- Прежде всего я… попытаюсь узнать, где скрывается Чавен, - промямлил ошеломленный Броун. - Но я отнюдь не уверен, что мои усилия увенчаются успехом. Как говорится, след успел остыть.
- Я рассчитываю на большее, - непререкаемым тоном заявила герцогиня. - Я рассчитываю, что вы поможете мне и сестре Утте пробраться в стан этих волшебных воинов, или как они сами себя называют? Народ кваров? Прежде мы всегда звали их сумеречным народом, и я не понимаю, зачем сейчас отказываться от привычного. Так или иначе, я хочу их увидеть. В конце концов, они совсем близко, всего лишь на другом берегу пролива.
На этот раз изумилась сестра Утта.
- Что вы говорите, ваша светлость? - воскликнула она. - Неужели вы намерены пробраться в лагерь народа кваров? Но эти существа чрезвычайно опасны. Они убили сотни людей.
Герцогиня махнула рукой, словно отгоняла прочь все страхи своей спутницы.
- Да, я прекрасно знаю, от них добра ждать не приходится, - кивнула она. - Но если они не расскажут о судьбе моего сына, мне совершенно все равно, какая участь постигнет меня саму. Терять больше нечего, я готова на все. Пусть ответят, с какой целью они похитили мое дитя. За какие провинности обрекли меня на муку, которая длилась долгие годы? Зачем десятилетия спустя мне позволили увидеть его, невероятным образом оставшегося в том же возрасте, в каком его похитили? Я же говорила, что видела его на похоронах Кендрика. Тогда я решила, что повредилась в уме. Но после всего, что с нами случилось, я вижу: с ума сошел весь мир.
- Но вы… вы уверены, что видели именно вашего сына? - осторожно осведомилась Утта.
- А кого же еще? - пожала плечами Мероланна, и лицо ее точно окаменело. - Я сразу его узнала, за четыре десятилетия он ничуть не изменился. Это был он, мой маленький мальчик. Так что вы скажете? - резко повернулась она к Броуну.
Тот набрал в грудь побольше воздуху и с шумом выдохнул.
- Мероланна… герцогиня… боюсь, вы переоцениваете мои скромные возможности… Вы забыли, что я лишился власти и влияния… Перед вами старая кляча, способная лишь…
- Довольно пустых слов, - нетерпеливо перебила его герцогиня. - Вы можете идти, моя дорогая, - обратилась она к сестре Утте. - Если вы будете так любезны, что заглянете в мои покои сегодня вечером, мы сможем поговорить. Нам необходимо многое решить. А сейчас не буду вас задерживать. Вижу, мне придется поискать… более веские доводы, - добавила она, вперив пронзительный взгляд в Броуна.
- Сделайте милость, скажите пажу в холле, что его господину необходимо принять ванну и перекусить, - вновь повернулась герцогиня к сестре Утте. - Графа ожидают дела.
Жрица Зории поспешно вышла прочь. Никогда прежде она не видела вдовствующую герцогиню такой решительной и властной. В том, что Мероланна сумеет подчинить Броуна своей воле, у сестры Утты не было ни малейших сомнений. Но сумеет ли герцогиня противостоять врагам куда более опасным - Хендону Толли, чья жестокость не знает границ, или загадочному сумеречному народу с их непостижимыми недобрыми намерениями?
Замок, прежде представлявшийся сестре Утте надежным убежищем, внезапно показался холодным каменным мешком посреди бесконечно враждебного мира.
* * *
- Похоже, я тебя знаю, красавчик! - проскрежетал стражник.
Он сделал шаг к Тинрайту и приблизил свое круглое веснушчатое лицо к лицу поэта.
- Бьюсь об заклад, однажды я уже собирался размозжить тебе голову!
Колени Мэтта предательски тряслись. Дела и так шли из рук вон плохо, а в довершение ко всему угораздило нарваться на стражника, с которым несколько месяцев назад он столкнулся при весьма пикантных обстоятельствах. Тогда поэт вздумал уединиться с одной юной особой в темном переулке у таверны "Сапоги барсука", а проклятый стражник появился в самый неподходящий момент. Как выяснилось, он тоже имел виды на юную особу и собирался разделаться с соперником. В тот памятный вечер Тинрайт едва унес ноги.
- Нет, нет, уверяю вас, вы приняли меня за кого-то другого, - пролепетал поэт, пытаясь улыбнуться. - У вас нет ни малейшего повода посягать на целостность моего черепа и…
- Пропусти его, - бросил второй стражник, смерив поэта презрительным взглядом. - Думаю, лорд Толли разделается с ним получше твоего. Очень может быть, он хочет самолично прогуляться кулаком по физиономии этого парня и рассердится, если ты его опередишь.
Веснушчатый стражник по-прежнему смотрел на Мэтта как бык, решающий, не поддеть ли поэта на рога.
- Ладно, топай, - буркнул он наконец. - Но запомни, если его светлость не сделает из тебя отбивную, это сделаю я.
- Рад, что вы вняли голосу благоразумия, - пробормотал Тинрайт, отходя от стражников на безопасное расстояние. - Вы вряд ли дождались бы благодарности от лорда Толли, избавив его от осуществления задуманного.
Тинрайт ничуть не боялся новой встречи со свирепым стражником, ибо не сомневался, что минуты его жизни сочтены. Вызов к Хендону Толли последовал вскоре после безумной сцены в саду, когда поэт целовал руки Элан М'Кори и клялся ей в любви. Это не могло быть простым совпадением. До этого случая Толли обращал на Тинрайта не больше внимания, чем на одну из собак, просивших подачки у стола.
"Он решил от меня избавиться".
Эта мысль вызвала у поэта новый приступ дрожи в коленях, столь сильный, что он едва устоял на ногах и вынужден был схватиться за стену. Желание повернуться и броситься наутек казалось почти неодолимым.
"Может быть, мои страхи напрасны, - попытался успокоить себя поэт. - А бегство равносильно признанию вины".
Приказ явиться к Хендону Толли Тинрайт получил сегодня утром. Записку доставил один из пажей Хавмора. Поэту сразу показалось, что мальчишка смотрит на него как-то странно. Он прочитал записку и понял почему.
"Мэттиасу Тинрайту приказано явиться в тронный зал после утренней молитвы".
Приказ был подписан одной-единственной буквой "Т" вместо "Толли" и запечатан гербовой печатью Саммерфильда с изображением дикого вепря и скрещенных копий. Как только за пажом закрылась дверь, поэт обессиленно рухнул на стул и вытер со лба холодную испарину.
А теперь он брел по коридору, провожаемый неприязненными взглядами конопатого стражника и его приятеля. Узнав о его смерти, эти двое наверняка разразятся довольным хохотом. Да разве хоть одна живая душа на всем белом свете пожалеет о нем? Может, лишь несчастная, загнанная в угол Элан станет еще печальнее, да старик Пазл украдкой смахнет пару слезинок. Прискорбная участь для того, кто стремился к великим свершениям…
"Увы, ничего великого я не совершил, - со вздохом признался себе поэт. - Говоря откровенно (а сейчас, стоя на пороге могилы, можно позволить себе роскошь быть откровенным), я даже не пытался. Я полагал, что должность придворного поэта даст мне возможность прославиться, однако мои упования оказались тщетны. Несколько строф о Зории, которые я написал для принцессы Бриони, могли бы вырасти в настоящий шедевр, если бы я постарался. Но после исчезновения принцессы работа над поэмой утратила для меня смысл. А чем еще я могу гордиться? Все, что я создал, - куплеты для Пазла, глупые песенки и идиотские прибаутки. Пышные вирши по заказу знатных господ, желающих щегольнуть красноречием перед своими возлюбленными. Все это ерунда, не стоит выеденного яйца. Я даром растратил свою жизнь и талант. Если этот пресловутый талант у меня когда-нибудь был".
Ледяной ветер, гулявший по замку, пробирал до костей. Этот сквозняк в соединении со страхом стал причиной того, что Мэтт ощутил весьма настоятельное желание опорожнить мочевой пузырь.
"О, какое жалкое создание - человек! - сокрушенно вздохнул Тинрайт. - Даже на пороге небытия, когда разум поглощен высокими материями, бренному телу необходим нужник".
Дверь тронного зала резко открылась.
- Поэт уже прибыл? - осведомился появившийся на пороге дюжий стражник. - А, это вы. Давайте, заходите поскорее.
В тронном зале, как всегда, было полно народу. Полсотни королевских гвардейцев в полном вооружении, в плащах с гербом Эддонов - волк и звезды - стояли в карауле вдоль стен. Многочисленные телохранители Хендона Толли прогуливались по залу, смешавшись с толпой. От придворных, аристократов и богатых купцов их было легко отличить по непроницаемым лицам и манере не смотреть на собеседника, беспрестанно обшаривая комнату глазами. Все прочие были увлечены разговорами и последними сплетнями. Почти никто не удостоил взглядом Тинрайта, прошедшего через зал в сопровождении стражника. У придворных и без него хватало забот: надо было держать ухо востро, дабы не упустить собственной выгоды, прибрать к рукам оставшиеся без хозяев владения и занять тепленькое местечко. Подобных случаев в последнее время подворачивалось немало, и вчерашний выскочка, никому не известный и безродный, мог проснуться богатым и знатным.
Впрочем, двор испокон веков был ристалищем, где сражались тщеславие и амбиции. Однако же с приходом нового правителя произошли несомненные перемены. При короле Олине здесь царили спокойствие и благочинность; по крайней мере, так рассказывали Тинрайту, во времена Олина ни разу не переступавшему порога внутреннего двора. Во время короткого регентства Баррика и Бриони приемы в тронном зале были уже не такими торжественными, однако разговоры по-прежнему велись в полный голос. Ныне вельможи усвоили привычку изъясняться шепотом. Проходя сквозь толпу в зале, поспешно расступавшуюся перед стражником, Тинрайт слышал лишь шарканье ног да приглушенное бормотание. Закрыв глаза, он мог бы вообразить, что находится не в тронном зале, а на голубятне.
"А еще этот звук похож на шорох опавших листьев, - подумал Мэтт, и сердце его тоскливо сжалось. - Милосердные боги, неужели меня убьют? Неужели я больше никогда не увижу ни деревьев, ни листьев, ни травы?"
В детстве мать часто повторяла ему, что во время тяжких испытаний утешение и поддержку надо искать в молитве. Тинрайт попытался последовать ее совету и зашептал одними губами: "О Зосим, самый снисходительный из богов, услышь меня! Спаси меня от ужасной безвременной смерти, и тогда… я построю тебе храм. Когда у меня будут деньги, конечно". Поэт сознавал, что такое обещание звучит неубедительно. Но какими еще посулами можно завоевать расположение покровителя поэтов и пьяниц?
"Я вылью на твой алтарь бутылку лучшего ксандианского вина! - нашелся Мэтт. - Только не позволяй Хендону Толли меня убить!"
Кроме как на богов, Тинрайту не на что было уповать, однако Зосим был известен своим взбалмошным и переменчивым нравом. По причинам, понятным лишь ему самому, он вполне мог пренебречь просьбой.
"Зория, благословенная дева, если ты питаешь жалость к несчастным, которые натворили много глупостей, но никому не принесли вреда, пожалей и меня! - забормотал поэт, едва сдерживая слезы. - Обещаю тебе, я исправлюсь! Я стану другим человеком".
Кресло, где обычно восседал Хендон Толли, пустовало. Рядом стоял Тирнан Хавмор с кипой бумаг в руках.
- Это что еще за молодчик? - осведомился Хавмор, отрываясь от бумаг и глядя на поэта поверх очков, сползших на кончик носа. - Мэттиас Тинрайт?
С этими словами Хавмор повернулся к пажу, стоявшему чуть поодаль, и тот почтительно подал ему толстый лист пергамента. С первого взгляда было понятно, что это официальный документ. Хавмор пробежал лист глазами.
- Ах да, - безучастно бросил он. - Здесь говорится, что он приговорен к смертной казни.
Все поплыло перед глазами Мэтта Тинрайта. Мир внезапно начал кружиться с бешеной скоростью, а потом вдруг опрокинулся. Несколько мгновений спустя Мэтт понял, что опрокинулся он сам - точнее, упал на спину, а мир по-прежнему кружится тошнотворно быстро, как детский волчок. К горлу поэта подступила горечь, и он несколько раз судорожно сглотнул.
Он лежал, чувствуя щекой холод каменной плиты, и откуда-то издалека до него доносился сердитый голос Хавмора.
- Погляди, что ты натворил, бездельник! - раздраженно процедил кастелян. - Этого бедолагу пока еще никто не приговаривал к смертной казни. В приказе говорится о некоем Ринтайте, которому и предстоит отправиться на виселицу.
Сквозь туман поэт различил звук оплеухи и жалобные всхлипыванья пажа.
- Ты что, не умеешь читать, недоумок? Подай приказ о Тинрайте, а не о Ринтайте! - потребовал Хавмор.
Обессиленно прикрыв глаза, Мэтт Тинрайт слушал шуршание пергамента и шепот собравшихся вокруг придворных - на этот раз он напоминал шелест крыльев летучих мышей.
- А, вот он, - удовлетворенно изрек Хавмор. - Этому Тинрайту надо подождать его светлость.
- Ждать нет необходимости, я уже здесь, - раздался над ухом Тинрайта еще один голос.
Поэт открыл глаза и увидел пару начищенных до блеска сапог, украшенных серебряными цепочками.
- А это, насколько я понимаю, наш придворный стихотворец. Он выбрал несколько странную позу для ожидания. Правду говорят, что поэты склонны к причудам.
Тинрайт сообразил наконец, что надо встать на ноги. Хендон Толли внимательно наблюдал за ним, и под его ледяным взглядом Мэтт чувствовал себя неуклюжим до отвращения.
- Итак, ваше имя Тинрайт? - осведомился Толли, усаживаясь в кресло регента.
- Так точно, ваша светлость. Мне сказали, что вы… хотите меня видеть.
- Да, это так. Но я не думал, что вы будете ждать меня, растянувшись на полу. Вы так утомились от поэтических трудов, что решили немного отдохнуть?
- Нет, ваша светлость. Я… мне сказали, что я приговорен к смертной казни.
- Неужели? - расхохотался Хендон Толли. - А вы так чувствительны, что тут же хлопнулись в обморок? Спешу вас успокоить, я пока не отдавал приказа о вашей казни. - Губы регента кривились в усмешке, но взгляд оставался ледяным. - Впрочем, это можно исправить в любую минуту, - бросил он. - День выдался на редкость скучным, и все мы можем немножко позабавиться, наблюдая за вашими предсмертными муками.
"О милосердные боги, этот человек играет со мной, как кошка с мышью!" - пронеслось в голове у поэта.
К горлу снова подступил удушливый ком, и Тинрайт несколько раз сглотнул, стараясь сдержать жалкие всхлипыванья.
- За какую провинность… вы намерены лишить меня жизни, милорд?
Хендон Толли надменно вскинул голову. Он был одет по последней сианской придворной моде: алая туника ниспадала бесчисленными складками, пышные черные рукава с буфами делали фигуру приземистой и широкоплечей. Волосы несколькими длинными прядями спадали Хендону на глаза, не позволяя их рассмотреть. Впрочем, поэт и так знал, что глаза регента полыхают холодным огнем жестокости. Знал он также, что этот расфранченный денди обречет его на смерть с той же легкостью, с какой обычный человек отодвигает стоящий у него на дороге стул.
- Мне стало известно, что у вас есть… непомерные амбиции, - зловеще прищурившись, изрек правитель Южного Предела.
"Это касается Элан, - с отчаянием подумал поэт. - Он все знает".
- Я… я не вполне понимаю… что вы имеете в виду, милорд… - промямлил он вслух.
Толли раздраженно прищелкнул пальцами.
- Не пытайтесь хитрить, - бросил он. - Думаю, вам прекрасно известно значение слова "амбиции". Ведь слова - рабочий материал для поэтов.
- Но я… у меня нет никаких амбиций. Я всего лишь хотел… чего-то добиться в жизни. Как и все люди.
Хендон Толли подался вперед. Его скука исчезла без следа - перед поэтом сидел охотник, увидевший достойную добычу.
- Значит, по вашему, все люди хотят чего-то добиться в жизни? - произнес он. - Я придерживаюсь иного мнения, милейший поэт. По-моему, в большинстве своем люди - покорное стадо, и единственное, что они хотят, это уберечься от волков. Когда волки уносят одного из них, им остается лишь теснее сбиться в кучу и надеяться, что в следующий раз добычей станет кто-то другой. А людей с амбициями не так много. Именно их я называю волками. Им приходится охотиться, чтобы добыть себе пропитание, и это делает их умными, сильными и выносливыми. О, я начал изъясняться метафорами, как поэт! - завершил он с усмешкой. - Надеюсь, вы, Тинрайт, поймете эти метафоры.
Тинрайт так растерялся, что отрицательно покачал головой. В следующее мгновение он понял, что это может быть сочтено дерзостью, причем с роковыми последствиями.
"Неужели регент воображает себя поэтом, - спрашивал он себя, - и потому ненавидит всех прочих поэтов, считая их соперниками?"
- Ваша метафора на редкость глубока и убедительна, милорд, - сказал он вслух. - Ей мог бы позавидовать любой стихотворец.
В ответ Толли лишь нечленораздельно хмыкнул, поглаживая рукоять меча. За исключением стражников, во всем тронном зале лишь он один носил оружие, по крайней мере открыто. Меч неодолимо притягивал взгляд Тинрайта. Он слышал немало историй о том, с какой ловкостью Хендон Толли наносил удары тем, кто имел несчастье ему не угодить. Сделав над собой усилие, поэт отвел глаза.
- У меня есть для вас поручение, - проговорил наконец регент. - Я слышал вашу песню о Кайлоре и решил, что эти рифмы недурны. Поэтому я решил доверить вам важную работу.
- Важную работу? - не веря своим ушам, повторил Тинрайт.
Такого поворота событий он никак не ожидал.
- Именно. Кажется, для поэта вы слишком тупы. И все же я намерен дать вам поручение. Быть может, вы сочтете, что недостойны его выполнить, но это вряд ли. Как я уже сказал, ваши непомерные амбиции всем известны. И вы сами только что признались, что хотите добиться многого.
Сердце Тинрайта вновь испуганно сжалось.
"Может быть, Толли знает о моей любви к Элан? - думал он. - Что, если разговоры о каком-то там поручении - всего лишь хитрость? Хендон любит такие игры: позабавится вдоволь и велит отправить меня на виселицу или прикончит собственноручно".
- Буду счастлив служить вам, милорд, - произнес поэт вслух, стараясь не выдать голосом своей тревоги. - Я и мечтать не мог о столь высокой чести.
- Однако служить сильным мира сего вам не в новинку, - с косой усмешкой изрек Толли. - Насколько мне известно, не так давно некая знатная леди удостоила вас просьбой. Это правда?
Тинрайт потупился, как кролик под взглядом удава.
- Простите, сэр, я не вполне понимаю, о чем речь.
- Неужели у вас еще и память слабая? - откинувшись на спинку кресла, усмехнулся Хендон Толли. - Быстро вы ухитрились забыть собственную поэму, написанную по заказу нашей обожаемой принцессы Бриони.
- Ах да, конечно… Я помню ту поэму, сэр… Но она не закончена, и я не прикасался к ней с тех пор, как…
- С тех пор, как принцесса исчезла, - подсказал Толли. - И нам всем ее очень не хватает. Бедная, бедная Бриони. Она была такой доброй. - Регент даже не дал себе труда изобразить печаль. - Остается лишь надеяться, что в самом скором времени мы узнаем об ее участи. - Толли подался вперед. - Слушайте меня внимательно, Тинрайт. Я полагаю, неразумно пренебрегать талантом, надо использовать его в полной мере. Именно поэтому я хочу, чтобы вы сочинили для меня эпическую поэму - так сказать, на особый случай. Мой брат Карадон собирается нанести нам визит. Скорее всего, он прибудет в первый день празднеств Кернейи. Вне всякого сомнения, вам известно имя Карадона, герцога Саммерфильда?