Игра теней - Тэд Уильямс 29 стр.


* * *

Как только дверь со скрипом захлопнулась за их спинами, герцогиня Мероланна в нерешительности замерла на ступенях башни.

- Я окончательно лишилась рассудка, - пробормотала она.

Налетевший неведомо откуда легкий ветер заставил мигать факелы, укрепленные на стенах.

- О чем вы, ваша светлость?

- Нам не следовало идти без охраны. Что, если в башне нас поджидают убийцы?

- Но вы хотели сохранить тайну, герцогиня. Уверяю вас, вам не стоит беспокоиться. Я достаточно сильна и в случае опасности сумею защитить вас с помощью одного из этих факелов. - Сестра Утта протянула руку и вытащила факел из консоли. - Думаю, самый жестокий убийца отступит, если хорошенько подпалить ему физиономию.

Мероланна невольно рассмеялась.

- О себе я ничуть не беспокоюсь, - ответила она. - Если я о ком и тревожусь, милая сестра Утта, так это о вас. Мне вовсе не хочется, чтобы вы пострадали из-за того, что я втянула вас в какие-то таинственные игры. Что до собственной участи, она мало меня заботит. Я слишком стара, и все, кого я любила, умерли или пропали без вести…

Стоило герцогине произнести это, как губы ее задрожали, а глаза увлажнились слезами.

- Но хватит о грустном.

Герцогиня несколько раз вздохнула и выпрямилась, решительно выставив вперед внушительных размеров бюст. Она напоминала небольшой, но грозный военный корабль.

- Нам не пристало стоять здесь и шептаться, как испуганные девчонки, - заявила она. - Идем, сестра Утта. Освещайте нам путь своим факелом.

Они осторожно поднялись по винтовой лестнице. Второй этаж башни был нежилым. Здесь находилась одна-единственная большая комната, уставленная столами, где красовались гипсовые модели замка. Некоторые из них в точности повторяли оригинал, другие отражали различные усовершенствования, которые намеревался произвести король Олин. Ныне эти модели пылились, забытые и никому не нужные, как высохшая дохлая мышь у порога.

Мероланна с отвращением взглянула на крошечный серый комок.

- Каждый должен выполнять свои обязанности, - пробормотала она. - Что толку от кошек, если они не желают поедать мышей и оставляют их гнить на полу?

- Кошки редко поедают свою добычу, ваша светлость, - заметила сестра Утта. - Как правило, они предпочитают играть с мышами и убивают их ради забавы.

- Отвратительные создания. Терпеть не могу кошек. Собаки куда приятнее. В большинстве своем они безнадежно глупы, зато не отличаются ни подлостью, ни вероломством.

Мероланна огляделась по сторонам, словно проверяла, не коснулись ли ее слова чужих ушей. В необитаемой комнате такая предосторожность была совершенно излишней. И все же герцогиня понизила голос почти до шепота.

- По моему разумению, глупость - более простительный порок, чем подлость. Именно поэтому я предпочитала Гейлона Толли всем его братьям. Он напоминал мне собаку. А вот его брат Хендон - настоящая кошка. Он упивается собственной жестокостью и демонстрирует ее с гордостью, как драгоценное украшение.

Сестра Утта в ответ лишь молча кивнула. Женщины вновь вышли на лестницу и двинулись выше.

"Даже благословенная Зория, при всем ее милосердии, вряд ли прониклась бы добрыми чувствами к Хендону Толли", - вздохнула жрица.

Низкие двери, ведущие в помещения третьего и четвертого этажей, оказались заперты. Сестра Утта догадалась, что знаменитая библиотека короля Олина находится на самом верху. Здесь, в башне, король долгие часы проводил в уединении. Никто не смел входить сюда без королевского разрешения, и даже теперь, когда король Олин давным-давно томился в плену, сестра Утта чувствовала себя преступницей, самовольно переступившей порог святилища.

"Но ведь я пришла сюда с герцогиней Мероланной, родной тетушкой короля, - успокоила она себя. - Герцогиня имеет полное право находиться здесь, а значит, я тоже".

Дверь в комнату, занимавшую весь верхний этаж башни, была широко распахнута. Однако сестра Утта не сомневалась, что эту дверь всегда закрывали так же плотно, как и двери нижних этажей. В комнате стояла кромешная тьма Женщины замерли на лестничной площадке. Свет факела в руке сестры Утты разгонял сумрак лишь у самого порога. Жрица Зории сделала несколько шагов вперед, и по комнате заметались причудливые длинные тени. У сестры Ухты перехватило дыхание.

"Всемилостивая Зория, убереги меня от всех опасностей, ведомых мне и неведомых, - взмолилась она. - Прошу, сохрани в неприкосновенности мое тело и мою душу".

- Ваша светлость? - прошептала она одними губами.

Мероланна, по-прежнему стоявшая на лестничной площадке, нахмурилась, словно сердилась на себя за нерешительность.

- Иду, - откликнулась она, переступила порог и подошла к сестре Утте, почти касаясь ее рукавом.

Обе женщины сдерживали дыхание, стараясь не производить ни малейшего шума. Сестра Утта подняла факел.

В комнате царило такое же пыльное запустение, как и в той, где хранились гипсовые модели. Повсюду здесь были книги - они стояли на бесчисленных полках, громоздились кособокими башнями на полу, кипами лежали на двух длинных столах. Многие были открыты, и страницы покрывал густой слой пыли - вне всякого сомнения, никто не прикасался к ним со времени отъезда короля. Некоторые страницы выпали, и обрывки пергамента покрывали пол, как опавшие листья. Утта в сестринской общине привыкла к строгой бережливости и считала книги величайшей ценностью; читать их можно было только с разрешения адельфы, верховной жрицы общины. Такое небрежное отношение к книгам поразило сестру Утту и одновременно пробудило в ее душе чувство, похожее на восхищение.

- Ну и беспорядок! - сердито пробормотала Мероланна. - К тому же здесь страшно холодно. Меня уже бьет дрожь. Сестра Утта, прошу вас, посмотрите, не осталось ли в очаге поленьев. Надо попробовать развести огонь.

- Никакого огня не надо, милые дамы! - раздался в тишине негромкий голос. - Если вы разведете огонь, он может обжечь мою дорогую госпожу!

От неожиданности сестра Утта вздрогнула и уронила факел. К счастью, он упал на голый пол, не покрытый сухими пергаментными страницами. Жрица Зории возблагодарила небеса за то, что они уберегли их от пожарища, и торопливо подняла факел.

- Кто это? - выдохнула она.

Мероланна, при первых словах незнакомца испустившая сдавленный вскрик, так крепко сжала плечо Утты, что сестра едва не закричала тоже.

- Он здесь! В этой самой комнате! - прошептала герцогиня и сделала знак Тригона.

- Кто говорит с нами? - громко спросила она, и голос ее предательски дрогнул. - Ты привидение? Или злой дух?

- Нет, милые дамы, я не привидение и вскоре докажу это вам.

Голос был таким тонким и слабым, что мог бы принадлежать дохлой мыши, которую они видели внизу. Мгновение спустя сестра Утта увидела, как над одним из столов закрутилось облако пыли. В расщелине между двумя книжными горами мелькнуло какое-то крошечное существо, передвигавшееся на четвереньках. Но вот оно распрямилось и оказалось человечком, ростом примерно с мизинец Утты. Жрица Зории едва не уронила факел снова.

- О, милосердная дочь Перина, это же человек, - пробормотала она.

- Не просто человек, а представитель славного народа крышевиков по имени Жуколов, - с поклоном поправил незнакомец. - К вашим услугам, милые дамы. Прошу прощения за то, что испугал вас.

- Вы тоже видите его, сестра Утта? - едва ворочая языком, произнесла герцогиня и так вцепилась в плечо своей спутницы, что та невольно ойкнула. - Или я сошла с ума?

- Вижу, - только и могла ответить жрица.

В этот момент она отнюдь не была уверена, что пребывает в здравом рассудке.

- Кто вы? - обратилась она к крошечному человечку. - Я имею в виду, чем вы занимаетесь и что вам от нас надо?

- Он назвал себя крышевиком, - сказала Мероланна. - Это прозвище говорит само за себя.

- Но… что оно означает?

- Вы никогда не слышали старые легенды? Ах да, вы же с Вуттских островов.

Мероланна несколько мгновений пристально смотрела на сестру Утту, потом, словно вспомнив о том, что привело их сюда, повернулась к крошечному созданию, которое с невозмутимым видом прохаживаюсь по столу.

- Что нам угодно? Это вы… подбросили письмо в мою спальню?

Крышевик по имени Жуколов молча поклонился. Он был так мал, что разглядеть выражение его лица не представлялось возможным, и все же сестре Утте показалось, что человечек несколько смутился.

- Это сделали люди моего народа, милостивая госпожа, - откликнулся он. - И признаюсь, ваш покорный слуга Жуколов тоже приложил к этому руку. Да, мы взяли письмо и доставили его вам. Сказать больше я не имею права. Вам придется подождать.

- Подождать? - повторила Мероланна и залилась дребезжащим смехом.

Сестра Утта начала всерьез опасаться, что со старой герцогиней случится обморок или истерический припадок. Но Мероланна быстро взяла себя в руки.

- И чего же нам ждать? - осведомилась она нарочито спокойным голосом. - Появления гоблинов, которые сыграют нам на дудках? Или же сюда явится повелитель Эльфов и поведет нас в свой золотой чертог? Клянусь святым Тригоном, вот не ожидала увидеть, как сказки станут явью!

- Я ничего не могу вам сказать, милостивая госпожа, - раздался едва слышный голос. - Но ждать осталось совсем немного. Я слышу, она приближается.

И он указал рукой на огромный камин, давным-давно стоявший без употребления. Из-за книг, валявшихся рядом с очагом, стали появляться маленькие человечки, подобные самому Жуколову. Все они были облачены в доспехи, сделанные из ореховой скорлупы и костей мелких грызунов, а в руках сжимали крошечные мечи и копья. Маленькое войско в молчании выстроилось на полу (при этом воины бросали на Мероланну и сестру Утту исполненные ужаса взгляды). Из дымохода медленно спустилась небольшая дощечка, укрепленная на длинных нитях, едва слышно скрипевших. На расстоянии около полфута от покрытой пеплом подставки для дров дощечка остановилась, тихонько покачиваясь. Теперь можно было рассмотреть, что на ней стоит трон из позолоченных сосновых шишек. На троне восседала женщина ростом с палец. Ее рыжие волосы были распущены, на голове красовалась миниатюрная корона из золотой проволоки. Взгляд ее, устремленный на герцогиню и жрицу Зории - по сравнению с ней обе дамы казались великаншами, - был полон спокойного любопытства. Наконец губы королевы тронула едва заметная улыбка.

- Величайшее из всех величеств, королева Башенная Летучая Мышь, - торжественно провозгласил Жуколов, и в его голосе послышалась благоговейная дрожь.

- Мы должны дать вам необходимые разъяснения, герцогиня Мероланна и сестра Утта, - изрекла крошечная королева. Свод очага, как пространство театрального зала или храма, делал ее голос более звучным и внушительным. - Мы располагаем сведениями, по нашему разумению, весьма ценными для вас. Мы готовы сообщить вам эти сведения, однако рассчитываем, что в качестве благодарности вы окажете нам помощь в разрешении некоего затруднения, с которым нам довелось столкнуться.

- Вы рассчитываете на нашу помощь? - переспросила Мероланна.

Маска недоумения и растерянности, застывшая на лице герцогини, делала ее старше своих лет.

- Клянусь богами, я ровным счетом ничего не понимаю. Скажу откровенно: когда попадаешь в ожившую сказку, становится как-то не по себе. Каким образом мы можем вам помочь? И о каких сведениях, якобы столь важных для нас, вы говорите?

- В свое время вы все узнаете, герцогиня, - произнесла королева так снисходительно, словно говорила с ребенком, а не с женщиной, многократно превосходящей ее размерами. - Полагаю, вам будет любопытно узнать, какая участь постигла вашего сына.

* * *

- Вы уверены? - переспросила Опал. - Возможно, вы еще не до конца оправились или слишком устали…

Чет отметил, что супруга его стала излишне недоверчива.

- Нет, нет, сударыня, - поспешно перебил Чавен. - Я совершенно здоров. И признаюсь, мне очень стыдно, что вчера я позволил себе непозволительным образом распуститься. - Щеки лекаря и в самом деле покраснели от смущения. - Мне остается лишь просить прощения, снова уповая на вашу снисходительность.

- Но вы и самом деле?..

Опал осеклась, переводя испытующий взгляд с лекаря на мужа. Она словно призывала Чета вмешаться, но тот не внял ее призыву и хранил упорное молчание. В конце концов, идея с зеркалами принадлежала Опал, а не ему.

- Вы и в самом деле можете это сделать? Здесь, в нашем доме?

- Уверяю вас, то, о чем вы говорите, мне вполне по силам, госпожа Опал, - с улыбкой заверил Чавен. - Речь идет не о грандиозном и опасном эксперименте, а лишь о небольшом опыте каптромантии. И уж конечно, никакого вреда вашему сыну этот опыт не принесет.

Чет не был уверен, что действительно считает Кремня своим сыном, однако предпочитал молчать. За несколько месяцев в доме фандерлингов Кремень вырос на целую ладонь и уже возвышался над приемным отцом, как башня. Как Чет мог считать своим сыном мальчика, чьи родители, вполне вероятно, пребывали в добром здравии и жили поблизости? Мальчика, который через несколько лет будет вдвое выше фандерлинга?

"Впрочем, дело тут не в росте, совсем не в росте", - вздохнул Чет и перевел взгляд на мальчика.

Тот сидел в дальнем углу комнаты, закутавшись в одеяло. Взгляд у Кремня был сонный и безучастный, но он все-таки дал себе труд подняться с постели. Последнее время Кремень жил словно древний старец: большую часть дня дремал, говорил вяло и неохотно. Мальчик никогда не отличался особой разговорчивостью, но прежде, до того злополучного приключения, он буквально излучал жизнерадостность и бодрость.

- И что же тебе потребуется для твоей… зеркальной магии? - Несмотря на показное равнодушие, Чет почувствовал, что предстоящий опыт возбуждает его любопытство. - Какие-нибудь растения и травы? Опал может купить их на рынке.

- Если понадобится, ты сам сбегаешь на рынок, старый бездельник, - тут же возразила Опал, однако в ее голосе не слышалось привычного раздражения.

- Нет, нет, никаких трав не нужно, - вскинул руки придворный лекарь.

Сон освежил и подкрепил его, но Чет достаточно хорошо знал старого друга, чтобы понять - пережитое потрясение оставило в душе Чавена глубочайший след. Фандерлинг понимал, что лекарь не относится к числу людей, с легкостью переживающих любые жизненные неурядицы, и это обостряло его тревогу.

- Все, что мне нужно, это зеркало, свеча и… - Чавен слегка нахмурился. - Нельзя ли сделать так, чтобы в комнате было совершенно темно?

- А вот это проще простого, - с невеселым смехом ответил Чет. - Ты, видно, позабыл, что находишься в Городе фандерлингов. Привычное для нас освещение кажется вам, большим людям, кромешной тьмой. А от света, который вы считаете слабым и тусклым, у меня болит голова.

- Неужели? - растерянно пробормотал Чавен. - Так вам пришлось страдать по моей милости?

- Ну, страдать - это слишком сильно сказано, - покачал головой Чет. - Так или иначе, если нужно для твоего опыта, в комнате будет совершенно темно.

С этими словами фандерлинг взобрался на стул, чтобы погасить светильник, горевший в нише над очагом. Опал тем временем вышла из комнаты и вернулась с одной-единственной свечой, которую поставила перед лекарем. Смена освещения превратила утро в подобие бесконечных странных сумерек, и Чету невольно пришел на память Южный Предел, мрак, окутавший город, мерное капанье воды и облаченных в доспехи… существ, внезапно выступивших из тени. До этого мгновения он не разделял опасений Опал, полагая, что супругу волнует лишь беспорядок, которым грозило проведение опыта. Но сейчас Чет осознал, что Опал обеспокоена не только участью своих безупречно чистых полов: стоило зажечь обычную свечу, и немудрящее действие показалось исполненным зловещего смысла. Мерцающий огонек преобразил их дом, замерший в ожидании неведомых событий.

- Нужен какой-нибудь предмет, чтобы подпереть зеркало, - раздался в напряженной тишине голос Чавена. - А, вот чашка она подойдет наилучшим образом. Свечу поставим сюда, сбоку от зеркала, но так, чтобы она в нем отражалась. Как зовут мальчика? Кремень? Кремень, иди сюда и сядь за стол. На эту скамью.

Светловолосый мальчик послушно поднялся и подошел к столу. Отрешенное выражение, застывшее на его лице, сменилось растерянностью. Любой на его месте растерялся бы, пронеслось в голове у Чета. Как бы там ни было, они считают себя родителями Кремня, а разве не сумасбродство со стороны родителей, пусть даже приемных, доверить свое дитя столь странному субъекту в очках? Несмотря на свой малый для человека рост, лекарь казался таким громоздким по сравнению с миниатюрной мебелью. И этот одуревший от собственной учености человек, обладающий какой-то загадочной мудростью, намерен сотворить с мальчиком неизвестно что.

- Все будет хорошо, сынок, - неожиданно для самого себя сказал Чет.

Кремень скользнул по нему равнодушным взглядом и опустился на скамью.

- Дитя мое, подвинься немного, чтобы ты видел только свечу, - распорядился лекарь.

Мальчик беспрекословно выполнил приказ. Чавен встал у него за спиной.

- Встаньте так, чтобы он не мог вас видеть, - повернулся лекарь к Чету и Опал, замершим поодаль. - Отойдите вон туда, в сторону.

- Вы не причините ему вреда? - дрожащим голосом спросила Опал.

При звуке ее голоса мальчик вздрогнул.

- Я же сказал, нет никакой опасности для мальчика, - нетерпеливо произнес Чавен. - Он не почувствует ни малейшей боли. Ему всего лишь придется немного… поговорить. Ответить на несколько вопросов.

Опал встала рядом с Четом и сжала его руку; он уже забыл, когда в последний раз жена так крепко сжимала его руку.

- А теперь посмотри в зеркало, дитя мое, - раздался тихий голос Чавена.

Странно было вспоминать о том, что этот человек, ныне удивительно спокойный, всего несколько часов назад рыдал и метался как одержимый.

- Ты видишь пламя свечи? - продолжал Чавен. - Видишь, я знаю. Он горит прямо перед тобой, этот ясный огонек. Смотри на него. Смотри на него не отрываясь. Ты видишь, как он движется? Видишь, как он сияет? Огонь окружен тьмой, но он горит все ярче.

Чет не видел лица Кремня - зеркало было расположено под таким углом, что он не мог его разглядеть. Но он заметил, что мальчик, поначалу застывший в напряженной позе, немного расслабился. Несколько минут назад он горбился, словно пытался защититься от порывов ледяного ветра, а сейчас его худые плечи расправились. Кремень всем телом подался вперед, к зеркалу, где сверкало невидимое для Чета отражение свечи.

Голос Чавена, негромкий, размеренный, продолжал звучать в тишине. Лекарь говорил только о свече, о ее пламени, горящем во тьме; наконец Чет ощутил себя во власти каких-то неведомых чар. Стол, свеча, мальчик, зеркало - все это казалось ему смутными видениями, готовыми вот-вот раствориться в сумраке. Голос лекаря становился все тише и наконец смолк. В комнате воцарилась полная тишина.

Назад Дальше