- Ты… ты живая? - губы не слушались его, едва двигались, точно после заморозки у стоматолога.
- Да уж поживее некоторых буду, - кивнула тётушка. - Живее, чем там, - палец её согнулся, указав на Огхойю. С высоты домишки казались детскими кубиками. Вот базарная площадь, вот городская стена… северные ворота… южные. Вот дворец наместника, а вот - чёрные пятна гарей, шебуршащиеся на головешках люди… отстраиваются, видно… Вот - кварталы медников, красильщиков, кожевенников… А вот… От тётушкиного дома осталась лишь груда мусора.
- Сломали, - пояснила она. - Не оставлять же целым жилище государевой преступницы, главной бунтовщицы, от коей вся зараза и потекла, - голос её изогнулся язвительной кривой. - Но ничего, подвал не тронули, не нашли. И что там закопано у меня, всё уцелело. Мальчишка твой знает где, заберёт.
- Тётушка, ты… - голос его прерывался, грудную клетку распирало болью. - Ты - оттуда? - он указал глазами на жемчужную завесу вверху.
- Догадливый, - прищёлкнула она языком. - Ещё с того дня, как вас в степи дождиком помочило. Настырный у тебя мальчик, ничего не скажешь. Умеет выпросить…
- А… А как там? - не нашёлся он спросить ничего глупее.
- Там… - усмехнулась она. - Там лучше там, чем ты думаешь. Но только вот здесь работы много… очень много… Одни кашу заваривают, а другим, стало быть, расхлёбывать. Ничего, не волнуйся. Справимся. Вот с ним.
Палец её растворил белый пластик стены, и в застывшем воздухе нарисовался соседний бокс. Гармай лежал на полу, поджав колени к животу. Койку, застеленную накрахмаленным бельём, он принципиально игнорировал.
- Вставай! Разлёгся тут! - тётушка, умудряясь одновременно быть и здесь, и там, дёрнула мальчишку за плечо. - Некогда спать, идти нам пора, понял?
- Ты? - Гармай, точно обжегшись, вскочил на ноги. И несколько долгих секунд стоял столбом, ошарашено глядя на неё.
- Я, я, - подтвердила тётушка. - Да, правильно смекаешь. Оттуда и пришла, - завеса из молний колыхнулась в такт её словам. - А что да как, после обскажу, по дороге. Домой нам пора, в наш Высокий Дом. Дел невпроворот. С поганцем Хаонари разобраться надобно, правду о Господе извратившим. С теми, кто его за ниточки дёргает…
- А кто дёргает? - не утерпел мальчишка.
- А то ещё не понял? - старуха улыбнулась, обнажив зубы - но не чёрные, как по традициям полагалось вдове, а такие белые, будто всю жизнь она пользовалась рекламированными зубными пастами. - Не сам же он всё это измыслил. Помнишь ночных гостей наших, которых посохом гонял?
- Помню, - ощерился Гармай. - Только голыми руками не выйдет, а эти, тутошние… они ж у меня меч отобрали.
- Ишь, потеря, - пренебрежительно рассмеялась тётушка. - Дрянной солдатский ножик… Там-то, внизу, откопаешь в моём подвале штучку получше. Только вот с "Синей цепью" не одним железом воевать придётся. Слово Истины - это меч помощнее будет. А воевать надо… большие у них планы, сильно встревожились они… вернее, духи, коим служат. Вот он их распугал, - и тётушка указала на Алана.
- Без господина никуда не пойду, - решительно заявил парень. Нет, ну какой же упрямец!
- Гармай, так надо, - Алан знал, что стены между ними больше нет и мальчишка слышит его. - Иди с тётушкой. На Земле… На Терре… Убьют они тебя, и никак не защититься. Или хуже… сотрут всю твою память и будешь всю жизнь слюни пускать.
Забудешь обо мне, о ней… об Истинном Боге… Мне тебя будет не хватать… очень… Но сам видишь, откуда за тобой пришли. Слушайся тётушку… А там как знать… Может, по Божией воле и встретимся.
- Я буду ждать тебя, господин, - всхлипнул мальчишка. - Без тебя мне там тоскливо будет.
- Ишь, разнылся, - прокомментировала тётушка. - Ничего, обвыкнешься. Просто думайте друг о друге, в уме говорите - вот и встреча будет. А рассиживаться некогда. В Хагорбайе дюжина дюжин верных, и даже прибавилось ещё чуток. В Анорлайе Ихиари три дюжины обратил… дал ему Господь дар словесный, это молчуну-то угрюмому… В Таораме тоже интересующиеся есть, ждут, кто им слова Истины обскажет. И во Внутреннем Доме тоже есть… светлые слушатели… - усмехнулась она. - Да, и девочку ту, Илазугги, выручим из рабства храмового.
Тяжело ей там, бедняжке, приходится, а всё ж Христу верна остаётся. Ничего, управимся. Он вот и управится, - указала она на Гармая.
Алан потрясённо смотрел на неё.
- А ты-то хорош! - тётушкин палец упёрся ему в грудь. - Разнылся, пустыми угрызениями себя изводишь. Ах, всё напортил… ах, всё без толку было… Да как же без толку, коли столько людей к Богу Истинному потянулось? А думаешь, Он им не ответит, Он им руку не протянет? Думаешь, Он только в вашей земле живёт?
Всюду Он, везде Его дыхание.
- Но ведь не получилось же! - на глаза его выкатились жгучие слёзы - прямо как в детстве. - Не пустят к вам Церковь…
- Ишь, так прямо и не пустят! - дробным смехом рассмеялась тётушка. - Не пускал шакал тигра в лес… Церковь-то - она поболе будет, чем тебе мыслится. И уж Господь знает, как её к нам привести. Слишком ты, Алан, умный… А тут не мозгами надо…
- Что же мне говорить? - растеряно спросил Алан. - Не глупости же эти, какие китаец нашёптывал.
- А вот про то не знаю, - сухо отрезала она. - Про то тебе решать, не мне. А моё дело - неслуха твоего куда надо отвести, да присмотреть. Ну, поболтали, и будет.
Она повернулась к мальчишке, тронула его за плечо.
- Пора!
И когда оба они шагнули на дорогу, старуха вдруг вспомнила:
- На вот, возьми, - протянула она Алану деревянный крест. Тот самый, что он вырезал из твёрдого дерева "аргайси". Тот, что всего-то меньше месяца назад передал тётушке. - Пускай укрепит тебя. А нам пора.
Тётушка взяла Гармая за руку, и они пошли - сквозь пластиковые переборки, через лаборатории физиков, продырявили отдел безопасности, проткнули столовую. И дальше - не замечая титановой обшивки, по серебряным гвоздикам звёзд, мимо раздувшейся, как жаба, луны - вниз, в разрывы облаков, где затихла, ожидая рассвета, ночная степь…
Алан потянулся на койке, с трудом разлепил глаза. Птичка всё-таки долетела до гнезда, а кроны сосен слегка качало ветром - бывает такое, что внизу ничего не дует, а на высоте… У кого квартира на двадцать восьмом этаже, тот отлично это знает.
Хороший какой был сон… Расплылись детали, но осталось что-то солнечное… или нет… какой-то жемчужный блеск.
И ещё кое-что осталось.
На стеклянном столике для лекарств - лежал крест. Может, и не слишком умело вырезанный - всё-таки очень твёрдая древесина у этих аргайси…
А улыбчивый китаец Ли Сун уже не улыбался. Он смотрел на Шевчука без всякого выражения.
- Если вы не обнаружите мальчишку, живого или мёртвого, в течение пяти часов…
Потом будет поздно… Мы действительно не сможем задержать почту. Вы хоть интересовались, кто отец этой истерички Мортон? Вы понимаете, что крик поднимется на всю планету? И чем это кончится лично для вас?
- Да что вы так переживаете? - широко, по-деревенски улыбнулся полковник. - Нигде ведь нет мальчишки. Значит, и вообще не было. И с летёхой штатовским разберёмся, болтать не станет. А больше никто его и не видел, только мы с Иварсом Янисовичем. Знаете, как у нас в России говорят? Нет тела - нет дела.
2004–2005