Рядом с королем Олином Пелайя чувствовала себя взрослой, и потому встречи с ним были особенно приятны. Короля разговоры с новой знакомой тоже радовали, хотя он не смог скрыть некоторого разочарования, когда девочка не смогла сообщить ему новостей о его родной стране. Пелайя знала, что в стране Олина идет война, что один из его сыновей погиб, а другой сын и дочь бесследно исчезли. Вспоминая о детях, король пытался не давать воли чувствам, но иногда Пелайя замечала, что он с трудом сдерживает слезы. Правда, к нему мгновенно возвращалось самообладание, и, глядя в его непроницаемое лицо, девочка начинала сомневаться в том, что этот человек был недавно близок к слезам. Несомненно, он был необычным человеком, необычным даже для короля. Его настроение часто менялось, и, хотя он всегда был изысканно вежлив, порой в присутствии Олина Пелайя терялась. Она признавалась себе, что ее отец, отличавшийся выдающимся умом, по сравнению с королем был человеком самым заурядным. Иногда ей казалось, что истинные чувства Олина Эддона пребывают в плену - таком же суровом, как его собственное заточение.
Узнику не часто разрешали выходить в сад, прогулка позволялась ему лишь несколько раз в десятницу. Пелайя полагала, что со стороны лорда-протектора Иеросоля это до крайности жестоко. Она обещала себе набраться смелости и поговорить с отцом - ведь именно он заправлял всеми делами в крепости. Однако ей не хотелось сообщать отцу о своем новом знакомстве, хотя в дружеских чувствах, которые она питала к иноземному королю, не было ничего предосудительного. Граф Перивос заслуженно считался человеком весьма практического склада: он полагал, что людям следует совершать лишь те поступки, какие приносят им пользу. Пелайя очень сомневалась, что отец сочтет беседы с пленным королем полезными для нее. Впрочем, слухи об этой странной дружбе, вне всякого сомнения, дошли до графа. Но он воздержался от каких-либо замечаний - возможно, из-за уверений Телони, что в невинной прихоти Пелайи нет ничего опасного. Так или иначе, Пелайя предпочитала не искушать судьбу и оставить все как есть.
Девочка с радостью убедилась, что король Олин в саду - он озирал окрестности, взобравшись на покрытый резьбой декоративный камень, стоявший неподалеку от скамьи. То было единственное место, откуда открывался вид на Куллоанский пролив. Король сидел на камне, скрестив ноги и подпирая подбородок руками. В позе этой было что-то мальчишеское, она мало подходила для пожилого человека, тем более монарха. Пелайя молча остановилась у камня и выжидала, пока король ее заметит.
- А, обворожительная госпожа Акуанис, - произнес он с приветливой улыбкой. - Вы вновь почтили меня вашим приятнейшим обществом. Я сейчас думал о том, как было бы замечательно, если бы у людей имелись крылья, как у чаек. Такие крылья можно сделать из дерева и перьев, хотя это по силам лишь очень искусному мастеру.
- Но зачем людям крылья? - слегка сдвинув брови, спросила Пелайя.
- Зачем? - улыбаясь, повторил он. - Да, дитя мое, вам трудно это понять. Свобода чайки, парящей в облаках, не слишком манит вас. - Король ловко спрыгнул с камня. - А у меня вошло в привычку предаваться пустым мечтаниям. Стоило мне увидеть птиц, и я проникся к ним завистью. Но умоляю вас, не говорите вашему отцу, что я мечтаю о полетах. Столь дерзкая мечта может стоить мне удовольствия, доставляемого прогулками в саду.
- Я ничего не скажу, - пылко заверила Пелайя.
- О, я знаю, вы очень добры. - Король слегка кивнул головой, давая понять, что тема полетов исчерпана. - Как вы поживаете, моя юная госпожа? Надеюсь, с тех пор как мы виделись с вами в последний раз, боги не оставили вас своей благосклонностью?
- У меня все хорошо, - пожала плечами Пелайя. - Правда, учителя донимают меня скучнейшими уроками, и успехи в рукоделии оставляют желать лучшего. Мама говорит, мои вышивки напоминают паутину пьяного паука.
- Судя по всему, вашей матушке не занимать остроумия, - усмехнулся король Олин. - Вы не в первый раз передаете мне ее замечания, и они заставляют меня смеяться. Возможно, именно от матушки вы унаследовали живой ум и любопытство.
- А разве я любопытна?
На память Пелайе тут же пришел отрывок из Книги Тригона, который брат Лайсис заставил ее заучить наизусть: "Боги награждают своей любовью лишь тех жен и дочерей, коим присущи смирение, кротость и желание служить небесам".
- По-моему, я вовсе не любопытна, - решительно заявила Пелайя.
- Дитя мое, в вашей головке неизменно роится множество вопросов. И порой мне приходится препятствовать вашему настойчивому желанию распахнуть потайной ларец моей души и порыться в нем в поисках сокровищ.
- А, вы хотите сказать, что я слишком назойлива, - вздохнула Пелайя. - По-вашему, я всего лишь невоспитанный ребенок, не дающий покоя взрослым, - добавила она, потупив взгляд.
- Я отнюдь не это имел в виду. Я убежден, что любопытство это добродетель. Как и сдержанность, которой человек обучается, когда минует пору юности. Мы можем продолжить наш увлекательный разговор, но прежде возьмите эту шаль, ведь сегодня прохладно.
С этими словами король вручил Пелайе шаль из тонкой сианской материи. Он задержал эту шаль в своих руках, и девочка уставилась на него в недоумении.
- Возьмите шаль, но не разворачивайте ее, - вполголоса произнес король Олин. - Там спрятано письмо. Но не пугайтесь, в нем нет ничего предосудительного. Оно предназначено вашему отцу. Прошу вас, передайте его по назначению.
Пелайя взяла шаль и сквозь ткань нащупала прямоугольные очертания конверта.
- Но что… в этом письме? - в замешательстве пробормотала она.
- Как я уже сказал, ничего предосудительного. Я излагаю там свои соображения относительно возможного нападения автарка Сулеписа на Иеросоль, только и всего. До меня дошли слухи, что страна готовится к войне. Эти слухи доходят до всякого, имеющего уши. А ваш отец может отнестись к моим соображениям так, как ему заблагорассудится.
- Но почему вы решили поделиться с отцом своими мыслями? - спросила Пелайя, сложив шаль на коленях. - Почему решили помочь нам? Ведь мы держим вас в плену!
Олин улыбнулся так печально, словно ее слова причинили ему боль.
- Нападение автарка представляет для меня такую же опасность, как и для всех жителей города, - пояснил он. - К тому же наши страны являются союзниками, а автарк - наш общий враг. Лудис Дракава, возможно, позабыл об этом, но я надеюсь, что у вашего отца память получше. И наконец, я очень хочу, чтобы у такого человека, как ваш отец, сложилось обо мне хорошее мнение.
У Пелайи перехватило дыхание. Она читала о тайных письмах в старых сказках и легендах, а теперь ей предстоит самой передать такое письмо!
- Я сделаю все, как вы просили, - кивнула она. - Если вы пообещаете, что отец на меня не рассердится.
- Можете не сомневаться, моя юная госпожа.
Они немного поболтали о вещах менее значительных - о скверном характере младшего брата Пелайи и о затянувшихся переговорах насчет замужества Телони. Жених Телони был молод, знатен и богат, однако свадьба все время откладывалась, что всерьез расстраивало Пелайю. Отец всегда говорил, что младшая сестра выйдет замуж только после старшей, а Пелайе не терпелось стать замужней дамой, обзавестись собственной семьей и домом.
- Я думаю, с этим не стоит спешить, - мягко заметил король. - Вне всякого сомнения, семейный очаг - святыня для женщины. Тем не менее замужество может стать источником горя и страданий.
Он помолчал, потупив взор, и добавил:
- Моя первая жена умерла в родах.
- Как видно, боги сочли, что ваша супруга нужна им на небесах, - изрекла Пелайя и тут же рассердилась на себя за эту благочестивую фразу, которую часто повторяла мать. - Мне очень жаль.
- Иногда мне кажется, что мои дети переживали утрату тяжелее меня самого, - негромко произнес король и вновь погрузился в молчание.
Взгляд его был устремлен поверх головы Пелайи. Возможно, он опять наблюдал за полетами чаек и мечтал о крыльях, которые унесли бы его в родную страну.
- Вы говорили о своих детях, король Олин… - осмелилась нарушить затянувшееся молчание девочка.
- Да, - кивнул он и, словно стряхнув наваждение, пристально посмотрел на свою собеседницу. - Прошу прощения. Я отвлекся. Сделайте милость, скажите мне, кто эта девушка?
Пелайя ощутила укол какого-то неприятного чувства (о том, что это ревность, она догадалась позднее), повернулась и посмотрела туда, куда указывал король.
- Я никого не вижу, - пожала она плечами. - В саду нет ни моей сестры, ни наших подруг.
- Я говорю об одной из двух девушек, что несут корзины с бельем. Видите, одна из них тоненькая, а другая поплотнее. У тоненькой волосы выбились из-под платка.
- Вы говорите о прачках?
- Да, именно о прачках, - отчеканил Олин, и впервые за время их знакомства Пелайя услышала в его голосе сердитые нотки. - Или вы полагаете, что слуги недостойны того, чтобы мы замечали их? Тем не менее эти девушки существуют, и в отличие от вас, милостивая госпожа, я прекрасно их вижу.
Его слова больно задели Пелайю, но она не подала виду.
- Откуда мне знать, кто эта девица? - произнесла она с притворным равнодушием. - Я лишь вижу, что она прачка. Не понимаю, почему вы обратили на нее внимание. Она что, показалась вам хорошенькой?
Присмотревшись к тоненькой девушке, Пелайя поняла, что та немногим старше ее самой. Из широких рукавов платья выглядывали смуглые тонкие руки; волосы, которые действительно выбивались из-под платка, были черны как смоль, за исключением одной огненно-рыжей пряди. Лицо прачки вполне можно было счесть привлекательным, однако Пелайя никак не могла взять в толк, почему эта девушка возбудила интерес короля-узника.
- По-моему, это уроженка Ксанда, - заметила Пелайя. - Наверное, приехала с севера страны. У тех, кто живет рядом с пустыней, кожа темнее. В крепости много служанок, приехавших из Ксанда. Они работают в прачечной и на кухне.
Олин не отводил взгляда от юной прачки, пока она не вошла в один из крытых переходов.
- Эта девушка… кое-кого мне напоминает, - задумчиво пробормотал он.
На этот раз укол ревности был более болезненным.
- Раньше вы говорили, что я напоминаю вам о вашей дочери, - буркнула Пелайя.
Король обернулся и пристально всмотрелся в нее, словно вдруг вспомнил, что она рядом.
- Вы и в самом деле напоминаете мне о дочери, юная госпожа. Как я уже говорил, многие черты роднят вас с ней, и одна из них - ваше неуемное любопытство. Но эта девушка напомнила мне вовсе не о дочери… - Он нахмурился и покачал головой. - Глядя на нее, я вспомнил о женщине… некогда принадлежавшей к моей семье. Эта женщина давным-давно умерла.
- Она была вашей родственницей? - недоверчиво спросила Пелайя.
Она решила, что это выдумки. Король-узник просто не хочет признать, что не остался равнодушным к красоте простой служанки.
- Да. Она была моей…
Король замолчал и снова бросил взгляд в сторону крытого перехода, где исчезла юная прачка.
- Как это странно… здесь, так далеко от дома, - пробормотал он. - Вы не могли бы привести ко мне ту девушку, моя милостивая госпожа?
- Что?
- Попросить ее, чтобы она пришла ко мне. Сюда, в сад. Увы, я не пользуюсь свободой передвижения, - добавил он с коротким хриплым смехом. - Но мне необходимо увидеть эту девушку. - Король посмотрел на Пелайю, и взгляд его смягчился. - Прошу, не откажите в моей просьбе, великодушная госпожа Акуанис. Поверьте, я злоупотребляю вашей благосклонностью отнюдь не из прихоти или каприза.
- Вы обращаетесь ко мне уже со второй просьбой за один день, - изрекла Пелайя, стараясь придать своему лицу суровое выражение. - Так и быть, я попробую привести к вам эту прачку. - В душе девочки боролись противоречивые чувства. Их природы она не понимала, да и не хотела понимать. - Но ничего не обещаю.
- Благодарю вас.
Король встал и отвесил девочке низкий поклон. На его лице застыло отстраненное выражение.
- Я должен идти. Мне есть о чем поразмыслить на досуге. К тому же я и так украл слишком много вашего драгоценного времени.
И король направился в сторону башни, где находились его комнаты - светлые, удобные и неплохо обставленные, как он сообщил Пелайе. По его словам, единственной неприятной деталью обстановки были решетки на окнах да крошечное оконце в двери, которая отпиралась снаружи.
Пелайя смотрела ему вслед, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы обиды. Впервые со дня их знакомства Олин первым покинул сад. Ее обществу король-узник предпочел одиночество в камере.
Девочка долго сидела на скамье, ожидая, пока уляжется поднявшаяся в душе буря. Потом первые капли дождя вынудили ее вернуться в дом.
* * *
- Да разве в таком громадном доме можно жить? - вытаращив от изумления глаза, спросила Язи. - Тут устанешь, пока дойдешь до кухни.
- Люди, которые живут в таких домах, не привыкли сами ходить на кухню, - пояснила Киннитан. - Для этого у них есть слуги, вроде тебя и меня. Слуги готовят им еду и подают на стол.
Она нахмурилась, пытаясь припомнить, в какую сторону им надо повернуть. На протяжении веков правители Иеросоля пристраивали к своей резиденции все новые покои и коридоры, и в результате дворец превратился в подобие кораллового рифа, о котором говорилось в любимом стихотворении Киннитан.
"Как было бы замечательно, если бы мы с Голубем могли погулять по берегу моря, не опасаясь, что кто-нибудь меня узнает, - пронеслось в голове в девушки. - Наверняка мы увидели бы много чудес из тех, что так восхищают поэтов: дивные раковины, сияющие нежным перламутром, камни, до блеска отшлифованные волнами. Увы, об этом нечего и мечтать. Я должна работать с утра до вечера. И даже если выдастся свободный часок, мне лучше не показываться на людях".
- Ну и дела! - Голос подруги отвлек ее от размышлений.
Язи родилась в приграничной стране Эллам и неплохо говорила по-ксисски. Эта девушка отличалась добрым сердцем, но была излишне доверчива, медлительна и частенько попадала впросак.
- Похоже, мы заблудились! Да и неудивительно, в таком громадном дворце любой заплутает. Наверное, это самый большой дом на свете.
Киннитан отчаянно хотелось сказать, что ей доводилось жить в доме, многократно превосходящем размерами это скромное здание, и посмотреть, с каким лицом примет это известие Язи. Но девушка подавила это желание. Хозяйка прачечной Сорайза знает, что она была одной из послушниц Улья, но до крайности опрометчиво сообщать об этом кому-либо еще, в особенности болтушке Язи. То обстоятельство, что Киннитан жила в обители Уединения и относилась к числу немногих избранных, которых вышколенные молчаливые слуги избавляли от необходимости ходить на кухню, тоже вряд ли заслуживало упоминания. Так что она предпочла оставить подругу в неведении.
- По-моему, мы идем совершенно правильно, - возразила Киннитан. - Я прекрасно помню, как мы пересекли сад и оказались в зале, где все стены увешаны картинами.
- А разве мы были в саду?
- У тебя что, память отшибло? Ты забыла, как мы любовались там цветочными клумбами и видом на океан?
Киннитан досадливо махнула рукой. Язи не переставала ее удивлять. Казалось, эта девушка грезит наяву: она могла часами описывать свои сны и туманные мечтания, не замечая того, что происходит вокруг. Киннитан, напротив, старалась не упускать моментов, когда мир представал перед ней во всей красе. Слишком много времени ей пришлось провести в тесной унылой клетке.
- Не бойся, со мной не пропадешь, - примирительно произнесла она, коснувшись руки Язи.
- Где вы так долго пропадали, юные бездельницы?
Сорайза стояла, подбоченившись. Вид у нее был такой грозный, словно она собиралась схватить одно из огромных корыт и опрокинуть его содержимое на головы провинившихся прачек.
- Клянусь грудями Суригали, я уже не надеялась вас дождаться! А ведь вам всего-то надо было отнести белье наверх и сразу же вернуться назад.
- Мы не мочь сразу вернуться назад, - ответила Киннитан по-ксисски.
Теперь она хорошо понимала иеросольское наречие - языки были очень похожи - или, по крайней мере, имела представление, о чем с ней говорят. Однако говорила она по-прежнему с запинками и стыдилась собственной корявой речи.
- Мы заблудиться.
- Дом такой огромный! - подхватила Язи. - Клянусь, госпожа, мы заблудились. Здесь это немудрено.
Сорайза недоверчиво фыркнула и сплюнула на влажный пол.
- Ладно, хватит валять дурака. Приступайте к работе. И запомните: даже между собой вы должны говорить по-иеросольски. Вы не на юге!
Как только хозяйка важно удалилась, несколько прачек оставили свои корыта и подскочили к девушкам, чтобы выведать, за что те получили нагоняй. Большую часть своих товарок Киннитан уже знала по именам, за исключением новеньких, с которыми она еще не успела переговорить и познакомиться.
- Она что, всегда такая злая? - спросила одна из новеньких, худенькая девушка с тревожно бегающими глазами, розовыми веками и подвижным кончиком носа. Прачки уже прозвали ее Кроликом.
- Всегда, - заверила Язи. - У нее болят ноги, вот она и злится. И спина у нее тоже все время ноет.
- Хозяйка любит пожаловаться, да только верить ее словам не стоит! - фыркнула другая прачка. - На самом деле она здорова, как бык. Стоит этому мальчишке Грегору задремать в красильне, она хватает его за шкирку и трясет, как котенка. Больная спина ей ничуть не мешает. А когда она в плохом настроении, ее больные ноги могут легко перевернуть пару корыт.
- Нира, тут кое-кто говорит, что в Ксисе ты была жрицей, - неожиданно обратилась к Киннитан Кролик. - Это правда?
Киннитан еще не привыкла к своему вымышленному имени, и смысл заданного по-иеросольски вопроса дошел до нее не сразу. Когда же она наконец осознала, о чем спросила новенькая, по спине у нее пробежала дрожь.
"Помоги мне, Темная королева! Неужели моя тайна раскрылась? - пронеслось у нее в голове. - Будь прокляты эти длинные языки, и прежде всего Сорайза! Похоже, она выболтала, кто я такая".
- Нет, что ты, я не была жрицей, - произнесла Киннитан вслух. - Я всего лишь… всего лишь… - Она замешкалась в поисках нужного слова. Плохое знание языка сделало эти поиски особенно долгими. - Я всего лишь была помощницей, - наконец сказала Киннитан.
- Помощницей в Улье? - не унималась Кролик. - Мне рассказывали, что ты жила в Улье. Я каких только чудес не слышала об этом. Расскажи, как там все… происходило? Ну, я имею в виду, между жрецами и жрицами.
- Хватит болтать, девушки, - подала голос еще одна новая прачка, пожилая женщина с морщинистым лицом, на котором багровел след ожога, и тонкими губами, не скрывавшими гнилых зубов. - Любопытство не доведет тебя до добра, - сверкнула она глазами на Кролика. - Ты что, не видишь, Нира не хочет разговаривать.
Женщина эта говорила по-иеросольски свободнее, чем Киннитан, однако сильный акцент выдавал в ней уроженку юга.
- Но я всего лишь хотела узнать… - залепетала Кролик.
- Клянусь грудями Великой Матери, эти ленивые твари умеют работать только языками! - раздался за спинами прачек громовой голос Сорайзы. Завидев ее огромный силуэт в облаках пара, женщины бросились врассыпную. - Если еще раз застану вас за болтовней, всех выгоню на улицу, так и знайте! Тогда пойдете в гавань и вместе с другими шлюхами будете предлагать морякам свои жалкие прелести.