Тление не превратило покойников в скелеты, а всосало во внутренности тел высохшие, измельчившиеся кишки, сохранив не только остов, но и кожу, и даже некоторые мускулы! Издалека они натурально касались живыми, потому что время еще не закончило свою разрушительную работу.
Увидев все это, она тогда едва не потеряла сознание. Так вот на какой земле стояла Андожа, вот что хранилось в недрах под ней. И нет ничего удивительного, что столь необъяснимо тяжко складывались испокон века судьбы ее обитателей!
Заметив, как побледнела девушка, Командор объяснил ей, что старый монастырь, выстроенный из дерева на Прилуцком холме, был подожжен раскольниками и сгорел дотла, а новый каменный возвели позднее на довольно далеком расстоянии, чтобы оставшееся пепелище не смущало своим видом и не напоминало о неблагодарности паствы.
Особенность же сгоревшего монастыря состояла в том, что в нем единственном из всех обителей на Белозерье, издавна хоронили монахов по старой византийской традиции, не погребая: за счет чудотворной комбинации почвы, близкой к болотам, воздуха и сочившейся из туфовых стен жижи их засушивали в целости, а некоторых, особо отличившихся в самоотречении - и заживо.
Затворников оставляли на восемь месяцев среди выделений туфа, потом выносили, купали их в уксусе и ставили на свежий воздух на несколько дней. После снова одевали, возвращали в углубление и бальзамическим выдохом недр доводили до окончательного сушеного бессмертия.
Многие монахи хоронились в торжественных ризах, словно готовились отправлять службу и лобызать фиолетовыми губами искрящиеся золотом иконы. В бликах факельного огня их полумученнические, аскетические улыбки выглядели даже привлекательными - кому-то милостью живых братьев были возвращены и прикреплены клеем бороды с усами, что возвращало монахам прежний, торжественный облик. Кому-то опустили веки, чтоб он казался не ослепшим, а спящим. У других же облезшие головы являли миру совершенно голые черепа с рваными копчеными шкурками, присохшими на скулах под глазами.
За много столетий, пронесшихся со дня захоронения, некоторые тела покосились и походили на уродов - на их перекорченных костях едва удерживались стихари с выцветшими узорами и епитрахили. Проеденные червями, с расстояния они казались кружевными. На самых же древних мертвецах одежды совсем истлели, и под оставшимися лоскутьями сквозили тощие торсы с ребрами напоказ под барабанной ороговевшей оболочкой.
С тех пор монахини Сергии не раз приходилось использовать этот путь, чтобы добираться незамеченной из усадьбы князей Прозоровских в обитель Командора, расположившейся в развалинах старого Прилуцкого монастыря.
Но сколько раз не проходила она по кладбищу высушенных временем монахов, она глядя на них и вовсе забыв о цели своего похода, невольно предавалась размышлению о смерти и вечности. Она искренне жалела всех их, лишенных упокоения в земле.
Ничего набожного уже не виделось в представавшем ее взору страшном произведении живых над мертвыми, в этом наглядном параде покойников, способном только устрашить любого христианина, а вовсе не примирить его со смертью.
Как помолишься за упокой души такого, который смотрит на тебя со стены, как будто говорит: помни, я здесь, я никуда отсюда не денусь. И как же намереваются они преобразиться в земные телеса после Страшного Суда, если тела их торчат веками на шесте и с каждым днем все больше протухают.
Дождавшись, пока охотники угомонятся, и разговоры их стихнут, матушка Сергия вышла из своего укрытия за смородиновой изгородью и пройдя мимо еще дымящегося костра, подошла к просторному деревянному строению, примыкавшему к житнице.
Оно служило дворовым людям Прозоровских мыльней и никогда не запиралось. На ощупь в темноте ступать приходилась осторожно, чтобы случайно не задеть какой-то предмет и не привлечь к себе внимания. Мыльня представляла собой большую комнату для мытья, с передним притвором и предбанником. Повсюду стояли чаны с водой, пахло еловыми и можжевеловыми ветками.
Половину мыльни занимала печь, на которой грели воду - большая русская печь на опочке, фундаменте из бревен, с широким устьем. За печью, в том самом узком проеме между ней и деревянной стеной дома, который всегда оставляли, чтобы избежать пожара и находилась маленькая, едва заметная дверца - она вела в задний притвор, небольшое помещение, прежде служившее подклетом, но им давно уже не пользовались.
Именно там, за этой самой полуистлевшей дверцей, в заброшенном подклете посреди всякой поломанной деревянной утвари, которую сваливали здесь годами, а может быть и столетиями, покрытой пылью и плесенью, затянутой паутиной и находился вход в подземную галерею монахов, которым тайно пользовалась матушка Сергия.
Пройдя незамеченной и на этот раз, она вошла в подклет, достала спрятанный за старой, покосившейся скамьей факел, разожгла его - с ним ей предстоит совершить путешествие до обители Командора Сан-Мазарин, когда вокруг не будет никого, кроме копчено-вяленых тел ушедших слуг божьих. Только они почти что с час будут взирать на ее путь. Но она давно уже привыкла к их застывшим в приветствии смерти ухмылкам.
Приподняв несколько трухлявых бревен, матушка Сергия осторожно спустилась по склизкой лестнице и аккуратно возвратила бревна на их прежнее место над своей головой. Теперь - только вперед и как можно скорее.
На сей раз она вовсе не думала о мертвых монахах, обступавших ее со всех сторон. Ее гораздо больше волновала судьба Лизы и тех людей, которых она оставила в усадьбе Прозоровских. Она спешила к Командору, потому что таков был ее долг, доложить о проявлении темных сил, но более того, потому что того требовало ее сердце. Догадавшись, кто на самом деле явился в усадьбе править свой дьявольский бал, она не могла позволить Евдокии и тем, кто прислал ее вновь в Андожу, свершить их планы.
Однажды, когда она получила всего несколько первых уроков от Командора, их хватило, чтобы возбудить против Евдокии весь окрестный люд и таким образом волей народа обречь ее на одинокое заточение в болотном доме. Вопреки слухам, гулявшим по Белозерью, Евдокия вовсе не умерла на острове Голенища мучительной смертью от голода. У нее было все, чтобы вести довольно долгое и вполне сытное существование. Единственной казнью ее оставались только память и одиночество. Казалось, она смирилась - ее мятежный злой дух угас, потушив при том разум. Но выходило - только до поры до времени.
Однако размышляя обо всем случившемся, матушка Сергия была уверена, что Евдокия не могла сама, какой бы дух не ожил в ней, преодолеть наложенные на нее Командором Третьей Стражи путы. Ее силы не хватило бы на такое. Впрочем, Евдокия, явившись в образе мадам де Бодрикур, и сама не скрывала, что она использует поддержку очень могущественных сил. Но каковы они? Крест, на котором столь дерзко привязали несчастного Арсения Прозоровского, наводил монахиню на очень тревожные догадки. Некие силы пришли извне. Они пришли из-за кромки, с темной стороны. Они и пробудили Евдокию, явив ее снова из небытия, чтобы действовать более успешно и скрытно в Белозерье.
Захваченная своими мыслями, матушка Сергия и сама не заметила, как достигла конца переплетения подземных коридоров, и перед ней предстал полукруглый зал бывшего главного монастырского собора. Запах растлевших тел был здесь уже не так силен, и матушка Сергия сама удивилась, как быстро она прошла весь путь - выход из подземелья уже близок, об этом свидетельствовал свежий воздух, явно просачивающийся к ней. И точно, пройдя в зал она подняла голову и увидела знакомый, пробитый по самый середине купол, в отверстии которого виднелось ночное небо.
По ее догадке сделанный колодец служил для пропуска воздуха, возможно, так было задумано изначально, так как отверстие было вырезано весьма аккуратно.
Факел в руке монахини затух. Без пламени при слабом свете луны, просачивающемся внутрь зала и едва доходившем до ниш, мертвецы выглядели еще более устрашающе. Потоки воздуха трогали их одежды, и казалось, что они вот-вот зашевелятся.
За колоннами, возвышающимися по краям зала, виднелся узкий проход. Проследовав им, Сергия вошла в небольшую крипту. Она имела также круглую форму и освещалась двумя огнями на треножниках. Кольцо колонн окружало помещение - между ними проглядывали проходы в какие-то лазы, напоминающие звериные норы, подкопы и длинные галереи, ведущие бог весть куда - из них только одна вела в помещения, занимаемые Командором, и Сергия поспешила воспользоваться ею. Она прошла длинным каменным коридором и очутившись перед квадратной каменной стеной, остановилась. Она была уверена, что Командор уже извещен о ее приходе.
Еще при выходе с подземной галереи она видела как зашевелилась опущенная завеса, закрывающая в храме иконостас и алтарь. Это означало, что сторожевые Командора, - а эту роль очень часто исполняли самые обыкновенные летучие мыши, - уже понеслись к хозяину с докладом о том, что она идет к нему. И поскольку никаких препятствий на пути ее до самых апартаментов не возникло, монахиня сделала вывод, что Командор согласен принять ее.
Так и вышло. Стена перед ней вскоре зашевелилась и отодвинулась - Сергия поднялась на несколько ступеней вверх и пригнувшись, прошла в покои Командора - ее голова, покрытая темным платком на мгновение застыла под самым ликом Медузы, высеченной в сердолике. Плита легко закрылась за ее спиной, заняв обычное для себя положение.
Матушка Сергия осмотрелась - Командора не было в комнате. Тусклые огни свечей в подсвечниках бросали отблески на золотое шитье на тяжелых шторах на окне и на бархатный балдахин над кроватью, играли на круглых боках яшмовых и сердоликовых чаш, стоящих в ряд на поставцах. На сундуке, обитым серебром, который тянулся вдоль противоположной стены, в прямоугольной клетке непрестанно крутила барабанчик рыжая белка.
Вскоре за тяжелой, обитой железом дверью, соединяющей комнату с другими покоями, послышались шаги и позвякивание шпор. Дверь открылась - Командор вошел.
В черных одеяниях, высокий, прямой, непреклонный - его глубоко посаженные темные глаза внимательно взглянули на Сергию.
- Я прошу извинить меня, мессир, - начала Сергия, не дожидаясь его приветствия, - что я нарушила принятый нами свод правил и явилась к тебе без призыва. Но обстоятельства, требующие незамедлительного нашего вмешательства, вынудили меня.
- Я слушаю тебя, София, - вполне дружелюбно отвечал ей Командор Стражи, - и даже очень рад тебя видеть.
- Я посчитала своим долгом сообщить, что энергия разрушительного свойства обнаружена мной в прежде покойном и безмятежном доме князей Прозоровских, - продолжала монахиня. - Во время охоты убит сын старого князя. По свидетельствам тех, кто последним видел его, можно предположить, что на него напала белая волчица, превосходящая много по силам своим обычное природное животное. Арсения привязали на крест посреди болота. Более того силы, захватившие воспитательницу старшей дочери пытаются затянуть девушку под свою власть, соблазняя ее любовной близостью с потусторонними пришельцами.
Если мне позволено будет предположить, то я сочла бы верным, что мятежный дух княгини Евдокии Ухтомский заключенный нами почти что сто лет назад на болотном острове, вышел на волю. Но что еще более тревожно - вполне вероятно, что через кромку удалось просочиться весьма сильному духу, сочетающему в себе несколько ипостасей. Крест, на который привязали несчастного Арсения в болоте явно предназначен для некого ритуала, возможно, жертвоприношения.
Кроме того, у него сняли всю кожу на лице и голове. Мне никогда не приходилось сталкиваться с подобным…
- Присядь, София, - предложил ей Командор, указывая на кресло у камина. Когда Сергия села, сам он прошел несколько раз по комнате от камина до окна и обратно. Щелкнул пальцами. Вертящая барабанчик белка обратилась в невысокого юношу - негра, одетого в белые одежды с ярко-голубой чалмой на голове.
- Принеси нам желтого вина акации, - приказал ему Командор, и слуга сразу же удалился.
- Я знаю о том, что происходит в усадьбе Прозоровских. И некоторое время, стараясь держаться на расстоянии, наблюдаю за всем, - проговорил Командор, останавливаясь напротив Сергии: - Я получил сообщение из Петербурга. Главная контора передала мне сведения о том, что в районе нашей ответственности замечен крупный прорыв энергий через кромку. И если бы ты не пришла ко мне, София, я бы сам призвал тебя в самое ближайшее время.
- Выходит, мое предположение верно, - спросила Сергия озабоченно, - Евдокия разрушила свою темницу и ушла с острова. Он пуст…
- Евдокия ушла с острова, - подтвердил Командор и положил руку на высокую спинку кресла, в котором сидела Сергия, на смуглых пальцах его руки блеснули два перстня с крупными алмазами, желтого и темно-коричневого цвета: - Евдокия ушла с острова, - повторил он, - но остров вовсе не пуст. Я обнаружил там весьма любопытных поселенцев. Они, надо полагать, и вытеснили оттуда Евдокию, точнее, как выразится вернее, они наняли ее себе на службу.
- Вы были на острове, мессир? - Сергия сжала руки на коленях, в волнении.
- Я обследовал его при помощи камня-разведчика, - невозмутимо отвечал Командор, - а после и посетил. Точнее, я только попытался приблизиться к нему, и мне сразу стало ясно, что окажусь там весьма нежеланным гостем.
- Кто же там обосновался? Кто-то сильнее Евдокии?
- Еще как сильнее, - Командор едва слышно присвистнул, - такого прорыва через кромку уже не бывало давно. Я даже не могу понять, как стражники его проспали. Или они просто оказались не готовы совладать с ним.
В комнате снова появился негритенок. Он поставил на стол поднос с двумя высокими бокалами из черного стекла, украшенных золотой вязью, в них колыхалась тягучая, нежно пахнущая жидкость. Передав один бокал Сергии, которая по-прежнему пристально смотрела на Командора, тот продолжил:
- Если я прав, София, нас посетил могучий дух древности Морригу, встречи с которым я не пожелал бы даже своему самому заклятому врагу.
- А кто такой этот Морригу? - в затруднении пожала плечами Сергия. - Я никогда ничего не слышала о нем.
- Морригу существо не мужского, а женского рода, если их, конечно, возможно различать, - поправил ее Командор. Он еще раз прошелся по комнате, заложив руки за спину. - Точнее в очень давние времена этот дух назывался богиней Морриган, Богиней Черной Луны. И древние кельты почитали ее как богиню - воительницу. Морриган как раз считалась триипостасной сущностью и ассоциировалась не только с могуществом на поля боя, но ее связывали всегда с плодовитостью и особой способностью к соблазнению. К тому же известно, что именно Морриган часто принимала облик серого ворона, который теперь появляется и у нас, а при многих упоминаниях оборачивалась белым волком.
- Почему Вы так уверены, мессир? - Сергия поставила бокал на пол к камину, даже не попробовав вина и вполоборота повернулась к Командору. - Что ей здесь надо, этой Морриган или Морригу?
- Если бы мы знали что им надо и как они появляются, у нас была бы куда как более легкая жизнь, София, - усмехнулся Командор, - более того, мы бы давно от них от всех избавились. Но первое, что навело меня на мысль, это было болото. Дух, поселившийся на острове намного сильнее обычных болотных жителей такого рода, которые даже не смеют высовываться, едва почуют приближение стражи. А здесь я просто наткнулся на стену сопротивления и не сумел преодолеть ее сходу. Потом напрягая свою память, я вспомнил, что у кельтов болото - это излюбленное место для принесения жертв своим богам. Видимо, это обусловлено поверьем, что болота очень коварны, поскольку их почва, казавшаяся твердой, мгновенно уходит из-под ног, открывая врата в Царство духов. Они всегда любили совершать на болотах свои ритуалы. Я спросил себя, кто мог бы поселиться на болоте? И сам ответил себе - только очень сильный кельтский дух, тем более, что ему давно уже нагрела змеиное гнездышко Евдокия.
- Вы говорите, кельты приносили в жертву людей, - переспросила встревожено Сергия, - Вы знаете, мессир, я тоже подумала о том же, когда взглянула на несчастного Арсения. Его изуродовали, как будто сняли шкуру с животного.
- Они делали это разными способами, - ответил Командор, снова остановившись напротив нее, - но почти всегда раздевали до нага и раскрашивали тело яркими красками, больше красным. Чаще всего они глушили жертву ударом в голову, а после душили ее. Почти никогда они не привязывали человека к кресту, тем более к такому, как ты обнаружила на болоте. Распятие было им незнакомо. Такой крест, богато украшенный резьбой, кельты использовали обычно в местах массовых собраний, а отнюдь не в качестве могильного надгробия, например. Возможно, привязав Арсения к кресту, кто-то хотел заявить нам о себе, или же… Не стоит забывать, что мы имеем дело с целым сонмом духов, соединенных вместе, а потому не можем трактовать их действия только строго однозначно.
- Скажите мне, Командор, - Сергия низко опустила голову, подперев лоб рукой. - Почему так? Почему эта земля, на которой жили мои предки, почему она так страдает? Почему пострадала моя семья? Почему, поселившись на этом месте, теперь терпят страдания Прозоровские? За что? В Андожи нельзя жить человеку? Только злым духам здесь место?
- Милая моя, юная княжна, - ответил ей Командор, подойдя ближе и голос его прозвучал мягче: - вот уже почти сто лет ты задаешь мне этот вопрос, а я несмотря на многие годы, что мы с тобой вместе не могу тебе дать иного ответа, чем в тот самый первый день, когда я пришел к тебе в дом. Андожа ничуть не хуже и ничуть не лучше, чем все прочие иные места на Белозерье, да и повсюду на земле, - продолжил он, нежным движением сняв платок с головы Сергии. - Добра и зла не существует в природе. Видела ли ты когда - нибудь доброе озеро или злую гору? Это человек наделяет все окружающее себя добром или злом, потому что добро и зло существуют только в нем самом.
Когда-то я увидел тебя в Белозерске, - продолжал он, - где вместе с отцом ты смотрела на парад флотилии, и я был поражен той сияющей красотой юности, которая наполняла тебя. Оставаясь для тебя невидимым я следил за твоей судьбой и мог бы вмешаться, чтобы нарушить вторжение злых сил, но поступи я так, ты никогда не смогла бы преодолеть их сама, не смогла бы стать могущественнее их, и тогда бы рано или поздно они бы схватили тебя в полон. Потому что их невозможно уничтожить. Они бессмертны. И дух Морригу мы не сможем уничтожить до конца, по той же причине. Но мы должны сделать все, чтобы заставить его вернуться туда, откуда он пришел - в темный мир, в его холодное, демоническое царство.
- Но почему из всех она первым выбрала Арсения? - задумчиво спросила Сергия, переводя взгляд на огонь, полыхающий в камине под головой Медузы, - от того, что он был подкидышем, и его энергетическая защита оказалась слабее, чем у остальных?
- Нет, вовсе не от того, - возразил Командор, - начнем с того, что первым выбрала его Евдокия. Она явилась в усадьбу под видом французской гувернантки и соблазнила его. Она разрушила его защиту, он не смог устоять перед ее чарами и не покаялся в содеянном, а скрыл свое страстное увлечение, мечтая, чтобы она последовала за ним. Она и последовала, придав себе новый облик графини Катеньки Уваровой, умершей в младенчестве, но по сути оставаясь все той же, неизменной.
Арсений поддался чарам Евдокии, а после духу Морригу оставалось только расширить брешь и завершить дело. Да, то, что он был подкидышем, совершенно верно, сыграло свою роль. Но не для Евдокии, а для Морригу - многие века она ищет по свету подкидышей и преследует их.