Маг Риальто по прозвищу Великолепный ведет беспокойную жизнь: вместе с коллегами из магического конклава борется с ведьмой по имени Насылающая Наваждения, странствует в прошлое в поисках утраченного Персиплекса - артефакта, содержащего кодекс магического сообщества, и даже отправляется в путешествие на край вселенной, чтобы спасти давно пропавшего Морреона - пропавшего не без его, Риальто, участия…
Содержание:
Предисловие 1
1 МИРТЕ 1
2 ДУНОВЕНИЕ ФЕЙДЕРА 8
3 МОРРЕЙОН 32
Примечания 42
Джек Вэнс
"Риальто Великолепный"
Предисловие
Предания Двадцать первой эры повествуют о временах, когда Земля умирала, а Солнце в любой миг могло угаснуть. В Асколезе и Альмери, странах, лежащих к западу от земли Падающей Стены, в описываемую эпоху магия была явлением весьма распространенным. И нет ничего удивительного, что однажды волшебники Двадцать первой эры решили объединить силы и создать ради защиты собственных интересов конклав. Надо отметить, что досточтимых учредителей сей организации отличало непостоянство, в результате чего число действующих членов постоянно изменялось, но в описываемое время туда входят:
Ильдефонс Наставник;
Риальто Великолепный;
Гуртианц - пухлый коротышка, печально известный своим грубым нравом;
Герарк Предвестник - сухарь и зануда;
Шрю, чернокнижник, - известный шутник, его шутки порой доводят до белого каления;
Гильгед - миниатюрный человечек с большими серыми глазами на круглом землистом лице, неизменно облаченный в красно-розовые одежды;
Вермулиан Сноходец - необычайно высокий и худой тип с величавой походкой;
Мун Волхв - хронический молчун, который тем не менее ловко управляется с четырьмя женами;
Зилифант - здоровяк с длинными каштановыми волосами и шелковистой бородкой;
Дарвилк Миапыльник - маг, который из непонятных соображений упорно носит маску-домино;
Пергустин - худощавый блондин, он чрезвычайно скрытен, не имеет друзей, обожает таинственность и отказывается открыть свое местожительство;
Ао Опаловый - угрюмец с остроконечной черной бородкой и язвительными манерами;
Эшмиэль - оригинал, который с почти детским в своей непосредственности удовольствием носит наполовину черный, наполовину белый облик;
Барбаникос - коренастый и приземистый здоровяк с буйными белыми кудрями;
Мгла-над-Устлой-Водой - худенький и хрупкий человечек с горящими глазами, зеленой кожей и пучком оранжевых листьев ивы вместо волос;
Пандерлеу - коллекционер редкостей и диковинок из всех доступных измерений;
Визант Некроп;
Дульче-Лоло - жизнелюбец и эстет;
Чамаст - замкнутый по характеру, признанный отшельник, чье недоверие к женщинам столь глубоко, что в окрестностях его дворца вы не сыщете даже ни одного насекомого женского рода;
Тойч - он редко нарушает молчание, зато с необычайной ловкостью снимает слова с кончиков пальцев, а в качестве заслуженного члена Ступицы получил право управлять своей личной бесконечностью;
Заулик-Хантце - чьи железные пальцы на руках и ногах покрыты затейливой гравировкой;
Науредзин - мудрец из Старого Ромарта;
Занзель Меланктон;
Аш-Монкур - тип, чьи ужимки и жеманство превосходят даже ужимки и жеманство самого Риальто.
Магия - это практическая наука, или, вернее, ремесло, поскольку упор в ней делается главным образом на практическое применение, а не на глубинное понимание основ. Это, разумеется, обобщение, поскольку на столь обширном поприще каждый практикующий маг отличается индивидуальным почерком.
Еще в прославленные времена Великого Мотолама многие маги-философы пытались постичь законы, управляющие вселенной. В конечном итоге всем пытливым умам, среди которых встречаются имена, золотыми буквами вписанные в историю колдовства, удалось лишь прийти к выводу, что полное и всеобъемлющее понимание невозможно. В первую очередь потому, что необходимый результат в целом достижим и способов, ведущих к его познанию, множество, но каждый из них требует всю жизнь положить на алтарь науки. Выдающиеся волшебники времен Великого Мотолама обладали достаточной гибкостью, дабы понимать - человеческий разум имеет пределы, и большую часть усилий направляли на решение практических задач, прибегая к абстрактным законам лишь тогда, когда все остальные методы оказывались бессильны. Поэтому магия до сих пор сохранила человеческий дух, несмотря на то, что ее движущие силы не имеют к людям никакого отношения. Достаточно самого беглого взгляда в один из основных каталогов, чтобы убедиться в ориентированности магии на человека. Используемая в ней терминология причудлива и архаична. Открыв, к примеру, главу четвертую "Справочного руководства по практической магии для начинающих" Килликло, подраздел "Межличностные исполнения", читаем следующие запечатленные ярко-лиловыми чернилами термины:
физическая малепсия Зарфаджио;
загребущая длань Арнхульта;
двенадцатикратный подарок Лютара Медноносика;
заклятие безнадежного заточения;
старомодное заклинание рифмоплета;
Кламбардов подчинитель длинных нервов;
пурпурно-зеленое оттягивание удовольствия;
триумфы дискомфорта Пангвайра;
зловещий зуд Лагвайлера;
носовой прирост Хьюлипа;
проникновение фальшивого аккорда Рэдла.
По сути своей заклинание соответствует коду или набору команд, внедренному в органы чувств сущности, которая способна и согласна изменить окружающую среду в соответствии с заданием, полученным посредством заклинания. Эти сущности не всегда обладают интеллектом и сознанием как таковым, поведение их, на взгляд новичка, непредсказуемо, изменчиво и опасно.
Наиболее податливые и сговорчивые среди этих существ наблюдаются среди низших и слабых сил, к ним относятся и сандестины. Более капризные сущности Темучин именует "дайхаками", в свою очередь подразделенными на "демонов" и "богов". Сила мага определяется возможностями сущностей, которыми он способен управлять. Каждому сколько-нибудь значительному магу служит один или более сандестин. Кое-кто из архимагов эпохи Великого Мотолама отваживался прибегать и к услугам мелких дайхаков. Произнести вслух, да и просто привести перечень имен этих магов означает вызвать изумление и трепет. Их имена источают силу. К наиболее известным и выдающимся личностям Великого Мотолама относятся:
Фандааль Великий;
Амберлин I;
Амберлин II;
Дибаркас Майор, выученик Фандааля;
архиволхв Маэль Лель Лайо;
Зинкзин Энциклопедист;
Кайрол Порфирхинкос;
Каланктус Мирный;
колдунья Ллорио.
В сравнении с ними маги Двадцать первой эры выглядели слабо и бледно, значительно уступая им в размахе и целостности.
1 МИРТЕ
1
Как-то раз прохладным утром середины Двадцать первой эры Риальто завтракал в восточном куполе своего дворца в Фалу. В тот день одряхлевшее красное солнце взошло в морозной дымке, и над Нижним лугом брезжила бледная болезненная заря. Аппетита у Риальто почему-то не было, и, без воодушевления поковырявшись в блюде с колбасой, жерухой и тушеной хурмой, он решил ограничиться чашкой крепкого чая с сухариком. Дел накопилось невпроворот, но спешить в свой кабинет он не стал, а откинулся на спинку кресла и устремил рассеянный взгляд на лес Был, который начинался за лугом.
Несмотря на задумчивость, восприятие оставалось странно обостренным. Неподалеку на лист осины уселась какая-то мошка, Риальто обратил самое пристальное внимание на угол, под которым она согнула свои лапки, и на мириады красных отблесков в ее шарообразных глазах. Любопытно и символично, подумалось ему. Постигнув всю суть насекомого, Риальто занялся пейзажем в целом. Он окинул взглядом луговину, плавно понижающуюся по направлению к реке Тс, отметил распределение трав на ней. Не ускользнули от его глаз и корявые стволы на опушке леса: косые красные лучи с трудом просачивались сквозь листву, и земля в лесу утопала в густой зеленой и фиолетовой тени. Маг обладал поразительно острым зрением, да и слух тоже не уступал… Он склонился вперед, прислушался - к чему? К шелесту неслышной музыки?
Померещилось. Риальто расслабился, улыбаясь странным фантазиям, и налил себе еще чашку чаю. Она так и остыла нетронутой. Маг порывисто поднялся на ноги и отправился в гостиную, где облачился в плащ, охотничью шапочку и взял жезл, известный под названием "Горе Мальфезара". Затем призвал к себе Ладанке, управляющего, который заодно исполнял и все прочие обязанности.
- Ладанке, я, пожалуй, поброжу по лесу. Проследи, чтобы жидкость в пятом чане не прекращала бурлить. Если хочешь, можешь перегнать содержимое большого голубого перегонного куба во флягу с пробкой. Только держи его на слабом огне да смотри не надышись паров, а не то лицо покроется гнойной сыпью.
- Понял, сударь. А как быть с клевенгером?
- Не обращай на него внимания. Вообще не подходи к клетке близко. Помни, все его разглагольствования о девственницах и богатстве умозрительны, сомневаюсь, чтобы он вообще осознавал значение обоих понятий.
- Вы правы, сударь.
Риальто вышел из дворца и зашагал через луг по тропинке, которая вела к каменному мосту через реку Тс и затем углублялась в лес. Тропка, протоптанная через луг ночными тварями из леса, вскоре оборвалась. Риальто двинулся дальше, переходя от одного просвета чащи к другому: он шел по полянам, где в зеленой траве пестрели цветки кандолы, красной таволги и белой димфны, мимо белоствольных берез и черноствольных осин, мимо замшелых валунов, родников и ручейков.
Если поблизости и были другие живые существа, на глаза они не показывались. Риальто выбрался на небольшую полянку с одинокой березой посередине и остановился, чтобы прислушаться. Вокруг царила тишина.
Прошла минута. Риальто не двигался.
Тишина. Но полная ли?
Музыка, если ее он только что слышал, совершенно определенно родилась в его собственном мозгу. Любопытно, подумал Риальто. Он вышел на открытое место, где белела береза, одинокая и тоненькая на фоне зарослей раскидистых черных деодаров. Только он собрался уйти, как снова послышался тот же мотив. Беззвучная музыка? Внутреннее противоречие! Странно, тем более что музыка, казалось, доносилась откуда-то извне… Вот, опять: робкие абстрактные аккорды, нежные, печальные, ликующие, одновременно отчетливые и в то же время неопределенные.
Риальто закрутил головой. Музыка, или что там это было, по всей видимости, доносилась откуда-то поблизости. Голос разума настойчиво советовал развернуться и поспешить обратно в Фалу - без оглядки. Он пошел дальше и наткнулся на неподвижное озерцо, темное и глубокое, в котором, точно в зеркале, отражался противоположный берег. Риальто замер: в воде отражалась фигура босоногой женщины, странно бледной, с серебристыми волосами, перехваченными черной лентой. На ней было белое платье без рукавов длиной по колено.
Риальто оглядел дальний берег. И не заметил там ни женщины, ни мужчины - ни души вообще. Он опустил глаза на темную воду. Отражение никуда не делось. Риальто довольно долго разглядывал незнакомку. Она была высокая, с небольшой грудью и узкими бедрами, казалась девически тонкой и свежей. Лицо ее, нежное и правильное, было совершенно неподвижно и лишено всякого намека на игривость. Риальто, тонкий ценитель женских прелестей, чем и снискал себе свое прозвище, счел ее красивой, но строгой и, пожалуй, неприступной - не зря она не пожелала показываться ему нигде, кроме как в отражении… Хотя он начинал догадываться, кто эта женщина.
- Мадам, это вы вызвали меня сюда вашей музыкой? Если так, скажите, как вам помочь, хотя и не обещаю, что непременно за это возьмусь.
На лице женщины отразилась холодная улыбка, пришедшаяся Риальто совершенно не по вкусу. Он чопорно поклонился.
- Если вам нечего сказать, не смею больше тревожить.
Он сопроводил свои слова еще одним коротким поклоном, и тут что-то толкнуло его в спину с такой силой, что он полетел в озеро. Вода оказалась обжигающе холодной. Риальто добрел до берега и выбрался на сушу. Злоумышленника, спихнувшего его в воду, видно не было. Постепенно поверхность воды вновь разгладилась. Отражение женщины исчезло. В самом мрачном расположении духа Риальто вернулся обратно в Фалу, где вознаградил себя за пережитое горячей ванной и чашкой вербенового чаю.
Некоторое время он сидел в кабинете, листая разные книги, написанные в Восемнадцатую эру. Лесное приключение явно не пошло на пользу. Его лихорадило, в ушах звенело. Наконец Риальто приготовил себе профилактический тоник, после которого, однако, недомогание лишь усилилось. Он улегся в постель, принял снотворную пилюлю и наконец забылся тревожным сном.
Странный недуг не отпускал его трое суток. Наутро четвертого дня Риальто связался с магом Ильдефонсом, живущим во дворце Баумергарт на берегу реки Ском. Тот так обеспокоился, что незамедлительно примчался в Фалу на самом маленьком из своих вихрелетов. Риальто во всех подробностях поведал ему о событиях, приведших к купанию в тихом лесном озерце.
- Ну, теперь ты все знаешь. Мне не терпится услышать твое мнение.
Ильдефонс бросил хмурый взгляд в сторону леса. Сегодня он принял обычный облик и выглядел как ничем не примечательный упитанный джентльмен средних лет с жиденькими светлыми бачками, намечающейся плешью на макушке и жизнерадостно-невинным выражением лица. Маги сидели в беседке, увитой пурпурной плюмантией, чуть в стороне от дома. На столике неподалеку Ладанке расставил вазочки со сладостями, чай трех сортов и графин с легким белым вином.
- Все это определенно весьма странно, - заключил Ильдефонс, - особенно если принять во внимание мои собственные недавние приключения.
Риальто настороженно покосился на Ильдефонса.
- И с тобой сыграли такую же шутку?
- И да, и нет, - сдержанно отозвался тот.
- Любопытно, - пробормотал Риальто.
Ильдефонс принялся тщательно подбирать слова:
- Прежде чем пускаться в объяснения, позволь задать тебе вопрос: тебе уже доводилось слышать эту, назовем ее так, призрачную музыку?
- Ни разу.
- И она показалась тебе…
- Это сложно описать. Она была не печальная и не веселая, нежная, но в то же время исполненная тоски и горечи.
- Удалось уловить мелодию, мотив или хотя бы последовательность нот, которая могла бы дать нам какую-нибудь зацепку?
- Совсем смутно. Если ты простишь мне выспренность, она наполнила меня печалью по утраченному и недостижимому.
- А! - кивнул Ильдефонс. - А женщина? Что навело тебя на мысль, что это Мирте?
Риальто задумался.
- Ее бледное лицо и серебристые волосы могли бы принадлежать лесной фее, пытающейся притвориться нимфой древности. Она была очень красива, но у меня не возникло желания заключить ее в объятия. Впрочем, при более близком знакомстве…
- Гм. Подозреваю, твои изысканные манеры не произвели бы на Мирте большого впечатления… Так когда, говоришь, ты понял, что это Мирте?
- Окончательно я утвердился в этом мнении по пути домой. Настроение одолело хуже некуда, наверное, сквальм уже начинал действовать. В общем, я сопоставил музыку и женщину, и имя всплыло само собой. Дома я сразу же заглянул в труд Каланктуса и последовал его совету. Сквальм явно был подлинный. Сегодня я наконец-то смог вызвать тебя.
- Лучше бы вызвал меня сразу, хотя со мной тоже происходило нечто подобное… Что это за назойливый шум?
Риальто бросил взгляд на дорогу.
- Кто-то едет. Похоже, Занзель Меланктон.
- А что за странный тип за ним скачет?
Риальто вытянул шею.
- Непонятно… Ладно, скоро увидим.
По дороге на полной скорости несся двуспальный диван с пятнадцатью подушками цвета золотистой охры на четырех высоких колесах. Позади в туче пыли бежало привязанное к дивану цепью человекообразное существо.
Ильдефонс привстал и приветственно поднял руку.
- Эге-гей, Занзель! Это я, Ильдефонс. Куда так мчишься? И что за любопытная зверюшка так проворно трусит за тобой?
Занзель остановил свою повозку.
- Ба, да это Ильдефонс! И мой дорогой Риальто! До чего же я рад вас видеть! Я и забыл, что эта старая дорога проходит мимо Фалу, а вот теперь, к моей великой радости, вспомнил!
- Нам всем несказанно повезло! - объявил Ильдефонс. - А кто твой пленник?
Занзель оглянулся через плечо.
- Он чей-то засланец, точно говорю. Вот, везу его казнить в какое-нибудь укромное местечко, откуда его дух до меня не доберется. Как вам вон тот лужок? Он находится на безопасном расстоянии от моих владений.
- Зато в самой непосредственной близости к моим! - рявкнул Риальто. - Ищи такое место, чтобы нам обоим было удобно.
- А как же я? - вскричал пленник. - Что, мое мнение по этому вопросу уже никого не интересует?
- Ладно, ладно. Чтобы удобно было нам троим.
- Еще минутку, пока ты не уехал по своим делам, - вставил Ильдефонс. - Расскажи-ка мне об этом существе поподробней.
- Да нечего о нем рассказывать. Я разоблачил его по чистой случайности: он ел яйцо не с того конца. У него, если ты заметил, по шесть пальцев на ногах, на голове растет гребень, а на плечах пучки перьев, что позволяет с полной уверенностью отнести его к Восемнадцатой или даже к концу Семнадцатой эры. Утверждает, что его зовут Лехустер.
- Любопытно! - протянул Ильдефонс. - Выходит, он, в каком-то смысле, живое ископаемое. Лехустер, тебе известно о твоей уникальности?
Занзель не дал пленнику ответить.
- Удачного дня вам обоим. Риальто, ты что-то неважно выглядишь! Советую принять добрую чарку поссета и хорошенечко вздремнуть, таково мое предписание.
- Благодарю, - отвечал тот. - Заезжай еще как-нибудь на досуге, а пока заруби себе на носу: мои владения простираются вон до того кряжа. Казни Лехустера где-нибудь подальше, по другую его сторону.
- Минуточку! - воскликнул упомянутый Лехустер. - У вас в Двадцать первой эре что, трезвомыслящих людей совсем не осталось? Неужели вам не интересно, что привело меня в вашу кошмарную эпоху? Предлагаю ценные сведения в обмен на жизнь.
- И в самом деле! - сказал Ильдефонс. - Что это за сведения?
- Я стану говорить лишь на конклаве великих волшебников, где все решения заносятся в протокол и исполняются.
Вспыльчивый Занзель заерзал на своем сиденье.
- Что? Теперь ты решил очернить мое доброе имя?
Ильдефонс вскинул руку.
- Занзель, заклинаю тебя, имей терпение! Кто знает, что шестипалый мошенник нам поведает? Лехустер, в двух словах, в чем заключается твоя новость?
- Мирте на свободе и находится среди вас вместе со сквальмами и всеми осквальмированными. Больше ни слова, пока мне не гарантируют безопасность.
- Ха! - фыркнул Занзель. - Ты нам лапшу-то на уши не вешай! Джентльмены, всего наилучшего. Меня ждут дела.