- Не хотите ли вы меня немного просветить? - спросил он. - Кто это действует обдуманно? Что за кувшин? О чем вы говорите?
Мы с Анной рассказали Кволту все, что знали о Максе Грейвсе и его коллекции, о кувшине джиннов и обо всех загадочных событиях, происшедших в тот роковой день. Временами могло показаться, что профессор Кволт нас не слушает, но его напряженная фигура свидетельствовала об огромном внимании и интересе. Пока мы не закончили, он не произнес ни слова, потом сел и долго, уставившись на разноцветное покрывало, обдумывал рассказанное.
Спустя несколько минут он как бы проснулся, притянул к себе старомодный, длинный пиджак, достал из кармана трубку и пачку табаку, он набил трубку, чиркнул спичкой и, закрыв пальцем крышку, долго раскуривал ее. Только после того, как трубка превратилась в паровоз, он наконец-то начал говорить, не вынимая мундштук изо рта.
- Должен сказать, прежде всего, что я вам верю, заметил Кволт. - Есть вещи, о которых вы не могли бы знать, даже если бы что-то и слышали и даже если бы вы были специалистами по истории древней средневосточной, культуры. Как, например, вся эта затея с лицами. Это абсолютно неизвестный способ защиты от воскрешения джинна, о нем знали только немногие чародеи Персии в пятом веке до нашей эры. Они называли это, если память мне не изменяет, "Печать Согнанных Лиц". Так что-то, что вы, дорогой мистер Эрскайн, видели в доме вашей крестной со снятыми портретами, изрезанными газетами, по сути - то же самое.
- Все-таки непонятно с Максом, - сказал я. - Почему он изрезал собственное лицо, ведь все равно оставалась еще Маджори? И ведь джинн мог запросто взять лицо его супруги?
Профессор замотал головой:
- Нет, мистер Эрскайн, вы недостаточно знакомы с культурой Аравии. Для них женщина - существо низшего, сорта, волшебный джинн никогда не возьмет лицо женщины. Джинн - это могущественный дух, и принять женское обличье - значит унизиться и потерять свою силу.
Я хлебнул пива. День был такой жаркий, что банка уже накалилась, и пиво превратилось в теплую мочу.
- Ну, и что же собирается делать этот джинн, профессор? - спросил я Кволта. - Судя по всему, он очень, напугал Макса, но мне неясно, какой конкретно вред может причинить этот древний клуб дыма?
Профессор Кволт продолжал сосать трубку.
- Никто этого сказать не может, если неизвестно, какой именно джинн заточен в сосуде. Но если в сосуде действительно джинн Али-Бабы, тогда я вас предупреждаю, что в доме вашей крестной завелась атомная бомба, если не хуже.
- Но хоть какого рода вред причиняют джинны?
- Видите ли, отделить факты от легенды почти невозможно, - объяснил профессор Кволт. - Но все книги и манускрипты, что прошли через мои руки, сходятся в одном.
- В чем?
- В том, что у джинна Али-Бабы есть одна характерная черта, которой нет ни у одного другого джинна. У него есть способность превращаться во все, во что он пожелает, в пределах, правда, определенных границ. Он может быть облаком дыма, или гигантской сороконожкой, или прокаженным в капюшоне, или летающим львом. За эту способность изменять свою внешность он известен как "Сорок Грабителей Жизней". Чаще его именуют "Сорок Разбойников", хотя правильнее называть - "Сорок Убийц". Любое проявление джинна - каждое из сорока - порождает смерть, но по-своему. Смерть от страха, если джинн в виде облака дыма, или смерть от ядовитого укуса, если джинн в виде гигантской сороконожки, или смерть от заразной болезни, если он скрывается под маской прокаженного в капюшоне. Смерть от огня, от утопления, от удушья, от разрыва сердца - всего сорок способов убийства.
Анна побледнела, она медленно повернула голову ко мне и сказала:
- Помнишь ту фигуру… тогда, в капюшоне? Может, это и был этот… прокаженный?
- Вполне возможно, - сказал профессор Кволт. - Но мне кажется более вероятным то, что это был не сам джинн из кувшина, а всего лишь слуга - привидение. Когда джинн собирается выйти на волю, он обычно созывает этих существ на помощь. Время и пространство кишмя кишат всякими мелкими привидениями, многими из которых управляют более могущественные и изобретательные джинны, или духи. А сами джинны - не кто иные, как слуги душ мертвецов. Говорят, некоторые души могут обуздать даже самых злых джиннов и управлять ими. Как люди заводят себе свирепых псов.
Я вытащил сигарету.
- Вы говорите с такой уверенностью, будто сами убеждены в этом.
Профессор затряс головой:
- Ну, разумеется, нет. Я ни разу не видел привидений и не представляю, что это такое. Но неважно. Выражаясь научным языком, все, что вы мне рассказали, может иметь только одно рациональное объяснение. Есть сосуд и в нем какое-то содержание, оказывающее фантастическое воздействие, возможно, это и есть "Сорок Разбойников". Если это так, то лучшее, что вы можете сделать, - уйти от этого кувшина подальше. "Сорок Разбойников" - это не шутка.
Эти слова встревожили Анну.
- И мы ничего не можем сделать? - спросила она. А священник тоже не в силах помочь?
Профессор Кволт набил трубку еще раз.
- Джинн - это дух исламской культуры. И христианскому священнослужителю нечего и пытаться повлиять на него.
- Так что же делать? - спросил я.
Профессор Кволт взглянул усталыми, сонными глазами.
- Я уже сказал, - ответил он. - Уходите и держитесь этого дома подальше. Если джинн вырвется на волю, вам предстоит познакомиться с одним из сорока изощренных способов убийства.
- Но я не могу вас послушаться, - сказал я. - Моя крестная там. И с ней компаньонка.
- Заберите их оттуда, - сказал Кволт. - Заберите их с собой и сожгите Зимний Порт дотла, как предлагал в свое время ваш крестный.
- Кволт, - взмолился я - Будьте серьезным..
- Я серьезен, как никогда.
- Но ваше предложение слишком… как бы это сказать… Ведь можно просто избавиться от кувшина и не трогать старый красивый дом.
Кволт даже не взглянул на меня.
- Как знаете, - сказал он. - Я верю в эту историю, вот беда. Может, я принял ее слишком близко к сердцу. Но учтите: если вы нарушите целостность кувшина - особенно теперь, когда джинн так жаждет вырваться наружу, - не миновать большой беды.
У Анны был подавленный, разочарованный вид. Было ясно, что она ждала иной реакции. Кроме всего, надо учесть, что Анна была очень предана своей работе, а тут, не разрешая нам даже взглянуть на кувшин, профессор советовал уничтожить его.
- Профессор, - сказала Анна. - Можете вы всего лишь взглянуть на кувшин? Хоть бы один раз, а? Я боюсь, мы можем совершить ошибку,
Кволт вздохнул:
- Ну… вообще-то я собирался дописать эту работу…
- Пожалуйста, профессор, - ныла Анна. - Просто посмотрите на ночные часы и на сам кувшин, и тогда я спокойна.
Профессор Кволт задумался на мгновение. Ясно, что он очень серьезно относился к своему времени и не в восторге от идеи ехать по августовской жаре ради того, чтобы взглянуть на старый горшок. Но ведь это был не простой горшок, и к тому же уникальность ночных часов неоспорима. В душе профессора боролись ленивый академик и любознательный ученый.
Наконец Кволт сказал:
- Ладно. Только дайте мне собрать весь этот пляжный реквизит и одеться.
Мы облегченно вздохнули и бросились помогать ему, складывать зонт и собирать бутербродницу.
Пока ехали к Зимнему Порту, профессор Кволт, сидя на заднем сидении и подавшись вперед, знакомил нас с подробностями легенды об Али-Бабе:
- Арабы рассказывают, что Али-Баба заключил договор со странной и злой сектой некромантов, которые жили в горах. Эти маньяки занимались тем, что совершали абсолютно немыслимые и непристойные ритуалы. Например, такой: жертвоприношение девственницы. Ее сажали умирать на кол, который вводили ей во влагалище. Эта секта известна у историков под названием "нцваа" или "унсва", а есть и другое труднопроизносимое название: "Те-Кто-Поклоняется-Злу".
Профессор Кволт открыл боковое стекло и закурил трубку.
- А дело было в том, что Али-Баба терял свое магическое влияние. В Багдаде появился новый мудрец - Али-Шама, он вскоре стал общим любимцем и совершенно затмил Али-Бабу. Говорят, Али-Шама мог заставить летать ковры и воскрешать мертвых. Али-Баба, хотя и был очень хорошим колдуном, однако, не мог делать этих, да и многих других волшебных трюков Али-Шамы и очень гневался.
Вот почему он решил податься к нцваа. Это был довольно, рискованный шаг, потому что сектантам нцваа убить - все равно что сказать "с добрым утром". Али-Баба заключил такой договор: если для него вызовут самого злого и могущественного джинна, то он обязуется отныне и навсегда, раз год, привозить красивую девственницу для их ритуалов и личных утех. Нцваа согласились. Они отдали Али-Бабе в услужение одного из своих отвратительнейших джиннов - "Сорок Грабителей Жизней". Ну а сам Али-Баба, как договорились, отдал им тринадцатилетнюю дочь своего друга. Что нцваа вытворяли с этой девушкой, да и со всеми другими, которых Али-Баба поставлял исправно, в легенде не сказано. Но где-то я все же узнал, что каждая девочка, которую сажали на кол, умирала в течение семи недель.
Анна вздрогнула:
- Какой ужас! Как же Али-Баба обрел прежнее могущество?
- Говорят, дело было так. Не прошло и нескольких дней после возвращения Али-Бабы с гор, как Али-Шаму обнаружили мертвым в своей постели. Какой-то клещ ночью забрался ему в ухо и погрыз мозги. Об этом боялись говорить, но ходили слухи, что это насекомое было джинном Али-Бабы, превратившимся в одну из своих сорока смертоносных форм.
Я посмотрел на часы:
- Еще четверть часа, и мы будем на месте.
- Мне хотелось бы узнать, - сказала Анна, - почему джинн так отчаянно гоняется за чужими лицами? Если он может превратиться в гигантскую сороконожку, или в клеща, или даже в клубок дыма, зачем ему чужое лицо?
Профессор Кволт вынул изо рта трубку.
- Я могу сказать лишь то, что мне известно из легенд, ответил он. - Если джинн заточен "Печатью Согнанных Лиц", то он не может принять основную форму - "хозяина". Другими словами, даже джинн с сорока разными проявлениями своего существа должен иметь одно, основное лицо - человеческое. Без основного лица это равносильно тому, как если бы вы попросили композитора написать сорок вариаций на одну тему, а саму тему не дали бы.
Остаток пути молчали. По мере приближения к Зимнему Порту во мне росло чувство опасности, особенно после того, как солнце начало близиться к закату и вокруг стало темнеть. Мы проехали мимо изогнутых деревьев по гравийной дороге и остановились у старого дома с готической башней и визгливым флюгером. На море играли перламутровые блики, последние виндсерфинги торопились возвратиться на свою базу.
Неожиданно Анна напряглась.
- Кто там? - спросила она, показывая в сторону ворот. Я немедленно нажал на тормоз и вгляделся. В лобовое стекло. На велосипеде ехал юнец в линялой теннисной майке и бейсбольной кепке, надетой задом наперед. Юнец насвистывал какую-то незатейливую мелодию. Я опустил боковое стекло и крикнул:
- Эй, сынок!
Мальчик остановился возле машины. У него был поцарапан нос, а два передних зуба выбиты.
- Да, сэр?
- Ты заходил в дом?
- Да, сэр, заходил.
- Зачем?
- Доставил газеты, сэр. И "Тайм".
Профессор Кволт подался. вперед с заднего сидения.
- Ты говоришь, что привез "Тайм"? - с интересом спросил он.
- Да. Так просили. Они позвонили в отдел и заказали его. Сегодня это мой последний рейс.
Профессор Кволт откинулся назад.
- Скорее всего мы уже опоздали, - обеспокоено сказал он. - Наверное, сейчас лучше вернуться назад.
- Почему? - спросила Анна. - Что-то не так?
- Разве ты не понимаешь? В "Тайм" куча портретов и фотографий. Теперь у "Сорока Грабителей Жизней" есть все, что нужно для выхода из заточения. А может, джинн уже вышел. В этом доме сейчас злейший и опаснейший дух из всех мыслимых…
Как будто услышав слова профессора, Маджори в своем длинном черном платье неожиданно пулей выскочила из парадной двери Зимнего Порта и помчалась через главную лужайку, вскинув руки к небу и удаляясь от нас так быстро, что казалось, будто она действительно уменьшается в размерах.
Глава V
Оцепенев от ужаса, мы смотрели, как Маджори споткнулась, перебегая через лужайку. Создавалось впечатление, будто что-то било или стегало ее по спине, хотя мы ничего не заметили. Когда морской бриз подул в нашу сторону, послышался крик - тонкий, высокий, леденящий душу крик.
Не говоря ни слова, я влетел на водительское Сидение своего "Kугуapa", вывернул руль и сорвался с места. Съехав с гравийной дорожки, вывел машину на лужайку и помчался на помощь. Автомобиль прыгал и трясся, а позади сидели, схватившись за руки, профессор Кволт и Анна, молясь о спасении. Я объехал Маджори и остановился впереди нее. Она устремилась к нам, но вдруг упала сбоку от автомобиля, все еще отбрыкиваясь и отбиваясь от своего невидимого преследователя. Кволт и я выскочили из машины и опустились перед Маджори на колени. Глаза ее закатились, видны были только белки глаз, ее колотило, она что-то бормотала. Тонкие ноги в рваных толстых серых чулках были похожи на две палки.
- Маджори, - тихо позвал я. - Это я, Гарри.
Она, казалось, не слышала. Стонала и бормотала что-то, а ее руки все еще слабо отбивались от невидимого врага. И тут мне послышался сухой звук хлопающих крыльев. Я быстро взглянул наверх, но ничего необычного не увидел. Надо мной чернело небо, виднелись слабые контуры облаков и поразительно четкие очертания Зимнего Порта.
- Маджори, - вновь позвал я. - Ты меня слышишь, Маджори? Это я, Гарри.
Ни слова в ответ. Профессор Кволт взял ее запястье, затем ласково положил руку на лоб.
- С ней все в порядке? - спросил я.
Он поморщился:
- Жива, если вы это имеете в виду. Нужен врач.
- Телефон в доме, - сказал я. - Я думаю, лучше всего позвать доктора Джарвиса. Он их семейный врач и в курсе всех дел.
Анна сказала:
- А где мисс Джонсон? Это меня больше всего интересует.
- Что за мисс Джонсон? - спросил Кволт.
- Компаньонка Маджори, - объяснил я. - Она тоже должна быть здесь. Надеюсь, что…
Профессор посмотрел на меня, и фраза повисла в воздухе.
- Давайте не будем строить догадки, - сказал он. - Прежде всего мы должны позаботиться об этой женщине.
Мы подняли Маджори и усадили ее на заднее сидение Машины, я медленно развернулся и поехал через лужайку к парадному входу. Странно, но дверь, через которую Маджори несколько минут назад выскочила из дома, была теперь плотно закрыта. Я остановился, подошел к двери по хрустящему гравию и толкнул. Заперта. Нажал на кнопку звонка, постучал кулаком. Никакой реакции. Тем временем Маджори начала стонать.
- Я думаю, лучше, если мы сами отвезем ее, - сказала Анна. - Давай, Гарри. Доктор Джарвис живет не так далеко. Может, мисс Джонсон и внутри дома, но она черта с два сейчас выйдет.
Я не понимал, что здесь происходит, но вникать особенно и не хотел. Раз с Маджори плохо, значит, надо помочь. Я захлопнул дверь, включил фары и мы двинулись в сумерки.
Пока ехали, Маджори то ли спала, то ли была без сознания.
Но когда мы приблизились к дому доктора Джарвиса, она начала стонать и ворочаться, двигать руками и ногами, как бы отгоняя ужасное видение. Затем стала похлопывать себя ладонями, как бы стряхивая пыль, и вертеть головой из стороны в сторону.
Доктор Джарвис только что вернулся после игры в гольф. Одетый в элегантные шорты, он был свеж, подтянут и, как обычно, любезен. Но как только он увидел Маджори, спокойствие покинуло его. Доктор был просто потрясен. Он помог нам внести Маджори в дои и уложить на кушетку в своей, сверкавшей чистотой, приемной. Затем он проворно и искусно проверил жизненно важные реакции организма Маджори и дал успокоительное.
- Должно быть, запоздалый шок после смерти Макса, сказал доктор Джарвис, наблюдая, как Маджори медленно погружалась в тяжелый сон. - С другой стороны, налицо признаки истерического припадка.
- Что это значит? - спросила Анна. Профессор Кволт покашлял.
- Это означает испуг, Анна. Она была страшно напугана.
Доктор Джарвис согласился:
- Симптомы похожи. Может, я сейчас скажу что-то лишнее, но вы не знаете, чем это могло быть вызвано?
Доктор взглянул на профессора Кволта, Кволт - на Анну, а затем все посмотрели на меня.
- Вы, конечно, главные эксперты, - сказал я. - Но если хотите знать мое мнение, то до сих пор у нас лишь одни догадки и предположения. Ни одного твердого факта. Взять хотя бы эту мисс Джонсон…
- А что мисс Джонсон? - спросил доктор Джарвис. - Мы ничего не знаем о том, кто она такая и вообще откуда взялась. Может, это она все подстроила? Ради страховки, наследства, или просто у нее шутки такие. Может, она знает, какую ценность представляет кувшин джиннов, и захотела с ним…
- Это не могло быть шуткой, Гарри, - сказала Анна. Кувшин джиннов - это не сказка. Ты это знаешь, сам видел фигуру в капюшоне. Ты слышал эту музыку.
- Я и не говорю, что это сказка. Просто я не хочу, чтобы: мы впадали в безрассудную панику из-за того, что не можем понять происходящего.
Профессор Кволт вынул трубку изо рта и торжественно набил ее заново табаком.
- Думаю, вы правы, мистер Эрскайн, - сказал он. Но не исключаю и того, что злополучный кувшин джиннов оказывает злое влияние на твою крестную мать и навесь ее дом. Я не настаиваю, что это истина, но все же мы обязаны соблюдать меры предосторожности.
- Какие? Как защититься от джинна?
Профессор не спеша раскурил трубку.
- Существует несколько способов держать джинна под контролем. Во всяком случае, так говорят мифы и легенды. Но эффективны ли они на самом деле, или это фантазии - никто не знает.
Я пожал плечами:
- Вот мы и проверим эти способы на настоящем джинне. А если они не подействуют, что тогда?
Профессор Кволт пыхал трубкой.
- Если ЭТО джинн Али-Бабы, тогда, по-моему, любой, кто попытается его обуздать, уже не будет беспокоиться о том, как ответить на ваш вопрос, мистер Эрскайн.
- Уж эти мне академики, - заметил я. - Всюду со своим юмором висельников.
Какое-то время мы молча смотрели на спящую Маджори, затем доктор Джарвис подытожил:
- Что бы ни происходило, я думаю, необходимо проверить, не причинили ли вреда мисс Джонсон. Если можете, съездите в Зимний Порт и проверьте; все ли там в порядке.
- Мы уже один раз пытались это сделать, - сказала Анна. - Но она не открывает дверь.
- Ну… - сказал доктор. - Дом довольно большой, и я думаю, она просто не услышала. Наверное, была наверху.
- То-то и оно, - сказал я. - Наверное, наверху. Если так, мне хотелось бы знать, где именно наверху.
- Подвезете нас? - обратился ко мне профессор Кволт. Думаю, доктор прав, нам следует съездить в Зимний Порт.
Мы уже собрались уходить, как Маджори начала шевелиться. Ее губы задвигались, она подняла руки и стала сгибать и разгибать пальцы. Доктор Джарвис немедленно проверил ее пульс и дыхание и приподнял веки.
- Ну, как она? - спросила Анна.
Доктор нахмурился: