- Ставлю свою лошадь против твоей и свою красную соколиху против твоего самца, - неожиданно сказал Василий своей сестре, снял клобучок с птицы, выпустил ее и пришпорил коня. В тот же момент Евдокия бросилась за ним вдогонку. Ее серокрылый сокол стремительно набирал высоту, а они с Василием, - оба красивые и статные, - мчались через мхи к болоту, их лошади шли почти голова к голове, а обе птицы - две черные точки в небе, летели над ними.
Кобыла, на которой ехала Софья тоже резко сорвалась с места - ее возбудил цокот подков ее собратьев. Она едва не оторвала руки наезднице и с безумием включилась в гонку за Ухтомскими лошадьми, подстегиваемая лаем собак и криками слуг.
Последняя скачка, последние мгновения прошлой жизни. Яркое солнце в глаза, сильный ветер дует в лицо. Лошадь под Софьей несется галопом - грохот ее копыт запомнится потом надолго. И что-то незабываемое, запечатлевшееся в памяти и глубоко запавшее в сердце: Василий, мчащийся с Евдокией бок в бок. Они переругиваются по ходу скачки. Их соколы, самец и самка, то падают камнем вниз, то высоко зависают в небе.
Вдруг из травы впереди всех метнулся заяц. Софья услышала, как радостно крикнул Василий. Евдокия ответила ему таким же криком. Соколы, почуяв добычу, начали описывать в небе круги, поднимаясь все выше и выше, пока не стали едва различимы на фоне солнца. Заяц же отчаянно петлял, его тельце легкое и гибкое, выпрыгивало из травы и снова пропадало в ней. В одно мгновение первый сокол - издалека трудно было определить был ли это сокол Василия или Евдокии, - камнем рухнул на ушастого зверька, но немного не рассчитал и промахнувшись, снова взмыл вверх. Выпрямившись, он вновь принялся описывать круги, набирая потерянную высоту. Второй сокол тоже слетел вниз и таким же образом пропустил добычу.
А кобыла Софьи все неслась вперед, не чуя под собой ног. Княжна безуспешно пыталась ее остановить или хотя бы придержать. Василий и Евдокия тоже гнали лошадей за зайцем. Все трое они неслись галопом, стремя в стремя к едва виднеющейся впереди груде камней.
- Осторожно, овраг! - прокричал Василий в ухо Софье и вытянул перед собой руку с плетью. Потом промчался мимо, и она даже не успела его окликнуть.
Вскоре сокол сверху снова спикировал вниз. Раздался победный крик Евдокии:
- Мой самец схватил, схватил его! - На фоне солнца Софья увидела, как серый сокол и впрямь вцепился в зайца, и они кувыркаются в траве. Помня предупреждение Василия, Софья постаралась отвернуть свою лошадь в сторону, но она не слушалась. Тогда она крикнула обгоняющей ее Евдокии:
- Где овраг? - но та не ответила и только прибавила в скачке, увлекая Софью за собой.
Вместе они летели к груде камней. Солнце слепило Софье глаза, и она не сразу различила открывшуюся перед ней расселину. Евдокия резко отвернула коня, а Софья…
Она ничего не успела сделать - только крик Василия донесся до нее. Его повторил многоголосый хор гостей, участвовавших в охоте… Княжна упала на самое дно, и больше никогда уже не смогла подняться сама.
Так для княжны Софьи Ивановны Андожской началась совсем иная жизнь. Происшествие столь сильно потрясло ее, что поначалу все близкие испугались за ее разум. Несколько недель она пребывала в мрачной безысходности, но мало-помалу ясность ума вернулась к ней, и она смогла оценить весь смысл случившегося несчастья. А он состоял в том, что Софья Андожская умерла. Умерла в тот августовский день подобно несчастному зайцу, когда его сразил сокол Евдокии. Она не сомневалась, что сестра Василия прекрасно знала о нахождении на их пути оврага. И видя как ведет себя лошадь Софьи, намеренно увлекала ее за собой, вполне рассчитывая на то, что произойдет именно то, что и случилось. Она рассчитала все заранее, еще когда спросила у Василия, в каком месте они будут охотиться.
Да, Евдокия убила ее. Она добилась своего. А вместе с ней она убила и своего старшего брата, достигнув в конце концов желаемого отцовского наследства.
Поначалу Василий держался стойко, и если бы состояние Софья позволяла хотя бы немного, он бы обвенчался с ней не откладывая даже с переломанным позвоночником. Но доктора не дали ему никаких надежд на то, что хотя бы в самое ближайшее время его невеста придет в здравый рассудок. Венчать же его с сумасшедшей не согласился бы ни один священник.
Князь Меньшиков призвал Василия в Петербург. Когда же он снова приехал в Ухтому, Софья уже вполне могла определиться со своим будущим. Она решила, что вернет ему слово, так как не хотела стеснять его жизни своими физическими недостатками.
Она послала ему письмо с объяснением, но Василий не принял его. Он приехал в Андожу и оттолкнув родителей княжны, преграждавших ему путь, вошел к ней в спальню. Так она видела его в последний раз. И их последний разговор, полный его безумных, горьких упреков и своего несгибаемого упорства, она помнила каждой клеточкой своего существа уже много, много лет.
Она не уступила его мольбам, и он уехал, поняв, наконец, что все кончено.
А через полгода в Андожскую усадьбу снова пожаловал светлейший князь Александр Данилович Меньшиков. Приехал он на этот раз без прежнего блестящего сопровождения, приехал тихо, со скорбью. Он попросил князя Ивана Степановича пропустить его к дочери.
Склонив голову, сподвижник великого Петра сообщил побледневшей Софье, что князь Василий погиб в стычке со шведами и надо думать, он искал смерти. Меньшиков передал княжне несколько вещей, принадлежавших Василию, и среди них - саблю, на которой виднелись следы запекшейся крови, а на эфесе сияла выложенная мелкими алмазами надпись по-латински:
SOFIA.
Василий погиб. Тот Василий, который состоял из плоти и крови, который должен был держаться до последнего и не поддаваться желаниям Евдокии! Но он поддался и предпочел смерть. Именно сестра погубила его - Софья не сомневалась в этом.
Поэтому едва после отъезда князя Меньшикова, к ней вошла Евдокия, примчавшись из Ухтомы, - как же она могла пропустить визит светлейшего, - той самой саблей Василия с ее собственным именем на эфесе, княжна с размаху полоснула по ее нахальному, торжествующему, смеющемуся лицу, навсегда лишив волчицу ее сияющей, неотразимой красоты.
В день похорон Василия в Ухтомском склепе Кириллово-Белозерского монастыря, куда поехали все ее родственники, Софья решилась уйти из жизни, приняв ртуть.
Однако, она не знала, что судьба уже открывает ей совсем иную дорогу. Именно тогда, в мгновение перед самым последним вздохом к ней придет Командор. Он вернет несчастной девушке способность ходить и подарит совсем другую жизнь.
В той жизни она узнает, что легендарная Джованна де Борджиа, разделившая двести лет назад с князем Ухтомы последние годы его жизни, на самом деле никакого отношения к потомству его не имела. А Евдокия умело использовала старые слухи, чтобы создать себе романтический ореол.
В той жизни она увидит, как убитая горем от известия о гибели в Северном походе ее младшего сына Артема сляжет от сердечной слабости матушка ее и уйдет в мир иной. Как измученный до безумия изменами Евдокии, Антон покончит с собой, наложив позор на всю семью.
Обливаясь слезами, она будет стоять, невидимая, за пологом кровати своего несчастного батюшки, одинокого, доведенного Ухтомской волчицей до отчаяния и нищеты в разоренном, оскверненном гнезде погибшего Андожского семейства.
Она закроет ему глаза и тогда для нее наступит час мщения. Мщения, от которого Евдокии при всей ее изворотливости и коварстве не удалось уйти.
Блеклый свет луны, теряющийся в черной глубине оврага, осветил золотой крестик, висящий у матушки Сергии на груди, а под ним звякнув, раскрылся небольшой овальный медальон. Раскрылся сам, словно поддавшись напору воспоминаний, охвативших монахиню теперь.
Поблекший от времени портрет рыжеволосого офицера, который она всегда носила у сердца - вот собственно и все, что теперь оставалось у нее кроме собственной памяти ее. Она помнила его всегда. Ради него она согласилась принять условия Командора и вступить на весьма скользкую стезю борьбы, чтобы отомстить Евдокии, чтобы защитить безупречные, чистые, юные сердца от злой силы, стремящейся уничтожить их.
Она любила Василия все годы, прошедшие с его смерти. И никогда ни один мужчина не пленил ее взора, сколько их не встречалось на ее пути. Долгое время она жила одна, никем не узнанная из своих Белозерских сородичей, в старом Андожском доме, пока владелец этих земель не продал его князьями Прозоровским.
Теперь она перебралась к Василию, в Ухтому, такую же безлюдную, заброшенную, погибшую. Там иногда, когда Командор позволяет ей, она издалека видит своего возлюбленного, но не имеет права заговорить с ним. Она видит его над озером, плывущим в золотом челне и часто жалеет, что вынуждена оставаться по иную сторону и не может присоединиться к нему. Даже в смерти.
Забытая над оврагом лошадь снова дала знать о себе ржанием. Удерживаясь за выступающие корни деревьев, матушка Сергия выбралась наверх. Снова села в седло. Она еще не знала наверняка, что за неведомая разрушительная сила явилась в дом Прозоровских под личиной французской гувернантки, но некоторые детали позволяли ей думать почти наверняка, что ее столкновения с Евдокией еще не исчерпаны, им еще выйдет последний, смертельный бой. И если взять во внимание рассказ Ермилы о белой волчице, вышедшей к нему и князю Федору Ивановичу со стороны болота, можно было бы с уверенностью сказать - так оно и будет.
* * *
Луна сделалась красной, и страшный рык оглушил округу. Прижавшись к груди Поля, княжна Лиза смотрела на рдеющее небо и ужас переполнял ее. Потом что-то хрустнуло внутри сада и на выложенной мраморной плиткой дорожке показалась большая черная тень. Она медленно надвигалась, увеличиваясь.
Французский доктор и княжна, отпрянув друг от друга, пятились к крыльцу. Но тень ползла все быстрее, настигая их, и холодное, смертельное дыхание сопровождало ее. Когда она уже почти лизнула ноги Лизы и казалось неизбежным, что вот-вот и они оба окажутся захвачены ею, что-то случилось. Словно прозрачная стена встала между испуганными людьми и наползающей на них неведомой бедой. Стена невидимая, но столь мощная, что тень сразу съежилась, как подгоревший кусок хлеба и стала распадаться на отдельные пятна.
- Сейчас же, сейчас же идите ко мне, оба, - услышала Лиза за спиной знакомый ей голос монахини Сергии. Она обернулась, и в первое мгновение не узнала той, которую помнила с детства. Матушка Сергия была одета не в обычную для себя черную сутану, а в бархатный черный костюм для верховой езды, богато украшенный по воротнику и обшлагам серебряным шитьем. Под черным, распущенным книзу свободно кафтаном виднелись жемчужно белые кружева нижнего одеяния. Но больше всего Лизу поразило лицо монахини. Она словно помолодела лет на десять - ни единой морщины, совершенный овал, точеные, правильные черты. Под красивыми темными бровями сверкающие как голубые топазы глаза. Светлые волосы собраны на затылке узлом…
- Вы… Вы…матушка, - пробормотала Лиза, готовая поверить, что ей все только кажется. После встречи с француженкой, ничто не представлялось ей нынче странным.
- Не бойся, Лиза, подойди ко мне, - попросила ее Сергия, - чем ближе ты будешь ко мне, тем меньше опасности тебе угрожает. Кто это с тобой? - спросила она, указав на поникшего Поля.
- Это доктор де Мотивье, он приехал к матушке, - отвечала Лиза. Она снова бросила взгляд в сад-угрожающая тень исчезла, запах серы пропал. Сад стоял в привычном для себя полусонном покое. - Что это было, матушка? - спросила Лиза, подбежав к монахини: - И почему Вы так одеты? Вы ездили в Белозерск? Вы же говорили, что отправитесь в монастырь, - вспомнила она.
- Нет, Лиза, я не была в монастыре, - серьезно ответила ей Сергия, - давай поднимемся к тебе в комнату, нам надо о многом поговорить с тобой.
- А господин Поль? - спросила Лиза, вспомнив о докторе, который до сих пор не проронил ни слова. Сергия пожала плечами:
- Если месье де Мотивье желает, он может пойти с нами…
- О, нет, благодарю, - отказался тот, - я направлюсь в свою комнату и попробую соснуть.
- Но это же опасно! - воскликнула Лиза и в голосе ее послышались слезы. - Она ведь не оставит Вас в покое, месье.
- Пока я здесь, опасности нет, - ответила вместо Поля Сергия, - но я не советую Вам, доктор, удаляться из усадьбы, не предупредив меня. Лиза права - здесь теперь творится очень много неожиданного и даже страшного.
- Ох, как Вы правы, Софья Ивановна, - послышалось вдруг с аллеи парка. - Разве Вы не чувствуете, какая опасность угрожает нам всем. Демон гуляет на свободе… - все обернулись. Жюльетта стояла между двух высоких, облетевших деревьев, сплетавших у нее над головой пустые ветви, точно костлявые, голые руки. Невероятная правда, которая промелькнула перед Лизой накануне, испугав ее, теперь представала настоящей и неоспоримой. Жюльетта воплощала собой образ, жаждавший падения и гибели всех окружавших ее. Маска все еще скрывала ее истинные черты, но презрение и отвращение пробивались сквозь нее.
- Как я рада взглянуть на Вас, Софья Ивановна, - продолжала она, и ненависть, сверкавшая в ее глазах стерла в памяти Лизы всякое воспоминание о прежнем ее расположении к воспитательнице. - Я даже соскучилась по Вашему истинному облику. Как Вы полагаете, этот самый демон, он очень страшен для нас? Ведь Лизонька так напугана. Да и до Аннушки он вскорости доберется.
- Не знаю, как тебе удалось выбраться из заточения на болотном острове, дорогая сестрица, - ответила ей Сергия сдержанно, - но вижу, что нашлись у тебя помощники, которые все изменили в тебе: цвет глаз и волос, тембр голоса, убрали даже шрам с лица, но они не изменили твою отвратительную сущность и не смыли с прошлого твоего всех грехов, которые мне известны. Как это похоже на твою прежнюю манеру - заранее приготовить ловушку, отвести от себя подозрения, самой сделать первый шаг, чтобы приобрести способность обвинить других. Ты постепенно отводишь всех, кто мог бы разоблачить твою скрытую сущность. Но меня тебе уже не удастся провести. Я знаю на что ты способна.
- И я знаю, - прошипела Жюльетта, выставив вперед голубоватую, когтистую руку, оплетенную черным гипюром рукава. - Потому ни за что не поддамся тебе, ни за что. Ты еще не и представления не имеешь, какая во мне теперь сила…
- Возможно и не имею, - согласилась с ней Сергия, - но скоро мне все станет известно. Не забывай сестрица, что нынче в борьбе с тобой я тоже вовсе не одинока и очень большое могущество - на моей стороне. Так что тебе еще придется поднатужиться. А тужься-то тужься, только не лопни, дорогая. Помнишь ты, как бывало, говорил Василий. Как бы портки не треснули.
Яркий столб пламени вспыхнул за спиной Жюльетты, она взвыла и исчезла с аллеи.
- Что все это такое, матушка Сергия? - дрожащим голосом спрашивала у монахини Лиза, - сна… она что сгорела, что ли?
- Если бы так, - вздохнула Сергия, провожая Лизу в дом, - нет, наша учительница, как бы тебе сказать, - Сергия слегка усмехнулась, - перешла в невидимое состояние. Такие создания не горят, Лизонька, они никогда не спят и в общем даже не едят. Это только кажется, что они спят, обедают и ведут такую же жизнь, как все люди. Но пока я нахожусь здесь, она больше не сунется внутрь, она будет караулить вокруг и искать себе новую жертву.
- Жертву? - воскликнула Лиза, - так значит, Арсений…
- Тихо, - матушка Сергия ладонью прикрыла ей рот, - сейчас я все тебе расскажу, только не говори так громко. Иначе переполошишь весь дом. А чем меньше людей будет знать о происходящем, тем всем нам спокойнее - не будут мешаться.
Вступив на веранду, Лиза обернулась. На мгновение ей показалось, что за деревьями она видит белую, почти обнаженную фигуру Жюльетты на фоне ее алого плаща, и она в ужасе закрыла лицо руками. Поль уже скрылся в сенях, его шаги прозвучали по лестнице, ведущей на второй этаж. Но она все еще не могла пошевелиться.
- Не стоит, Лизонька, надо мужаться, - матушка Сергия обняла ее за плечи: - ты должна найти в себе силы противостоять ей. Она всякий раз цепляется за тебя, когда ты чувствуешь неуверенность в собственной жизни, внутреннюю неустойчивость. О, подобные натуры - ее любимое лакомство. Она еще больше станет раскачивать твои сомнения, она раздует вихрь отчаяния и увлечет тебя в бездну. Ты должна стать мужественной и принять все так, как есть на самом деле.
- Кто она? - спросила Лиза, как только дверь ее собственной комнаты, наконец, закрылась на ней и монахиней.
- Наполовину я знаю, кто она, - ответила ей Сергия, вытаскивая из волос заколку-длинные светлые локоны княжны Андожской рассыпались по ее плечам, и она сама потеряв ощущение времени, вдруг увидела себя лежащей на постели в Ухтоме, в спальне Василия, а князь нежно целует ее локоны, распущенные по подушке. - Наполовину я знаю, кто она, - повторила Сергия, прогоняя наваждение, - но по большей степени и я ничего не знаю пока. Для того, чтобы узнать, кто она и самое главное, как нам побороть ее, мне нужно время, а его у нас с тобой очень мало, Лиза. - Она оглядела комнату княжны, в которую редко поднималась прежде, но каждый уголок ее будил в Сергии воспоминания и сердечную боль-она сама провела здесь детство и юность. Именно здесь она получила от Василия первую записку, отсюда бегала на свидания к нему в яблоневый сад, в давно уже спиленный под корень яблоневый сад Андожи. Пусть нынче стены обиты совсем иной тканью, пусть другая мебель украшает их, но тонкий запах сосновой смолы, исходящей от старых бревен - он все равно остался прежним…
- Когда - то очень давно, - проговорила она, усаживая Лизу на кровать и сама садясь рядом с ней, - я была такой же юной девушкой, как ты и жила в этом доме, вот в этой самой комнате, где мы с тобой сейчас сидим. Я очень любила одного молодого и красивого офицера, а он любил меня. Его сестра, истинный дьявол во плоти, разрушила нашу жизнь. Она погубила моих родителей, моего возлюбленного, меня саму… Расплата настигла ее. Она лишилась рассудка и ее заковали в железо, поместив на заброшенном острове посреди болот, где она и окончила свои безумные дни. Но некие силы снова возвратили ее к жизни. Более того они до неузнаваемости изменили ее внешность, и ты сама слышала, как она хвастала их поддержкой себе…
- Вы мне обещали рассказать про Арсения, - робко напомнила Лиза, сжимая руку монахини. - Пожалуйста, скажите мне всю правду, матушка. Клянусь, я не обмолвлюсь ни словом. И плакать тоже не буду. Клянусь. Он больше никогда не вернется? Его не найдут?