На самом столе было чисто – только письменный прибор, и какая-то странная коробка с клавишами и кнопками, на переборке – фотография миловидной девушки, над столом – портрет какого-то бородатого плотного дядьки с двуглавыми "орлами" на погонах. Никто не хотел показать себя невеждой, дядьку оставили в покое, а вот девушку обсудили. Ну еще бы! Все-таки среди них были две женщины – значит, выявили минимум четыре недостатка!
Стукнула дверь, и, чертыхаясь, с воплем: – Паша, гад! – ворвался длинный тощий капитан с красными просветами на погонах и с коброй, поедающей мороженое на эмблемах.
– Ой, извините, здравствуйте! Это вы журналисты? Мы так соскучились по нашим передачам и газетам за эти семь месяцев! Разрешите представиться – капитан медицинской службы Вячеслав Марков, главный врач этого корабля! – выпалил он и поклонился. О том, что главных врачей на боевых кораблях не бывает, он предпочел умолчать. Ну что им, жалко? А ему это нравилось – звучит-то как – главный врач, лучше только – самый главный врач, но вот такой должности точно – не бывает! Хоть всю чиновничью карьерную лестницу проверяй!
На него набросились с типовыми вопросами для врача – здоровье, питание, какие медицинские случаи были в море, операции. Улыбчивый доктор отвечал весело, вместе с тем – обстоятельно. По его словам, все было хорошо. Никого из экипажа даже молотком не убьешь, а он так, исключительно на всякий случай – ежели кому пальчик поранит, или голову там оторвет!
– А что это за прибор? – спросила девица, указав пальчиком с ярко накрашенным ногтем цвета необъезженной пожарной машины на игрушку комбата.
– Ой, ни в коем случае не трогайте его, это пульт управления. Вот ведь балбес, забыл! Так у них у, ракетчиков! Бросают все подряд где попало, а я потом собираю бойцов – где ручки, где ножки! Вы тут ничего не трогайте, особенно кнопки этого прибора, а я пойду и быстренько найду этого разгильдяя! – с этими словами, подавляя смех, доктор помчался в свою амбулаторию, надеясь, что до него не доберутся.
Но доктор недооценил профессиональное любопытство журналистов. Нет, скорее всего он на него всерьез рассчитывал. Слаб человек, повторяюсь! Смуглый парень с красными от усталости или еще чего, глазами. Тут же, не задумываясь, ткнул большую кнопку. На маленьком экране проявился крест с горящими на перекладине и нижней части четырьмя красными лампочками. Были цифры и надписи про какой-то ветер… И тут где-то на верху раздался сильный хлопок! Рефлекторно парень нажал на другую кнопку, стараясь отключить – но грохнуло еще раз, за ним – еще, потом, еще, еще… Сталь корабля гудела, как сумасшедший камертон на все лады.
– Идиот! – хором заорали корреспонденты разных видов СМИ, вмиг объединившись против смуглого парня, виновника переполоха. Тот сам перепугался не на шутку, он ожидал чего угодно, нажимая на кнопки в дурацкой коробке, но не выстрелов! Румянец и улыбка сползли с его щек, шоколад с эскимо на ярком солнце. Гулкие выстрелы прекратились, но где-то далеко послышались взрывы и ударные волны били по подводной части корпуса откуда-то снизу протяжными ударами: "Б-у-ум! Б-у-у-у-м!" – Валим отсюда! – закричал телеоператор в очках и они сорвавшись с мест позорно ретировались, едва захлопнув дверь каюты!
Навстречу им уже спешил их "чичероне", размахивая зажатой в руке пилоткой.
– "Динамо" бежит? – поинтересовался комбат фразой из старого кинофильма.
– Все бегут! – в тон ему огрызнулась девица.
– И что случилось? – опешил Соколов.
– Вы, Алексей, уж извините, но это мы вам там… в общем, запустили ваш пульт, ну и вот…
– Какой такой пульт? – изумился комбат, откуда пульты, да еще стрельбовые, в каюте?
– А хрен его знает! – озлился телеоператор, – сами разбирайтесь! Его наш товарищ только потрогал, и как начало стрелять…
– Тьфу, черт – вздохнул с облегчением старший лейтенант, а с чего вы взяли, что это пульт? – спросил комбат, расплываясь безудержной широченной улыбке и из последних сил давясь смехом.
– Заходил ваш главный врач и строго-настрого запретил трогать ваш пульт, ругал вас, говорил, что ему надоело собирать ручки и ножки матросов из-за вашей рассеянности.
– Вот ведь гад, а? Никогда не верьте врачам, даже их диагнозам, даже – патологоанатомам!! Все равно у них самые точные диагнозы выходят исключительно по результатам вскрытия! Этот главврач получит у меня прямо сегодня! Только у меня это не пульт, а такой тренажер по МППСС – есть такая морская наука, мне зачеты сдавать, вот и тренируюсь!
– А взрывы и выстрелы, которые начались, как только Сабир ткнул кнопку? – наступала на комбата девица.
– А это у нас началось строго по времени гранатометание – есть такое боевое упражнение! Я, кстати, вахту вооруженную выставлял, видели, как меня вызвали! Но гордитесь! Вы стали участниками типового, удачного и остроумного флотского розыгрыша! И не такое бывает!
– Так, вы хотите сказать – нас развели, как желтоклювых цыплят?
– Ну почему – цыплят – сразу? Как котят – если уж хотите, – да! – раскланялся комбат.
Они вернулись в каюту, и Соколов взял в руку тренажер, и с улыбкой нажал на кнопку. Где-то раздался глухой взрыв, потом по корпусу пронеслось протяжное: "Бум-м-м!"
– Ага! Вот видите! – хором пресса, и у вас бахнуло!!!
Алексей было опешил, но быстро сообразил – на крейсерском причале тоже занялись гранатометанием, но уже ручных спецгранат, прямо с борта.
Он рассмеялся было, и ухе хотел демонстративно снова нажать кнопку на тренажере, и… В последний момент что-то остановило и просто не давало продемонстрировать шутку…
Корреспонденты смотрели испуганно. Тем временем, взрывы и удары прекратились.
Несколько сконфуженный Алексей проводил гостей в кают-компанию, где уже собрались офицеры корабля.
Сергей Олегович Береза привычно изображал радушного хозяина, шутил, острил, хвалил свой корабль, вспоминал боевые будни в Аденском заливе. К нему иногда подключались корабельные офицеры. За столом, на месте гостя присутствовал Георгий Каменский, тоже шутил и остроумно зубоскалил.
Женская часть группы смотрела на него с восторгом и благосклонностью. Даже "визитками" обменялись, он наобещал им разных сюжетов и разрешений на встречи с такими людьми, что ты! С героями, о которых в газетах не пишут! Девушки растаяли и наживку заглотили. Уж больно сладкой показалась…
Замполит и комбат повели гостей к трапу, там за ними уже и микроавтобус подошел.
На крутых виражах событий
Гостей проводили восвояси, а Береза взял с собой Каменского и закрылся в салоне, предполагая, что разговор будет не простой и не очень приятный. Чего уж гадать-то? Позвонив помощнику Паркину, Сергей Олегович распорядился всё брать на себя, а его по возможности, не беспокоить, проверить смену обеспечения и провести смену суточного наряда и вахты.
Стол был накрыт, вернувшийся из города контрактник принес все заказанное к обеду, украсив деликатесами "поляну".
Деликатно постучав в дверь, вошел Каменский. Повспоминали училище, выпили, закусили. Потом еще.
Принесли отличные бифштексы, те самые, что по две с половиной минуты на каждой стороне, да на раскаленной чугунной сковородке с толстым дном, да с обилием жареного лука… Хоть – под вино, хоть под водку, и, если не претворяться снобом, да в тесной мужчинской компании, то – под что угодно!
– Ты сегодня прилетел?
– Вообще-то – позавчера, прошелся тут немного по местам боевой и половой славы. Завис тут кое-где, да и ребят посетил…
– Ясно! Выкладывай! – пресек дальнейшие экивоки Сергей.
– Ну-у-у – потерялся от неожиданности Каминский, – а что, собственно?
– Зачем-пришел-то?
– Да просто так…
– Когда заходят просто так – просто так и заходят! – глубокомысленно изрек Береза, разливая виски в толстостенные стаканы.
– Сейчас намешаемся! – предсказал Георгий.
– Переживем! Итак… – настаивал Сергей, пресекая попытки Каменского уклониться от темы.
Вздохнув, Георгий изложил свою точку зрения. Нового он не сказал ничего, понял, что все его потуги – это секрет Полишинеля, слухи протекают через любую преграду – только по-разному. Изложив свою позицию, он придвинулся ближе и проникновенно сказал:
– Ты пойми, Сергей, я – по-честному, затем и пришел! Меня назначат – на будущий год ты в академии, гарантирую! Академию закончишь – с назначением помогу. Определимся!
– А с кораблем – что? На иголки?
– Пока не знаю, но ведь знаешь – курс на экономию! Прямо до клинического идиотизма! Тут новые корабли на иголки идут, а вас ограничений на весь флот, турбины свой срок почти выходили…
– Все-то ты знаешь, – протянул Береза с иронией.
– Это уже давно обсуждается, как генеральный курс! – нетерпеливо отмахнулся Георгий, – Ремонт – дорого и хлопотно, откаты – по чайной ложки. А ты у заводоуправлений на стоянках автосалоны видел? Даже "ягуары", даже "бентли", спорткары всякие! Не хуже швейцарских мировых, только что без спецподсветки! Им же прямой интерес пустить все на иголки, а новый заказ получить – кучами, гарантированно и… под дальний, дальний срок завершения заказа!
Сунулся там ваш командующий со своим видением – а там куча высоких заинтересованных личностей. Лично заинтересованных, улавливаешь?
…В общем, поговорили… Выпили, но настроение не поднялось, вопреки ожидаемому. Верно говорил Березе его старый опытный дядька: "Пить надо с радости! С горя – это сплошная дурь и слабость!". Вот не получилось сегодня с радости!
Пригласил Каменский в ресторан, да с женой. Отказался, да смалодушничал – сослался на службу корабельную, как на завод непрерывного цикла. Поэтому, надо позвонить жене – извиниться и обвинить комдива Гаврилова в черствости и самодурстве. Причем, лишь слегка покривив душой и взяв этот небольшой грех на душу – "добра"-то на сход Сергей еще не запрашивал! И то, что тот ему сход не задробит – вероятность как раз около 50%! Надо тогда отпустить на сход зама, помощника, и механика. Но попозже – чтобы радость от неожиданного схода была ярче! – ухмыльнулся Береза с видом садиста.
Покинув гостеприимную кают-компанию, гости и сопровождавшие их Ивков и Соколов вышли на палубу. Заместитель командира тепло попрощался, поочередно осторожно взяв ладони девушек в свои крепкие руки.
"Жентельмен", бочкового разлива!" – с сарказмом подумал Алексей. Замполит скрылся в тамбуре, задраив за собой тяжелую дверь.
А вокруг – красота, солнце сияет и смеется, купаясь в ультрамарине, играясь в чешуйках ряби, поднятой размеренным "южаком", гонящим тепло и дождевые тучи, но еще у горизонта, там, где-то за сопками. Эх, вот бы выдать что-то такое… да эдакое, про море, да про корабль! О Севере, уж на худой конец! Д а самому таланта Бог ни на грош не дал, а чужое подходящее… Вот, ей богу, – читал же, и много, но все где-то запуталось среди извилин, между всякими "правилами" и "руководствами". Ай, да ладно!
Провожая гостей к трапу, он увидел несущегося к нему рассыльного.
– Тащ старшлинт, вас помощник к себе вызывает, злой страсть! – и проложил, доверительно, сочувствуя офицеру: – Матится – аж огнетушители краснее стали! – осуждающе качал головой земляк Ломоносова, прямо из Холмогор.
Извинившись и наскоро попрощавшись, старший лейтенант умчался на левый шкафут, где его поджидал тихо звереющий помощник, уже примерявший на себя статус всемогущего старпома.
Толпа представителей средств свободной массовой информации, двинулась к трапу, и не сговариваясь, прошла мимо него, скользнула на ют и вышла на оперативный простор.
Уж сколько раз говорено военному люду любого уровня: – Нельзя оставлять прессу без присмотра, даже якобы идущую в туалет! Они хуже натовской разведки – те хоть осторожны и не лишены кое-какой чести. Эти же – наглецы и озабочены лишь своими проблемами. В основном! Но исключения встречаются! Но это уж зависит от редактора, издания, и диагноза честолюбия!
Пробираясь по кораблю, они делали съемки на ходу и приставали к народу, попадавшемуся по пути. Долго ли, коротко ли, но напали охотники за правдой-маткой на старшину Волченко, "любимца" Егоркина. Познакомились. А тот и обрадовался.
Задали они вопрос старшине умело, прямо как порядочные иезуиты.
– Миша, а скажи, тебе нравится служить на престарелом корабле, по которому уже разделка плачет? Вот другое дело – атомная лодка!
Естественно, Миша опешил, чуть не взвыл и уже обдумывал вопрос – а не заехать ли в ухо оператору? А что – это уже дельная мысль! В двадцать лет любые проблемы стараются решать быстро и просто. Ну не через суд же, честное слово?
– Да вы ничего не знаете! Да наш корабль… – начал Миша взахлеб. И понеслось. И – правильно! Как там, у древнего ордена иезуитов? "Если хочешь узнать о ком-либо (о чем-либо) хорошее – ругай, плохое – хвали!" Старо, как наш подлунный мир! Вот и Волченко стал азартно хвалить корабль. Две трети из того, что он рассказывал – действительно было правдой.
– И вот такой-то славный корабль – да на иголки списать решили! Беспредел! Коррупция!
– Как это на иголки? – опешили корреспонденты и даже оператор, и привычно напряглись при любимом слове: "коррупция".
– А так: по-нашенски означает – пустить на слом, на разделку! Может он и старый, может быть и заменить его пора! Какой-то корабль невидимка на его место придет? Фиг вам! Так ведь – некем и нечем! Так дела пойдут – так Андреевского крестового нашего флага скоро днем с огнем по всему океану не найдешь! Только, если на яхту Абрамовича прицепить! Да не по чину ему!
В этот самый момент комбат Алексей Соколов, воспитывающий свою братву за уделанную тавотом палубу, заметил на палубе что-то, от чего все внутренности провалились до самой Канады. По палубе, явно включенную, таскали профессиональную телекамеру, микрофон, и прочую лабуду. А ужас Алексея исходил из того, что он только что лично доложил Березе об успешных мирных проводах прессы. А оно вот как! Что буде-е-е-т! Даже представить страшно! Завтра его порвут на такие маленькие кусочки, что нано-тряпочки будут крупнее…
И он кинулся спасать положение. Комбату удалось тихо-мирно, не привлекая внимания, выпихнуть представителей СМИ к трапу, а потом и дальше. Еще через пять-семь минут их уже микроавтобус "Мерседес" вывозил за пределы базы.
– Уф! – выдохнул Алексей, – кажется, обошлось! Никто не видел!
Дня три, где-то – до среды, все было тихо. А потом – началось. Сначала передачу, в котором немаловажное место занимало эмоционально-окрашенное интервью Миши Волченко показали на одном канале, затем еще на двух, процитировали в Интернете… и понеслось. Даже в ежедневных "топах" побывала его откровенность! Сколько-то там десятков тысяч просмотров! И, ведь неплохо же получилось, а? Вся страна узнала про славный корабль "Адмирал Михайловский", всколыхнулся вопрос о кораблестроении, о коррупции в верхних эшелонах министерства обороны. Шум вышел заметный! После чего пошли ударные волны, как от взрыва!
Капитана 2 ранга Березу воспитывал взбешенный адмирал Гаврилов, а вот самого комдива – где-то за час до этого – сам начальник штаба флота. Нетрудно предположить, что он сразу же после 08.00 имел разговор с Москвой. В официальных ответах звучало, что решения о выводе "Михайловского" из состава ВМФ не было и не предвидится. Слухи, озвученные на канале "Форвард-тиви", основанные на откровенности какого-то старшины-срочника, вообще не имеют под собой никакой почвы! Вот так вот!
Гаврилов очень сожалел, что не может посадить Волченко суток на десять на гауптвахту. За что? Да хотя бы за грязный воротничок или нечищеные ботинки! Да только уже давно нет этих учреждений в помине, и не предвидятся они и в ближайшем будущем! И ничего он ему сделать не может – даже уволить в запас, к растакой-разэдакой мамане не получится! Волченков – срочник, служащий "от и до". Хотя, положа руку на сердце – устами младенца глаголит истина! Что верно – то верно!
– Ты, дорогой мой Волченко, стал всероссийской звездой! А я ведь предупреждал всех вас, – вещал Егоркин перед строем матросов и старшин БЧ-3, – как увидели прессу на корабле – так валите прочь, куда глаза глядят! Все поняли, кроме Волченко. Фамилия у тебя такая – хищная и наглая! А что ты тут из себя телка строишь – так это чистой воды маска! Простачка и глупыша маска! А мне, старому дурню, урок! Опят общения с бойцами – не есть универсальный подход! – посетовал старший мичман. Тут Палыч – сан снял свою шикарную фуражку севастопольского пошива, задумчиво почесал затылок и, решившись, резюмировал:
– Но! Надо мне и еще кое-кому надо честно признать – в спасении "Михайловского" от иголочных подушек, ваша роль, товарищ старшина второй статьи, будет в числе первых. Хотя бы некоторое время! Хорошо то, что хорошо кончается!
Поскольку вокруг корабля развернулись такие баталии, офицеров не наказали. Так, пожурили, пообещали, да и забыли, положив их судьбу вместе с судьбой корабля в долгий ящик.
– Я не злопамятный! – заверил Гаврилов, – Бог вас простит! А я просто запомню!
Как-то потом, опять случилась пятница. Жизнь-то идет, рамочка по календарю скользит. И опять Береза вызвал его себе в каюту, поздно вечером, уже после отбоя.
Балуясь действительно хорошим чаем, Палыч рассматривал фотографии в каком-то московском журнале.
– И что это за живопись, товарищ командир? – спросил Александр Павлович, еще не поняв.
На одной из глянцевых фотографий, посвященных Мурманску и ресторану "Полярные зори", были отмечены мужская и женская фигура. Мужчина был в форме капитана второго ранга, и недвусмысленно обнимал в танце свою даму.
– Как-то уж совсем по-свойски, как родную! – заметил Егоркин.
– Это точно! И смотри-ка, кто-то заметил и отметил! Такие же журналы пришли его жене и его тестю! Да-а, кому-то понадобилась или его должность, или перспектива! – заключил Береза: – Ну и серпентарий у них там!
– Так это тот самый, будущий наш командир?
– Вот теперь это – вряд ли! Вот тебе и былые поля половой славы!
– Интересно, а мордобой у них уже был? Так, чтобы со скалкой или сковородкой? – проявил заинтересованность Палыч-сан. Кое-какой опыт у него в этих вопросах был! Даже неоднократно-систематический!
– А вообще – это ему поделом, за то, что закон преломленного хлеба нарушил! Если с кем ел-пил, хлеб ломал – не делай ему гадости, не продавай и не предавай! Так славяне, тюрки и кавказцы в давние времена поступали. Да теперь забывают такие законы! Но Бог он не только милостивый и милосердный! Это так! Но еще и справедливый, и терпеливый! Терпит-терпит, а потом – как даст! И никто не пожалуется что ему мало, никто не скажет, что не назидательно!
Сергей Олегович согласно кивал, потягивая из стакана с персональным серебряным подстаканником антикварного вида насыщенную жидкость цвета красного дерева.
Когда стакан без подстаканника – это наводит на мысли о природе жидкости. Сомнительной, знаете ли! А ежели стакан с подстаканником – так это чай. Скорее всего, в большинстве случаев!
Немного подумав, Береза долил по стаканам еще означенной жидкости прямо из второго заварного чайника, белого фарфора с синим якорем.
Палыч чуть пригубил из стакана, почмокал губами и удовлетворенно молвил: – Вещь!
– А Гаврилов тут намекнул на большом докладе, что мое представление уже командующий флотом подписал. И еще до выхода этого журнала! – проболтался Сергей.
– Ха! А я что вам сразу же говорил, а?
– Слушай, Палыч, вот тут жену твою в магазине видел недавно…
– Да, вернулась она из дальних-то странствий, да прямо на мою голову! – делано вздохнул мичман.
– Так вот, она спрашивала, как там дело с увольнением моего мужа! А я как-то не при делах, да и рапорта не видел? А?
– Опять ей что-то привиделось, стареет моя боевая подруга, а то? Разберемся, подумаем, никто не пинает, пока не торопит, а клубника с карпами никуда не денутся!
Помолчали, думая о своем.
– Все-таки пресса – полезное изобретение общества! – сказал Сергей, отвечая собственным мыслям.
– Ага! – согласился Палыч-сан, заговорщицки подмигнув, сказал – Тогда за СМИ и прессу!
Подстаканники с металлическим звоном ударились друг о друга. Жидкость чуть плеснула через край – к удаче! А по командирскому салону пошел характерный запах хорошего старого коньяка.