В 1719 г. была предпринята первая перестройка главного здания Адмиралтейства. Она осуществлялась под руководством "шпицного и плотницкого мастера" Германа ван Болеса. Именно тогда над въездными воротами был установлен высокий "шпиц с яблоком" и корабликом на самом острие "шпица". С тех пор ни одна перестройка, а их, не считая текущих ремонтов, было две: в 1727–1738 и в 1806–1823 гг., не посягнула на эту удивительную идею Ван Болеса. За три столетия своего существования "Адмиралтейская игла", как с легкой руки Пушкина ее стали называть в народе, превратилась в наиболее известную эмблему Петербурга. И каждый новый ремонт лишь обострял восторженное отношение к нему петербуржцев. В городским фольклоре сохранились следы этого восхищения.
- Посмотри-ка, - сказал один веселый балагур своему приятелю, - на шпице Адмиралтейства сидит большая муха.
- Да, я вижу, она зевает, и во рту у нее нет одного переднего зуба, - ответил тот.
В 1886 г. один из умельцев при ремонте Адмиралтейского шпиля непонятно каким образом, без всяких приспособлений обогнув "яблоко", добрался до кораблика и произвел необходимый ремонт. Однако ему два года не выплачивали обещанное вознаграждение за работу. Никто не мог подтвердить, что ремонт выполнен.
- Ну сходите и посмотрите, - не выдержал, наконец, мастер, - ведь я все сделал.
Другим объектом городского фольклора стала Петропавловская крепость. И хоть ей, благодаря сложившейся исторической ситуации, ни разу не довелось выполнить свои оборонительные функции, ее статус, заложенный в названии, сыграл определенную роль в ее мифологии. Тем более что крепость едва ли не с момента своего рождения использовалась в качестве политической тюрьмы. Впервые это произошло еще при Петре I, когда сюда в 1718 г. заточили опального царственного узника, сына императора Петра I царевича Алексея Петровича. При Екатерине II в Петропавловскую крепость была доставлена изловленная в Европе авантюристка княжна Тараканова. Здесь ожидали решения своей участи декабристы. Ужасы Петропавловского заточения познали террористы-народовольцы, студенты взбунтовавшегося Университета, члены низвергнутого Временного правительства и многие другие мнимые или подлинные противники режима. Так что репутация Петропавловской крепости в народе была устойчивой.
В ресторане. Лакей:
- Какой крепости чаю прикажете?
Посетитель:
- Только не Петропавловской!
Голос с другого стола:
- И не Шлиссельбургской.
Взрослым авторам анекдотов вторят дети. Ответ одного из них на уроке литературы не оставляет сомнений в знании школьниками отечественной истории, пусть даже своеобразном. Все названные в анекдоте друзья Пушкина и в самом деле сидели в Петропавловской крепости, и сидели именно в Трубецком бастионе.
- Назовите декабристов - друзей Пушкина.
- Друзьями Пушкина были Рылеев, Кюхельбекер и Бастион Трубецкой.
Мало чем отличается от детской наивной непосредственности реакция на питерские чудеса архитектуры многочисленных экскурсантов, причем как своих, доморощенных, так и иногородних.
На экскурсии в Петропавловском соборе.
- Скажите, а какого размера Ангел на шпиле собора?
- В натуральную величину.
Турист экскурсоводу:
- Вы говорите, что высота шпиля Петропавловского собора 122 метра. А в той группе женщина говорит, что 123.
Экскурсовод:
- У меня данные зимние, а у нее летние. Тепло. Предметы расширяются.
С 1718 г. Петропавловский собор стал царской усыпальницей. Здесь погребены все русские цари петербургского периода отечественной истории, за исключением Петра II и Иоанна Антоновича (Ивана VI). Это всегда вызывает неподдельный живой интерес посетителей собора.
На экскурсии в Петропавловском соборе:
- А у вас тут похоронены копии или оригиналы?
Мы уже вскользь упоминали о Ледяном доме, построенном для развлечения петербургской знати в морозную зиму 1739/40 г. по распоряжению императрицы Анны Иоанновны. Он предназначался для шутовской свадьбы князя М. А. Голицына и калмычки А. И. Бужениновой. С наступлением первого весеннего тепла, в апреле 1740 г. дом растаял, но легендарная память о нем живет в народе до сих пор. Особенно беспокоятся о судьбе Ледяного дома иногородние экскурсанты, которые замучили экскурсоводов одним и тем же вопросом:
- А где сохраняется Ледяной дом Анны Иоанновны?
Впрочем, экскурсантов всерьез беспокоит судьба не только пресловутого Ледяного дома.
На автобусной экскурсии по городу.
- А это вот Казанский собор.
Экскурсант своей соседке:
- Удивительно, как это только такую махину из Казани-то везли?
Апофеозом непосредственности выглядит анекдот, рассказанный автору этой книги одним из научных сотрудников Павловского дворца-музея.
Экскурсовод в Павловском парке рассказывает о дворце, который построил знаменитый архитектор Камерон. В группе экскурсантов вдруг раздается мужской шепот, обращенный к подруге:
- Вот видишь, оказывается, Де Камерон не только похабщину писал, но и дворцы строил.
В 1759 г. в Петербурге было основано училище для воспитания пажей и камер-пажей. В 1802 г. оно реорганизуется по типу кадетских корпусов и получает название Пажеский корпус. Училище располагается во дворце графа Воронцова на Садовой улице, построенном архитектором Растрелли. Одно время даже бытовало фольклорное название участка Садовой улицы вдоль Гостиного двора - ее называли "Пажеской". Это было весьма привилегированное учебное заведение, прием в которое контролировали едва ли не сами императорские особы. Среди легенд, преданий и анекдотов об императоре Николае I сохранился анекдот о резолюции, якобы поставленной им на одном генеральском прошении.
Некий отставной генерал-майор подал прошение о принятии его сына на "казенный кошт" в Пажеском корпусе. Дата прошения пришлась на сентябрь, и оно начиналось: "Сентябрейший государь …".
Николай Первый наложил резолюцию: "Принять, дабы не вырос таким же дураком, как отец".
В 1918 г. училище было закрыто. В 1955 г. в стенах бывшего Пажеского корпуса разместилось вновь созданное Суворовское училище. Если его воспитанники и считают свое училище правопреемником Пажеского корпуса, то до уровня самосознания бывших кадетов, видимо, еще не доросли.
- Почему училище называется Суворовским?
- Потому что здесь учился Суворов.
В конце XIX в. в Петербурге появляется новый тип общественных зданий. Это были культурно-просветительские учреждения, вошедшие в петербургскую историю под названием народных домов. Они включали в себя театрально-концертные залы, библиотеки с читальными комнатами, воскресные школы, помещения для лекционной и кружковой работы, чайные буфеты, торговые лавки и многое другое.
Одним из крупнейших просветительских учреждений подобного рода в Петербурге был комплекс Народного дома императора Николая II на Петербургской стороне. Вокруг него был разбит сад с американскими горами, которые в народе прозвали "Американками". Народный дом был необыкновенно популярен как среди простого народа, так и среди актеров. В нем любили выступать многие знаменитые артисты.
Народный дом считался образцом современной архитектуры. Его изображения часто появлялись в периодической печати, в специальной и популярной литературе. Среди петербургских филокартистов бытует легенда о том, как однажды в Стокгольме была заказана партия открыток с изображением этого дома. Из-за досадной ошибки иностранного переводчика в надписи на открытке слово "народный" было переведено как "публичный". Тираж открыток прибыл в Кронштадт, где при досмотре с ужасом обнаружили прекрасно отпечатанный текст: "Публичный дом императора Николая II". Заказчики пришли в неподдельный ужас, и вся партия открыток якобы тут же была уничтожена.
Но это был не единственный курьез, связанный со сложностями перевода названия "Народный дом". Долгое время в Петербурге рассказывали анекдот, который многие выдавали за правду:
Однажды во время визита в Петербург французских военных кораблей в Народном доме был устроен прием в честь моряков дружественного государства. На другой день во всех французских газетах появились крупные заголовки: "Reception dans la maison publique de Saint Petersbourg", что в переводе на русский язык означало: "Прием в публичном доме Санкт-Петербурга".
Впрочем, лексические особенности русского языка не повредили репутации другого петербургского публичного заведения - знаменитой Публичной библиотеки. Даже прозвище работниц этого учреждения культуры - "Публичные девушки" - ничуть не смущало их прелестных обладательниц. Специальное здание для библиотеки было возведено в 1796–1801 гг. на западном участке усадьбы Аничкова дворца по проекту архитектора Е. Т. Соколова. Торжественное открытие библиотеки состоялось в январе 1814 г. О том, каким значительным явлением в культурной жизни столицы стало открытие библиотеки, можно судить по крылатому выражению, сохранившемуся в арсенале городского фольклора. Судя по всему, именно с тех пор деловитые мужья, торопливо уходя из дома невесть куда, могли успокоить своих недоверчивых жен безобидной фразой о том, что бегут "Пропустить стопку-другую книг". Интересно отметить, что тогда же среди разночинной интеллигенции появилось новое необычное словосочетание: "Стеклянная библиотека". На эзоповом языке любителей пропустить стаканчик так величали питерские винные погребки.
Долгое время директором Публичной библиотеки был Дмитрий Фомич Кобеко, оставивший своеобразный след в городском фольклоре. Однажды он заказал собственный портрет, который велел повесить над входом в читальный зал отдела рукописей. В петербургских салонах появилась новая острота, которой щеголяли неисправимые зубоскалы:
- Вы слышали? В Публичной библиотеке Кобеко повесился!
Долгое время у библиотеки не было своего "небесного покровителя". Только в 1932 г. ленинградской "Публичке", как ее называли поголовно все питерцы, было присвоено имя М. Е. Салтыкова-Щедрина. С точки зрения творческой интеллигенции, выбор был неожиданным. Пантеон петербургских деятелей литературы предоставлял и другие, более яркие возможности. Некоторые писатели не только внесли более заметный вклад в русскую культуру, чем Михаил Евграфович Салтыков, но и служили в библиотеке. Попытку разобраться в ситуации предпринял фольклор.
Однажды на приеме у Сталина находилась делегация ленинградских деятелей культуры и искусства.
- Было бы неплохо назвать вашу библиотеку именем какого-нибудь известного писателя, - с лукавой восточной улыбкой проговорил вождь.
- Какого же, Иосиф Виссарионович? - с готовностью предвкушая услышать имя любимого писателя, обратились в слух ленинградские товарищи.
Сталин неторопливо раскурил трубку и, не дождавшись никаких предложений, хитро проговорил:
- Салтыков-Щедрин тоже хароший писатель.
У этого анекдота есть еще один весьма характерный вариант, который должен быть приведен. Хотя бы ради того, чтобы понять творческий процесс исследования темы, в результате которого в лаборатории городского фольклора рождается анекдот.
Когда Иосиф Виссарионович узнал, что Публичная библиотека "безымянная", он выразил недоумение. Кто-то из подхалимов предложил назвать Публичку именем "нашего дорогого товарища Сталина". Великий вождь пыхнул трубкой, расправил брови и возразил:
- Пачему Сталин? Есть и другие харошие писатели. Салтыков-Щедрин, например.
Опыт подобострастного улавливания малейшего намека на желание любимого вождя у советского народа к тому времени уже был. Не зря он вырабатывался в лучших идеологических лабораториях КПСС с упорством, достойным лучшего применения. И соответственно, результаты были впечатляющими.
Сталин сказал:
- Я думаю, что было бы неплохо назвать советские пятилетки именем вождя мирового пролетариата.
И пятилетки назвали сталинскими.
На рубеже XIX–XX столетий, в бурные и тревожные годы борьбы государства с революционным экстремизмом, в поле зрения городского фольклора попали петербургские следственные тюрьмы. Их было несколько. Одна из таких тюрем размещалась в бывшем "Литовском замке". Так петербуржцы называли построенное в 1787 г. на углу Крюкова канала и Офицерской (ныне - Декабристов) улицы необычное для петербургской архитектуры здание, фасады которого украшали семь круглых романтических башен. В начале XIX в. в замке был расквартирован так называемый Литовский мушкетерский полк. Одновременно с "Литовским" замок в народе называли "Семибашенным". С 1823 г. мрачные сырые помещения замка начали использовать в качестве следственной тюрьмы, которая просуществовала без малого целое столетие, вплоть до 1917 г. Благодаря этому замок приобрел в народе еще несколько фольклорных названий: "Петербургская Бастилия", "Каменный мешок", "Дядин дом", "Дядина дача". Замок пользовался в Петербурге печальной известностью. Сохранился опубликованный в свое время в журнале "Сатирикон" характерный анекдот:
- Извозчик! К Литовскому замку.
- И обратно?
- Можно и обратно.
- Ждать-то долго?
- Шесть месяцев.
В марте 1917 г. толпы опьяненных запахом свободы революционных петроградцев подожгли, а затем и разрушили Литовский замок, предварительно выпустив всех заключенных на свободу.
Судьба другой следственной тюрьмы, широко известной по ее фольклорному имени "Кресты", сложилась более благополучно. Она сохранила свой функциональный тюремный статус, дожила до нашего времени, и только в начале XXI в. в администрации города заговорили о переносе собственно тюрьмы в другое место и превращении ансамбля старинных тюремных зданий в гостиничный или деловой комплекс.
Тюрьма, о которой идет речь, находится на Арсенальной набережной. Здесь, в самом центре рабочего Петербурга, рядом с Финляндской железной дорогой, на территории, ограниченной Невой и Симбирской улицей, в 1890 г. был выстроен мрачный, из красного кирпича, комплекс для изолятора специального назначения. В комплекс, кроме собственно тюремных помещений, входили церковь и несколько зданий специальных служб. Все строения были объединены переходами и в плане представляли несколько крестов, за что изолятор и получил свое широко и печально известное прозвище - "Кресты". В центре каждого креста возвышалась сторожевая башня. От города тюрьму отделяла глухая кирпичная стена.
Автором и строителем тюремного комплекса был широко известный в Петербурге зодчий А. О. Томишко. Известен и анекдот об окончании строительства.
По окончании строительства тюрьмы Томишко был вызван к царю.
- Я для вас тюрьму построил, - бодро отрапортовал зодчий.
- Не для меня, а для себя, - резко проговорил император и неожиданно прервал аудиенцию.
Реакция императора на неосторожную оговорку, якобы допущенную архитектором во время аудиенции, оказалась пророческой. Правда, надо признать, что эта несчастная оговорка была далеко не единственной причиной, в результате которой Томишко стал героем петербургского фольклора. Другим поводом стала "говорящая" фамилия зодчего. Согласно расхожей фантастической легенде, проект следственного изолятора предполагал строительство тысячи одиночных тюремных камер. На самом деле их оказалось 999. Как утверждает фольклор, в последней, тысячной, "томится дух Томишки", как витиевато, обыгрывая фамилию архитектора, говорили "знатоки". Несчастный архитектор был якобы замурован в одной из камер, дабы секрет постройки умер вместе с ним.
Мы коснулись одной довольно любопытной особенности городской мифологии. Жизнь и смерть архитекторов и строителей в фольклоре самым невероятным, мистическим образом связана с окончанием строительства возводимых ими сооружений. Более того, именно такая смерть чаще всего им была предсказана заранее. Смерть сразу по окончании строительства постигла не только незадачливого Антония Осиповича Томишко. Граф Александр Сергеевич Строганов, бессменно руководивший строительством Казанского собора, скончался через двенадцать дней после его торжественного освящения. Та же судьба постигла и французского зодчего Огюста Монферрана, автора проекта и строителя Исаакиевского собора. Известно, что собор возводился в течение сорока лет. Длительность строительства породила в Петербурге немало толков.
- Говорят, приезжий ясновидец предсказал Монферрану, что он умрет, как построит Исаакий.
- То-то он так долго строит.
Отношение коренных петербуржцев к Исаакиевскому собору и его внешним достоинствам всегда было двойственным. С одной стороны, есть чем гордиться и на что равняться: "Всякий - сам себе Исаакий". С другой - тотальная борьба большевиков за абсолютное превосходство во всем, будь то советская медицина или советские слоны, которые обязаны были быть лучшими в мире, доводила все до абсурда и превращала в свою противоположность. В фольклорной интерпретации этой бессмысленной и бесперспективной борьбы внешние особенности Исаакиевского собора выглядели пародией на самое себя.
Едет американец в такси по Ленинграду. Проезжают мимо нового дома.
- И сколько строилось это здание? - спрашивает американец у водителя.
- Да около года.
- Ну, у нас такой за полгода возводят.
Проезжают мимо другого дома.
- А этот? - спрашивает американец.
- Этот - за полгода - отвечает, наученный опытом, таксист.
- А у нас за три месяца.
Вконец расстроенный таксист едет дальше. Вдруг машина врезается в Исаакиевский собор.
- Черт возьми, - успевает воскликнуть, вылетая из машины, водитель, - еще вчера здесь ничего не было!
До сих пор мощные объемы и гигантские размеры Исаакиевского собора вызывают у туристов и неподдельное восхищение, и искреннее удивление одновременно.
У Исаакиевского собора два туриста.
- Такая громадина… Ты осмотри его изнутри, а я снаружи. Так дело у нас быстрее пойдет.
В допетровской Руси монументальных памятников в привычном понимании этого слова не было. В память о крупнейших государственных или общественных событиях возводились церкви в честь святых, в дни поминовения которых эти события происходили. Троицкий собор был построен в честь Святой Троицы, в день празднования которой был основан Петербург. В день поминовения святого Сампсона произошло победоносное Полтавское сражение, и в память о нем был заложен Сампсониевский собор. В честь иконы Казанской Божией Матери, с которой ополчение под водительством Минина и Пожарского в 1612 г. шло на освобождение Москвы от польского нашествия, был построен Казанский собор. Примеры можно продолжить.