Я не знал ответа на этот вопрос.
– Ну, твои планы. Насчет Бьянки.
Я поглядел на Рофиррика так растерянно, что тощий испугался.
– Да не волнуйся ты так, громила. Хе-хе. Я же просто так… то есть не совсем просто так… Понимаешь, когда два человека… Хм… тролль и человек, то есть любят одну женщину… Возникает странное положение.
– Погоди, что ты только что сказал? – перебил я секредуря.
– Положение…
– Нет, еще раньше.
– Насчет твоих планов…
– Да нет же, после…
Рофиррик не понял. Ну и кто из нас тупой?
– Ты говорил о… как это слово…
– Женщина… Она ведь женщина.
– Знаю!
– Тише! – Рофиррик задергался. – Не то эта женщина придет и намылит нам шею!
– Просто ты говорил о… том, что кого-то там любят…
Я раскраснелся – сильней некуда. Рофиррик вдруг сделал то же самое. Мы были как две свеклы на разделочной доске.
– Фплиф, ты ведь… Ну, ты понял.
– Нет.
– Что ты к ней испытываешь? Я говорил, что когда человек и тролль внезапно любят одну и ту же… то они находятся в странном положении.
– Да. Страннее некуда.
Насчет такой штуки, как "любовь", я не знал абсолютно ничего. Нет, я, конечно, в курсе, что она существует, но вот с чем ее едят, не задумывался никогда.
– У нас проблема, – сказал Рофиррик. – Ты, похоже, не очень в этом вопросе разбираешься. И это притом, что заполучил невесту совершенно безо всяких усилий.
– Но ведь я не виноват. Я пришел в Ламарг, мне надо было найти место для ночлега, потому что спать в лесу мне надоело. И тут от самых ворот меня тащат во дворец, где происходит какая-то катавасия, король, придворные, какие-то там предсказания. И все это сваливается на голову несчастного деревенского парня, который впервые в жизни покинул родные пенаты или что-то в этом роде. Дальше закрутилось-завертелось, опомниться было нельзя. Дракон еще, которого я прищучил, затем какие-то штуки, которые были не в состоянии влезть в мою узкую черепную коробку, магия, перемещения, дом волшебника, где даже мебель явно сошла с ума… А еще история с баней… Знаешь, в таком положении трудно думать об этом… О любви.
Чиквасор взвизгнул в отдалении и схватился руками за голову, словно его туда только что укусила громадная оса.
– Но ведь ты воспринимаешь Бьянку… о духи небес… как свою невесту. – Здесь Рофиррик понизил голос. Такими голосами мы с одним из братьев говорили друг с другом, когда воровали варенье из мамашиного буфета.
– Только говори честно, тролль! – потребовал тощий и нескладный.
– Воспринимаю. Все время так и думал.
Писарь свалился на пуфик. Так случается со многими, если их настигает огорчение.
– Я знал. Я знал, что и говорить, но все время себя обманывал.
– Зачем ты себя обманывал? И разве такое возможно?
– Возможно, тролль. Не знаю, как там у вас, но у людей такое сплошь и рядом. Мы все жуткие обманщики.
– Вот не знал.
– Горькая правда, Фплиф.
– Так, пожалуй, я потеряю веру в людей.
– В общем, они не так и плохи, просто иногда… ладно, неважно. Важно то, что мы с тобой соперники.
– Соперники?
– Но самое ужасное для меня не это.
– А что?
– Ты не понимаешь?
– Нет. Кажется, чары магистра то и дело рассеиваются и я возвращаюсь в прежнее состояние.
– Самое ужасное для меня то, что принцесса показывает к тебе свое расположение, а на меня смотрит, словно я вешалка для плащей, задвинутая в угол.
– Да ну?
– Чистая правда, тролль. Мне со стороны видно лучше. Ты у нее на хорошем счету, ты герой, ты большой и сильный, ты… Кто поймет женщин? Я не сильно преувеличу, если выдвину ужасное для меня предположение. Что она в тебя влюбилась.
Я содрогнулся всем своим большим и сильным телом. И посмотрел, как Бьянка добивает еле сопротивляющегося старикана. Она загнала его в угол и трясла за шкирку, словно котенка. У Чиквасора не было шансов. Он сделался светло-сиреневым в алую крапинку, а это означало, видимо, то же самое, что выбросить белый флаг. Бьянка победоносно сверкнула глазами в моем направлении – и я содрогнулся снова.
– А чего ты так реагируешь? – спросил Рофиррик. – Ты же официально ее жених – с королевским благословением. И ее влюбленность в тебя – результат первоначального отрицания. Тот случай, когда ненависть перерастает в любовь в результате совместно пережитых перипетий и опасностей. С психологической точки зрения…
Бьянка не дала Рофиррику закончить что-то очень умное и подскочила к нам, точно гибкая серна.
– Все языком болтаете, оболтусы? Мы тут с магистром Шизомором обсуждали, между прочим, одно важное дело. Сейчас мы с ним уединимся, я хотела сказать, пойдем в его лабораторию и займемся им. Крапивница и капель из носа, чего вы на меня так смотрите?
Мы сказали "ничего" и потупили взор. Очи долу, как говорят у нас в Вороньем Глазу.
– Так вот. Пока мы заняты, вы не должны ничего трогать, не должны паясничать и безобразить. Помните, что это не ваш дом. Поняли? В особенности ты, Фплиф.
Я помнил, что это не мой дом, и не помнил, чтобы собирался паясничать и безобразить, как только хозяин отвернется. Я тролль приличный, неужели принцесса еще этого не поняла? Несколько обиженный, ваш покорный слуга пророкотал, что от него не будет никаких неприятностей. Рофиррик не отстал от меня и пропищал заверения своей полной вассальной верности.
Бьянка изучала нас двоих очень долго, а потом сказала:
– Ладно. Мы скоро вернемся. В силу определенных обстоятельств твой отъезд на подвиг, Фплиф, немного откладывается.
– А я хотел побыстрее разделаться с делом, – отозвался я.
– Успеется.
Моя невеста сверкала глазами в высшей степени загадочно. Я понял – она что-то задумала. Судя по тому, как выглядел в этот момент магистр Чиквасор, ничего хорошего. К чему это такому девица его сподвигла, хотел бы я знать!
– Г-г-госпожа, прош-шу вас, пройдемте в лабораторию, – промямлил старикан, наваливаясь всем телом на посох. Мне стало жаль его старые кости, но я не стал вмешиваться. Бьянка подскочила к Чиквасору и взяла его под руку. Скорость, с которой она слиняла из гостиной, не снилась волшебнику даже в молодые годы, поэтому, волочась за ней, он мог только издавать вопли ужаса.
– Слушай, Рофиррик, – сказал я, когда мы с секретарем вновь обрели способность разговаривать. – Она и вправду была такая?
– Какая?
– Взрывная, я бы сказал.
– Не то слово. Дворец от нее на ушах стоял. А видел бы ты сватовство!..
– Почему мне не досталась принцесса посмирней, – сказал я. Кто-то внутри меня спросил: а нужна ли тебе посмирней, дружок?
– Это дело случая. Слепого случая.
– А я думал, все дело в… предназначении или в чем-то таком. Мне тут разъяснили, что я Избранный, а с такими парнями ничего случайного не бывает. Что говорят об этом твои книги?
– В общем, ты прав. Разные мудрецы и волшебники сходятся в одном: если судьба сказала прыгай, тебе остается только уточнить, как высоко. И, конечно, прыгать.
– А судьбу нельзя отодвинуть? Или сказать ей: "Извини, у меня другие планы на день"?
– Насколько я знаю, нет. Судьба – штука, которая шутить не любит. От нее пострадали многие достойные личности и продолжают страдать. Вот ты, например.
– Ну, не то что бы я страдаю, просто все для меня необычно. Я знаю, что иду сражаться за правое дело – освобождать мое племя от Тупости. Представь, какие времена наступят, когда это случится! Я, скромная деревенщина, которая не в состоянии связать двух слов, вдруг становлюсь избавителем всех троллей. Фплиф из Вороньего Глаза и мечтать о таком не мог!
– Мечтаешь о славе?
– Нет. Я скромный тролль, мне достаточно немного уважения.
– А вдруг случится так, что тебя сделают… ну не знаю… вождем, королем, директором всех твоих соплеменников?
– Нет! Руководящие должности не по мне, – сказал я. Такое мне в голову не приходило. Что за глупости?
– Ну а все-таки? – не унимался Рофиррик.
– Я откажусь.
– А твоя семья скажет, что ты просто обязан стать великим вождем и все такое, чтобы прославить древнюю фамилию! Ты пойдешь против семьи?
– До чего ты надоедлив, оказывается. Ну кто может загадывать так далеко? Я ведь даже до дракона не добрался, а ты уже пророчишь мне руководящее будущее. Как бы там ни было, а становиться правителем я не хочу. И баста!
– Скажи, какова твоя мечта, большой друг?
Я порылся в своей заколдованной голове и выудил то, о чем давно думал.
– Жить в тихом месте и наслаждаться простой жизнью вдали от шума и гама цивилизации.
– Шума и гама? Фплиф, могу тебя уверить, что ты не видел и десятой части шума и гама, который только может подарить эта самая цивилизация. Ты просто понятия не имеешь!
– Значит, я прав. Если на самом деле все еще хуже, то такая цивилизация мне и подавно не нужна. Не создан я для всяческих дворцов, для больших городов и шумных кварталов, Рофиррик.
– Впервые встречаю существо с таким низким уровнем притязаний, – сказал тощий и нескладный. – Даже удивительно. Во дворце короля Кромбиса все только и делают, что из кожи вон лезут.
– Зачем?
– Чтобы выслужиться, продвинуться по служебной лестнице, получить благосклонный взгляд владыки. Некоторые записывают себе в тетрадки, сколько раз Его величество и как посмотрел на них. Это называется знаки внимания. Кто больше получит, тот молодец. Хвастаются друг перед другом.
– Жесть…
– Как?
– Жесть, как говорил один тролль у нас в деревне.
– Точнее и не придумаешь! Жесть! Я большую часть жизни варился в этом амбициозном котле. И понимаю принцессу, которой все это осточертело. Она не признается, но я вижу – Бьянка рада, что вырвалась на свободу.
– Она говорила.
– Да? Когда?
– Недавно. Именно что про свободу, про то, что всякая придворная ахинея ей надоела. Также надоело то, что ее считали каким-то там высшим существом, которое принесет процветание королевству.
– Потрясающе!
– Не знаю, могу ли я об этом говорить без ее разрешения…
– Говори. Я – не кто-нибудь.
– Да?
– Уверяю тебя, тролль!
Решив, что все равно нечего делать, я поведал ему принцессину исповедь, которая случилась в сарае рядом с таверной господина Вузида.
– Я знал, я знал! – запрыгал Рофиррик. – Знал, что она такая. Не без недостатков, но вовсе не злое исчадие, что дело не в черном колдовстве, которое на нее наслали! Я верил в нее! О, какая девушка! Самая лучшая на свете!
– Ты точно знаешь?
– Любящее сердце всегда это знает!
– О…
В общем, я был согласен с тощим, хотя и не знаю почему. Я знаю Бьянку совсем немного и недавно, однако вполне разделяю его мнение. Моя невеста – самая лучшая!
Рофиррик продолжал разоряться насчет ее достоинств, насчет ее чистой души (хотя и взрывного и непростого характера), насчет чего-то там трепетного и лучистого – я не уловил – когда вдруг грянул гром. Он раскатился по всему дому, обследуя каждый его уголок, потряс стропила, ударился в стены и перегородки, попробовал на прочность лестницы и подвальные помещения.
Я протянул руку, чтобы не дать книжным стеллажам упасть и придавить весом вековой мудрости Рофиррика. Некоторые фолианты, правда, соскочили со своего места и просвистели рядом с головой тощего, но он этого не заметил.
– В чем дело? Что случилось?
– Я не виноват, – ответил я.
Рофиррик закатил глаза к потолку, боясь, что он упадет и довершит дело, начатое тяжелыми книгами, но потолок остался на месте. В доме стало так же тихо и таинственно, как раньше.
Мы помолчали, водя ушами и глазами.
– Должно быть, это колдует магистр Чиквасор, – предположил я. – Бьянка говорила, что они пошли заниматься каким-то делом.
– Должно быть, – дрожащим голосом ответил Рофиррик. – Что же тут творится?!
Только сейчас я заметил, что на каминной полке развалился Аспарагус. Толстый белый котяра невозмутимо наблюдал за нами одним глазом, ничем не показывая, что на самом деле он – существо иного порядка, гораздо более интеллектуального. И настоящий хозяин дома, который всем тут заправляет. Знал ли он, что происходит в лаборатории Чиквасора? Сомнений нет. В противном случае Аспарагус был бы не Аспарагусом.
– Как бы старый дуралей чего-нибудь не сделал с принцессой, – простонал Рофиррик. – Может, пойти и посмотреть?
– Не думаю. Бьянка разозлится и сотрет тебя в порошок, – сказал я.
Секредурь не хотел становиться порошком и остался на месте. После того, как это произошло, дом снова пустился в пляс. Аспарагус, лежащий на каминной полке, свалился с нее и задал стрекача. Мне не нравились все эти события. Я занимался тем, что ходил по гостиной и придерживал полки и иную мебель от падения. И чем это таким можно заниматься в лаборатории, вызывая подобные катаклизмы? Мне ничего в голову не приходило. Может быть, потому, что чары магистра начинали сходить на нет. Чувствовалось, как Тупость овладевает моим сознанием, и мысли становятся неповоротливыми, как бегемоты, угодившие в бочку с медом.
Рофиррик подкрался к двери, в любую секунду ожидая, что на него упадет потолок, и выглянул в коридор. Лаборатория находилась не сразу же за порогом, но тощий хотел просто послушать в надежде, что загадка станет хоть чуточку ясней. Из коридора на него что-то нарычало, и с бледным лицом секредурь захлопнул дверь, прижимаясь к ней спиной.
– Похоже, Чиквасор разбудил неведомые и страшные силы, – сказал он. – Как бы они не сожрали Ее высочество.
– Вряд ли Бьянка убедила чародея вызвать их, чтобы они ее сожрали. Это как-то… нелогично.
Буххх! По дому Чиквасора какой-то здоровенный тип съездил здоровенным молотом. Теперь и я начал опасаться катастрофы. Вот, скажем, если меня завалит обломками, мне от этого ничего не будет, но сомневаюсь, что здоровье моих маленьких и хрупких друзей кардинально улучшится под парой тонн кирпичей и прочего хлама.
Я хотел что-то сказать, не помню, что именно, как слова застряли у меня в горле. Ваш любимый Фплиф остановился возле стеллажа и изобразил из себя дорожный столб. Рофиррика угораздило в это же мгновение разразиться энергичной речью, сопровождаемой сумасшедшей жестикуляцией. Видимо, он обращался ко мне и не мог понять, чего со мной случилось. А я понял. Ваш покорный слуга из Вороньего Глаза вернулся. Таким он входил в пределы королевства Баркария, таким его поволокли во дворец, такому троллю вручили принцессу и сказали: "Иди, строй свое счастье!" Иными словами, я отупел.
Рофиррик, не будь дурак, смекнул, что со мной случилось.
– Ты опять! Ты опять! Чары! Проклятые чары сдулись! О, постельные клопы и моровая язва!
Потрясенный писарь повторил это раз двадцать, прежде чем без сил упасть в кресло. Он упал, а я зевнул, не совсем соображая, чего я тут делаю и что это за место. Тощего, честно говоря, я не сразу узнал. Рофиррик глядел на меня большими глазами и дрожал. Его эмоциональное состояние было далеко от нормального.
Только одного я хотел в тот момент. Спать! Мне показалось, что в последний раз мое тело погружалось в сон двести или даже триста лет назад, и для моих старых добрых тупых мозгов не было ничего зазорного в том, чтобы завалиться дрыхнуть прямо сейчас. Я не прихотлив, могу и на полу. После ночевок на сосновой хвое в дремучем лесу пол в гостиной казался мне пуховой периной. Дабы убедиться в этом, я улегся прямо возле камина и приспособил в качестве подушки два пуфика, обитых мягкой тканью. Вот и хорошо.
Еще две минуты ушло, чтобы выговорить непростую фразу "Спокойной ночи!". Адресовал я ее находящемуся в полуобмороке тощему и нескладному. Что было с ним дальше, не знаю, потому что уснул. Поначалу было все хорошо…
31
…но вот мне опять явился старик тролль. Почему у него привычка приходить не вовремя? Что толку от меня тупого? Какой смысл разъяснять важные вещи, если я все равно ничего не пойму и не запомню? Целеустремленности шамана позавидует любой. В его-то возрасте, к тому же учитывая, что он умер, каждый хотел бы остаться таким же энергичным и полным планов на будущее.
Набросившись на меня, старикан рычал, выл и потрясал ручищами. Сердитый дедушка, однако. Его сердитость превосходила на тот момент все предыдущие наши сонные контакты. Стараясь понять, о чем он ведет речь, я что-то такое переспросил и тут же заработал по лбу посохом. Старикан внушил мне форменный ужас, от которого я забегал по его пещере – именно в ней я очутился, когда пересек границу обычного и мистического сна. Пещера для бега была маловата, поэтому, играя в догонялки, мы с шаманом-колдуном постоянно натыкались то на стены, то друг на друга. Единственное, что я уловил в потоке его гневных речей, так это повторяющееся слово "Тупица!". Как будто он только что об этом узнал – странный все-таки тип.
Старый тролль стремился зажать меня в угол, чтобы там отлупить уже по-настоящему, но тут я вспомнил, что в пещере имеется выход. И я вышел, вернее, выкатился из него на вольные просторы гор, где мне удалось развить приличную скорость. Поглядев через плечо, я понял, что старик не отстает, и принялся петлять, как заяц, заметающий следы. Наверное, было на что посмотреть, потому что через пять минут нашего увлекательного времяпрепровождения шаман угодил в ту же самую расщелину в скале, из которой я вытащил его при нашей первой встрече.
Пока я восстанавливал дыхание, впитывая чистый и целебный горный воздух, старый тролль дрыгал ногами, нацеленными в зенит, и орал благим матом. Честно говоря, я жутко устал от его воплей. Вообще не люблю, когда слишком шумно.
Ощущая всем телом те места, с которыми познакомился шаманов посох, я несколько раз подумал, вынимать шумного старика из расщелины или оставить как есть. Чего доброго, он снова пустит в дело свое орудие, чтобы превратить меня в отбивную. А вдруг ему там нравится, а эти вопли всего лишь выражение неописуемой радости?..
Насчет подобных размышлений мамаша Глибба высказалась бы единственным способом – дала бы мне хороший подзатыльник. Тролль всегда должен помогать троллю, говорила она, и бежать сломя голову на помощь всякий раз, когда она, помощь, требуется. В общем, что-то в этом роде.
Делать было нечего. Чтобы соответствовать высоким тролльским критериям, я решил с опасностью для здоровья спасти старикана еще раз.
Мне не дали этого сделать и разбудили в тот момент, когда я приблизился к дрыгающимся ногам торчащего из скалы шамана.
Вот так всегда. Что я там делал дальше, не знаю.
На меня смотрело лицо. Несомненно, тролльское, но какое-то… я бы назвал это лицо необычным. В нем было много женственного. Мысль о женственности пришла в мою тупую голову и укрепилась там, словно упрямый цветок на склоне голой скалы, после того, как я увидел две длинные золотистые косы. Косы произрастали из тролльской головы, которой принадлежало это необычное лицо.
Такой вот сюрприз для несчастного тупицы.
– Он какой-то странный, – сказала женская голова с двумя косами.
Ответил ей чей-то сильно сдавленный голос. Ответил дважды и как-то лихорадочно. Голова отвернулась, посмотрела куда-то вниз и в сторону:
– Ой, Рофиррик, прости, пожалуйста. Я не видела…