Это уж точно, подумалось мимолетно. Кому нужны чужие указания. Готы за право молиться на собственном языке кого хочешь загрызут. Не зря за старину держатся. И в голову не пришло выяснять, кому подчиняются по духовной части. Может, и никому. Сами по себе живут.
– А ты можешь!
А что он числится смоленским гражданином, но на деле даже города никогда не видел, ничего? Вслух ехидства проявлять не посмел.
– А я тебе поспособствую. Что смотришь? – спросил священник с усмешкой. – Ничего ужасного поперек совести и чести не прошу. Просто ставить в известность о происходящем. И особенно о сарматах. Все, что узнаешь. В старые времена они были опасны, любопытно, во что превратились сегодня. Изменились ли и в какую строну. Разве много прошу?
– Всегда готов услужить, отче!
– Не так, – он поморщился. – Правильно сказать… – последовала пауза.
– "А что я получу взамен"? – предположил Данила.
– Молодец. Доброе отношение уж точно. Мое слово имеет вес немалый. Но прямо сейчас могу предложить кое-что другое. Тебе двенадцать-пятнадцать тысяч пудов соли до Севастьяновки надо доставить, а ни подходящего корыта, ни бурлаков найти не можешь по нормальной цене. Зимовия суденышко три раза ходить станет и цену дерет. А я тебе устрою расшиву с командой – и за один поход все доставит без промедления.
То есть не зря показалось, что кормщики в глаза не смотрят и отказывают моментально, невзирая на предложенные суммы. Это разминали для соответствующего предложения. Или бросай соль до будущего года, а придется амбар и сторожа завести, или плати втридорога, или торчи на берегу, пока караван уплывает, раз не имеешь средств. А ведь не удивлюсь, коли в курсе наличия точного количества серебра в мошне. Не дай бог показать золото – и вовсе вцепится. А поп строит из себя огромного благодетеля. Сам же все и подстроил и от всей души помощь предлагает.
– Вот за это огромное спасибо, – со всей возможной радостью вскричал, подпуская в голос наивность. – И, конечно же, не вижу ничего ужасного в описании происходящего в лесах. Напротив, вдруг действительно опасность там. Хотя не верю. Столько лет прошло, давно бы с теми готами разодрались, будь агрессивными. Но уж простите, ваше высокопреподобие, – сказано подчеркнуто, – соглядатаи мне рядом без надобности. Торговое дело чужого присмотра не любит. Иной раз приходится и ловчить, а доклады по начальству с описанием мне о том излишни.
Может, и резко прозвучало, но если игумен действительно не держит за идиота, должен понять. Еще не хватает монашка при себе иметь. Ему, может, счастье мученическую смерть принять, а мне как-то не очень. Мое дело привезти и подать товар. А веру я трогать не стану. Ни нашу, не чужую.
– А Земислав, – вкрадчиво сказал игумен, делая очередную многозначительную паузу. Понимай как знаешь.
– Какой из него надсмотрщик? Он неудачник, – не моргнув глазом, ответил Данила. – У своих не котируется. Не жены, не детей, – первая, правда, была раньше, да что-то случилось. Волхв в обычной манере ничего не поведал, изложив однословно ответ. Второе – без понятия. – Мечтатель. Уставится на облака и сидит так полдня, – что опять же случалось, но волхвом называлось полезной медитацией. Одно и то же для разных людей выглядит по-разному, а уж в рассказе! – Захотел на мир посмотреть – что за его родными лесами. Уже не нравится. За ворота носа высовывать не желает. Не так ему пахнет, говорят и ведут себя.
– Но фортуна его любит!
– Кто? – удивился Данила, поколебавшись. Не особо тянуло в подобной компании демонстрировать знакомство с языческими греческими богами. Монахи, конечно, люди просвещенные и хранители знаний, но далеко не всем делятся.
– Удача.
– Это да, – согласился Данила. – Там пройдет, где любой другой ногу сломает. Потому и полезен. Но интереса не имеет ни к охоте, ни к хлеборобству, ни к чему. Будет сидеть, пока не проголодается или кто-то не скажет, что делать. Тем и полезен. Приставили? – он почти искренне рассмеялся.
Только за дверью перевел дух и вытер пот. Игумен умел давить и навязывать свою волю. Придется писать почтительные письма для сохранения приятных отношений и старательно обдумывать, как бы не вляпаться. При желании может устроить кучу трудностей на реке. А это выйдет боком. Доставка ста пудов товаров с побережья до волока за добрых три тыщи верст по реке обходилась приблизительно в пятнадцать гривен. Перевозка того же количества товара сухопутным путем на тридцать верст стоила столько же. Возить по воде много дешевле. Не нужно тратиться на длительную кормежку возчиков, охранников и животных. Платить на границах пошлину и отделываться от наглых требований на пути.
Постоял и криво ухмыльнулся. Теперь ему действительно потребуется умение концентрироваться и отбрасывать ненужное. Еще ничего не совершил, а за спиной торчат три силы или даже четыре, если считать Баюна отдельно, и каждая со своими отличными интересами. И надо научиться лавировать между ними, уклоняясь от прямого содействия. Не зря купцов всех подряд считают шпионами и жуликами.
Глава 19. Прежнее и нынешнее
Отто смотрел вслед удаляющемуся малым ходом судну и пытался оставаться мужественным. Нет, он уже не ребенок и не станет плакать. Когда все погибли, было много хуже, он не сумел выдавить из себя ни слезинки. Только когда в церкви отпевали, еле стоял и был благодарен Дану за протянутую руку. В прямом смысле тот положил ее на плечо, и это сильно помогло. И в очередной раз укрепило в решимости остаться с ним. Пусть не родной по крови, однако не на словах сочувствует.
Но все же… Впервые он остался по-настоящему один. Теперь даже на родном языке не с кем поговорить. Кругом чужие, и чего от них ждать, неизвестно. Одной истории с Давыдом хватило бы на всю жизнь. Устрой у них кто-то такое, его бы собственные родичи удавили. У своих красть! Не болезнь это, как говорит Анастасия Егорьевна. Порченый. И исправить уже никак. А значит, надо что-то делать, пока собственную дочь не загубил.
Дан здесь не в подмогу. Не хочет он всерьез вмешиваться в отношения старшего с семьей. Не то чтобы отказывает, но уклоняется от решения. А поговорить серьезно не удается. Все эти дни бегал как ошпаренный, бесконечно что-то выясняя, продавая, торгуясь, договариваясь. Конечно, вина Отто, что не особо присматривался и прислушивался, занятый обучением, да и Дан ведь не в игры баловался. Он свое дело выполнял согласно договоренностям. И сделал!
Теперь их земли на год обеспечены солью, а то прежние запасы у большинства на исходе. Ну и еще кое-что по мелочи. Фактически Дан совершил хитрый финт, приобретя им необходимое и при этом готских товаров не тронув. То есть теперь они как бы его, ведь обязательства выполнены в полном объеме. А на побережье можно выручить хорошо вдвое от здешних цен. Получается, еще и наварился со всей этой истории. И странно было бы кривиться. Они ведь в конце поделят на троих доход, кроме золота. Но тут все честно: он к тому мешку отношения не имеет, могли бы и вовсе не ставить в известность.
Но кое в чем Дан определенно не прав. Не стоило отправлять всех готов, кроме двоих, домой. На соль вряд ли кто покусится, кому она сдалась в таком количестве. Ни использовать, ни продать, чтобы не пошел моментально слух. А вот их могут и захотеть обчистить. Груз дорогой и без клейма, любой может заявить про лично пойманных вот этими руками пушных зверьков. Поди проверь. Золото вообще незаконное, и никто искать не станет. Хорошо хоть и знать некому. Видимо, потому Дан и продавал, дарил мамонтовую и моржовую кость и коней. Оставлял самый минимум и легкое. Пятеро с оружием все же сила. Рассчитывать на защиту со стороны монахов не стоит. У них свой груз, разве в толпе легче передвигаться. Пожалел, что ли, Дан гривен на прежних охранников? Зря.
– Ну что, пошли? – сказал Данила, дождавшись, пока расшива скроется за поворотом. Скорость изумительно низкая. Верст десять в сутки. Против течения на бечеве иначе не бывает. Все-таки тяжесть огромная.
– Домой?
– В монастырь.
– Зачем?
– Воином стать хочешь?
– А то ты не знаешь!
– Ну вот и познакомлю тебя с отцом Ондреем. Могутный человек, почти три десятка лет у Смоленского князя Глеба служил, в ближней дружине до сотника дошел. Воевал немало. Здесь главным наставником по оружию числится.
– А чего ушел?
Данила глянул недоумевающе.
– Ну от князя.
– Откуда я знаю? Может, тут кормят слаще или платят заметно больше. А может, должность подходящая. Человеку под пятьдесят, пора и о доме задуматься, а не скакать рубаться с соседями. Во всяком случае, ничего всерьез нехорошего за ним не числится, иначе бы монастырь обучения охраны не доверил.
– Ну покаялся, грехи отпустили.
– Раз сказано чист – не нам осуждать, тем более что понятия не имеем о прошлом наставника. И не требуется. Главное – из его рук выходят умелые ребята. Между прочим, со стороны к нему не берут. Гордись.
– Почему одного меня? – с подозрением спросил Отто. – А ты?
– А у меня другие дела.
– И какие?
– Я в библиотеку иду.
– Куда?
– Да-да, – нетерпеливо сказал Данила. – Тебя к наставнику по оружию, меня – в хранилище книг. Думаешь, просто договориться было? Хотя, – подумав, сообщил, – на самом деле просто. – Игумену не жалко, ничего не стоит такое разрешение. Все равно через несколько дней караван пойдет.
– Ты что-то знаешь?
– Никто не в курсе. Ты же слышал, что говорят. В последний день прямо перед отходом сообщают. Специально, чтобы никто не успел предупредить разбойников.
– По течению имеет смысл, а против? На конях при желании обогнать не вопрос.
– Когда речь идет о миллионах, любая предосторожность не лишняя. Они до замерзания реки должны вывезти все и, что важнее, сохранить от алчных людей. За такие деньжищи и благородный князь личико под маской спрячет и нападет с личной дружиной. Береженого бог бережет.
– И все равно вычислить при желании можно. Уходят не позже какого-то срока, кормить пришедших вчера из Смоленска долго – не особо приятно. Суда стоять без проку не любят. Выходит, скоро.
– Ты бы помалкивал, – озабоченно сказал Данила, – не надо показывать сильно большой ум. Случись что – найдутся слухачи, что вот рассуждал сильно много и подозрительно. Чужак всегда чужак.
– Я к тому, – уныло сказал Отто, – что ничего мы толком взять не успеем. Уже скоро отправка.
– Сколько сумеем – и то ладно. Не сидеть же на манер Земислава, пялясь в небо.
– Ну он же шаман, – практически шепотом произнес гот.
– А бубен где?
– Хороший без всякого музыкального инструмента сумеет по углям пройти.
– А ты откуда знаешь?
Похоже, Данила это видел и молчал. Обидно. Вроде не доверяет после всего. Он сам только слышал рассказы.
– А другой бы и не взялся лечить отца, – наставительно произнес, радуясь возможности показать, что и сам не лаптем щи хлебает. – У члагов они сильные, всем известно, – последнее высказал без особой радости, но, будучи честным, решил не скрывать. – Вот ты у него кисет видел на шее?
– Да.
– Там наверняка кряча.
– Чего?
– Амулет такой. Из кости делают человеческой и демона в нем держат. Иногда в виде чудовища, иной раз простенькие. От умения зависит. Как умрет, тварь вырвется на волю, не сдерживаемая его силой, и всех рядом находящихся ухайдакает. Чем крепче был, тем опаснее тьма, сидящая в фигурке. Потому в войнах не участвуют и их почти никогда не трогают.
"И как это согласуется с идущими на севере сражениями?" – подумал в недоумении Данила. Если твое племя выбили, не останешься в стороне. Хотя наверняка ведь есть способы укротить чужое чудовище. Раз сажают в ловушку, то почему и выбравшегося не сграбастать. Или сказки все это? Пугалка, для того чтобы не трогали волхвов.
– Но он-то с нами пошел. Убивал.
– Выходит, правильный шаман, – повергнув Данилу в недоумение удивительной логикой, заявил гот. – За други своя встал, как за племя свое. Значит, с нами до конца.
– Ну допустим, – подумав, что не мешало бы переварить неожиданную информацию, да и с Земислава попробовать нечто выудить, согласился Данила, – и что?
– Им положено, – Отто неопределенно покрутил руками, – не от мира сего быть. Это не сумасшествие. Вполне нормальные, когда сделают себе труд отвлечься от общения с духами.
Нет, положительно нельзя считать себя сильно хитрым. Так старательно избегал обсуждать эти Земиславовы штучки с кем бы то ни было, а оказывается, Отто всегда знал про его отличие. И скорее всего, в курсе каждый гот, от боярина Отрана до последнего конюха. А что с ним не обсуждали, так еще наверное посмеивались за спиной насчет тайны. Неприятно чувствовать себя дураком.
– Ты не думай, – сказал Отто, – я никому не говорил.
Уже легче.
– Если он не хочет, чтобы знали, зачем? Мы все-таки в православные земли идем, а там таких не любят. А я считаю – напротив, уважать надо. Как можно отбросить так просто веру и родных богов? Это же не дырявая обувь – пошел и купил новые. Отказаться от предков, которые останутся в Валгалле, а самому в рай… Неправильно это. Нельзя заставлять силой, они в душе не примут и только отталкивают от веры таким образом.
* * *
– Доброго дня, отец Ипполит, – снимая шапку, приветствовал Данила, обнаружив старика на привычном месте за столом у окна, над раскрытым огромным томом.
– А, – сказал тот, поднимая голову, – все-таки пришел.
В молодости он явно занимался чем угодно, только не сидением с пером над старинными пергаментами. Широколицый темноволосый мужчина с широченными плечами, до сих пор мускулистыми руками больше походил на опытного мечника, чем на дышащего всю жизнь книжной пылью ученого.
– Нет уж, – сказал парень, – такого случая не упущу. Когда еще в монастырскую библиотеку попаду, – и он с восхищением посмотрел на шкафы со стоящими за стеклом фолиантами.
– Не видел ты настоящих книжных собраний, – заверил монах, снимая с пояса огромный тяжелый ключ. Вставил в замочную скважину окованного металлом и покрытого резьбой немалого размера сундука и дважды повернул. В скрыне хранились особо ценные книги. Точнее, редкие. – В нашей оригиналов нет вообще, а копий самых разных всего триста восемьдесят пять томов. В сравнении со Смоленской Лаврой Бориса и Глеба чистый смех. Там четыре с половиной тысячи наименований, – посмотрел, подчеркивая тоном, что именно не количество, – на нескольких языках. В патриаршей, говорят, за тридцать тысяч, и есть такие старинные, что их в руки вообще не выдают. Даже касаться запрещено.
Бережно вручил Даниле тяжеленную книгу, за которой тот не первый день сидел. Помимо обычного набора, включающего Библию, книгу Второго Исхода, отдельные Жития святых, постановления Соборов с Земли и Беловодья, массу богословских сочинений, нисколько его не интересующих, с немалым изумлением обнаружил несколько словарей и грамматик на мало кому известных языках и переводы античных и греческих писателей. На полках стояли Гомер, Гораций, Овидий, Вергилий, Теренций, Лукиан. Историки – Тит Ливий, Корнелий Непот и Фукидид, Цицерон, Сенека, Агафий Миринейский, Аристотель, Гален, Гиппократ и много других, имена которых кроме единиц знатоков в мире вообще никому ничего не говорили.
Точнее, приходилось держать в руках единственную – Евтокия, где тот комментировал и разъяснял труды Архимеда. "Измерения круга" и "Конические сечения" классика математики Исидора Милетского ему дал в выписках отец, они оказались зело сложными, но полезными для строительства куполов. Как и сочинение Герона "О построении сводов", в котором много внимания уделялось стереометрическим и механическим проблемам.
На специально проявленное недоумение по поводу наличия в свободном доступе откровенных язычников отец Ипполит прочитал целую лекцию. Оставшаяся где-то в неведомых далях Римская империя мыслилась, во-первых, как средоточие истинного богопочитания. Не просто держава, но "благоверное" государство. Не просто религия, но "истинная" религия. Во-вторых, она считалась хранительницей единственно подлинных культурных ценностей.
Соответственно требовалось сверять достижения с созданным прежде и главным образом в высокой культуре мысли и слова – логике, философии и риторике. Каноны этой культуры почитались единственно истинными, и все, что им не соответствовало, являлось варварством и бескультурьем.
Конечно, увлеченно говорил монах-книжник, за столетия мы во многом ушли от прежнего, но фундамент остался классическим. А частенько до наших дней остаются неизменными прежние правила. К примеру, константинопольский патриарх конца VI века Иоанн Постник, составляя поучение монахам, считает нужным изложить его ямбическим триметром.
…Не смей одними кушаньями брезговать,
Другие выбирать себе по прихоти;
А кто брезглив, таким и мы побрезгуем…
Или вот:
Перед тобою блюдо, из него и ешь,
Не смей тянуться через стол, не жадничай!..
Высокого смысла древних виршей Данила не понял. Ему в детстве Хиония, не окончившая семинарии, приблизительно то же говорила, награждая подзатыльником. Без всякого ямба, что бы слово ни означало. Про этикет она имела не особо много знаний, зато при всем дикарском происхождении учить детей вести себя за столом правильно выходило замечательно. И вообще, если и привиты ему в детстве ценности вроде "не укради" или "не убий", то вовсе не в церкви, а именно старухой. Другое дело – идеал недостижим, но при защите убийство не грех.
Впрочем, общий посыл уловил и вежливо поблагодарил, не затевая спора. Иной раз полезнее промолчать и не показывать личного мнения. В свое время отец Федор здорово ярился, когда кто-то при нем брякнул про греческих богов Геракла с Атлантом. Визгу и вони было до небес. А оно вон, оказывается, как. Сверяют с прежними мыслителями, строя на фундаменте из константинопольских мудрецов, бог знает сколько столетий раньше живших. Монахам можно, это мирянам противопоказано.
Но в целом все прошло хорошо. Фактически отец Ипполит чуть ли не единственный заботился об образовании. Остальная братия вечно занята работами, шахтой и окормлением паствы. Библиотекарь редко имел дело с посторонними и был рад поговорить о книгах вообще и житье в частности. Иногда даже излишне многословно. Правда, Данила постоянно держал в голове, чтобы поменьше распускать язык, а то неизвестно – не пойдут ли его откровения прямо в уши игумену. Предпочитал задавать вопросы и выслушивать, благо монах оказался не только болтлив, но еще и многое знал.
Будь возможность, Данила засел бы в библиотеке постоянно, а еще лучше – утащил книги, однако ни купить, ни украсть возможности не имелось, а потому приходилось брать максимум доступного. Потому стихи, философия, божественное, древняя история отметались сразу. В остатке содержалось не так уж много. "Система космическая" Тимофея, Иванова сына из Новгорода Приморского. Очень важная книга для астрономических целей, правильного подсчета местонахождения корабля с использованием нескольких методов и определением по звездам с помощью специальных инструментов и таблиц. Занятно, но мало ему необходимо.