Одному из людей удалось совершить то, что прежде совершил Конан. Человек два раза попал топором в одно и то же место на шее одной из кошмарных птиц. Она закричала как раненый павлин, протянула к человеку свою лебединую шею и перекусила ему руку, в которой было оружие. Человек закричал. Раненая тварь мотнула головой, шея ее переломилась и птица сдохла. Только что лишенный руки человек оставшейся рукой выхватил из мертвых пальцев свой боевой топор и бросился на помощь другу. Но перерубленная шея убитой им птицы дернулась в сторону, как раз ему под ноги, он споткнулся и упал. Другое чудовище подскочило к нему, и через мгновение вытянутая пасть поднялась к небу с зажатой в зубах человеческой головой.
Кони хрипели, дергали ногами. Оставшиеся в живых люди еще пытались защищаться, но один за другим теряли жизни. Жуткие ночные твари разрывали людей на куски. Лапы с когтями драли конскую плоть, вытаскивая внутренности.
- Конан! - закричал Серзак.
Киммериец опомнился и устремился к скалам. Следовало приберечь любопытство для чего-нибудь более безопасного.
16
Вход в туннель находился на высоте не меньше ста локтей на склоне отвесной скалы. Звуки жуткого пиршества стихли. Птиц и их жертв уже было не различить в ночном свете. Луна равнодушно взирала с холодной высоты.
Вход был широким и представлял собой глубокую воронку, заполненную камнями, которая жерлом направлялась вниз. Заботливые строители туннеля оставили смоляные факелы. Серзак принялся рассуждать о своей правоте, относительно предположения об истинном происхождении туннеля, и пока Конан добывал огонь, не замолк ни на мгновение. Страх все еще не оставил сказителя. Он сквозил в каждой его фразе, наполнял дрожью самые невинные слова.
Успокоился Серзак только тогда, когда оказался в туннеле. Идти по нему было крайне неудобно - особенно Конану, которому приходилось постоянно пригибаться, как будто он приближался к трону небесного императора, а когда пришлось перейти со стоп на колени, то еще и больно.
Длилось это мучение недолго. Ход расширился и стал выше. Конану удалось выпрямиться в полный рост. Но радовался он тоже недолго. Ход снова понизился, киммериец согнулся и опять перешел на коленный способ передвижения. Так было и дальше. Строители пещерной системы то ли поленились, то ли у них недостало времени.
В одном из высоких гротов Конан заметил паутину. Нити были намного толще обычных и в них вместо мух трепетали лепестки серых цветов. Они шуршали, словно драгоценные листы верительных грамот. Когда спутники подошли к паутине на расстояние в пять-шесть шагов, лепестки встрепенулись и полетели в их сторону.
- Кром! - воскликнул киммериец, когда обнаружил, что лепестки остры как бритвы. Они провели по его лбу и щекам несколько кровавых полос.
Конан взревел как разъяренный бык и завертел мечом с ураганной скоростью. Лети лепестки по прямой, он, наверное, сумел бы остаться невредимым, но они увертывались от его разящего меча! Они вели себя как стая хищных птиц. Те, что были отбиты, возвращались и резали противника в затылок и в шею. Конан рычал от ярости, но был вынужден отступать, понимая, что беспомощен перед этими злобными тварями как годовалое дитя.
Он сделал не больше десяти шагов. В конце концов, как и следовало ожидать, он оступился и предательский мох заскользил под его ногой. Конан потерял равновесие и стал падать. Ему удалось сгруппироваться и приземлиться на руки. Он сразу же попытался вскочить, но мох снова подвел его и киммериец упал, ударившись подбородком о подвернувшийся некстати булыжник.
- Ну как ты? - спросил спокойный голос Серзака.
Конан перевернулся на спину. Лепестки исчезли. Он посмотрел вперед и обнаружил, что паутины тоже нет. Только вдоль стены колыхались медленно тающие обрывки. Пока северянин наблюдал за ними, они растворились в воздухе окончательно.
Серзак стоял над ним, дружески улыбаясь.
Конан встал. Раны продолжали зудеть и кровоточить.
- Куда они исчезли? - осведомился он.
- Кто? - с искренним изумлением поинтересовался сказитель.
Конан вгляделся. Кожа старика была без единой царапины. Улыбка невинного дитя раздвигала его губы. Конан нахмурился.
- Лепестки, острые, словно нож брадобрея, - пояснил он.
- Ах, это, - понял Серзак. - Так они улетели. Они улетели бы и раньше, если бы ты не накинулся на них со злобой разъяренного кабана. И чем они тебя так обидели? Как только они попытались освободить нам путь, ты бросился в самую их гущу, и как безумный стал размахивать мечом. Они пробовали увернуться от тебя, но ты догонял их и рубил, словно они твои кровные враги. Если бы ты, наконец, не замотал самого себя и не поскользнулся на ровном месте, ты бы, наверное, уничтожил их. И откуда в тебе такая злоба? Что тебе сделали семена ромеи?
- Ничего, - буркнул Конан.
- Ромея отцвела, мы можем идти, - сказал Серзак.
Конан молчал. Тишина, соединясь с темнотой, стала невыносима, и Серзак завел бесконечный разговор о власти, о богах, о странных путях неба, земли и подземного мира. Пути эти разошлись еще в самом начале бытия и сойдутся только в самом конце, перед тем как вселенная перестанет существовать. Серзак утверждал, что всем управляет время, бесконечное существо, по мнению философов имеющее сферическую форму. Другое имя времени - смерть. Иногда время прикидывается любовью.
Конан не выдержал.
- Хаос, - сказал он. - Вот подлинный властелин мира.
- Но ведь Хаос в свое время укоротили его сыновья, - возразил Серзак. - Он перестал быть властелином мира еще до того, как появились первые люди. Хаос плохо воспитывал своих детей, вот они и взбунтовались. Кроме того, он совершенно не понимал никаких систем и не создавал никаких законов. Он был дик, как какая-нибудь лесная свинья!
- Не то ты говоришь, старик, - сказал Конан. - Или мы с тобой говорим о разном. Я говорю не о том глупом представлении о хаосе, которое придумали себе атланты. Ничего подобного! Я имею в виду безличный хаос! Тот, что ни во что не оформлен и существует всегда. Ибо он внутри всякого порядка, внутри всякого закона.
- Извини, парень, - заявил Серзак, - но мне этого не понять… И вообще, я не понимаю, откуда в тебе это? Ты иногда ставишь меня в тупик. С виду ты прост, но подчас мне чудится в тебе что-то темное, чудится, что ты что-то скрываешь…
Глаза Конана уловили некое изменение в окружающем. Он остановился и завел факел за спину, чтобы убедиться в этом.
- В чем дело, я обидел тебя? - спросил Серзак.
- Мне кажется, я вижу впереди свет! - ответил киммериец.
Он не ошибся. На другой стороне туннель выходил в долину, усеянную серыми камнями. Голый, унылый пейзаж навевал тоску и сомнения в том, что в ближайшее время удастся найти еду и питье. Не было ни кустика, ни деревца, ни травинки. Ни животному, ни птице жить здесь было негде, разве что змеям и скорпионам.
Выход располагался почти на уровне долины. Серзак и Конан просто спрыгнули. Из-под ног Конана метнулась длинная маслянистая тень.
- Я же говорил, что мы выберемся! - заявил Серзак.
Восток окрасился кровью, как лицо невинного юноши, впервые посетившего бордель. Лунная медь потускнела. Розовые лучи, бьющие с востока, разгорелись, быстро превратившись в золотые, и на горы покатился рассвет, зажигая снежные вершины. Звезды одна за другой бледнели, растворяясь в небесной глуби.
17
Тысячу лет назад пограничная крепость Удахмабари была самым надежным оплотом цивилизации и культуры с западной стороны Вендийских гор. Но время не пощадило ее. Развалины Удахмабари издалека можно было принять за кучу камней, и лишь железные столбы ворот еще указывали на былое предназначение этих камней.
Горкан спешился, привязал коня к западному железному столбу и вошел в город. Прыгая по камням, он добрался до того места, где когда-то располагался веселый дом, жилище цветов, как принято было называть подобные заведения в прежнее время. Много дней и ночей посвятил Горкан цветам, орошая их своим потом и жизненной влагой, благо он знал секреты неиссякаемой силы и неувядающей страсти. Его любили все цветы Удахмабари, ни один, даже самый невзрачный, не обошел он своим вниманием.
Словно памятник веселому дому, на его месте, среди развалин цвели красные цветы. Горкан присел на обломок капители и сорвал один из цветков. Запах у него был удивительный. Смесь амбры, мускуса и миндаля.
Кругом вздымались останки башен, пронизанные трещинами, в которых уже давно поселился густой мрак. Окна остались только в подвалах и цокольных этажах, окна, словно провалы в преисподнюю, из которых исходил холод вечного мрака.
Мерзость запустения царила здесь.
Под ногами Горкана, словно скелет исполинской змеи, лежала толстая ржавая цепь, служившая раньше, насколько он помнил, для поддержания подвесного моста между домом цветом и питейным заведением. Над головой неслись серые, тягучие облака.
Раздавалось непрерывное шуршание, словно шепот пересыпающихся песчинок в часах. Горкан вслушивался, но все никак не мог понять происхождение звука. Серая тень мелькнула под ним. Он нечаянно сжал пальцы и смял цветок. Теперь цветок выглядел как чья-то загубленная душа. Горкан бросил его и снова увидел мелькнувшую тень.
Повинуясь внезапному импульсу, он вскочил на обломок капители. Внизу прошмыгнуло серое тело с голым хвостом. Крыса - и размером с добрую собаку!
Горкан снова окинул взглядом окружающий город. Теперь во всех тенях ощущалось живое движение. Острые дергающиеся морды, шевелящиеся усы, черные бусинки глаз, розовые лапы.
Заржал конь. Горкан посмотрел в сторону городских ворот, но из-за развалин ничего не увидел. Крыса, размером с собаку, обнаглела и вышла из тени. Следом за ней потянулись и остальные. Они напоминали зрителей, собирающихся вокруг лобного места, посмотреть на казнь. Горкан вынул оба ножа, что были у него на поясе. Драгоценный меч против крыс применять было стыдно. Крысы громко пищали, визжали, переругиваясь друг с другом. Задние напирали на передних и даже лезли по их спинам. Тут и там возникали отчаянные драки.
Горкан не отводил взгляда от самой большой крысы. Она поднялась на задних лапах, поставив передние на край капители. Горкан подскочил к краю и попытался вмазать сапогом крысе в морду, но она увернулась. Крысы стали подпрыгивать на месте. Ржание коня внезапно прервалось.
Снова появилось движение в тенях вокруг. Горкан с ужасом увидел, что к нему приближается еще с десяток огромных крыс.
Магия впрямую на крыс не действовала, а чтобы использовать в битве мертвые предметы, сил у Горкана было недостаточно. Он сосредоточился на себе и перешел в ускоренную жизнь. Тело его заработало в пятьдесят раз быстрее обычного. Движение вокруг замедлилось. Вместо писка и визга Горкан слышал теперь протяжные низкие звуки. Первая большая крыса медленно оттолкнулась ногами и полетела вперед и вверх. Атака началась.
Когда крыса коснулась лапами среза капители, на котором стоял Горкан, он был уже полностью готов. Он видел и остальных прыгающих крыс, находящихся в полете. Он осторожно, точно рассчитав свое непрерывное движение на несколько мгновений вперед, шагнул к краю, наклонился и отрезал первой прыгнувшей крысе голову. Ножи красных разбойников были хороши.
Из нижнего положения он аккуратно развернулся и поразил следующую крысу, вскрыв ей живот. Такой способ уничтожения крыс показался Горкану наиболее рациональным и остальных нападавших животных он убил так же.
Мелкие крысы кинулись назад, в спасительную тень. Передние побежали по спинам задних. Горкан спрыгнул с капители, подняв сильный ветер, от которого взлетели мелкие камни и ближайшие к нему крысы, и пошел к городским воротам. Ветер по-прежнему свистел у него в ушах. Пыль, поднятая Горканом, повисала в воздухе. Он казался густым как вода.
Горкан не успел. Коню было уже не помочь. Животное еще жило, но живот у него был разорван и внутри сновали мелкие крысы. Крупная крыса сидела на шее и примеривалась к ней. Горкан перерезал коню жилы, а затем перебил всех крыс.
Ускорение кончилось. Звуки снова стали обычными - писк, визг и шуршание. Навалилась страшная усталость. Горкан склонился к коню и принялся пить его теплую кровь.
18
Вендийские горы - не лучшее место для человека. Особенно, если учесть, что у него при двух ногах две головы. Кроме того, ветер, холод и отсутствие воды тоже не способствовали оптимизму.
Одна голова была скрыта капюшоном, а на лице второй ясно читались сомнения в правильности выбранного пути. Несмотря на обещания, серый камень никак не желал переходить в цветущую долину со звонкими прозрачными ручьями.
- Что-то мне это начинает надоедать, - сказала одна голова.
- Ты говорил то же самое и утром, - заметили из-под капюшона.
- Все равно, не мог бы ты все-таки идти своими ногами? Почему я все время тебя несу?
- Потому что только я знаю, как добраться до города Хорто, Конан, - с ясным сознанием правоты ответила вторая голова.
Конан промолчал.
- Кроме того, - подумав, ответила вторая голова, - у тебя гораздо больше сил, ты молод и здоров, и хоть ты и проводил свое время в объятиях женщин, которые, как известно, служат богине смерти, ты все равно способен преодолеть то, что мне давно уже не по силам, да и к тому же ты можешь меня нести, а я тебя нет.
- Признаю твою правоту, Серзак, - сказал Конан. - Но, насколько я помню, ты ведь и сам не отказывался от женщин, по крайней мере, от тех, которых привезли люди Харборда? Ты живо болтал с ними и гладил их ноги.
- Увы, мой юный друг, и я не лишен пороков. Женщина, как сказал один мудрый человек, это - кусок мяса, зато какой вкусный! Признаюсь тебе, в юности я был падок до женщин, ни одной ночи я не проводил без их сладких объятий, и вот результат - я стал слаб и немощен, мужская моя сила сошла на нет, я только и могу, что говорить с женщинами, гладить и ласкать их, но больше ничего… - последние слова Серзак сказал таким печальным голосом, что Конан смутился.
- Говорят, в этих горах живет змея, которая обладает двумя головами, - сказал он, задумчиво глядя поверх гор. - Одна голова у нее с лицом человеческого ребенка, другая - как у скорпиона. Когда одна голова спит, другая бодрствует. Если человек увидит ее первым, то змея умрет.
- Где ты услышал подобную глупость? - осведомился Серзак. - Наверное, - задумчиво предположил он, - это рассказал тебе какой-нибудь собутыльник или шлюха, которая решила поработать языком не только в известном смысле.
Конан неопределенно кивнул, а Серзак с удовольствием принялся развивать свое предположение:
- Она сказала это специально, желая поразить тебя необычным рассказом, чтобы и в следующий раз ты воспользовался именно ее услугами в решении личных проблем, запомнив ее по рассказу. Интересно, как ее звали? И где ты пользовался ей?
- Тише, - вдруг сказал Конан.
- Что… - по инерции продолжил Серзак, но сразу осознал неуместность каких-либо вопросов сейчас. Ясно было, что северянин не шутит.
Конан пригнулся, как пантера, готовящаяся к прыжку, и ссадил старика на землю. Хищные глаза варвара уставились на груду камней справа. Много лет назад эта груда, похоже, была пограничной крепостью. До сих пор остались железные столбы ворот.
Конан вынул меч и, держа его перед собой так, чтобы можно было отбить летящую стрелу, пошел к остаткам ворот. За большим камнем с полустертым рисунком птицы, как ему показалось, он недавно заметил движение. Чутье подсказывало ему, что это не было движение животного. Шаг за шагом, вкрадчиво ступая, словно снежный барс, Конан приближался к камню.
Неожиданно из-за камня вылетел меч в ножнах. Он упал на мерзлый песок, и в створе ворот сначала появилась высокая человеческая тень, а затем и сам человек. Он был черен кожей и бел головою как лунь. Седые волосы завязаны в тоненькую жалко торчащую косичку, заплетенную черной лентой. Желтые глаза излучали жесткость, впитанную с молоком матери. Одет он был в кожу. Серую мертвенно бледную кожу какого-то странного животного. Конан никогда прежде не видел одежды из такой кожи.
- Я не желаю вам зла, - с белозубой улыбкой сказал незнакомец.
- Ты следил за нами, пес? - осведомился Конан.
Улыбка сползла с лица человека как тень облака, но сразу вернулась вновь. Только взгляд стал еще более жестким.
- Нет, вы напрасно обвиняете меня, - произнес он. - Я спрятался здесь только потому, что испугался, увидев в горах незнакомых людей. Но теперь я вижу, что у вас нет злых намерений. Вы - не убийцы и не грабители.
- Да, мы мирные люди, - подтвердил Конан, задумчиво глядя на свой меч. - По крайней мере, до того момента, когда нас пытаются одурачить. - Он с гулом крутанул меч перед собой. Но то, что могло произвести неизгладимое впечатление в Шангаре, в Вендийских горах выглядело глупой бравадой. - Впрочем, это сейчас неважно, - смущенно добавил он.
- Чего же вы испугались двух мирно беседующих людей? - спросил подошедший Серзак, с сомнением оглядывая мощную пропорционально сложенную фигуру незнакомца.
Серзаку сразу не понравилась подчеркнутая почтительность, с которой старался держаться чернокожий. Такие люди, как правило, либо мошенники, либо убийцы, а если не то и не другое, то уж, значит, за их душами водится что-то ужасное.
- Я не знал, что вы мирно беседуете, - ответил негр.
- Ладно, - сказал Конан. - Бери свое оружие. А вообще-то бросаться им нехорошо. Не знаю, как там принято у вас, а в Киммерии, человек, бросивший оружие, даже не попытавшись сразиться, считался бы за женщину и лишился бы всех прав. Впрочем, киммериец такого никогда не сделает. Скорее уж солнце пойдет в обратную сторону или пламя станет холодным!
Конан сильным движением вернул меч в ножны, отвернулся и быстро зашагал прочь. Вниз, в прежнем направлении.
Незнакомец некоторое время стоял не двигаясь. Улыбка вновь покинула его лицо, на этот раз - более основательно. Толстые губы превратились в сомкнувшиеся крепостные валы.
- Слова не сдвинут гору с места, - наконец сказал он, нагнулся и поднял оружие. - Я - Горкан из Кешана. Похоже, нам с вами по пути. Я рад, что обрел таких спутников. Мне еще не приходилось видеть людей более достойных.
- Я верю тебе, - сказал Серзак, улыбаясь довольно, как кот, получивший на завтрак большую свежую рыбу. - А теперь у меня к тебе будет одно маленькое предложение.