- Вы думаете, Феликс Эдмундович, революцию совершили мы, большевики? Хрен вам, революцию совершила пьяная матросня! Вечером 25 октября ко мне домой завалились три пьяных матроса… а дальше как отрезало.
Повальное пьянство, если верить фольклору, еще раз подтвердило старую истину о том, что в нем-то и кроется главная причина всех без исключения бед России. В том числе и революции.
Хмурое петроградское утро 1917 года. 26 октября. Ленин тяжело открывает глаза, поднимает голову и тут же опускает на валик дивана. Голова трещит. Гадко во рту. Подводит память. Над ним склоняется верный Дзержинский.
- Феликс Эдмундович, где же мы вчера были?
- У девочек, Владимир Ильич, - шепчет Дзержинский, - у девочек.
- И что же?
- Пили, Владимир Ильич, много выпили.
- И что же?
- Спорили и кричалиж.
- А потом?
- Взяли Зимний, Владимир Ильич.
- Погорячились, Феликс Эдмундович, погорячились…
Впрочем, беда состояла еще и в том, что в тумане беспробудного пьянства возбужденное сознание видело еще и спасение России:
От многого было бы избавление, если бы, допустим, в апреле 17-го Ильич был таков, что не смог бы влезть на броневик.
Владимир Ильич хорошо знал склонность пролетарского человека к зеленому змию. Еще накануне переворота, находясь в квартире Фофановой, он, согласно фольклору, шлет отчаянную записку в ЦК:
Товарищи цекисты, передайте питерскому пролетариату, что пьянка пьянкой, но чтоб в ночь на 26-е на революцию вышли все поголовно. За два отгула, конечно.
Поверить в благополучный исход большевистской авантюры даже в то время было непросто. Ну, поиграли в революцию. Ну, захватили власть. Так ведь ее никто и так не любил. Но все это временно. Все образуется. Многие годы фольклор пытается разобраться в причинах этого недоверия собственным предчувствиям.
"Армянское радио" спросили:
- Почему победила Октябрьская революция в Петрограде?
- Потому что штаб революции разместился в Институте благородных девиц.
- Если бы они были менее благородны, то революционные матросы взяли бы штурмом не Зимний, а Смольный.
Это в анекдоте. А в жизни в 1917 г. здание Смольного, в котором еще совсем недавно располагался Институт благородных девиц, а ныне разместился штаб революции, вызывало ощущение двойственности. У одних Смольный пробуждал чувство гордости: все-таки штаб революции, для других его репутация была запятнана дореволюционным прошлым. Казалось, в самом названии "Институт благородных девиц" крылось что-то неприличное и стыдное. Над Смольным потешались, подвергая его невиданному остракизму.
- Собираюсь разводиться…
- Как… Вы столько лет вместе… Ваша жена прекрасная добродетельная женщина…
- Все это так. Но в прошлом она окончила Смольный. А нынче я даже имени института не переношу.
На радостном фоне революционных лозунгов о скорой счастливой жизни мало кто расслышал недоумение, которое было зафиксировано фольклором.
1917 год. Петроград. Внучка декабриста слышит шум на улице и посылает прислугу узнать, в чем дело. Вскоре прислуга возвращается:
- Там революция, барыня.
- О, революция! Это великолепно! Мой дед тоже был революционером! И что же они хотят?
- Они хотят, чтобы не было богатых.
- Странно… А мой дед хотел, чтобы не было бедных.
Отрезвление началось очень скоро. И, судя по фольклору, началось сверху. Согласно одному из анекдотов, сразу после Октябрьского переворота Ленин взобрался на броневик и произнес речь:
- Товарищи! Революция, о которой так долго мечтали большевики, свершилась! Теперь, товарищи, вы будете работать восемь часов в день и иметь два выходных дня в неделю.
Дворцовая площадь потонула в криках "ура!"
- В дальнейшем вы, товарищи, будете работать семь часов в день и иметь три выходных дня в неделю.
- Ура-а-а-а!
- Придет время, и вы будете работать один час и иметь шесть выходных дней в неделю.
- Ура-а-а-а-а-а!!!
Ленин повернулся к Дзержинскому:
- Я же говорил вам, Феликс Эдмундович, работать они не будут.
Не помогали даже придуманные большевиками субботники, которые, по замыслу их организаторов, должны были приобщить пролетариат к всеобщему радостному труду. В конце концов субботники стали еще одним инструментом принуждения к работе. Над ними смеялись. О них сочиняли анекдоты:
Ленин - Дзержинскому:
- Происки империализма: завтра субботник, а у меня надувное бревно стащили.
– Вы слышали, Ленина вчера арестовали?
- За что же?
- За ношение ствола на субботнике.
От нежелания работать до повсеместного дефицита продуктов и всеобщего голода дистанция не очень большая. Первыми почувствовали приближение голода в городах. Большевики понимали, насколько это опасно. Они хорошо помнили, что Февральская революция в Петрограде была спровоцирована отсутствием хлеба в магазинах. Чтобы решить продовольственную проблему в городах, началась реквизиция запасов зерна в деревне, организованная якобы для нужд фабричного и заводского пролетариата. Но в результате оказалось, что продовольствия не стало ни в городе, ни в деревне. В народе сочиняли невеселые частушки и горькие куплеты.
Наступила эра
РСФСРа.
В небе стало серо.
Голод и холера,
"Редерера" нет.
Люди стали худеньки,
Нет ни у кого деньги.
Раньше ели пудинги,
Кексы и омлет.
А теперь ковриги
Жрут лишь только в Риге,
А у нас ни фиги
Нет.
Сказать, что не было знаменитого шампанского "Генрих Редерер", приготовленного из самых лучших французских вин, - это еще ничего не сказать. Не было вообще ничего.
Столяр в хозмаге:
- Гвозди пятидюймовые есть?
- Нет.
- А трехдюймовые?
- Тоже нет.
- Верно. Товарищ Ленин не зря говорил: "Революция, и никаких гвоздей".
В голодном Петрограде люди перешли на конский корм. Но, даже набивая пустое брюхо овсом, добродушно шутили:
- Отчего прежде люди по тротуарам ходили, а теперь посреди улицы прут?
- Оттого, что на конский корм перешли: нажремся лошадиной еды - вот нас на лошадиную дорогу и тянет.
Смертельная петля голода все сильнее и сильнее сжимала горло несчастной России. Чтобы хоть как-то решить эту проблему, большевики начали тотальное изъятие церковных ценностей, по сути своей более похожее на откровенный грабеж, чем на государственную конфискацию. Несмотря на мощное пропагандистское обеспечение этой акции, производимой якобы для нужд голодающих трудящихся, оценки ее в низовой культуре отличались полным единодушием. Вот как расшифровывались в фольклоре фамилии крупнейших деятелей революции, превращенные в обыкновенные аббревиатуры, которыми в целях секретности якобы пользовались руководители Советского государства в телеграммах друг другу:
ТРОЦКИЙ - Ленину: "Трудное Ограбление Церквей Кончено. Исчезаю. Исчезаю".
ЗИНОВЬЕВ - Троцкому: "Зачем Исчезать. Нужно Ограбить Все, Если Возможно".
ЛЕНИН - Троцкому: "Лева, Если Награбил, Исчезай Немедленно".
Пример оказался заразительным. Волны бандитских ограблений и мелкого воровства захлестнули Россию.
Куприн вернулся на родину. Поставил чемодан на платформу вокзала и всплеснул руками:
- Как же ты изменилась, моя Россия!
Наклонился за чемоданом - а его и след простыл. Куприн снова всплеснул руками:
- Узнаю тебя, моя Россия!
В этом контексте неудивительны рассказы о том, как некий американский миллионер, посетив в 1920-х гг. Петроград, запальчиво спросил сопровождавших его лиц: "На что вам, большевикам, такой город, что вы с ним будете делать?"
В этом месте сделаем небольшое отступление.
Современный петербургский писатель Андрей Битов в своих публичных выступлениях и в интервью не раз высказывал одну и ту же любопытную мысль. Делал он это так часто, что со временем она приобрела вполне сложившуюся пословичную форму и тем самым уже вошла в золотой фонд петербургской городской фразеологии. В варианте, услышанном нами, эта фраза звучит так: "Если Питер не столица, то зачем же он тогда".
И в самом деле! Петербург с самого своего рождения строился не столько как город, удобный для проживания, сколько как государственный центр, столица, большинство зданий и сооружений которой возводилось для исполнения городом исключительно административных, столичных функций. В значительной степени именно этим был заранее определен его статус. Это был не просто Дом, хранимый божествами семейного очага - Пенатами, а Большое Присутственное Место, Огромная Чиновничья Канцелярия с Парадным Подъездом, украшенным античными колонными портиками, Гигантские Имперские Апартаменты под открытым небом с надежным караулом лейб-гвардии по периметру. Петербург с самого начала застраивался представительскими дворцами и зданиями, специально предназначенными для министерских учреждений, коллегий и ведомств; воинскими казармами, скорее похожими на дворцовые сооружения; особняками, в которых предусматривались огромные помещения для торжественных приемов; загородными дачами, по убранству ничем не уступающими тронным залам царских хором; кафедральными соборами, рассчитанными на одновременное присутствие многих тысяч человек. Может быть, трагедия социалистического Ленинграда в том и состояла, что после переезда в 1918 г. правительства Советской России в Москву Петроград, а затем и Ленинград и в самом деле не знал, как использовать и сохранять всю эту столичную роскошь, неожиданно свалившуюся в руки большевиков и в одночасье оказавшую никому не нужной. Ни для жилья, ни для присутствия. И когда, в силу сложившихся обстоятельств, все это богатство превратили в жилье, вот тогда все и начало рушиться и разваливаться. Так что, может быть, прав был тот неведомый миллионер с его риторическим вопросом? И не с этих ли пор началась стремительная провинциализация некогда славной столицы огромного и могущественного государства?
Участь великого "города с областной судьбой" всегда волновала и тревожила его жителей, вызывая непонимание. Но проявлялось это разве что в кухонных разговорах да в осторожных и небезопасных анекдотах.
Московский тренер говорит своим питомцам:
- В Ленинграде никогда не будет своей классной команды. И знаете почему? Они даже во время тайм-аутов обсуждают один и тот же вопрос: если революция была в Ленинграде, то почему столицей сделали Москву?
Между тем, страна оказалась в полной изоляции. Прошло совсем немного времени, и городской фольклор не преминул точно сформулировать ситуацию, в которую угодила великая держава:
От Востока Советский Союз отделяет Великая Китайская стена, а от Запада - Великая Октябрьская революция.
Осмысление городским фольклором такого и в самом деле яркого исторического события, как Октябрьская революция, продолжается до сих пор. Со временем непосредственная реакция сменилась на опосредованную. Революцию стали воспринимать либо через сомнительные достижения советской власти, либо через ее пропагандистские символы. В первую очередь остракизму подверглась монументальная скульптура. Это и понятно. Памятники были, что называется, у всех на глазах. А о том, какую роль они играли в системе идеологического перевоспитания народа после революции, говорит хотя бы тот факт, что уже в апреле 1918 г. был утвержден ленинский план монументальной пропаганды с более чем убедительным названием: "О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг, и выработке проектов памятников Российской Социалистической Революции". В Петрограде план осуществлялся под руководством наркома просвещения А. В. Луначарского. К нему сходились все предложения по уничтожению монументов, не угодных новой власти, и установке новых памятников. От предложений не было отбоя. Включился в этот процесс и фольклор.
Луначарский обратился к известному литератору:
- Мы решили поставить памятник Достоевскому. Что бы вы посоветовали написать на пьедестале?
- "Достоевскому от благодарных бесов".
Вряд ли многие простые люди в пролетарской России были знакомы с романом Достоевского "Бесы", но представление об этих исчадиях ада в народе существовало. Знали и о политическом терроре, и о революционных экспроприациях - большевистском методе финансирования борьбы за власть.
Другое дело творческая интеллигенция, печальная роль которой в формировании массового революционного сознания пролетариата хорошо известна. Чего стоит один роман Горького "Мать"? Или его же "Буревестник"? Осознание собственной роли в революции к Горькому пришло поздно, как, впрочем, и к другим представителям культуры.
В голодном Петрограде Горький самым разным дамам - знакомым и незнакомым - выдавал справки: "Сим удостоверяю, что предъявительница сего нуждается в продовольственном пайке, особливо же в молочном питании, поскольку беременна лично от меня, от буревестника революции".
Шаляпин пришел к художнику Коровину и говорит:
- Мне сегодня выступать перед конными матросами. Скажи мне, ради Бога, что такое конные матросы?
- Не знаю, что такое конные матросы, но знаю, что уезжать надо.
Безжалостное и беспощадное время оставляет среди нас все меньше и меньше участников и очевидцев той революционной поры. Но мы знаем из фольклора, что даже среди них все чаще и чаще происходит неумолимый и мучительный процесс переосмысления тех давних событий.
Старый горец встречает своего друга:
- Послушай, помнишь, ты мне в семнадцатом году рассказывал о какой-то заварушке в Питере? Так чем все это тогда кончилось?
Два старика встречаются в трамвае.
- Слушай, а я тебя помню!
- Чего ты помнишь?
- Да мы вместе Зимний брали, ты еще на ступеньки упал, за пальто зацепился, и винтовка в сторону полетела. Было такое?
- Да вроде было. А как ты меня узнал-то?
- Да как же - по пальто и узнал! Два глубоких старика стоят под аркой Главного штаба и вспоминают, глядя на Дворцовую площадь:
- А помнишь, вон там мы залегли с пулеметом?
- А помнишь, вон там стояли наши с Путиловского?
- А помнишь?
- А помнишь?
- Да-а, поторопились… поторопились…
Ветераны уходят, унося с собой тяжкое бремя ответственности за случившееся в незабываемом 1917 г. На смену им приходят новые поколения. К счастью, души детей не отягощены комплексами. Их неожиданные взгляды на историю, их блестящие оговорки при устных ответах и гениальные ошибки в письменных сочинениях давно вошли в золотой фонд петербургского городского фольклора.
- Почему так быстро взяли Зимний дворец?
- Потому что лестницы там были слишком широкие.
– Кого свергли в 1917 году? - Зимнее правительство.
Революционные матросы ворвались в Зимний дворец, но бежали по паркету осторожно, чтобы не портить искусство, принадлежащее народу.
Табун солдат ворвался в Зимний дворец, вытащил из-под стола Временное правительство и посадил в Брестскую крепость.
– Что по плану Ленина нужно было захватить в первую очередь? - Телеграфные столбы.
– В 1917 году происходила великая октябрятская революция.
- Каждый год седьмого ноября в нашей стране совершается революция.
Соревнование на батуте впервые придумал неизвестный матрос, который, ворвавшись в 1917 году в Зимний дворец, увидел кровать Николая II.
Давыдов был матросом Путиловского завода.
Штаб революции находился в Смольном, а раньше там находился Институт благородных девчонок.
Со временем фразеологическое сочетание "Штурм Зимнего", которое в системе большевистской идеологии играло вполне определенную, едва ли не основную роль, стало приобретать второй, третий, четвертый смыслы. "Штурм Зимнего" у курсантов военных училищ стал обозначать стремительный личный туалет перед утренней поверкой; у школьников - вход в школу перед началом занятий, давку в раздевалке по окончании уроков или очередь к буфетному прилавку на большой перемене. Среди актеров бытует известная формула успеха: "Берем сцену штурмом, как большевики Зимний". Правда, в последнее время на это появился не менее категоричный ответ:
Участники конкурса за кулисами перед выходом на сцену:
- Берем сцену штурмом, как большевики Зимний в семнадцатом году.
- Но какой толк от того, что они его взяли!?
И наконец, теперь можем и мы подвести некоторые итоги. Сделаем это в полном соответствии с недоброй памяти советской партийной методологией изучения истории КПСС.
- Каковы основные итоги Великой Октябрьской социалистической революции?
- Дров наломали, а топить нечем.
Между тем, жизнь в "стране победившего социализма" складывалась довольно парадоксально. Чем меньше продуктов первой необходимости было в магазинах, тем ярче и изобретательнее становились пропагандистские акции власти. Громадная роль в этой пропаганде принадлежала кино. Еще бы! Ведь даже Ленин назвал кино "важнейшим из искусств". На фильмы об октябрьских событиях в интерпретации апологетов социалистического реализма не жалели ни сил, ни средств. Начиная с 1927 г., когда, как мы об этом уже говорили, к 10-летнему юбилею октябрьских событий Сергей Эйзенштейн снял свой знаменитый фильм "Октябрь", массовые съемки с участием солдат и матросов, безвозмездно и в любых количествах предоставляемых Министерством обороны, регулярно проходили в интерьерах и экстерьерах Зимнего дворца. А поскольку все это происходило на глазах любопытных и заинтересованных прохожих, то и непосредственная реакция на съемки мгновенно выкристаллизовывалась в фольклоре.