И Рыжий работал. И напряженно думал. Примечал. А когда понял, что его догадка не столь уж и бессмысленна, какой она ему показалась в самом начале, то он тогда… Нет, он еще три дня молчал, и лишь потом решился и спросил:
- Так… ты, значит, висишь?
Эн засмеялся и сказал:
- Нет, я сижу. Смотрю, как вас несет. И думаю, какие вы глупцы! Ведь ветка, она рядом!
- И ты, - Рыжий сглотнул слюну, - давно уже вот так?
Эн сразу не ответил. Отвел глаза, задумался… И лишь потом, все так же глядя в сторону, негромко сказал:
- Да, уже сорок лет. Я, правда, не могу отсюда, из этой мастерской, выйти. Там меня сразу подхватит течение. Да и другим войти ко мне… Только условный стук и открывает мою дверь. Ты ж знаешь. Ты, я слышал, уже не раз пробовал открыть ее без стука. Ведь так?
Рыжий молчал. Эн встал. Глаза их снова встретились. В глазах, учил Сэнтей, можно прочесть все, что захочешь. В глазах - судьба и нрав, и мысли, чувства, прошлое. А здесь… Рыжий невольно вздрогнул. Глаза у мастера были на этот раз совсем другие; не те, почти бесцветные, слезливые, а… чернота, сплошная тьма была в них, вот и все, и больше ничего, как ни смотри. Рыжий, поежившись, спросил:
- И… нравится… вот так вот… сорок лет?
Эн зло оскалился и с вызовом сказал:
- А что?! Ты думаешь, что я много чего за эти годы потерял? Я, может, ты хочешь сказать, что-то важное пропустил? Чего-то интересного не увидел? Или, наконец, ты думаешь, что я за это время мог что-то просто-напросто забыть? Только зачем мне выходить, чтобы вспомнить? Бурк и весь Мэг, да и Тернтерц, Даляния, Фурляндия, Ганьбэй… Вот здесь они все! - и он постучал себя согнутым пальцем по лбу. - Здесь! Понял? Вот…
Эн сел к столу, взял в лапы винтик, повертел его и отшвырнул. Винтик скатился со стола, упал. Рыжий хотел его поднять…
- Не надо, - сказал Эн. - Сиди.
Сидели. И молчали. Вдруг Эн опять заговорил:
- Зачем все это? Суета. Пустышка. Я - сам в себе. И ты - в себе, только ты этого еще не понял. А может, и понял, да просто не хочешь себе в этом признаваться. А время, что оно дает? Только несет нас к смерти, вот и все. А смерть есть тьма и пустота и глухота, смерть есть полнейшее Ничто. Ибо другой, потусторонней, жизни нет - ведь нет другого Времени. Нет. Нет!
Эн снова замолчал и нервно, сам того не замечая, тер лапой по столу, царапал на нем полировку. Потом сказал:
- Вот так вот и сижу. Я не спешу, ибо здесь время… Нет, время здесь не остановлено, а просто оно как в стенных часах - ходит, ходит по кругу; утро, день, вечер, ночь - и снова утро. С той же самой точки. Здесь время циферблат. Да нет: змея, схватившая саму себя за хвост. А дней недели, месяцев… здесь у меня нет уже сорок лет. И потому я, каким тогда здесь закрылся, такой и сейчас. И все мое со мной. Мне даже есть - и то не нужно, ведь сутки можно потерпеть, не так ли?
Рыжий промолчал. Эн засмеялся и сказал:
- Вот так я и живу. Чиню часы и думаю. Порой ко мне приходит кто-нибудь из братьев, приносит новые книги. Я их с интересом читаю. И снова думаю. И это очень просто: привыкаешь. Если ты хочешь, то я и тебя научу, и ты тогда тоже будешь, как я…
И замолчал. И вновь: глаза в глаза. Глаза его были без дна. Ждал. Затаившись, поджидал…
- Нет, - Рыжий встал. - Это как смерть.
- Смерть тела - да, - согласно кивнул Эн. - А мысли? А мысли живут. Значит, и я по-прежнему живой. А вот когда действительно, по-настоящему умрешь, тогда умрет и твоя мысль. Я смерти тела не боюсь, зачем мне мое тело, но смерти мысли… О! Да я… Садись, чего вскочил?
- Нет! Нет, - Рыжий попятился. - Нет, это не мое. Я думаю, Создатель…
- Создатель! - рассмеялся Эн. - И ты о нем! А кто он такой есть? Он что, Первооснова? А если не он, тогда и вообще… Что, все равно уходишь?
Рыжий кивнул. Эн помрачнел. Сказал задумчиво:
- Так… Так… - потом спросил: - Жалеть не будешь?
- Нет.
- А я бы пожалел.
И вновь глаза их встретились. Ар-р! Р-ра! Смешно! Да что он, ждет, когда ты передумаешь?!
Нет, все было намного проще - Эн резко встал и заходил по комнате, смотрел на стены, стеллажи и долго выбирал… а после взял часы обыкновенные, карманные, на бронзовой цепочке, и, протянув их Рыжему, сказал:
- Вот, отнесешь по адресу. Копченая застава, дом Дукков, бельэтаж.
- Кому?
- Там сам найдешь. Иди, - и мастер отвернулся.
Рыжий вышел.
Глава шестая - РАЗУМНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК
Шел. Уступал дорогу экипажам. Шлепал по лужам. Шел… А мысль услужливо напоминала: лужа - вода - река - течение… Р-ра! Листья на воде, река и ветка над рекой, и только подтянись, схвати ее, вернись к часовщику - и вновь, как и тогда, в Лесу, перед тобой откроется Убежище, тебе будет даровано бессмертие…
И что с того? Ведь все равно мы - это просто листья; желтые, осенние. А наше время - это всегда только осень, и ветер нас несет, швыряет, втаптывает в грязь… А прочих времен года для нас просто нет. Из века в век мы все рождаемся лишь осенью, но поначалу этого - увы! - просто не замечаем, ведь осень начинается не сразу, не вдруг. Время идет, течет, бежит, и мы растем, взрослеем, думаем, что будто бы вокруг цветет весна… Но это осень, просто еще очень ранняя, и потому пока еще не холодно. В прозрачном воздухе струится паутина. Трава еще зеленая. След на росе очень отчетливый, дичь кажется непуганой. Нам хорошо, мы всем довольны, нет, мы даже счастливы! А осень себе катится и катится - быстрей, быстрей, еще быстрей. И вот она уже бежит, а вот уже мчится галопом. Бег опьяняет, бег бодрит. Бег - это и есть настоящая жизнь. Так зачем нам какая-то ветка? Висеть на ветке - это разве жизнь? Зайцы висят на ветках - в петлях, - так они разве в петлях живые?! И этот Эн, он тоже разве жив?! И вообще, а кто он, этот Эн? Кирпичик, и не более того. А Башня, она бесконечна. В нее только войди, и можно проблуждать в ней всю жизнь - даже бессмертную - и так и не найти ответ на то, что так тебя тревожит…
А не искать никак нельзя, не получается. Искать - это твоя судьба, твой рок. Тебя несет течением, и ты плывешь. А прыгать и тянуться к веткам - это глупо. Ну а роптать на рок это совсем уже бессмысленно, так что плыви…
И вот она, Копченая застава. Мрачный район: дома из черной обожженной глины, на узких мостовых даже двоим, и то чуть разойтись. Дукки - это известный, древний род, но нынче сильно обеднел, ибо стоит вне партий - это они сами так решили. Ну, и сразу лишились поддержки. И теперь они всем ненавистны…
А вот их дом. Рыжий прошел мимо высокого парадного крыльца, уже не первый год заросшего травой, и дальше, на углу, увидел лестницу, ведущую на бельэтаж. Взошел по ней. А там, на маленькой террасе, на лавочке возле входной двери, дремал старик-привратник в такой же, как и он сам, старой форменной ливрее. Учуяв Рыжего, он нехотя открыл глаза и проворчал, что до свистка еще не скоро, и, вообще, здесь посторонним делать нечего. Рыжий спросил, где это "здесь". Тогда старик уже совсем рассерженно ответил, что "здесь" - это значит в частном пансионе для отпрысков закрытого сословия, а наглый надоеда, который сейчас так крайне невежливо к нему прицепился, принадлежит ну в лучшем случае к каким-нибудь…
Вот тут-то Рыжий и не выдержал, схватил привратника за шиворот, встряхнул его как следует, а после резко отпустил. Привратник, оробев, присел, залепетал:
- О, господин! Да разве я… Да вы б с того и на…
Но Рыжий рявкнул, и привратник замолчал. Тогда Рыжий достал из кармана часы и так и сяк повертев их перед самым носом у привратника, строго спросил, кому из обитателей этого дома они могли бы принадлежать. Привратник сморщил лоб, подумал и честно признался:
- Н-не знаю. Я уже давно здесь служу, но таких часов никогда здесь не видел. Быть может, разве что… Ну, да! Вот вы спросите у Юрпайса! Это здешний учитель геометрии. Часы, конечно, не его, откуда ему взять часы, это ж такая вещь! Но все-таки спросите у него, вдруг он что подскажет - он, знаете, так стар… Да-да, мой господин! Это во двор во флигеле шестая дверь. Может, вас проводить?
- Не надо!
Старый учитель геометрии Юрпайс - такой весь из себя тщедушный, маленький, одни глаза - жил скромно, даже очень. Всего добра в его каморке - это было стол, стул, стопа черновиков, потом в углу, на черной грифельной доске, - чертеж: две параллельных плоскости. А рядом с чертежом расчеты. Еще мел, тряпка. Крошки мела на полу…
А сам Юрпайс сейчас лежал на топчане, по горло завернувшись в теплый плед, и с нежностью рассматривал часы, принесенные ему Рыжим, то и дело потряхивал их и слушал их ход, а то царапал когтем по стеклу, что-то нашептывал… и наконец громко сказал:
- Пять лет держал! Ты представляешь? А дел-то было там всего… Да пустяки! Ну, может, пружина слетела. Тогда я, помню, возвращался из Тернтерца. Зима тогда была, снег, гололед. А возница возьми да зазевайся. Мой экипаж не удержался на мосту, ну и… Да, юноша, вот именно! Я тогда весьма безбедно жил: держал пять слуг, кухарку, экипаж! И еще много чего у меня тогда было!.. А, кстати, как тебя зовут?
- Ловчер, учитель. Я…
- А, брось! - отмахнулся Юрпайс. - Ну какой же я тебе учитель? Ты брат, я брат. Вот только заболел я… старостью!
И засмеялся. Повторил:
- Да, старостью, мой друг, больше ничем. Садись вот, угощайся.
Рыжий несмело сел к столу, принюхался…
Хозяин снова рассмеялся и сказал:
- Да-да, и так теперь всегда. Утром - баланда, чай. В обед - баланда, каша, чай. На ужин - сухари и чай. Каков наш пансион, таков и рацион. Стихи, короче говоря. Или стихия… Гм! Но ты не брезгуй, брат. И мне подай, если тебе это не трудно.
Рыжий подал ему того, что было на столе. Взял и себе. Они перекусили. Потом Юрпайс опять прилег, старательно накрылся пледом и, приложив к уху часы, сказал:
- Вот тем и сыт. И тем здоров! А мясо - это яд. Вино - это дурман. А, впрочем, в юности…
И вдруг зевнул и замолчал. Лежал, смотрел куда-то в угол. Потом, не повернувши головы, спросил:
- Как мастер Эн?
- Живет.
Юрпайс понимающе хмыкнул, сказал:
- Премногих ему лет. Ну, вот… теперь, значит, ты от него ко мне. И ты не сам пришел, а он тебя прислал. В гневе прислал. Так?
- Так.
И вновь наступило молчание - теперь уже надолго. И - тишина, лишь мерное дыхание Юрпайса да тиканье часов. Он их с таким замиранием слушает, как будто это его любимая музыка. Или просто спит с открытыми глазами?
Да нет, не спит. Вот повернулся и сказал:
- Так-так, понятно, - и отложил часы в сторону. - Ты, значит, прибыл с Севера, от варваров. И, говорят… А, впрочем, разве это важно? Ты - брат, и ты пришел ко мне, ты ищешь. Но я не мастер Эн, я знаю цену времени. И не Сэнтей, а посему… - и тут он приподнялся на локте. - Приступим, юноша. Надеюсь, ты не против?
Рыжий молчал. Юрпайс сидел весь подобравшись, ждал. Взгляд у него был немигающий, холодный. Да и сам он уже весь преобразился - вот только что лежал безвольным тюфяком, слушал часы и вдруг вон как посвежел - любо глянуть! Сидит, бойко вертит на пальце цепочку от часов… А, кстати, что в этих часах? И почему это Юрпайс так о тебе осведомлен? Похоже, будто Эн запрятал в них…
- Так ты не против? - повторил старик.
- Нет. Нет!
- Прекрасно. Начинаем. Итак… Что есть линия?
- След движущейся точки.
- Что ж, для начала неплохо. А если взять две линии - две параллельных линии - и продлевать их в бесконечность: что мы тогда увидим?
- Две умозрительные линии?
- Нет-нет, вполне материальные.
- Тогда… Они будут постоянно удаляться одна от другой, ибо Вселенная расширяется, и все материальные объекты, хотят они того или нет…
- Довольно, я согласен. Так… Так… - Юрпайс задумался, провел лапой по пледу, нащупал на нем что-то, сжал в горсти… а после резко поднял лапу, разжал ее, сказал: - Вот видишь, здесь, на моей ладони, лежит песчинка. Допустим, что она шарообразна. Теперь представим, что она растет. Шар увеличился и стал большим. Представил?
- Да.
- Теперь опять представь, что этот шар опять растет. Еще, еще растет, как можно больше. Теперь… Каким он стал? Как эта комната? Или как дом?
- Нет, много больше - твердо сказал Рыжий. - Пять дней пути в диаметре.
- Прекрасно! - похвалил Юрпайс. - Ты просто молодец. Воображение у тебя отменное. Но все равно даже этого предложенного тобой гиганта нам будет недостаточно. Так что представь, что этот шар…
Юрпайс поднес лапу к губам и дунул, а после поднял голову и посмотрел, как будто бы он своим необычно острым взглядом провожал полет невидимой для всех других песчинки в дверь… и только после этого опять заговорил:
- Так вот, представь, что этот шар - наша Земля, планета. А далее… Поставь точку на полюсе. Я думаю, что тебе не нужно объяснять, что такое полюса вращения.
- Вращения?
- Пусть не вращения, - Юрпайс поморщился. - Пусть полюс - это просто высшая точка планеты, макушка. Поставил точку, да?
Рыжий кивнул.
- А вот теперь, - Юрпайс закрыл глаза, - теперь мы строго по меридиану проводим линию вниз до самого экватора, ставим там вторую точку, отмеряем прямой угол и - так уж получилось, по экватору проводим линию ровно на четверть земной окружности и ставим там третью точку, вновь отмеряем прямой угол и движемся вверх. Куда мы попадем?
- Опять на полюс.
- Правильно. То есть мы таким образом построили огромный треугольник, в котором без особого труда поместится весь известный нам разумный мир. Прекрасно… А вот теперь скажи, какой величины будет угол в верхнем углу нашего, с позволения сказать, разумного треугольника?
- Прямой…
- Ах, ах! - наигранно обеспокоился Юрпайс. - То есть мы получили треугольник, все углы которого прямые, иными словами, их общая сумма равна двумстам семидесяти градусам. Но не чудо ли это? Ведь в Основах Геометрии черным по белому сказано, что сумма углов любого треугольника всегда равна ста восьмидесяти градусам, не больше и не меньше! В чем же тут дело, друг мой? Кто прав, мы или все они?
Юрпайс сиял! Его болезни словно не было.
- Но… - начал было Рыжий…
- "Но" здесь не принимается, - строго одернул его Юрпайс. - Точно ответь! Точно, любезный юноша, только точно!
И вновь Юрпайс молчал. Ждал - очень терпеливо. Но ведь в душе он явно хохотал! Противный, наглый, сухонький. Р-ра! Р-ра! Он тешится твоим молчанием, ликует. И пусть себе! Пусть мнит…
Но, впрочем, и довольно! И Рыжий, сделав вид, что наконец-то догадался, сказал с притворной гордостью:
- Да потому, что его стороны - суть дуги, а не прямые линии, ведь наш чертеж изображен не на плоскости, а на сфере!
Юрпайс поморщился, а после через силу усмехнулся и сказал:
- Весьма! Весьма! Рад за тебя. Иным подолгу приходилось вдалбливать подобные элементарные вещи, а ты не из иных. Тогда продолжим. Так вот, если и все прочие постулаты Основ Геометрии перевести с плоскости на сферу… что, кстати, весьма правомерно, ибо живем мы не на диске, а на шаре… то ни один из них не будет удовлетворять новым условиям. А убедиться в этом очень просто, да и другим это легко наглядно доказать, и все это уже давным-давно доказано, показано и… Гм! Вот в чем второй мой вопрос: так почему же тогда и по сей день эти - прямо скажем, устаревшие - Основы как ни в чем не бывало продолжают себе жить и здравствовать? Что ты на это скажешь, а?
Гм. Р-ра! Конечно, можно было бы вновь изобразить растерянное недоумение. Но для чего весь этот балаган? И, главное, перед кем? И потому Рыжий сразу, не мешкая, сказал:
- Ответ весьма простой - дело в масштабах. И потому если решаются задачи не глобальные, а… Ну, к примеру, нужно просто выкопать колодец или построить дом…
- Да! - тут же перебил его Юрпайс. - Почти что угадал. Масштабы! И не только в пространстве, но и в деяниях! Да ты сам посуди. Они, все эти напыщенные глупцы, читатели и почитатели Основ, по-прежнему, как когда-то их прадеды и прадеды их прадедов, живут на плоскости, и этого с них вполне довольно. Мирок у них, у каждого, - вот такой, с кулачок! - и тут он даже показал, какой тот кулачок, и рассмеялся, подмигнул…
Потом вдруг снова стал серьезным и сказал:
- А хотя… Ну какое нам дело до них? Пускай они живут себе на плоскости, едят и спят на плоскости, и там же воюют, торгуют, воруют… А у меня к тебе еще один вопрос. Надеюсь, ты знаком с задачей удвоения куба?
Рыжий кивнул - знаком. Тогда Юрпайс, словно напав на след, хищно оскалился, спросил:
- И что ты думаешь об этом?
- Н-ну, как сказать, - уклончиво ответил Рыжий. - Есть масса самых разных выкладок и вариантов, правда решение пока не найдено.
- Но, думаешь, - Юрпайс насмешливо прищурился, - оно когда-нибудь отыщется.
- Надеюсь.
- А почему?
- Потому что, как мне кажется, не может быть вопросов без ответов. Создатель, создавая этот мир…
- Создатель! - гневно перебил его Юрпайс. - Оставь Создателя в покое. Итак, ты думаешь…
- Я думаю, что если данная задача столь долго не решалась классическими методами, то, значит, пора подойти к ней иначе.
- Что ж, неплохой ответ. И я когда-то в свое время… Да! Только, в отличие от тебя, я не надеялся на рациональность Создателя. И не ошибся, мой друг! А посему теперь, по прошествии продолжительнейших изысканий, я могу с полной уверенностью сказать, что эта задача не имеет точного решения. Приблизительных, экспериментальных - сколько угодно, а вот математически безупречных нет и быть не может.
- Но…
- Нет! - в бешенстве рявкнул Юрпайс. - На этот раз без всяких "но"! Я не кормлю надеждами, а только констатирую то, что существует в действительности. А существует… Гм!
Юрпайс откашлялся: он явно волновался. Но продолжал уверенно, как с кафедры:
- Так вот, запомни, юный брат, что кубический корень из некубического рационального числа есть иррациональность, не приводящая к конечному числу действий извлечения квадратного корня, и посему элементарная на первый взгляд задача удвоения куба неразрешима!
- Но ведь считается…
- Ага! - вскричал Юрпайс. - Вот наконец ты и попался! Но не отчаивайся, брат, это весьма и весьма узкоспециальная задача, я занимался ею много лет и даже ввел кое-какие новые понятия… И, думаю, тебе будет небезынтересно проследить за ходом моих рассуждений. Ведь так?
Рыжий согласно кивнул.
- Тогда, - торжественно сказал Юрпайс, - смотри! Подай-ка мне перо!
Рыжий подал.
- Вот, наблюдай, - поспешно продолжал Юрпайс. - А если тебе что-то будет неясно, так сразу спрашивай. Чтоб не терялась мысль. Итак…
И началось! Час! Полтора!.. Почти что три часа подряд он излагал свою теорию. Сломал одно перо и тут же взял второе. Чертил размашисто, считал безукоризненно: брал корни, функции по памяти. Пять знаков после запятой такое для него сущий пустяк, все без ошибки… И наконец спросил:
- Ну, как?
Рыжий молчал. Потом-таки признал:
- Да, видимо, ты прав. По крайней мере я не заметил изъянов в твоих построениях. Ну а… Ты это ведь еще кому-нибудь показывал?
Юрпайс отрицательно покачал головой.
- Но почему?
- Да потому, что пусть они доходят до этого сами!