- Тебя допрашивали двое представителей аристократии в присутствии четырёх вооружённых стражников, правильно? Никто не предупредил тебя? Никто не зачитал тебе твои права? И ты говоришь, барон, по всей видимости, верит, несмотря на отсутствие каких-либо доказательств, что ты убила его отца и кухарку и украла некую сумму денег?
- Думаю, Роланд изо всех сил старается этому не верить, - вздохнула Тиффани. - Кто-то сказал ему неправду.
- Тогда мы должны это оспорить, всенепременно должны! Он не имеет никакого права выступать с голословными обвинениями в убийстве, которые ни на чём не основаны. Это дело подсудное, знаешь ли!
- Ох, - запротестовала Тиффани, - я не хочу, чтобы он пострадал!
Улыбку Жаба распознать непросто, так что Тиффани о ней скорее догадалась, нежели заметила.
- Что такого смешного я сказала?
- На самом деле ничего смешного, ровным счётом ничего, но оно по-своему печально и странно, - отозвался Жаб. - "Странно" в данном случае подразумевает смешанные чувства. Этот молодой человек выдвигает против тебя обвинения, которые, если будут доказаны, обернутся для тебя смертным приговором в большинстве городов и стран этого мира, и однако ж ты не хочешь доставлять ему неудобств?
- Это всё сантименты, я понимаю, но герцогиня его постоянно подзуживает, а девчонка, на которой он собрался жениться, та ещё плакса… - Тиффани умолкла на полуслове. На каменной лестнице, той, что вела в подземелье из парадного зала, послышались шаги - причём явно не тяжёлая поступь подбитых гвоздями сапог замковой стражи.
Это была Летиция - наречённая невеста, вся в белом и вся в слезах. Она вцепилась в решётку камеры и с плачем повисла на ней - не рыдая в голос, нет, но то и дело всхлипывая, шмыгая носом и шаря в рукаве в поисках кружевного платочка, уже и без того мокрого насквозь.
Девушка даже глаз не поднимала на Тиффани - просто плакала в её сторону:
- Мне так стыдно! Прости меня, прости! Что ты теперь обо мне подумаешь?
В таких случаях, именно в таких, понимаешь, как невыгодно быть ведьмой. Вот перед нею стоит особа, которая самим фактом своего существования одним непрекрасным вечером заставила Тиффани задуматься, а не повтыкать ли булавок в восковую куклу. Нет, делать этого Тиффани, конечно, не стала, потому что делать такое нельзя, потому что ведьмы такого крайне не одобряют, потому что это жестоко и опасно, а главным образом потому, что булавок под рукой не нашлось.
И теперь это никчёмное создание в полном отчаянии и плачет так безутешно, что и скромность, и достоинство - всё смыто бесконечным потоком липких слёз. Как же им не смыть заодно и ненависть? И, по правде говоря, ненависти-то почти и не было, скорее обида. Тиффани всегда знала, что знатной дамы из неё не выйдет, ведь без длинных золотых локонов - никак. Это противоречит всем законам волшебных сказок. Просто ей, Тиффани, непросто оказалось с этим вот так сразу взять и примириться.
- Я не хотела, не хотела, чтобы так вышло! - давилась рыданиями Летиция. - Мне стыдно, мне так стыдно! Я сама не знаю, что на меня нашло! - А слёзы всё бежали и бежали по дурацкому кружевному платью, и - о нет! - на безупречном носике повисла безупречная сопля.
Тиффани, словно загипнотизированная, в ужасе наблюдала, как рыдающая девушка с шумным бульканьем высморкалась, и - о нет, только не это, она ведь этого не сделает, правда? Ещё как сделает! Сделает-сделает… Летиция отжала насквозь промокший платок на камни, уже и без того отсыревшие от нескончаемых слёз.
- Послушай, наверняка не всё так плохо? - откликнулась Тиффани, пытаясь не слушать, как на пол с мерзким чваканьем падают капли. - Если только ты перестанешь рыдать хоть на минуту, мы попробуем всё уладить, в чём бы это всё ни заключалось, правда.
Слёзы хлынули пуще, и ещё подключились самые настоящие, давно вышедшие из моды рыдания, такие, каких в обычной жизни никто и никогда не слышал - ну, по крайней мере, вплоть до сего момента. Тиффани знала: когда люди плачут, они говорят "буу-ху-хуу", по крайней мере, так этот звук передаётся в книгах. Но в обычной жизни никто и никогда не говорит "буу-ху-хуу". А вот Летиция именно так и рыдала, и брызги разлетались во все стороны. Но не только брызги: Тиффани уловила ещё и разлетающиеся проговорки, и прочла их, очень даже отчётливые, пусть и немного хлюпкие, и сохранила в памяти.
"Вот, значит, как?" - подумала она. Но не успела она и слова вымолвить, как на лестнице снова послышались торопливые шаги. Вниз сбежали Роланд, герцогиня и один из стражников, а следом поспешал Брайан: явно недовольный тем, что по его родным каменным ступеням топочут чужие стражники, он тоже рвался внести свой вклад в очередное топотание.
Роланд, поскользнувшись на отсыревшем камне, обнял Летицию, недвусмысленно давая понять, что защитит её от любой опасности; та хлюпнула и выжала из себя ещё немного влаги. Герцогиня грозно нависла над юной четой, так что стражникам нависать было уже негде, и они довольствовались тем, что пепелили друг друга взглядами.
- Что ты с ней сделала? - загремел Роланд. - Как ты её сюда заманила?
Жаб откашлялся, и Тиффани бесцеремонно пнула его носком башмака.
- Молчи, ты, амфибия, - прошипела девушка. Он, конечно, её адвокат, но если герцогиня увидит, что за юридической консультацией Тиффани обращается к жабе, будет только хуже.
Однако, не увидев Жаба, герцогиня взбеленилась ещё пуще:
- Ты слышал? Да её наглости предела нет! Она назвала меня амфибией!
Тиффани уже собиралась сказать: "Я не про вас, я про другую амфибию", но вовремя прикусила язык. Она села, незаметно прикрыв Жаба соломой, и обернулась к Роланду:
- На какой из вопросов мне не ответить первым?
- Мои люди заставят тебя заговорить! - бросила герцогиня из-за плеча Роланда.
- Говорю я и так, спасибо, - отозвалась Тиффани. - Наверное, она пришла просто… позлорадствовать, но… тут всё поплыло.
- Она ведь отсюда не выберется, правда? - уточнил Роланд у сержанта.
Сержант лихо отсалютовал.
- Нет, сэр. Ключи от обеих дверей у меня, вот тут, в кармане, сэр. - Он самодовольно глянул на герцогининого стражника, всем своим видом показывая: "А вот некоторым задают очень важные вопросы и получают быстрые и чёткие ответы, так-то!"
Всё испортила герцогиня, заявив:
- Он дважды обратился к тебе "сэр", а не "милорд", Роланд. Ты не должен терпеть подобную фамильярность от представителей низших сословий. И я тебе об этом уже говорила.
Тиффани охотно пнула бы Роланда в задницу за то, что не одёрнул гостью. Брайан учил его ездить верхом, и фехтовать на мечах, и охотиться. Наверное, Брайану следовало заодно поучить баронского сына хорошим манерам.
- Прошу прощения, а мне здесь до скончания века сидеть? - резко осведомилась она. - Если так, то мне понадобятся чистые носки, пара запасных платьев и несколько сменных неназываемых.
Услышав про "неназываемые", молодой барон сконфузился не на шутку. Но тут же взял себя в руки.
- Мы, эгм… то есть я, эгм… считаю, что тебя необходимо держать под строгим надзором, хотя и в гуманных условиях, там, где ты не сможешь никому причинить вреда, вплоть до свадьбы. В последнее время ты то и дело оказываешься в центре всевозможных бедствий. Мне страшно жаль.
Тиффани не рискнула открыть рот, потому что после такого помпезно-идиотского заявления расхохотаться было бы просто невежливо.
- Мы создадим тебе все удобства и, разумеется, выгоним коз, если хочешь, - продолжал Роланд, пытаясь изобразить улыбку.
- Если вам всё равно, я бы предпочла, чтобы козы остались, - ответила Тиффани. - Мне начинает нравиться их общество. Вопрос можно?
- Да, конечно.
- Прялки, надеюсь, здесь ни при чём? - полюбопытствовала Тиффани. В конце концов, куда ещё может завести этот глупый разговор?
- Что? - оторопел Роланд.
Герцогиня торжествующе расхохоталась.
- Да-да, разумеется, эту самоуверенную, дерзкую барышню хлебом не корми, дай похвастаться своими коварными планами! Роланд, сколько у нас в замке прялок?
Юноша вздрогнул - как всегда, когда к нему обращалась будущая тёща.
- Эгм, не знаю. Кажется, одна есть у экономки, потом в башне всё ещё стоит мамина прялка… наверное, найдётся ещё несколько. Отец любит… любил, чтобы все были при деле. И… ну, право, не знаю.
- Я прикажу слугам обыскать замок и уничтожить прялки все до единой! - заявила герцогиня. - Я выведу негодяйку на чистую воду! Можно подумать, кто-то не знает сказку про злую ведьму и прялку! Стоит уколоть палец - и мы все заснём на сто лет!
Летиция, до сих пор шмыгавшая носом, пробормотала:
- Мама, ну ты же никогда не позволяла мне даже притронуться к прялке!
- И ты к прялке не притронешься - никогда в жизни, слышишь, Летиция? Это занятие для низших сословий. Прядут - служанки. А ты - леди.
Роланд покраснел до ушей.
- Моя мама любила прясть, - медленно произнёс он. - Я, помню, засиживался в башне допоздна, всё смотрел, как мама прядёт. Прялка была такая красивая, инкрустированная перламутром… Её никто не тронет и пальцем.
Тиффани наблюдала за Роландом сквозь решётку, думая про себя, что возразить на это хоть что-нибудь дерзнёт только бессердечный, недобрый и крайне неблагоразумный человек. Но благоразумием герцогиня не отличалась, ну, хотя бы потому, что о чьём-либо благе не помышляла.
- Я настаиваю… - начала было она.
- Нет, - сказал Роланд. Сказал очень тихо, но это негромкое слово прогремело звучнее крика; оно заключало в себе подтексты и скрытые смыслы, что остановили бы на бегу стадо слонов. Или даже одну герцогиню. Однако та одарила будущего зятя взглядом, недвусмысленно обещающим, что она ему всё припомнит, как только у неё дойдут руки.
- Послушай, насчёт прялок это я просто иронизировала, - сочувственно проговорила Тиффани. - Такое сейчас уже не происходит. Да и в прежние времена происходило вряд ли. Люди засыпают на сотню лет, а все деревья и кусты разрастаются и заполоняют собою дворец? Ну как, по-твоему, это работает? А почему тогда растения не погружаются в сон заодно с людьми? Опять же, разрастаясь, ежевика забилась бы спящим в ноздри, а от такого кто угодно проснётся. А если зимой снег пойдёт, тогда что? - Рассуждая вслух, Тиффани внимательно следила за Летицией: та едва не выкрикивала чрезвычайно любопытную проговорку. Тиффани взяла эти слова на заметку, чтобы обдумать на досуге.
- Ну что ж, я вижу, ведьма и впрямь сеет раздор везде, где окажется, - подвела итог герцогиня. - Так что ты останешься здесь, пока мы не решим тебя выпустить, и обходиться с тобой будут куда мягче, чем ты того заслуживаешь.
- Роланд, а что ты скажешь моему отцу? - ласково спросила Тиффани.
Роланд задохнулся, точно от удара кулаком: надо думать, именно это его и ждёт, если господин Болен узнает о случившемся. Молодому барону понадобится целый отряд телохранителей, если только господину Болену станет известно, что его младшую дочку заперли в темнице вместе с козами.
- А знаешь что, - предложила Тиффани. - Давай мы скажем, что меня задержали в замке важные дела? Можно поручить это дело сержанту: он ведь передаст отцу всё, что нужно, и не станет волновать его попусту? - Тиффани произнесла эту фразу с вопросительной интонацией, Роланд кивнул, но герцогиня, как всегда, не сдержалась:
- Твой отец - арендатор барона и будет делать то, что ему говорят!
Роланд смущённо поёжился. Когда господин Болен работал на старого барона, эти двое, умудрённые многолетним опытом, пришли к разумной договоренности, а именно: господин Болен будет делать то, что прикажет ему барон. При условии, что барон прикажет господину Болену ровно то, что господин Болен сам захочет или сочтёт нужным сделать.
Это и есть верноподданство, как-то раз объяснил ей отец. То есть все честные люди работают на совесть, когда знают свои права и обязанности и уважают достоинство других. А люди тем более дорожат своим достоинством, если это, в сущности, всё, чем они богаты, - ну, плюс-минус постельное бельё, горшки-сковородки, ложки-вилки да рабочий инструмент. Такую договорённость не надо даже обсуждать вслух, потому что все здравомыслящие люди понимают, как она действует: пока ты хороший хозяин, я буду хорошим работником; я предан тебе, пока ты предан мне, и покуда этот замкнутый круг не разорван, так всё и будет идти своим чередом.
А Роланд того гляди разорвёт этот круг или, по крайней мере, позволит герцогине сделать это за него. Его семья правила в Меловых холмах вот уже несколько сотен лет, и это подкреплялось соответствующими документами. Но не существовало никаких документов, повествующих, как в Меловые холмы пришёл первый Болен: в ту пору бумагу ещё не изобрели.
Прямо сейчас люди ведьм не жалуют, люди растеряны и сбиты с толку, но Роланду, в придачу ко всему прочему, не хватало только, чтобы его призвал к ответу господин Болен. Пусть в волосах господина Болена и серебрится седина, вопросы он умеет задавать очень неприятные. "А мне просто необходимо остаться в замке, - думала про себя Тиффани. - Я наконец отыскала ниточку, а за ниточки нужно тянуть". Вслух она заверила:
- Я не против здесь посидеть, правда. Зачем нам лишние проблемы?
Роланд облегчённо выдохнул, но герцогиня повернулась к сержанту.
- Ты уверен, что ведьма надёжно заперта?
Брайан выпрямился; он и без того стоял, вытянувшись в струнку, так что, наверное, теперь он приподнялся на цыпочки.
- Да, ма… ваша светлость, я ж сказал, от каждой двери есть только по одному ключу, и оба здесь, у меня в кармане. - Он похлопал правой рукой по карману; внутри звякнуло. По-видимому, звяканье герцогиню удовлетворило.
- Ну тогда, полагаю, нынче ночью мы уснём спокойно, - промолвила она. - Пойдём, Роланд, и позаботься, пожалуйста, о Летиции. Боюсь, ей нужно опять принять лекарство: кто знает, что эта негодница ей наговорила!
Тиффани проводила их взглядом, остался только сержант, и, надо отдать ему должное, вид у него был пристыжённый.
- Сержант, подойди сюда, будь так добр.
Брайан вздохнул и шагнул чуть ближе к решётке.
- Тифф, ты ведь не станешь доставлять мне лишних неприятностей, правда?
- Конечно, нет, Брайан, и я полагаю и надеюсь, что и ты не попытаешься доставить лишних неприятностей мне.
Сержант зажмурился и простонал:
- Ты что-то замышляешь, верно? Я так и знал!
- Я тебе так скажу, - объявила Тиффани, прислоняясь к решётке. - Как ты думаешь, велика ли вероятность, что я просижу в камере всю ночь?
Брайан похлопал себя по карману.
- Не забывай, что ключи у… - Лицо его жалко сморщилось, точно мордочка щенка, получившего строгий выговор. - Ты влезла ко мне в карман! - Сержант умоляюще воззрился на узницу, точно щенок, ожидающий чего-то похуже выговора.
К благоговейному изумлению сержанта, Тиффани с улыбкой снова протянула ему ключи.
- Ты ведь не думаешь, что ведьме нужен ключ? И я тебе обещаю, что вернусь к семи утра. Надеюсь, ты согласишься, что в сложившихся обстоятельствах это очень даже выгодная сделка, тем более что я выкрою время сменить повязку на ноге твоей матушки.
Выражение его лица было достаточно красноречивым. Брайан благодарно схватил ключи.
- Наверное, нет смысла спрашивать, как ты отсюда выберешься? - с надеждой поинтересовался он.
- Думаю, в сложившихся обстоятельствах тебе не следует задавать таких вопросов, верно, сержант?
Брайан замялся и тут же улыбнулся.
- Спасибо, что подумала про ногу моей мамы, - поблагодарил он. - А то она малость распухла да покраснела.
Тиффани вдохнула поглубже.
- Беда в том, Брайан, что о больной ноге твоей мамы думаем только ты да я. Там, снаружи, ждут старики, которым нужно помочь принять ванну. Нужно готовить пилюли и настойки и отвозить их людям в самые что ни на есть медвежьи углы. Вот взять господина Прыгги: он еле ходит, если я не разотру его мазью. - Тиффани вытащила на свет свой дневник, весь перевязанный верёвочками и резинками, и помахала им перед самым носом сержанта. - Здесь у меня расписаны разные неотложные дела, я ведь ведьма. Если я ими не займусь, то кто займётся? Молодой госпоже Троллоп вот-вот подойдёт срок, а она носит двойню, я уверена, я слышу, как бьются два крохотных сердца. А ведь у неё первые роды. Она и без того перепугана до смерти, а единственная повитуха живёт в десяти милях отсюда и, что греха таить, немного близорука и в придачу забывчива. Ты, Брайан, человек военный. А военные - люди изобретательные. Так что, когда бедная роженица попросит о помощи, ты ведь будешь знать, что делать, - я в тебя верю.
Тиффани с удовольствием отметила, что сержант побелел как полотно. Не успел он пробормотать ответ, как она уже продолжила:
- Понимаешь, я-то никому помочь не смогу, потому что злая ведьма должна сидеть под замком, а не то, чего доброго, прялку заколдует! Сидеть под замком - и всё из-за глупой сказки! А беда в том, что кто-нибудь может и умереть. А если я допущу, чтобы умирали люди, значит, я плохая ведьма. Но получается, я - плохая ведьма в любом случае… Наверное, так и есть, раз ты меня запер в темнице.
На самом деле Тиффани Брайану сочувствовала. Он стал сержантом не для того, чтобы решать подобные проблемы; его тактический опыт требовался главным образом для поимки сбежавшей свиньи. "Могу ли я винить его за то, что он всего-навсего исполняет приказ? - размышляла Тиффани. - В конце концов, молоток же не винят за всё то, что делает плотник. Но ведь у Брайана есть мозги, а у молотка - нет. Может, Брайану пора поучиться ими пользоваться".
Тиффани дождалась, пока стук его сапог затихнет вдали, подтверждая: сержант совершенно правильно рассудил, что нынешним вечером разумнее всего будет держаться от камеры на почтительном расстоянии, а заодно и малость поразмыслить о своём будущем. Кроме того, изо всех щелей уже вылезали Фигли, а уж они-то нутром чувствуют, как не попасться на глаза чужим.
- Не следовало тебе красть ключи у него из кармана, - пожурила Тиффани.
Явор Заядло сплюнул огрызок соломинки.
- Н-ды? Он же тебя запёртать хочет!
- Ну да, но человек-то он неплохой. - Тиффани сознавала: звучит это на редкость глупо, и Явор Заядло, конечно же, тоже это понимает.
- Дыкс ах-ха, точнякс, неплохой человек запёртает тебя, послухав енту фуфыристую старуксу? - прорычал он. - А как насчёт той громаздой мал-малой соплявой малюхи в белых кружавчах? Я уж тумкал, надо под ней сточну канавину рыть.
- Это водярная нимфа была, дыкс? - спросил Туп Вулли, но большинство Фиглей сошлось на том, что девушка сделана изо льда и почему-то начала таять. У самой нижней ступеньки в луже барахталась мышь, пытаясь выплыть на сушу*.