до упора замыкающий винт и выбежал прочь.
На миг Ване показалось, что сквозь его собственное лицо проглянула узкая, с прыщиками на подбородке, мордочка Мити Елпырина. И победно усмехнулась.