Герцогиня злобно зыркнула на Тиффани, а поскольку молчание девушки, похоже, раздражало её куда больше, чем любые слова, юная ведьмочка улыбнулась и ничего не сказала, в надежде, что герцогиня лопнет от злости. Но вместо того герцогиня предсказуемо обрушилась на Престона.
- Как ты смеешь мне перечить, прохвост! - Она занесла блестящую трость с набалдашником. Но трость словно застряла на полпути.
- Вы его не ударите, мадам, - невозмутимо произнесла Тиффани. - Если попытаетесь, я сделаю так, что у вас рука сломается. В этом замке людей бить не принято.
Герцогиня зарычала, дёрнула трость, но ни трость, ни рука с места не сдвинулись.
- Спустя минуту трость освободится, - промолвила Тиффани. - Но если вы ещё раз попытаетесь кого-нибудь ударить, сломаю её надвое. Пожалуйста, примите к сведению, это не предупреждение - это предсказание.
Герцогиня попробовала испепелить Тиффани взглядом, но, видимо, в лице девушки читалось нечто такое, перед чем спасовала даже герцогинина упрямая дурость. Пальцы разжались - и трость упала на пол.
- Ты обо мне ещё услышишь, сопливая ведьма!
- Просто ведьма, мадам. Просто ведьма, - поправила Тиффани. Герцогиня, напыжившись, стремительно вышла из зала.
- У нас будут неприятности? - тихо спросил Престон.
Тиффани дёрнула плечом.
- Я позабочусь, чтобы у тебя их не было, - заверила она. И добавила про себя: "Сержант тоже вступится. Я его заставлю". Девушка обвела глазами зал: любопытные слуги поспешно отворачивались, словно в страхе. "Это же ненастоящая магия, - думала Тиффани. - Я просто стояла на своём и не сдавала позиций. Ни за что нельзя сдавать позиции, потому что они же твои".
- Я всё ждал, что ты превратишь её в таракана и раздавишь каблуком, - задумчиво произнёс Престон. - Я слышал, ведьмы такое умеют, - с надеждой докончил он.
- Что ж, я не скажу, что это невозможно, - отозвалась Тиффани. - Но ни одна ведьма так делать не станет. Кроме того, тут есть проблемы чисто практического свойства.
Престон понимающе кивнул.
- Ну да, конечно, - рассуждал он. - Во-первых, разная масса тела, из чего следует, что либо получится один громадный таракан ростом с человека, и он, как мне кажется, рухнет под собственной тяжестью, либо десятки или даже сотни крошечных человекообразных тараканчиков. Но, мне кажется, беда в том, что мозг у них не заработает как надо; хотя, конечно, если правильно подобрать заклинания, наверное, можно все лишние куски человека, которые не влезли в таракана, сложить с помощью магии в большое ведро, чтобы тараканы могли снова ими воспользоваться, когда им надоест быть маленькими. Опасность в том, что однажды, чего доброго, ведро забудут накрыть крышкой, а мимо пробежит голодная собака. Вот это будет незадача. Прости, я что-то не так сказал?
- Э-э, да нет, - помотала головой Тиффани. - Хм, Престон, а тебе не кажется, что для стражника ты слишком умный?
Престон пожал плечами.
- Ну, ребята считают, что я вообще ни на что не гожусь, - жизнерадостно отозвался он. - Они думают, если ты способен произнести слово "эвфемизм", с тобой явно что-то не так.
- Но, Престон… я вижу, ты очень сообразителен и достаточно эрудирован, чтобы знать, что такое "эрудированный". Зачем ты то и дело притворяешься идиотом - ну, эта твоя "доктрина" и "хариус карп-ус"?
Престон усмехнулся.
- Я, к сожалению, родился умником, госпожа, так что быстро усвоил, что умничать - идея не из лучших. Неприятностей не оберёшься.
Прямо сейчас Тиффани решила, что не лучшая из идей - это задержаться в парадном зале ещё хоть на минуту. Вряд ли эта кошмарная особа сможет сильно навредить им - ведь правда не сможет? Но Роланд в последнее время ведёт себя так странно, как будто они никогда не были друзьями, как будто он верит всем обвинениям против неё… Раньше он таким никогда не был. Ну да… он скорбит об отце, но он просто… сам на себя не похож. А теперь ещё эта жуткая старая перечница побежала докучать ему, пока Роланд прощается с отцом в холодной усыпальнице, пытаясь найти и произнести слова, для которых раньше так и не нашлось времени, пытаясь искупить затянувшуюся немоту, пытаясь вернуть прошлое и гвоздями приколотить его к настоящему.
Все так делают. Тиффани часто приходилось дежурить у смертного ложа; иногда бывало почти весело, когда какой-нибудь славный старикан мирно сбрасывал с плеч бремя лет. Но порою всё завершалось трагично; Смерти приходилось нагнуться, чтобы собрать свою дань; а порою, ну, обыкновенно - печально, но ожидаемо, словно огонёк мигнул и погас в небе, усыпанном звёздами. А Тиффани всё размышляла про себя, заваривая чай, утешая осиротевших, выслушивая душераздирающие истории о старых добрых временах: люди всегда сокрушались, что не успели договорить каких-то важных слов, а теперь вот поздно. Наконец Тиффани решила, что в прошлом этих слов просто не было, а возникали они только здесь и сейчас.
- А что ты думаешь о слове "дилемма"?
Тиффани вытаращилась на Престона во все глаза.
В мыслях её по-прежнему теснились невысказанные кем-то слова.
- Что такое ты спросил? - нахмурилась она.
- Слово "дилемма", - услужливо повторил Престон. - Когда ты произносишь это слово, не представляется ли тебе, будто это дремлет, свернувшись кольцом, медно-красная змея?
"В такой день кто угодно, кроме ведьмы, отмахнулся бы от этого вопроса, как от несусветной глупости, а значит, я не отмахнусь", - подумала про себя Тиффани.
Престон был одет хуже всех в замковой страже: с новенькими всегда так. Ему выдали кольчужные штаны все в дырках: эти штаны, вопреки всему, что мы знаем о моли, заставляли заподозрить, что моль и сталь тоже проедает. Ему, не кому другому, выдали шлем, который, независимо от размеров головы, всегда сползал вниз, так что оттопыривались уши; а в придачу он унаследовал ещё и нагрудник кирасы, пробитый в стольких местах, что эта деталь доспехов очень пригодилась бы на кухне - процеживать суп.
Зато зоркий взгляд Престона всё подмечал - настолько, что люди начинали чувствовать себя неуютно. Престон смотрел по сторонам. Действительно смотрел - смотрел так внимательно, что все стороны наверняка чувствовали себя обсмотренными должным образом. Тиффани понятия не имела, что происходит у юноши в голове, но мыслям там явно было тесно.
- Ну, по правде сказать, о слове "дилемма" я никогда не задумывалась, - медленно проговорила Тиффани, - но да, ощущается в нём что-то металлическое и скользкое.
- Я люблю слова, - признался Престон. - Вот, например, "прощение" - правда, уже одно его звучание передаёт смысл? Как будто шёлковый платок мягко падает на пол? А взять, допустим, "шушуканье": сразу представляются обсуждаемые шёпотом заговоры и мрачные тайны… Прости, что-то не так?
- Да, сдаётся мне, что-то и в самом деле не так, - отозвалась Тиффани, вглядываясь в обеспокоенное лицо юноши. "Шушуканье" было её любимым словом; но до сих пор она не встречала никого, кто бы хоть раз его произнёс. - Престон, почему ты служишь в страже?
- Овцы мне не слишком нравятся, для пахаря у меня силёнок маловато, в портные я не гожусь - руки не из того места растут, и в матросы идти не хочу - боюсь утонуть. Мама научила меня читать и писать, хоть отец и возражал, а поскольку это означало, что к нормальной работе я теперь непригоден, меня отрядили в послушники к священникам Омнианской церкви. Там жилось неплохо: я столько интересных слов узнал! Но меня выгнали за то, что слишком много вопросов задавал, вроде: "Это взаправду, что ли?" - Престон пожал плечами. - Вообще-то в страже мне нравится. - Он вытащил из нагрудника книгу (в этот нагрудник, пожалуй, вместилась бы небольшая библиотека). - Если не попадаться на глаза, то читать можно сколько влезет, а метафизика - прелюбопытная штука.
Тиффани заморгала.
- Боюсь, Престон, здесь я тебя не совсем понимаю.
- Правда? - удивился юноша. - Ну, например, на ночном дежурстве, когда кто-нибудь приближается к воротам, я должен спросить: "Кто идёт, друг или враг?" На что правильным ответом будет "да".
Тиффани потребовалась целая минута на то, чтобы осмыслить услышанное. Она начинала понимать, почему у Престона того гляди возникнут проблемы с работой. А тот как ни в чём не бывало продолжал:
- Дилемма состоит в том, что если человек скажет: "Друг", как знать, может, он лжёт. Но ребята, которым приходится по ночам выходить за ворота, преизобретательно придумали свой собственный шибболет* для ответа на мой вопрос, а именно: "Престон, да отложи ты, наконец, книгу и впусти нас сейчас же!"
- А "шибболет" - это?… - Юноша её завораживал. На свете не так много людей, способных вложить в бессмысленное сочетание звуков столько чудесного смысла.
- Что-то вроде тайного пароля, - объяснил Престон. - Строго говоря, "шибболет" - это слово, которое твой враг произнести неспособен. Например, в случае герцогини разумно было бы выбрать слово "пожалуйста".
Тиффани с трудом сдержала смех.
- Однажды, Престон, твой ум доведёт тебя до беды.
- Ну, хоть на что-то сгодится.
Из кухни в глубине замка донёсся душераздирающий вопль, а люди отличаются от животных, в частности, тем, что, заслышав крик о помощи, бегут к нему, а не от него. Тиффани отстала от Престона лишь на пару секунд, не больше, но они подоспели не первыми. Вокруг кухарки, госпожи Кобль, уже суетилась пара служанок, та безутешно рыдала, сидя на табурете, а одна из девушек бинтовала ей руку кухонным полотенцем. От пола поднимался пар; чёрный котёл лежал на боку.
- Говорю вам, они там сидели! - с трудом выговаривала кухарка между всхлипами. - И все извивались и дёргались! До смерти этого не забуду. Прямо вот бултыхались и пищали: "Мама!" Я эти мордахи по гроб жизни запомню! - И кухарка снова зарыдала - бурно, безудержно, того гляди задохнётся. Тиффани поманила к себе ближайшую посудомойку, но та повела себя странно: съёжилась, будто её ударили.
- Послушайте, - промолвила Тиффани, - не объяснит ли мне кто-нибудь, будьте так добры… Зачем тебе ведро? - Этот вопрос был адресован третьей служанке, которая как раз тащила из погреба ведро.
От резкого окрика в придачу ко всеобщему переполоху она выронила ношу, и по всему полу разлетелись осколки льда. Тиффани набрала в грудь побольше воздуха.
- Дамы, к ожогу лёд не прикладывают, пусть на первый взгляд это и кажется разумным. Остудите немного чая - не до конца, пусть останется чуть тёплым, - и сделайте примочку на руку, на четверть часа самое малое. Всё поняли? Отлично. А теперь рассказывайте, что случилось!
- Там кишмя кишели лягушки! - завизжала кухарка. - Я пудинги варить поставила, открываю, а там лягушата, и все пищат: "Мама, мама!" А я говорила, я говорила всем и каждому! Свадьба и похороны под одной крышей - это к несчастью! Это всё чёрное ведьмовство, вот что это такое! - Женщина охнула и зажала себе рот здоровой рукой.
Тиффани не изменилась в лице. Она заглянула в котёл, осмотрела пол. Лягушек - ни следа, зато на дне котла обнаружились два громадных пудинга, завёрнутые в холст и ещё горячие. Тиффани достала их и переложила на стол, непроизвольно отмечая, что посудомойки от них так и шарахнулись.
- Превосходные плам-пудинги*, - весело сообщила она. - Беспокоиться ровным счётом не о чем.
- Я часто подмечал, - вклинился Престон, - что при определённых обстоятельствах кипящая вода очень странно бурлит и побулькивает, а над самой поверхностью прыгают и лопаются крохотные пузырьки. Да позволено мне будет предположить, что это - одна из причин, почему госпоже Кобль примерещились лягушки? - Престон придвинулся ближе к Тиффани и прошептал: - А вторая причина - это, по всей вероятности, вон та бутылка первосортного сливочного хереса на полке (как я вижу, она почти пуста), - вкупе с одиноким стаканом, отчётливо различимым в тазике для мытья посуды.
Тиффани поразилась до глубины души: стакана она не заметила.
Все взгляды обратились к ней. Молчание грозило затянуться, но поскольку никто другой нарушать его не собирался, говорить пришлось Тиффани.
- Понятно, что все мы очень расстроены из-за смерти барона, - начала она, но не докончила: кухарка резко выпрямилась на табурете и наставила на неё трясущийся палец.
- Все, кроме тебя, ты, тварь! - обвиняюще завопила она. - Я тебя видела, да-да, видела! Все плакали, рыдали и причитали, но только не ты! О нет! Ты расхаживала, задрав нос - фу-ты, ну-ты! - да командовала теми, кто тебя постарше да почище будет! В точности как твоя бабка! Да все всё знают! Ты по уши втюрилась в молодого барона, а когда он тебя бросил, ты убила его старого отца - ему назло! Тебя видели! Да-да, а теперь бедный паренёк вне себя от горя, а невеста его льёт слёзыньки и из комнаты не выходит! А ты небось хохочешь про себя! Люди говорят, свадьбу-то отложить придётся! А тебе только того и надо, да? Это тебе лишнее перо в чёрную шляпу, да какое пышное-то! Я ж тебя ещё вот этакой малявкой помню, а потом ты взяла да уехала в какие-то горы, где люди живут странные, совсем они в своей глуши одичали, спроси кого хочешь! - а кто вернулся обратно? Да-да, кто вернулся обратно? Что за тварь такая вернулась - всё-то она знает, нос задирает, нас за людей не считает, мы точно грязь под ногами, молодому барону жизнь загубила! И это ещё не всё! Вы госпожу Пенни расспросите, люди добрые! И не говорите мне про лягушек! Я лягушку ни с чем не спутаю, мне ли не знать лягушек? - их-то я и видела! Лягушек! Они небось…
Тиффани вышла из тела. О да, она здорово наловчилась проделывать этот фокус. Иногда она тренировалась на животных, а их обычно обмануть непросто: даже если рядом ощущается одно только сознание, они пугаются и убегают. Но люди? Людей дурачить несложно. Если тело осталось на прежнем месте, моргает, дышит, и с ног не валится, и проделывает всё то, на что способны тела, то даже если тебя внутри нет, то другие люди думают, ты там.
Теперь же Тиффани заскользила к пьяной кухарке, пока та вопила, брюзжала и повторялась, изрыгая обидные глупости, жёлчь и ненависть, а также брызги слюны, оседавшие на нескольких её подбородках.
Вот теперь Тиффани почувствовала вонь. Совсем слабый, еле уловимый запах, но он тут. "А если я сейчас обернусь, не увижу ли я лицо с дырами вместо глаз?" - гадала она. Нет, всё не настолько плохо. Может, он просто о ней думает. Не убежать ли? Нет. Чего доброго, окажется, что бежит она не от него, а к нему! Он может быть где угодно! Но, по крайней мере, она попытается прекратить это безобразие.
Тиффани старалась не проходить сквозь людей, хотя вообще-то могла: теоретически она становилась бесплотной, как мысль, но пройти сквозь человека - это всё равно как по болоту брести: вязко, неприятно и темно.
Она миновала посудомоек: те застыли, словно загипнотизированные; когда выходишь из тела, время всегда течёт медленнее.
Да, бутылка из-под хереса почти пуста, а вот и ещё одна пустая бутылка, торчит из-за мешка с картошкой. От госпожи Кобль хересом разило на всю кухню. Она всегда питала слабость к капельке хереса, а где одна капелька, там и две; вероятно, среди кухарок это профессиональное заболевание такое, наряду с тремя трясущимися подбородками. Но вся эта мерзость - откуда она взялась? Это её собственные тайные мысли, которые кухарка всегда мечтала облечь в слова - или всё, что она наговорила, вложил ей в уста чёрный человек?
"Я ничего дурного не сделала, - повторила себе Тиффани. - Мне следует накрепко это запомнить. Но глупостей я натворила немало, и об этом тоже не стоит забывать".
Кухарка всё ещё гипнотизировала посудомоек своими обличительными тирадами. До чего ж она безобразна в этом мире замедленного движения: злобная физиономия побагровела, изо рта дурно пахнет, между нечищеными зубами застрял кусочек пищи. Тиффани скользнула чуть в сторону. А что, если попробовать просунуть незримую руку в это безмозглое тело и остановить биение сердца? Вдруг получится?
Никогда прежде ей не приходили в голову подобные мысли: находясь вне тела, схватить что-либо в мире вещей невозможно, это непреложный факт; но не удастся ли оборвать тоненькую струйку, погасить крохотную искорку? Даже такую дебелую, жирную, мерзкую тушу, как кухаркина, может погубить ничтожнейшее недомогание: и тогда по тупому раскрасневшемуся лицу пройдёт дрожь, и вонючее дыхание прервётся, и гнусная пасть захлопнется…
Здравый смысл, Задний Ум, Дальний Умысел и чрезвычайно редкий Ещё Более Дальний Умысел - все выстроились в её голове в очередь, точно планеты, и хором закричали: "Это не мы! Следи за тем, что думаешь!"
Тиффани ворвалась в собственное тело, едва не потеряв равновесия: Престон, стоявший за её спиной, вовремя успел её поддержать.
Быстро! Вспомни, что госпожа Кобль только семь месяцев назад потеряла мужа, твердила себе Тиффани, вспомни, что, когда ты была совсем маленькой, она угощала тебя печеньем, вспомни, что она разругалась с невесткой и давно уже не видится с внуками. Вспомни это всё, и ты увидишь перед собою несчастную старуху, которая выпила лишнего и лишнего наслушалась - от этой мерзкой госпожи Лоск, например. Помни об этом, потому что если ты ударишь её в ответ, ты очень поможешь чёрному человеку! Помни - и больше не впускай его в свою голову!
Из-за её спины Престон, крякнув, заметил:
- Я знаю, что дамам такие вещи не говорят, но ты вспотела, как свинья!
Тиффани, пытаясь собрать воедино обрывки мыслей, пробормотала:
- Моя мама всегда утверждала, что потеют - лошади, мужчины покрываются испариной, а дамы - рдеют румянцем…
- Ах вот как? - жизнерадостно откликнулся Престон. - Что ж, значит, ты рдеешь румянцем, как свинья!
Посудомойки, ещё не вполне пришедшие в себя после кухаркиных обличений, дружно захихикали. Их смех был всяко лучше её брани; и Тиффани вдруг пришло в голову, что Престон именно этого и добивался.
Госпожа Кобль с трудом поднялась на ноги и погрозила Тиффани пальцем. Впрочем, кухарку так шатало из стороны в сторону, что, в зависимости от того, куда её вело, грозила она также и Престону, одной из посудомоек и сырам на полке.
- Меня ты не проведёшь, зловредная девка! - возгласила кухарка. - Все знают, что барона убила ты! Сиделка всё видела! Как ты вообще смеешь показываться в замке? Ты нас всех в могилу сведёшь одного за другим, а я этого не потерплю! Надеюсь, земля разверзнется и поглотит тебя! - прорычала госпожа Кобль и качнулась назад. Послышался глухой стук, скрип и - на краткое мгновение, пока звук не оборвался, - самое начало вопля: кухарка провалилась в погреб.
