Молодежь с полуспущенными по моде штанами, сплошь татуированная, что-то говорила вяло, вальяжно растягивая слова. Пересыпая речь модным матом. Крашеные блондинки на огромных каблуках, с неприкрытым нижним бельем и в нескромных топиках, едва прикрывающих соски, обнимали за плечи своих пацанов, одевшихся, как реперы. И перевернутые козырьками назад кепки реперов вообще доконали не в меру разыгравшихся гениев.
Правда, некоторые из молодежи недоуменно хмурились в их сторону, не находя причины для насмешек, все были одеты по последнему писку моды.
А Марк с Кристиной просто умирали. По дороге они увидели еще несколько тусовок, одну другой хлеще. Под конец поездки они уже не могли дышать, заметив, вдруг, пару наглых самоуверенных парней в кожаной одежде с железными заклепками, парни явно изображали крутых байкеров.
Ковбоев еще не хватает для полного счастья! - заметила Кристина.
Давясь от хохота, они вывалились из троллейбуса и почти сразу же наткнулись на парня в ковбойской шляпе и соответствующей одежде.
Гении свалились на скамейку, не в состоянии идти дальше...
10
Дьякон купил домик в деревне. Он любил природу и сельское раздолье даже больше церквей. Скорее уж он прослыл бы язычником, потому как единение с духами природы для него было обычным делом. И потому лес, облюбованный Лешим, который местные жители сразу превратили в заповедный, Дьякон, напротив, с удовольствием посещал. И бродил по тропинке вместе с Лешим любившим обращаться в немощного старичка. Вели они неспешные разговоры и Леший, отчаянно соскучившийся по миру своих братьев - ангелов Люцифа, с удовольствием расспрашивал Дьякона, как да что, там Дома, передавал приветы особо любимым собратьям, как правило, мощнейшим демонам. И с надеждою заглядывал в глаза Дьякону, упрашивая его замолвить словечко, не ратовать, о нет, а упомянуть, при случае, что, дескать, вот Леший проживающий в таком-то месте, просит прощения за самовольный побег из Дома свершенного много тысячелетий назад и позволения вернуться.
Дьякон, вспоминая спокойные глаза Сатаны кивнул, сочувствуя и обещал Лешему свое содействие, при случае, как только встретит Князя мира сего, где-нибудь, в туннелях, в этом мире или в том, неважно...
Леший улыбался с надеждой, но в глазах у него было тревожное ожидание.
Иногда, Леший ничего не просил у Дьякона, а только рассказывал о своих проделках. Говорил о каком-то беспечном грибнике, забредшем в заповедный лес, рассказывал, как он запутал бедолагу в трех соснах и тот, дрожа от страха и чувствуя влияние лешего, торопливо вывернул всю свою одежду наизнанку.
Леший принял игру и, взобравшись на верхушку старой сосны, расхохотался вослед испуганному грибнику припустившему бегом к ближайшей деревне. В красках Леший описывал взъерошенный вид грибника и Дьякон, словно в кино так и видел трясущегося от страха, белого, с посиневшими губами, волосами вставшими дыбом, обывателя, одетого в брезентовую куртку, штаны и обутого в новенькие громадные резиновые сапоги хлопающие просторными голенищами при всяком шаге.
А Леший радовался, так ему, мол, и надо! Нечего по заколдованному лесу шастать да и кому шастать? Какому-то болвану, живущему по принципу, что вижу, что можно пощупать, то и существует! Мир магии, мир Бога и Дьявола такая дубина стоеросовая отрицает и ничего удивительного, что частенько подобные этому самому грибнику, после смерти, бывают наказаны и никуда не приняты. Их участь - участь обезумевшего от тоски привидения вынужденного мотаться по кладбищу, выть и бросаться на любого припозднившегося прохожего, чтобы вызвать у того безотчетный ужас, от которого холодный пот стекает по спине...
У Лешего была скверная манера хохотать во все горло безо всякого повода. Дьякон стоически переносил это явление и только изредка с досадой фыркал себе под нос...
Леший был неиссякаемым источником анекдотичных историй, любил приврать. И рассказывая, он сам первым принимался хохотать и смеялся так заразительно, что Дьякон как бы угрюм ни был в этот день, тоже начинал улыбаться.
Леший иногда играл в человеческие игрушки. Он любил уйти к реке, закинуть удочку, укрепив ее на берегу, чтобы видеть только поплавок, клюет или нет, а самому развести костерок и напечь на углях картошки. Тут же зачерпнуть из речки воды и вскипятить возле почти выдохшегося огня костерка чайник, до того закоптелый, что невозможно было даже понять, а какого цвета он был спервоначалу. Чай Леший пил преудивительнейший. В заварке было все, кроме самого чая. Тут тебе и листья смородины, и мята, и мелисса, даже зверобой. Но ему нравилась такая гремучая смесь и он отрицая сахар, называя его почему-то белою смертью, пил свой чай вприкуску с медом, который ему в изобилии приносили лесные пчелы и складировали в небольшие глиняные горшки. На речку Леший обычно брал с собою такой горшочек аккуратно прикрытый берестяной крышечкой.
Иногда Леший приглашал в поход собаку. Это был большой лохматый двортерьер. Хозяин его, конченый алкоголик, назвал пса Мурзиком, забавы ради, конечно. Мурзик - крайне несчастное и забитое создание, вечно голодное, рыскал в поисках пропитания по полям и лесам. Хозяин его не кормил, а только спуская с цепи, гнал собаку прочь со двора и кричал визгливо, чтобы пес сам где-нибудь да и кормился. Мурзик прыгал в поле, на манер кошки, ловил и ел мышей. Никогда не брезговал чужими мисками и уносил бессовестно у зазевавшегося цепного кобеля вкусную косточку. Правда, как ни был голоден, он никогда не набрасывался на кур, в изобилии снующих по всей деревне, а только косился озабоченно и шумно вздыхал, томясь о недоступном белом мясе. Мурзик понимал, что тут ему и конец, деревенские убили бы его безо всяких сомнений. Люди, итак, следили за ним с недобрым видом и всякий раз Мурзик всей своей шкурой чувствовал неприязнь и вражду окатывавшие его ледяной волной смерти из каждого дома, из каждого окна.
Конечно, терпения Лешего уже не хватало, не было мочи видеть паскудное отношение к собаке. И однажды, после того, как хозяин Мурзика напившись водки и озверев, набросился на пса с дубиной наперевес, Леший не выдержал, вломился к пьянице во двор, оборотившись огромным черным медведем и одним только ударом пудового кулачищи проломил голову недочеловеку.
Мурзика Леший немедленно забрал к себе в дом, который скрытый от взглядов случайных прохожих, стоял себе посреди уютной земляничной полянки.
После, Леший невидимым наблюдал, как приезжал полицейский пазик и ходили по двору убитого пьяницы люди, одетые в синюю форму. Тело увезли в труповозке, этакой черной невидной машине. А душу Леший заключил в прозрачную бутылку со спиртом. И алчущая пойла душа, не имея тела, мерцала, синела и бледнела от неутолимого желания нажраться до беспамятства, а увидев круглые ярко-зеленые глаза Лешего, наблюдавшего за ним с нескрываемым презрением, начинала рыдать и плакать, моля о прощении.
Сам Леший не испытывал раскаяния, а только радостный покой охватил, вдруг, его суть. Наконец-то не надо было больше тревожиться за собаку.
Мурзик быстро поправился, пополнел, грязная шерсть больше не свисала с его боков клочьями, Леший собаку расчесал, вытащил все репьи и мусоринки.
Мало того, Мурзик стал всеобщим любимцем и домовики со всей округи приносили в дом Лешего для собаки мясные деликатесы. Сам Леший варил для Мурзика каши. В благодарность за свое чудесное спасение от плохого хозяина пес съедал все, без остатка, и даже ненавистную овсянку, вылизывал дочиста, оставив после себя чистую миску. А поев, улыбался, широко раскрывая пасть, демонстрируя белые молодые зубы, благодарно махал пушистым хвостом и глядел в глаза Лешему.
Они очень подружились. Пес явно не осуждал Лешего за убийство бывшего хозяина, а мнением собаки Леший очень дорожил. Они понимали друг друга с полумысли и одинокий Леший стал согреваться и оттаивать в обществе добродушного пса. Ну, а деревенские? Люди каким-то чудом догадались обо всем и уже не просто не ходили в заповедный лес, а опасались даже замахнуться на кого-либо из домашних животных. Между людьми и животными, таким образом, установился долгожданный мир и одно только это обстоятельство радовало Дьякона.
Он сам очень любил мир природы, любил животных и птиц, чувствовал заботу и деловитость муравьев, ощущал трудолюбие пчел и шмелей.
И хотя Дьякон не завидовал Лешему, в тысячу раз сильнее его понимавшему природу, но все же тайком, охваченный белой завистью, наблюдал из окна своего деревенского домика, как Леший рано утром обходит деревню. И по мере продвижения по улице странные ощущения возникают у него.
У одного дома он вдыхал запахи жареной картошки с луком. Мимо другого, он убыстрялся, зажимая с отвращением нос, свежий навоз испускает не лучший в мире аромат. Через несколько домов Леший облегченно вздыхал и вдыхал, с наслаждением прикрывая глаза дух недавно скошенной травы. Накануне кто-то из деревенских увлеченно косил возле дома, вон и огромные лопухи валяются, уже вялые и сморщенные. Как видно, по каким-то причинам дом был оставлен на время хозяевами.
Леший долго вглядывался в свежесрезанную траву охапками накиданную по углам огорода, всматривался в спящие, плотно занавешенные тяжелыми шторами окна, но так ничего и не понимал. Внутренне, правда, соглашался с самим собою, что надо порадоваться за тощую кошку усевшуюся с успокоенным и сытым видом умываться на крыльце. Такой вид бывает только у домашних кошек, у бездомных нет уверенности в глазах и вечный голод, правда не столько по еде, сколько по обществу дорогого человека, настоящего хозяина снедает таких животных. И не только у животных такой-то голод, подумал, вдруг, Леший несколько с озлоблением. Как много отдал бы он сам, Леший, если бы Князь, Хозяин мира, обратил бы на него внимание. Но на отступников Он внимания не обращает. Его привлекают странные земные существа: чудаковатые ученые; замкнутые, ушедшие в себя писатели, поэты; талантливые музыканты и художники; голосистые певцы и певицы; такие колдуны, как Дьякон. Леший тяжело вздохнул и покосился с опаской в сторону дома Дьякона, он не знал, читает ли этот воин Сатаны мысли и вообще, что он умеет, что может? Леший как-то не спрашивал, а Дьякон как-то не распространялся.
Леший всхлипнул и затравленно огляделся вокруг, ах, если бы у него была возможность броситься головою с моста в реку и окунуться в Забвение, как сделал бы на его месте любой слабовольный человечек. Но у него не было возможности умереть да он и не рождался никогда и стало быть этому миру не принадлежал, не был, не существовал, а только насильно захватил свою нишу, многое изменив на Земле, уже за одно это Бог предал бы его, Лешего, проклятию и вечному изгнанию, что уж говорить о Люцифере - вообще абсолюте и непримиримом противнике предателей.
Мучительное ощущение брошености и ненужности, собственное понимание никчемности и прочие горестные чувства, так хорошо знакомые одиноким старикам посетили Лешего и в одно мгновение перековеркали его покой. Он заревел, что есть мочи, раненым медведем и деревенские разом очнувшись от сна, закрестились в испуге вспоминая какие-нибудь молитвы, все равно, какие.
"Как есть, Леший бесится!" - шептали они, боязливо выглядывая из окон...
11
Дьякон устроился в своем доме со вкусом. Кровать он сделал сам. Проявил фантазию, так сказать. Получилась кровать так кровать. Она была широченной и даже не двухспальной, а скорее трех, а то и четырехспальной. Сработана из дуба и украшена резными деревянными фигурками ангелов. Впечатляло и черное покрывало с рисунком огромных красных роз.
Впрочем, розы цвели и на обоях. Картину дополнял огромный ковер темно-синего цвета с бардовыми розами.
Живые розы наполняли большие напольные вазы, стоявшие во всех углах дома. Их нежный аромат струился по еще полупустым комнатам, заставляя мечтать и строить воздушные замки.
В дом к Дьякону вошли двое: Марк и Кристина. Роберт остался на крыльце, с удовольствием вдыхая свежий воздух, он говорил Карлсону, по своей привычке довольно угрюмо взиравшему на мир:
Кругом поля, леса, какая благодать!
"Я мыслю, следовательно, существую!" - насмешливо процитировал в ответ слова французского философа Рене Декарта, Карлсон.
Ты сегодня, не в духе, - заметил ему Дьякон, возникший в дверях с блюдом летнего салата, и засмеялся, - хотя и в новых ботинках!
Карлсон лишь поклонился в ответ, на ногах у него действительно сверкали лаком новые ботинки, но какое это имело значение?
Друзья вместе с молодежью уселись на обширном новом крыльце, еще пахнувшем сосновою смолою.
Ну, рассказывай! - коротко бросил Карлсон.
А чего рассказывать?! - вздохнул Дьякон и, подумав немного, сжевав парочку метелок укропа, приступил к своему повествованию.
Деревня эта была запущена, разбитые колеи утопали в грязи. Трактор и газики ездили по траве рядом с дорогой.
Ну? - без интереса спросил Карлсон, указывая на свежий асфальт дороги хорошо видный с высокого крыльца дома.
Ну, я и замостил дорогу в одну ночь, - кратко и буднично, пояснил Дьякон.
И заметив понимающие улыбки на лицах Марка и Кристины, поспешно добавил:
Телепортировал щебень и горячий асфальт из разных мест Земли, никто и не заметил пропажи!
Ну да, - фыркнул скептически Карлсон, - а деревенские тоже ничего не заметили?
Дьякон на минутку замялся и, смутившись, опустил глаза:
Они обалдели... Долго топтались на обочине и все трогали асфальт руками, он еще теплый был, потом напились с испугу.
Это когда? - продолжал гневаться Карлсон.
Когда дозвонились до сельской администрации, - упавшим голосом доложил Дьякон и добавил более решительно, - вот и делай после этого людям добро!
Дальше! - сурово приказал Карлсон.
Рядом с деревней стояла старинная церковь, - безжизненным тоном продолжил Дьякон, - и находились могилки предков. Кладбище походило на заросший лес. За ноги случайных посетителей хватали плети вьюна, протянувшие свои цепкие щупальца повсюду. Иные памятники просто утопали в зелени и цветах вьюна, совершенно уже не различимые и не заметные на фоне всеобщих зарослей.
И? - вопросил Карлсон, будто самый строгий педагог, глядя в растерянные глаза Дьякона.
Ну и, - опять замялся Дьякон, - я весь вьюн вместе с корнями переместил в джунгли Южной Америки, в самую дремучую часть. А потом взял белый песок и немного белых камушек с берегов морей Прибалтики.
Совсем немного, - добавил Дьякон испуганно и, оглядев притихших, но внимательных слушателей, сказал, - а еще заменил ржавые, старые железные памятники на деревянные кресты!
Где кресты взял? - задумчиво глядя вдаль на белый взгорбок кладбища, спросил Карлсон и сказал, как бы про себя, - еще смотрю, ты деревья заменил?
Да они же старые были! - возмутился Дьякон. - Многие уже умерли и повалились на другие, малейший ветерок и все, готов бурелом! А я переместил молоденькие березки да рябины!
Откуда? - продолжал допытываться Карлсон.
Из леса, - отчитывался Дьякон, поведя рукою в сторону заповедного леса, - мне Леший разрешил... А кресты я взял из обанкротившегося похоронного бюро.
Разве есть такое? - не поверил Карлсон. - По-моему в этой стране при этаком правительстве подобные конторы должны процветать.
Должны, - согласился поспешно Дьякон, - но я взял не здесь, а в Болгарии.
Все помолчали с минутку, и Карлсон продолжил вопрошать. Роберт, переглядываясь с молодежью, только беззвучно смеялся.
Ну, а деревенские?
Они проснулись утром, - угрюмо докладывал Дьякон, - и едва не рехнулись. Многие упали на колени.
Долго пили?
Долго, - кивнул Дьякон, - а еще рыдали, что на их деревню, наконец-то, снизошла божья благодать.
Кстати, о божьем, - говорил неумолимый Карлсон, - что это?
Он ткнул пальцем в церковь.
Дьякон поник головой и едва слышно повел свое повествование:
Это была маленькая церковь, но с колокольней, без крыши и даже без потолка, она была полуразрушена. Не сохранилось куполов, отсутствовал пол и в целости, сохранности оставался только алтарь. Местные жители упорно украшали его свежими цветами, а в щели стен запихивали свернутые трубочкой записки с просьбами к Богу. Это была своеобразная стена плача, как в Израиле. Тут можно было в любое время дня и ночи застать молящегося человека. И заблудившегося пьяницу искали прежде всего в алтаре церкви, где под крышей, в относительном тепле, возле огоньков лампад, он и спал спокойненько. Сохранившийся, здесь, деревянный пол всегда был покрыт ковровыми дорожками ручной работы, половиками.
В алтарь, безо всякого страха, заходили женщины, хотя все знали, что не положено, но разрушение царящее в храме не оставляло прихожанкам выбора...
Дьякон умолк, с надеждой взглядывая на Роберта, ища его поддержки, но Роберт только отворачивался, плечи его тряслись от еле сдерживаемого хохота.
Что-то не похожа она на полуразрушенную, - все также, без малейшего сочувствия к поступкам Дьякона, высказался Карлсон.
Дьякон вздохнул и махнул рукой, как бы говоря, погибать, так погибать и продолжил:
Конечно, фрески уже выцвели, нечего было и думать об их восстановлении и я просто покрасил алтарь голубою краской. Краску позаимствовал на одном опечатанном за долги красильном предприятии Америки. Переместил красные кирпичи с такого же должника-завода в Мексике и выстроил стены.
В одну ночь?
В один час! - гордо выпрямился Дьякон. - Купола, голубые с золотистыми звездами взял со строительства мусульманской мечети в одной восточной стране, только полумесяцы снял и заменил на кресты.
Мечеть тоже обанкротилась? - не без ехидства вмешался Карлсон.
Там у них война началась, и строительство мечети они бросили, - быстро оправдался Дьякон. - Купола подошли тютелька в тютельку. Крышу покрыл новым железом, его я переместил из Египта.
Тоже банкроты? - наконец, прорезался, Роберт.
Дьякон кивнул:
Печку глиняную переместил, - и, предупреждая высказывания друзей о возможном банкротстве печного предприятия, ну скажем, где-нибудь, в Сибири, погрозил пальцем, - печку взял хорошую, но в брошенном клубе, неподалеку отсюда, в развалившемся селе.
Печка топила исправно. Дым поднимался из трубы над новенькой крышей. Хороший деревянный пол исправно хранил тепло. Пол я переместил с того же клуба, впрочем, как и толстые двери с утеплителем, скамейки и столы...
Ну, а деревенские как среагировали?
Привезли целый полк священников, - уныло доложил Дьякон, - они все освятили, поднатащили свечей да ладана, навесили икон, поставили одного молоденького батюшку и принялись служить Богу.
Чего же ты добился? - осведомился Карлсон, заглядывая в изумлении в глаза своему другу.