Васильцев промолчал, а про себя подумал: "Вот с Колей Жеребчиковым я и так договорюсь, без тебя, благодетель! Конечно, добрый дядя – отправил все политотдельских бездельников в летние отпуска, сам за всех остался, амбразуры закрывать, "Александр Матросов" нашелся, с широкой грудью! Тудыт его в ёперный театр! Еще бы, политотдельские отпуск в любое другое время – кроме июля, воспринимают как личное оскорбление или даже – наказание за тяжкое преступления! А мы, сирые… мать иху…" А в слух сказал: – Мне бы в "деревню", сигарет закупить, выкурили всего в море орлы наши, до последней!
– Да, пожалуйста – вон мой "Уазик" стоит с обормотом Зинкиным, который там сидит прокладкой между рулем и сиденьем и читает какой-то бред – пусть сгоняет в магазин и тебя на причал прямо к катеру закинет!
– Ага, чтобы я, не исхитрился, не сбежал!
– Куда?
– А в госпиталь, например! Ну, это я так! Разрешите идти?
– Идите! – сказал мудрый начпо, а про себя подумал: "И тебе, родной, – всего того же самого!". Будучи офицером с большим опытом службы на всех ее ступенях, он-то точно знал, какие убийственные пожелания шлет ему прямо сейчас Сергей Васильцев, осыпанный прахом собственных разбитых надежд.
"Плавали – знаем! Хорошо еще, что нет в нем силы мистической, у записного-то атеиста! А то… одной диареей бы не обойтись… после всего вот этого!" Тут начпо довольно хмыкнул и потянулся, освобождаясь от некоторой стылой боли в области крестца. Кабинет начальника – тоже место повышенного риска – а для подчиненных, так особенно!
"А что делать – надо!" – усмехнулся он своим мыслям и довольный ходом событий, опять устроился в старом, добром, уютном кожаном кресле. Потом подтянул к себе стопку еще не разобранных служебных телеграмм, вчитался в первую из них, удивленно присвистнул и изобретательно, со знанием дела, выругался, что-то подчеркнув красным фломастером – для будущей работы.
Не только начпо, оказывается, удивлял своих офицеров – были и у него начальники, которые удивляли и его самого…
Выйдя из кабинета начпо, расстроенный Васильцев решил завернуть к политотдельцу Сане Мигунову, стрельнуть сигаретку и заодно обругать его начальника, надеясь на сочувствие и солидарность. Толкнув дверь, он увидел как Мигунов, разложив на двух столах какие-то таблицы, щелкает кнопками на здоровенном калькуляторе и вписывает в квадратики таблиц какие-то цифры.
Указав взглядом на открытую пачку "Ленинграда", и получив разрешающий кивок от Сани, Сергей вытащил из нее сигарету, и с удовольствие понюхал табак.
С курением надобно повременить – курить в кабинетах комбриг запрещал строго-настрого, а ослушников бил чем ни попадя – рублем, приказом и отпуском зимой… Однако схватить сигарету и сбежать – это неприлично, поэтому надо было ляпнуть пару фраз – для светской беседы с политотдельцем. Авось, и комсомолец сгодится как-нибудь да на что-нибудь… На безлюдье – и комсомолец – человек!
– И какую такую стратегическую мысль ты загоняешь в гранит, ваяя сию таблицу? – витиевато загнул Васильцев свой светский вопрос.
– Да тут из "управы" телегу кинули – дай им там разную статистику – национальности там, коммунисты-комсомольцы, рабочие-колхозники-служащие, десятиклассники, студенты… и всякое такое… в процентах, в промилях и в абсолюте…
– И когда надо-то? – поинтересовался корабельный замполит.
– Вчера! – буркнул Мигунов, – а телега только сегодня пришла!
– Н-да-а-а! Как обычно! – посочувствовал Сергей коллеге, а про себя подумал: "И точно как у вас – школа – одна, и кормушка – тоже одна!
– Ай, да ничего – справимся! Палуба – подволок-калькулятор! И интерполируем…
Вот фигню просят – фигню даем! – беспечно отмахнулся Саня и вновь погрузился в цифровую бездну.
Пожав плечами, Васильцев пошел к "Уазику", на ходу размышляя: "А вот интересно – те, кто пытается анализировать и прогнозировать, знают, что они получают заведомую фигню? И на каком уровне недостоверность данных превышает все мыслимые пределы? Да уж, фигню просят – фигню даём! Не хотите фигню – не просите ничего с бухты-барахты! Или вообще – ничего не просите!
Сами, вон, сидите и пишите – не сходя с места… Немного стоят такие диссертации, материал для которых собирает наша управа… А потом будут удивляться – лет через двадцать – наврала, мол, что-то наша социология!"
Вот так Сергей Васильцев и "загремел" на дежурство, прошвырнувшись на потрепанном, второго срока службы, "русском джипе" по поселку, заглянув в магазины и к себе домой, прихватив свежие рубашки, блок сигарет "БТ" и курево попроще – для – бойцов, пригодится. Затем в машину всунули и пару банок с новыми кинофильмами, полученных "по блату" на кинобазе – под честное слово. Свои люди – сочтемся!
Он был вправе рассчитывать на благодарность со стороны экипажа и офицеров, которые уже заездили вдоль и поперек имевшиеся в запасе собственные фильмы. Знакомая история! Сергею же как-то, случайно, но – не упустив случая, что важно, удалось "прикормить" работников кинобазы и закрепить на себя положительный рефлекс. Вот теперь все только что поступившие новые фильмы его экипаж смотрел в числе первых. В два счета лихой автоковбой Зинкин подбросил на дивизион, прямо под борт загружающемуся "подкидышу" – разъездному рейдовому катеру, который целыми днями мотался по гавани, на береговые посты и "подкидывал" кого-то или чего-то по необходимости, наматывая десятки миль на свой лаг.
Место это называлось: "Там, где кончается асфальт". Когда-то ни финнам, ни немцам чего-то не хватило, чтобы соединить поселок и топливный причал. А у наших тоже – за последующие полвека, видимо, всё тоже – недосуг… Так и осталось это место у причалов дивизиона без асфальта… только голая пыльная галька.
– Ну, ты и гоняешь! – упрекнул Васильцев водителя.
– А что? Ни ВАИ, ни ГАИ здесь нет даже близко! – оправдывался Зинкин. Мысль о том, что люди медленно и аккуратно ездят по каким-то другим причинам, кроме как опасаясь служителей этих почтенных организаций, даже не посещала его стриженную "под ноль" голову. Попался он как-то комбригу не в добрый час – и до сих пор сверкал лысиной.
– Вот попрут тебя с шоферов – я тебя к себе заберу и отдам в трюмные. То-то научишься "родину любить" – пообещал ему Васильцев, прощаясь. Через несколько минут "подкидыш" трижды звонко вскрикнул, дал задний ход, развернулся и рванул к дозорному кораблю.
Глава 2. Дозорные будни
– Дима! – обратился Васильцев к "пому", склонившемуся над прокладочным столом: – Ты вахты уже расписал? Ставь меня на "собаку" или с четырех. Люблю бдеть ночью – а с утра ты и без меня личный состав займешь-замучаешь – пока я хрючить после вахты буду. А уж после обеда или вечером я буду грузить память и извлекать сознательность.
– Угу – согласно буркнул тот, и добавил: – Вполне резонно! Кроме вахт и политзанятий ничем тебя не грузим.
Бобровский несколько отвлекся, рисуя на планшете сектора допустимых пеленгов, которые должны были контролировать вахтенные офицеры в свое время. И делая пометки в своей потрепанной записной книжке.
– Если вдруг понесет… – но тут же сам себе возразил: – Ага! Сейчас! Вместе с бриделем… Но – положено!
– Чего ты такой злой сегодня? С ножа, что ли, покормили? – поинтересовался командир.
– Будешь тут злой… вообще – верно, надо, даже упав мордой в…, искать хоть что-то светлое!
– Слова не мальчика, но мужа! – одобрил Жеребчиков.
На юте свободные от вахты матросы, мичманы и офицеры ловили рыбу прямо с борта. И не без успеха – камбузный лагун заполнен больше, чем на половину. Разнокалиберная треска, приличные красные окуни и даже несколько зубаток среднего размера. Оказывается, шло соревнование между "маслопупами" и "рогатыми". Причем – не в пользу "механических сил". Ревнивый механик, появившийся из каюты с замасленной ветошью, которой он вытирал руки, узнав, что его питомцы проигрывают, прекратил рыбалку и выдал каждому из рыбаков свое персональное задание – с объемом работ и временем доклада.
– Да!!! У Михалыча не забалуешь! Не умеют его "отличники" рыбу ловить – так может, хоть что-то другое получится… – ехидничал замполит, и спросил у Жеребчикова:
– Разве можно вытереть руки от масла масляной же тряпкой?
– Ты знаешь, у Сергея Михайловича иногда получается – он вроде бы усредняет уровень замасленности поверхностей…
– А-а-а! – понятливо протянул Васильцев, а я-то думаю…
– Прямо Хазановы!!! – удивленно развел руками механик. – Вот пошли бы лучше в кают-компанию "козла" забить! Все польза хоть какая-то! Слушай, "варяжский гость", котел-то сейчас прямо запускают, но на всё-про-всё – полчаса! Мыться будете на форсаже!
– А нашему "меху" всегда даже воды жалко! – сказал Бобровский.
– И снега зимой – тоже! – подтвердил Жеребчиков.
– Но-но! Святое – не трожь!
Так, в обычной рутине "по якорному", во взаимных подначках прошел вечер. Новые фильмы, которые притащил с собой Васильцев, пришлись кстати. А кино в море – это, братцы, был процесс!
Была на вооружении такая киноустановка "Украина" с 16-миллиметровой пленкой, был "кинокрут" – с допуском и удостоверением, были фильмы – на 60 % черно-белые, сухая пленка часто рвалась… и "кинокрут" получал в свой адрес все словесные конструкции местных юмористов, соревнующихся между собой в остроумии, пока он ее клеил. А то, из-за перепадов в корабельной сети лампы вдруг делали "Бденц!" и гасли. На то у зама был запас, добытой всеми правдами и – часто – неправдами. "Шило", как эквивалент свободно-бутылируемой валюты решал и эти проблемы, а как же! Бывали неисправности и посложнее – тогда весь экипаж объединялся в борьбе с нею и лучшие "черепа"-умы экипажа получали возможность отличиться!
А фильмы достать? Сколько было в гарнизоне копий хорошего фильма? (И в те времена – хорошие фильмы – тоже были редкостью). Одна, ну – две! А кораблей и всяких рот? Как минимум десятка три! Вот то-то! Отсюда и важный статус кинокрута! Да еще – почти свободное увольнение два раза в неделю – за фильмами, в город, где можно было прикупить для "братвы" что-то вкусное или что-то нужное. А вы говорите! Сейчас-то – сунуть в пасть ДВД-шнику компашку с пиратскими фильмами – ни ума, ни фантазии не нужно. Тут любой сгодится! Вот отсюда – и статус! Да раньше просмотр фильма – событие и процесс – а сейчас – фильм посмотреть – как воды испить – было бы желание… все-таки, с развитием прогресса от нас кое-что важное и человеческое безвозвратно уходит… Даже – вкус кино… Когда что-то становится легкодоступным и избыточным – все теряет свою остроту и сладость… уходит что-то… закон всемирной энтропии!
А пока – и матросы, и мичманы, и офицеры смотрели себе спокойно фильм в одном из кубриков и смеялись – в который раз! – над приключениями его героев. Потом, прямо с разгона, пошел новый фильм – сладкое на десерт!
Командир корабля Николай Жеребчиков сел в своей каюте у открытого иллюминатора, включил старенький вентилятор и сидя читал в "Роман-газете" "Битву железных канцлеров" Пикуля. Было непривычно жарко – настежь распахнутый пуанколавр на системе вентиляции гнал в каюту теплый воздух с запахом гретого железа и горячего масла.
Большой толстый серый корабельный кот Шкипер с пушистой шубкой, серого мышастого окраса, лежал у него на коленях и громко урчал, довольный лаской и сытостью – только что опустошил мисочку отварной рыбы.
Суровая мужская дружба! А в их отношениях были времена и похуже… А вы не знаете эту историю? Ну, как же?
Глава 3. Жеребчиков и Шкипер
Начальник штаба дивизиона Эдуард Геннадьевич Нивин, уезжая в академию, подарил Жеребчикову свою домашнюю канарейку вместе с шикарной клеткой.
Говорят, она еще и пела когда-то, но видимо, обладала снобизмом и скверным характером, и просто никак не хотела петь новому хозяину и его друзьям в простой корабельной каюте.
Отнести канарейку домой было пока нельзя – во-первых, был еще "кобелиный сезон", и жена с сыном еще не прибыла в Загрядье с любимых ею Юго’в, а, во-вторых, она вовсе не радовалась перспективе кормить желтенькую птицу и, особенно, чистить за ней клетку. Так и жила эта птичка, чистый "лимон на ножках", в клетке над командирским столом. Нет, понятно – в период высоких посещений клетку прятали в пост к "шаману" или еще куда – начальники бы не поняли. Но большей частью…
И вечерами, при свете настольной лампы, Коля Жеребчиков курил папиросы "Казбек", выпуская дым кольцами, рядом с ним устраивался кот Шкипер, в отличие от наглой птицы искренне любивший своего командира и лишь его признававший хозяином, и они вместе – Коля, Шкипер и канарейка, коротали вечером редкое свободное время. В море доставалось от качки и коту и птице… но – все терпели друг друга. До поры, до времени… Клетку, понятное дело, чистил не Жеребчиков (еще чего!), а приборщик каюты, тот же корабельный "шаман"-СПС. Кота тоже кормили вестовые, но иногда и сам Коля – в знак особой признательности.
Бывало, что Николай хвастался друзьям и знакомым, как дружат Шкипер и птичка. Действительно, как только появлялся Шкипер, канарейка начинала метаться по клетке, вскрикивать. "Радуется!" – восхищался Жеребчиков. "Да нет, пятый угол в круглой клетке ищет!" – возражал мудрый замполит Володя Нешевелин. Он-то знал – работа с личным составом – пусть пока и недолгая – напрочь отучила давать своим наблюдениям светлые прогнозы. Тут не ошибешься! Кроме того, политработник почему-то находил много общего в поведении матросов и в повадках этих шкодливых и вороватых домашних животных в красивых меховых пушистых шубках. Чем ближе узнаешь людей тем больше нравятся… даже коты! Так можно сказать, переиначивая известный афоризм.
А кот всегда устраивался перед клеткой и смотрел своими желтыми глазищами на прыгающую по клетке птичку. Он даже когда спал, то одним своим желтым глазом, не мигая, подсматривал за канарейкой. Контролировал!
– Смотрите, как он ее любит! – хвастался командир.
– Ага! Только думает, что без перьев она будет лучше и вкуснее! – опять ехидничал замполит. И – накаркал, злыдень!
Хитрый котяра, используя богатый корабельный опыт, научивший его открывать разные двери и ящики, даже крючки на дверцах шкафа на камбузе сбрасывать умел, ворюга записной, смотрел и смотрел на птицу и людей и делал кое-какие выводы. Кстати, Шкипер умел даже открыть кран в умывальнике, когда хотел пить. Вот закрывать его он не умел или не хотел – и Жеребчиков, бывало, сидел в море без воды, которая вытекала напрочь из бака-накопителя. Но – терпел, что взять с полосатого обормота?
Так вот, улучив момент, кот все-таки сумел открыть нехитрую защелку на клетке, а уж распахнуть дверцу и достать оттуда птицу… короче, когда Жеребчиков открыл дверь каюты и вошел туда – там были только довольный Шкипер и кучка желтых перьев. Кровь бросилась командиру в голову, он схватил своего пушистого друга, так надругавшегося над его верой в торжествующую любовь и выбросил в иллюминатор.
Как он потом страдал! Как материл свою вспыльчивость! Точно говорят, что гнев – кратковременное безумие! Но поздно пить "Боржоми", когда почки уже отвалились!
Когда Коля, одумавшись, успокоившись – хищник есть хищник, пусть и комнатный, но работа у него такая… решил спасать бедолагу, он кинулся на верхнюю палубу, но нигде-нигде не было следов его друга Шкипера, певшего ему вечерами такие уютные песни… Утонуло в холодной воде бедное животное, преданное любимым хозяином! Совесть злой крысой грызла очерствевшую душу командира.
– Если совесть мучает – значит, она, все-таки есть у командира! Странно! – злорадно заключал Бобровский. Оставаясь на борту корабля старшим пять дней в неделю из семи, он очень сомневался в наличие у своего отца командира этого самого рудиментарного органа – совести или души – как кому нравится.
Забегая вперед, справедливости ради скажу, что, став командиром корабля, и, наконец-то, обзаведшись молодой женой, Дима Бобровский очень любил ходить на сход при любой возможности и совсем разлюбил свою уютную каюту. Сначала было именно так. И тогда старпом его сидел на корабле по шесть дней… Дима совестью вовсе не мучился, считая, что уж он-то свое полностью "отсидел"… А вот когда у него появился маленький ребенок, Дима делал добрые жесты – щедро отпуская старпома на берег – и два, и три раза, даже – было – четыре! А для чего, понятно? Всё верно – чтобы самому, наконец, спокойно поспать… Целую ночь, часов шесть подряд – такое счастье! У кого были маленькие дети, родившиеся в период корабельной службы – тот поймет. Но вот это все будет потом – года через три… а пока…
А тут вдруг Коля Жеребчиков, обходя свой "крейсер" в ночное время и озирая его командирским оком, вдруг как-то увидел… призрак кота Шкипера, который прошмыгнул из двери камбуза прямо в матросский кубрик.
"Да, загрызли меня муки совести… поделом, однако… усталость, опять же!" подумал он. Человек-то он был не злой, а злые поступки совершал только оправдываясь своим суровым статусом. Это помогало побеждать некий внутренний психологический дискомфорт, свойственный порядочному человеку, нарушившему моральные нормы, привитые еще в детстве гуманным воспитанием.
Пошел Жеребчиков к себе в каюту, там он некоторое время смотрел то на аптечку, то на сейф. Но Коля плохо умел выбирать – это была его вечная проблема!
Поэтому, он сначала накапал себе в рюмку корвалола, разбавил водой и хлопнул ее залпом. Затем открыл сейф, достал оттуда слегка початую бутылку "Самтреста" и лимон.
"Вот, зараза, если в него спички воткнуть – точь-в-точь канарейка будет!" – опять его посетили мрачные мысли. Налив себе рюмку до краев, отрезав острым водолазным ножом дольку лимона, он привычно наполнил еще одну посудину и предложил ее портрету Главкома на переборке. В одиночку пить – фи, полный моветон, господа офицеры! Заслуженный адмирал сделал вид, что не заметил щедрого жеста хозяина каюты и даже не вздрогнул. Зато у командира от запаха и вида коньяка и лимона, уже выделилась слюна вожделения.
– Ну, как хочешь! – пожал плечами Жеребчиков, салютовал флотоводцу изящной рюмкой, искрившийся в свете лампы, хлопнув обе посудины последовательно, не поморщившись. Потом, закусив аппетитным лимончиком в сахаре, разделся и плюхнулся в койку.
Что сработало – лекарство или коньяк, но заснул он сразу же – прямо как убитый, лишь только голова коснулась подушки. А ночью ему сквозь сон показалось, что по коридору мягко простучали кошачьи лапки и кто-то скребся в дверь и при этом знакомо мяукал.
Коля не считал себя сумасшедшим, поэтому следующим же днем обыскал корабль с пристрастием. Безрезультатно! Нет! Он, конечно, нашел у бойцов кучу изувеченной, под ДМБ-овый стиль, формы, две "ничьих" бутылки портвейна в одном из трюмов, в хитром укрытии у одного из шпангоутов. В мире все повторяется, но молодые оболтусы пока этого не знают! Нашел еще кое-чего, но ни кота, ни его следов не было! Значит – дело нечистое!
Он поделился тревогами с Нешевелиным, которого уважал как специалиста по людским проблемам – предварительно взяв с него слово о гробовом молчании.
– Бывает! – вопреки ожидания командира, поддержал его страхи замполит. Кошки – это вообще особые животные. Во многих культурах считается, что они якобы наблюдают за нами и потом ТАМ – офицер ткнул пальцем куда-то вверх, – кому-то что-то докладывают. А кто кота убьет – на того могут свалиться всякие несчастье и даже на его детей – соответственно по мужской и женской линии… Поэтому, очень не здо́рово это, и с котами лучше бы дружить…