– Эх, Леха, распротак твою бригаду крабом через полуклюз вокруг брашпиля! – только и сказал мичман, обманутый в своем доверии. Сплюнул с досадой и пошел в машинное отделение. "Уж лучше бы наорали, обматерили, чем эдак-то!" – подумал честный деревенский парень Леха. Но он точно знал, кто за всё это должен ответить!
"Ну, все! Сейчас Птица за все сразу получит!". Птица – а в миру старший матрос Синичкин, был его земляком и годком одного с ним призыва. Нормальный турбинист, знающий и умный – но лентяй, чисто шланг гофрированный. Он должен был заняться сборкой кожухов, пока Луньков подменял мичмана на вахте. А Синичкину вдруг захотелось спать и он, мысленно махнув рукой, пошел в кубрик, залег на койку и через три минуты сладко спал, легкомысленно решив, что работа от него никуда не убежит.
– Вставай, Аркаша! – тряс его за плечо Луньков. А тот только мычал и не хотел просыпаться. Потом, спросонья, вскочил на ноги и замахнулся. Луньков оказался быстрее, и, в сердцах, ткнул Синичкина встречным в лицо. Совсем не сильно, чисто рефлекторно – сказался кое-какой боксерский опыт. По теории подлости, попал в челюсть. Кость сразу приняла причудливое положение, не оставляя сомнений о последствиях.
Испугались оба. Версия родилась сама собой – Синичкин сначала промычал ее, а потом написал на замасленном листе бумаги огрызком карандаша. Чем это все грозило Лунькову – было известно. Тем более, подлецом Птица не был, и вполне понимал, что, в принципе, вполне честно заработал. А такие последствия – просто дурацкая случайность!
Только после этого Синичкин пошел в амбулаторию, а Луньков – докладывать командиру БЧ-5 о травме подчиненного.
– Тащ!
– Я тебе – не тащ! Никого и никуда не тащу! – поправил его капитан 3 ранга Владимир Родин, протирая вспотевшие от злости очки.
– Синичкин… это… челюсть сломал, к врачу пошел!
Родин выругался. Этого только и не хватало! И рявкнул: – Продолжай!
– Он в мастерке спускался с трапа, а там – масло на палубе, он поскользнулся, а там – матик, а за ним – верстак – и Синичкин прямо об тиски – бац!
– Верно, посылал я его в мастерку проушины обточить на фланце – припомнил командир группы.
– Так точно, вот он и…
– Врешь, рассказывай, как оно было! Опять в столовой из-за мослов с РТС подрались?
– Когда это было? Обижаете вечно!
– Ты лучше помолчи, за подчиненного – ответишь!
Но Луньков стоял на своем – насмерть! И не то, что за себя боялся – а как договорились!
В амбулатории Синичкин написал все то же – слово в слово. Говорить-то он не мог!
Начались разборки. Начальник штаба Русленев распушил все командование – по ходовому и даже ГКП шли раскаты грома, летели пух и перья. Естественно, в эту бредовую версию он ни на грамм не поверил! За что командованию досталось еще больше!
Однако, командование объединилось вокруг своего командира и тоже встало насмерть и заняло круговую оборону. А что оставалось делать? Мост позади уже лопнул – как говаривал когда-то один из моих былых начальников – молдаванин.
Через некоторое время, правда, совершенно непонятным образом, просочилась наверх и достигла ушей командира и зама. Как, откуда? Да, черт его знает – Синичкин говорить не мог – даже теоретически, Луньков молчал как партизан, свидетелей вовсе не было! Бывает и такое! Это прямо из серии казахского степного Узун-Кулака! А Узун-Кулак – длинное ухо, по-казахски, почти фантастическое явление распространения слухов и известий в степи с необъяснимой скоростью и невыясненными источниками и цепочками передачи.
Докладывать комбригу о результатах выхода в море пришлось Русленеву, как старшему на борту. В том числе и о "челюскинце". Так иронично называли пострадавших с перелом челюсти. Об этом обязательно докладывали в прокуратуре и проводили подробнейшие расследования. Врачи просто даже не шли на уговоры скрыть такие случаи!
Как и следовало ожидать, ни капитан 1 ранга Огнев, ни – тем более, видевший такие события насквозь "монстр" Громяковский такой новости не обрадовались. Естественно, предложенной командованием версии они ни на секунду не поверили.
– Эх, сынок! – сочувственно качал головой Алексей Михайлович, как же это тебя угораздило! Больно, небось? Ай-Ай-Ай! А может, какая сволочь тебя обидела? Нет?
Синичкин, естественно, молчал и показательно морщился от боли.
– А, говорить ты не можешь! Понятно… – протянул капитан 1 ранга: – А служишь сколько? Ты на пальцах мне покажи!
Синичкин показал указательный палец, потом на среднем изобразил половину, и даже продвинулся почти до двух.
– Что? Почти два? – вдруг рассвирепел Михалыч, – и до сих пор по трапам ходить не умеешь? Или по роже схлопотал от кого за дело? Сдачи-то хоть кому-то успел дать? Может быть, над молодыми издевался, да неудачно? Ну, погоди у меня – вот с госпиталя вернешься – тренироваться будешь! – пригрозил бедному "челюскинцу" замкомбрига. – А за это время я уж разберусь, что почем – можешь не сомневаться.
Синичкин почувствовал некий подлый озноб, забравшийся под бушлат и боязливо передернул плечами…
Но командованию корабля все равно досталось! В красках, всей палитрой – и прямо по физиономии, наотмашь! Обидно, они-то уже все знали, но, раз назвался кузовом – получай груздей!!! От души!
Глава 14. Акушер-механик
А Синичкина пришлось отправить, вместе с доктором, на беленькой, как Полярная ночь, "Волге" механика прямо в Полюсный. Врачи там были поопытнее, а условия – получше. Докладывать командующему о случившемся – все равно придется, как ни крути. Покрутишь – так только терпение адмиралу накрутишь, ещё хуже будет!
Дело сделано, Синичкина сдали в "травму", пухлую папку с материалами расследования – дежурному по штабу флотилии, для передачи по команде. Загрузились чем-то жевательным – есть хотелось вовсю, желудок прилип к позвоночнику, а весь живот громко и недовольно бурчал. Было слышно, как пустые кишки ругались друг с другом злыми голосами.
Офицеры решили поехать по окружной – были у Родина кое-какие виды на эту окружность. Механик был известен еще и тем, что великолепно знал, кроме кораблей, любую автотехнику. Он по одному шуму двигателя и шуршания колес ставил сложные диагнозы, подтверждавшиеся потом "на все сто". А теперь он отрегулировал свой двигатель, и хотел посмотреть, что из этого вышло – по скорости и расходу топлива. Но для этого нужен километраж, намотанный на спидометр в достаточном количестве!
И именно от этого выбора Родиным дороги кое-кому повезло! Даже – очень!
Полярный день был на излете и за окнами машины заметно темнело. По шоссе неслись уже в матовых сумерках. Подслеповатые фары встречных машин хлестали по стеклам. Ветер шумел в приоткрытых окнах, шуршали шины, повизгивая на поворотах.
Глядя на пролетающие мимо столбы и деревья, догорающие лиловые свечи иван-чая на обочинах, сливающиеся в одну цветную темно-лиловую линию, слушая взывающие встречные машины, Анвар зябко поеживался.
Вообще, ездить с капитаном третьего ранга Родиным в машине – одно это уже, само по себе, чистый экстрим! Адреналину-то будет – не унести! А у кого нервы послабее – так и полные штаны! Ага, напрочь переработанного адреналина с сероводородным запахом…
Мало того, что, будучи действительно талантливым инженером и закончившим все, что можно с золотой медалью, он усовершенствовал свою "Волгу" изнутри, как мог. Еще и форсировал мотор до невероятной для своего престарелого авто, мощности.
Этого тоже было мало – так он еще был гонщиком – по рождению, и еще со школы имел некоторый опыт на практике. Доктор знал, что Владимир Родин соревнуется – сам с собой – по скорости езды от своего подъезда в Обзорново до подъезда родительского дома в Питере. Побив очередной рекорд, он каждый раз заявлял приятелям: – это не предел!
"Если его в академию не отпустят – хана, когда-нибудь он будет доезжать до цели за пять минут! Ему хорошо – вцепился в "бублик" и ест глазами спидометр и дорогу, а я всё кюветы для себя приглядываю, куда мы поместимся вместе с машиной!" – враждебно думал Гайнутдинов. Иногда он просто тосковал по пешей прогулке… и даже давно был готов к ней – морально, но врожденная татарская вредность не давала ему потребовать от механика ехать потише, чтобы деревья не так противно мелькали перед глазами, с шумом растворяясь в изумленных сумерках.
И они оба, одновременно, вдруг увидели в "кармане" на обочине дороги "УАЗ" – "таблетку" с красными крестами. Тревожно мигали тусклые габаритные огни, вокруг машины бегала брюнетка-толстушка в белом халате и размахивала белой тряпкой, стараясь привлечь внимание водителей.
Родин затормозил, но они пролетели еще метров двести, и пришлось, лихо развернувшись "на пятке", возвращаться.
– Ой, людоньки, ой, рятуйте! – почему-то по-украински кричала большая заплаканная девица в белом халате в обтяжечку, который буквально трещал на её пышной упругой груди. Растирая по щекам обильно растекшуюся от потоков слез жирную тушь, она пыталась остановить машину. По вечернему времени, машин было очень мало… Но ей повезло – Родин ни за что не смог бы равнодушно проехать мимо "Скорой", которой самой явно требовалась помощь!
Выскочивший из машины Гайнутдинов не смог добиться хоть чего-то внятного от истерившей девицы, махнул рукой и поспешил к распахнутой дверце медицинского отсека кареты "скорой помощи". Там был пожилой мужик, весь в поту, и женщина – явно роженица. И как она стонала и изгибалась – очень-очень не понравилось Анвару. Медицинский отсек машины был весь пропитан густым солоноватым запахом крови.
Одного взгляда хватило опытному врачу: – стремительные роды!
"Во, блин, влипли!" – подумал он, а вслух спросил: – Давно?
– Минут двадцать как! – ответил мужчина.
– А ты кто?
– Водитель я этой старой колымаги!
– А кто там орет и бегает?
– Это? Это фельдшер, девка только что из медучилища!
– Интересный у нее подход к приему родов! – восхитился доктор. – Везет мне сегодня! И вчера, и позавчера – тоже! – припомнил Анвар.
Он вылез из машины и закурил, что-то вспоминая и обдумывая возможные в этих условиях действия. Потерпеть – не получится и, уж точно, проблема сама не рассосется. Не тот случай!
Родин, тем временем, пытался привести девицу в чувство. Без особого, впрочем, успеха…
– Нужны вода и… А спирт есть? Да еще и свет нужен, движок у них заглох, а аккумулятор тоже дохлый… – поведал ему Гайнутдинов.
– Обижаешь – сказал механик, вынимая канистру родниковой воды из багажника.
Полную пластиковую бутылку-"полторашку" спирта офицер вытащил из салона. Механики – народ запасливый!
Все это он передал начмеду, а сам, прихватив какую-то хитрую отвертку своего собственного производства, двинулся к "таблетке".
– Сейчас глянем, чай, не "летающая тарелка"! – он с трудом подлез к по-дурацки размещенному двигателю, отчаянно матерясь в адрес конструктора, и тыкая куда-то своей отверткой. Нашел! Все оказалось так, как он сразу и предположил.
– Опыт не пропьешь и умище никуда не денешь! – пояснил он водителю старенького драндулета. И добавил – для остальных – Подумаешь – задачка для выпускного класса детсада с автомобильным уклоном! – Родин пренебрежительно хмыкнул и тронул ключи. Пристыженный водила посмотрел на молодого моряка с тайной завистью.
Движок фыркнул и завелся, как миленький. Загорелся свет в салоне, ожила рация, которая тоже, оказывается, не хотела работать – аккумуляторы и здесь подвели.
Какая-то девица сказала сквозь трески и нудный писк, что бригада акушеров вовсю мчится на помощь и нужны координаты. Владимир обстоятельно рассказал, да и теперь света вокруг столько – никак мимо не проедут!
Гайнутдинов мыл руки спиртом, который щедро лил на его ладони Родин. Водителя Анвар тоже заставил тщательно вымыть руки – чуть не до локтей. – Помогать будешь!
– Спирта не жалко? – буркнул пожилой шофер.
– В другом бы случае – сердце бы сжалось! – честно подтвердил Владимир. В это время из салона "таблетки" послышались крики женщины.
Началось! Гайнутдинов с водителем принимали роды. Руки сами делали то, что нужно – к удивлению самого корабельного врача. Попытки привлечь фельдшера к работе результата не дали. Какое там! У нее буквально тряслись руки-ноги…
Тогда за дело взялся сам Родин. Для начала он слегка хлестнул девицу по щеке перчаткой. Та опешила и подвывать прекратила. Офицер удовлетворенно кивнул, достал из "бардачка" фляжку с коньяком, стальной стаканчик и налил доверху и протянул девушке.
Сказал просто: – Пей, надо!
Та выпила залпом весь стаканчик, и закусила протянутым кусочком шоколада.
– Ты – хохлушка? – поинтересовался офицер, вдруг припоминая ее крики на украинском и протянул ей новый стаканчик, налитый доверху.
– Нет, мать с Украины, а я даже там ни разу не была, даже языка не знаю! – поделилась девица и механически опрокинула в себя коньяк.
– Ни фига себе, память поколений с перепугу как проявилась! – вслух удивился Родин. И добавил ледяным командным тоном, повысив голос: – А теперь – к больной, в машину – марш, исполнять клятву Герострата… тьфу, как, черт, его… но ты поняла! А, Гиппократа! Все равно – вперед! Это водила должен был бегать и орать вокруг своей сдохшей машины, а не ты! А то мужики любить тебя не будут! Пропадешь впустую – а зря! Будет о чем жалеть, точно говорю!
Фельдшерица кинулась исполнять военную команду. Довольный механик прислонился к капоту свое машины и закурил. "Надо бы тоже тяпнуть – стрессик снять. Да нельзя, еще сколько ехать, да два КПП впереди, обойдусь вообще или потерплю до корабля!" – решил он.
Девица влезла в салон и включилась в работу понемногу. Тем временем Анвар справился, делая все скрупулезно и проверяя каждый свой шаг! Это тебе не фурункулы на задницах вскрывать!
А тут и акушеры подлетели. Нормальный, толстенький пацан орал во все горло! Говорят – так и должен! Все сделали как надо. А доктора похвалили, но обидели – сказали, что таких знаний и умений от военного врача не ожидали.
Он обиделся за всю военную медицину и полез в "Волгу" – на свое место. Усталость сумасшедшего дня тяжелым мешком навалилась на него. Даже глаза стали сами закрываться!
Механик тоже устал, но возбуждение от вида крови и всех этих подвигов насытило эмоции, взбудоражило нервы и напрочь прогнало всякий сон.
Родин с присущей обстоятельностью, собрал свое имущество и поскладывал всё в багажник. Остатки спирта отдал шоферу "таблетки" – за храбрость! Показал фельдшерице кулак – чтобы больше так никогда не делала!
Потом налил коньяк в два стаканчика и отрезал два увесистых куска колбасы и еще теплого хлеба. Протянул один стаканчик доктору – тот выпил, протянул второй – вдогонку, мол, за здоровье малыша и молодой мамы! Анвар снова выпил, не поморщившись, видимо все еще находясь мысленно в процессе приключения, вспоминая, все ли он сделал так, как надо. Затем принялся, совершенно механически, жевать копченое мясо. И Владимир тоже с большим удовольствием пожевал колбасу, вкусно пахнущую чесноком и дымом.
– А теперь – спи! – скомандовал он Анвару и рванул с места. И тот действительно, сразу заснул – спокойно и без сновидений. И ему уже было наплевать на летевшие навстречу деревья и истошно визжащие шины…
Только потом акушеры сообразили, что не спросили у офицеров ни имен, не фамилий, даже номер машины не запомнили.
А офицерам просто не пришло в голову дать свои координаты – да и зачем?
…Только через месяц, молодой папаша, рыбак, вернувшийся из рейса, на своем траулере из Атлантики, нашел офицеров. Неведомыми путями он проник на корабль и успешно споил половину кают-компании – вместе с Громяковским. А кто узнал прототип, помнит – споить прототип было ой, как не просто! Я бы сказал – невозможно, но долгая служба приучила к тому, что ничего невозможного не бывает.
…но это было потом! Когда им и прицепили прозвище: "акушер – механик". А что? И ничего, нормально!
Глава 15. Эксперименты и месячники…
Все шло по плану, Синичкина через пару недель выписали из госпиталя и запретили еще месяц грызть кости и орехи. Он чувствовал себя отдохнувшим и был очень доволен жизнью…
Но, когда он добрался до своего кубрика и встретился со своей братвой из "маслопупии", он еще не знал, что ему приготовил Громяковский.
Что приготовил? А вот что: вдруг по кораблям пронеслась команда комбрига: всем командирам, их заместителям и старпомам собраться на юте "Беспредельного". Все озадаченно гадали – для чего бы это? И с чего бы – вдруг?
Главный бригадный воспитатель вдруг объявил, что будет проводить следственный эксперимент. Это специально, чтобы доказать некоторым начальникам, ни в кого персонально не тыкая потными пальцами, что нельзя нагло обманывать свое многоопытное командование!
Ну, что же – эксперимент – так эксперимент, дело полезное. Даже если выйдет отрицательный результат – так это тоже результат!
Родин привел Синичкина и все направились в корабельную мастерскую – "мастерку", в просторечье. Эту самую мастерскую полдня приводили в порядок, чтобы явить ее перед очами комбрига. Даже стащили у боцманов новенький беленький пропиленовый матик и аккуратно подложили его под трап – как положено!
С ехидной улыбкой на лице, Громяковский встал под трапом, рядом с ним – Качанов, Родин и Комодов, замкомандира "Беспредельного" по воспитательной работе. В уголочке, скромненько присел Беров с блокнотом и ручкой – что-то должен записывать по приказанию шефа. Михалыч любил обставлять мероприятия эффектами – чтобы запомнили и выводы делали! Правильно – хочешь приличного эффекта – драматизируй ситуацию! Остальные толпились вокруг, как сторонние зрители.
– Давай, сынок, покажи-ка нам, как оно все было-то! – проникновенно сказал капитан 1 ранга Синичкину, загадочно улыбаясь.
Синичкин испугался, побледнел, разволновался и стал спускаться по балясинам трапа. Ему это все явно не нравилось, даже – ох, как не нравилось, и он инстинктивно чего-то боялся! Интуиция-то у нас – от матери природы! Шаг, другой, третий…
Тут вдруг нога соскользнула, с трапа, он неловко покачнулся, попал ботинком на тот самый красивенький матик. Но этот сплетенный из пропиленовых каболок коврик, лежавший на масляном пятне, которое поленились как следует затереть, вдруг ка-а-к выскользнет из под ног, как прыгнет и кинется в сторону от матросика. Тот даже закрутился на месте, повернулся и приложился – бац! – о верстак, причем руки его, на которые он первоначально оперся, тоже соскользнули по жирной поверхности и… он ударился лицом о тиски. И как положено – прямо челюстной костью в самом неподходящем месте!
– Ой! – только и успел вскрикнуть Синичкин, а дальше он… замычал! Челюсть противно хрустнула – на старом же месте…
– Ой, ё-о-о… – только и сказал Громяковский, совсем не ожидавший такого поворота в поставленном и обстоятельно спланированном эксперименте.
Наступила полная тишина. Послали за доктором и за дежурным – надо было вызывать "Скорую".
– Н-да-а-а! – протянул комбриг, – смотри, какой эксперимент удачный, совпадение – 100 %! Пиши, пиши, Беров! Авось, пригодится! – насмешливо заключил Огнев и сказал: – За мной, товарищи командиры, пора заняться учебой, а то вдруг извилины распрямятся? Смотрите, как политрабочие тщательно спланировали и успешно провели эксперимент! А свидетелей-то сколько!