19
Старый заброшенный колодец первым обнаружил Горкан. Он уже начал ворчать под грузом добросердечного Серзака, который всю дорогу говорил ему о звуках речи, как вдруг остановился и стал оглядываться, словно вспоминая что-то из глубокого прошлого.
Конан, шедший впереди, обернулся, перестав слышать привычное журчание стариковского голоса.
- Что случилось? - поинтересовался он, кладя руку на меч.
- Да, здесь, точно здесь, - слегка рассеянно отозвался Горкан.
- Да что здесь-то? - не вытерпел Серзак.
- Вас, кажется, мучила жажда? - осведомился кешанец. - Так вот, здесь колодец. Вон там, в той расщелине. Надо только пройти несколько десятков шагов.
- Ты уверен, что никогда раньше тут не бывал? - с подозрением спросил Конан.
- Я видел очень подробную карту с пейзажами. Кроме того, мне много рассказывал об этих местах мой отец, который здесь бывал не раз. - С этими словами Горкан первым направился к расщелине. - Только вот что, - добавил он. - Чуть не забыл. Отец говорил мне, что колодец охраняется духами местности, вообще-то считается, что они бесплотны, но я в этом не уверен. - Он освободил из ножен меч.
Конан отметил, что оружие было старинной и весьма искусной работы. Таким оружием мог владеть только истинный воин. Обыкновенный смертный, даже если бы случайно обрел подобное оружие, вскоре бы расстался с ним - и заодно со своей жизнью.
- Стой, - сказал Серзак. - Я, пожалуй, сойду.
Горкан нагнулся и сказитель довольно резво для раненого спрыгнул с него. Конан присоединился к кешанцу.
Горкан с уважением посмотрел на меч киммерийца.
- Ты поосторожнее с этой игрушкой, - по достоинству оценив длину меча варвара, счел нужным заявить он. - Здесь узковато.
Расщелина встретила незваных гостей мерной капелью. Вода струилась по замшелым камням, просачивалась сквозь трещины. Воздух был холодным и сырым. Конан сразу же подставил руку под падающую каплю и собрался слизнуть влагу с ладони, но Горкан резким движением ударил его под локоть. Конану с трудом удалось преодолеть желание проткнуть кешанца мечом.
- Ты что? - вместо этого сдавленно спросил киммериец.
- Подожди, - ответил Горкан. - Вода может быть ядовитой. Подойдем к колодцу, увидим.
По мнению Конана, увидеть, ядовита вода или нет, довольно сложно, если яд прозрачен, а капающая и струящаяся вокруг вода была совершенно прозрачна. Так что оставалось неясным, чем им может помочь созерцание колодца.
- Вода - это жизнь, - сказал Конан. - А жизнь - это всегда риск. Пока ее не попробуешь, не узнаешь.
- Все же не советую, - ответил Горкан. - Думаю, позже ты поймешь, что я был прав. Время рассудит нас. Причем, очень скоро.
Из глубины расщелины раздался жуткий стон, заставивший киммерийца вздрогнуть всем телом. Вокруг Горкана заклубился туман. Плотный туман, больше похожий на слипающиеся хлопья снега, молочно-белую пургу долгой асгардской ночи. Он ворочался, словно живое существо, потревоженное во сне.
- Горкан! - окликнул Конан, но поздно.
Кешанец полностью вошел в туман и перестал быть виден. В тумане заплясали языки холодного пламени. Снова послышался ужасный стон. Конан крепко сжал оружие и бросился на помощь.
Прикосновение странного тумана было как прикосновение лягушки: скользкое, подвижное, мертвенно-холодное. Лезвие меча с шелестом чертило в тумане петли. Серые тени на фоне белизны появились впереди и метнулись к киммерийцу. Он поймал первую тень на острие меча и почувствовал, что тень не бесплотна. Меч словно вошел в густую болотную жижу. Раздалось хлюпанье, и из тени брызнули темные струи, прожигая туман. Другие тени замешкались, и это дало Конану возможность собраться с силами и атаковать. Страх перед неизвестным прошел. Киммериец теперь понял, что имеет дело со смертными существами, и рьяно взялся за дело. Он стремился вперед и рубил направо и налево, не позволяя ни одной тени дотянуться до себя. Туман быстро редел.
Твари, напавшие на Конана, оказались похожи на черных пиявок. Даже расчлененные, они пытались доползти до ног киммерийца. Конан давил их, и чернильная плоть растекалась по полу. Лезвие меча дымилось от густой темно-синей крови.
Когда последняя летающая пиявка была разрублена и раздавлена, еще одна тень метнулась в направлении Конана. Он уловил движение краешком глаза и резко развернулся, опуская меч. Сталь зазвенела о сталь.
- Осторожнее, я же просил, - спокойно сказал Горкан, сдержав удар оружия киммерийца.
Меч чернокожего тоже дымился от темно-синей крови.
- Я не заметил тебя, - заявил Конан.
- Ты неплохо владеешь этой игрушкой, - сказал кешанец. - Мы пришли. - Он показал острием меча на бесформенную, как показалось сначала Конану, ледяную глыбу. - Вот колодец.
Здесь было самое широкое место в расщелине. Глыба, размером со слона, покоилась на основании из каменных квадратных плит. По основанию вилась затейливая надпись на смутно знакомом Конану языке. Кажется, он видел похожие надписи на стенах кемийских гробниц в городе мертвых.
Снова раздался тот самый стон, который Конан слышал, перед тем как вступить в туман. Ледяная глыба зашевелилась. Она вовсе не была бесформенной. Несколько мгновений она напоминала толстую и короткую свечу, оплывающую от жара, потом наверху обозначились два круга. Они лопнули, как пузырь в болотной жиже, и на пришельцев взглянули огромные белые с черными зрачками глаза. Жуткие глаза из иного мира, не имеющего никакого отношения к миру под солнцем.
- Главный хранитель, - пояснил Горкан.
Хранитель приподнялся над каменной кладкой, и к Горкану, который стоял ближе, устремилось толстое щупальце. Оно было серое сверху и розовое на внутренней стороне, где рядами располагались присоски, двигающиеся и шевелящиеся, словно сотни маленьких сморщенных ртов.
- Великий Кром! - воскликнул Конан.
Горкан рубанул вниз. Брызнула темно-синяя кровь. Щупальце вздулось на месте раны. С краев раны стала сочиться молочная жидкость и края потянулись друг к другу. Кешанец ударил снова. Щупальце дрогнуло и стало втягиваться обратно. Но вместо него хранитель выпростал еще несколько щупалец потоньше. Они, извиваясь как клубок червей, устремились к людям.
Конан опомнился и кинулся вперед. Скользкое щупальце, оказавшееся обжигающе холодным, задело плечо киммерийца и содрало с него кусок кожи. Он, не останавливаясь, отрубил щупальце, забившееся на полу, словно обезглавленная змея.
Горкана обвили сразу несколько щупалец, и он с остервенением рубил их, но все новые и новые оплетали его, забираясь выше. Одно из щупалец обхватило кешанца за шею. Он не выдержал бешеного натиска и упал, истекая кровью.
- Доберись до глаз! - выкрикнул он.
Конан перепрыгнул через кешанца и бросился к хранителю, увертываясь от вьющихся щупалец с ловкостью обезьяны. Древняя тварь, видимо, еще не пробудилась окончательно от долгого сна и не вполне могла уделять внимание сразу двум нападавшим. Она чересчур увлеклась расправой с Горканом и не сообразила, что второй человек не менее опасен.
Темное сознание хранителя слишком поздно отреагировало на атаку киммерийца. Острие длинного меча впилось в глаз и пошло дальше. Конан постарался вложить в стремительный удар всю силу. Расщелина заполнилась стоном, во много раз более громким, чем все предыдущие. Эхо заметалось между отвесными стенами.
Конан почувствовал, что меч достиг дна глазной впадины. Раздался хруст и меч провалился дальше. Щупальца взметнулись вверх, заодно подбросив Горкана. Кешанец пролетел по воздуху, со стуком упал и застыл без движения.
Щупальца заскользили по спине Конана, в клочья раздирая кожаную одежду. Он резко выдернул меч и воткнул его во второй глаз хранителя. Новый стон потряс расщелину. Щупальца разом обмякли. Хранитель стал таять, проваливаясь в колодец, как будто был обыкновенной ледяной глыбой.
20
Кешанец лежал, словно сломанная кукла. Левая рука была неестественно вывернута, грудь не вздымалась, кожа покрыта инеем. Конан присел над соратником и повернул его голову лицом к себе. Глаза Горкана были открыты, губы застыли в жуткой улыбке.
Он был странным человеком, этот кешанец, чернокожий варвар, да и был ли он человеком вообще? На сей счет у Конана имелись крупные сомнения. Он протянул ладонь, намереваясь закрыть глядевшие на него глаза. Неожиданно зрачки шевельнулись.
Конан снова почувствовал приближение чего-то темного и зловещего, силы, уходящей в глубину веков, туда, где землей владели армии ада и все было наполнено черным нечеловеческим колдовством. Он отдернул руку от лица Горкана, как от внезапно ожившей змеи.
Губы кешанца сомкнулись, иней стал испаряться. Скоро кожа его выглядела как прежде. Здоровой и цветущей кожей молодого негра. Пальцы заскребли пол и правая рука снова сжала старинный меч. Оружие словно влило в кешанца новые силы, помогло ему войти в очередную жизнь. Конан не сомневался, что Горкан только что был мертв.
- Ну как ты? - спросил Конан.
- Ты все-таки убил его, - сказал кешанец, вставая. - Я не ошибся в тебе, ты как раз тот, кто мне нужен. - Он пристально смотрел на киммерийца, оценивая, насколько подозрительно относится тот к существу, имеющему не одну, а несколько жизней.
- Кто ты и зачем я тебе нужен? - поинтересовался Конан.
Горкан не ответил. Он приблизился к колодцу и заглянул внутрь.
- Ты еще не пил из него? - Тревога прозвучала в голосе кешанца. Он неподдельно беспокоился за своего спутника, значит Конан действительно был ему нужен. Он не лгал. Северянин решил, что, по крайней мере, в ближайшее время ему от кешанца вреда не будет, и можно вполне довериться ему.
- Нет, - ответил Конан.
- Слава Сету, - сказал Горкан. - Подойди сюда.
Конан заглянул в колодец.
В прозрачной воде густо ветвилось какое-то растение с фиолетовыми листьями и огненно-красными цветками. Оно медленно вращалось. Листья были с зазубринами по краям и выглядели как стигийские ножи для жертвоприношений. Сквозь листья и цветки виднелось дно, усеянное человеческими черепами.
- Я бы сказал, что мне это не нравится, - заявил Конан.
- Если бы ты попробовал испить воду, пока это растение там, тебе бы понравилось еще меньше, - объяснил Горкан. - Правда, не сразу. Сначала оно пустило бы в тебе корни, предварительно выделив обезболивающий наркотик. Я слышал, что это даже приятно и жертвы стонут от радости, пока растение ест их изнутри. А потом они начинают кричать, и уже не от счастья. Растение разжижает человеческие ткани, они превращаются в отвратительную слякоть - и мясо, и кости. Целой остается только голова. Растение забирается обратно в колодец и выращивает из человеческих останков и воды ледяного осьминога, который защищает колодец, пока, наконец, его не убьет какой-нибудь смельчак и не выпьет воды, мучимый жаждой. - Горкан в задумчивости зачерпнул из колодца и смотрел, как влага просачивается сквозь пальцы.
Конан невольно шагнул назад.
- Ты что, пришел сюда, чтобы стать осьминогом? - спросил он.
- Вовсе нет, - ответил кешанец. - Настало время прервать круг.
Он сунул свой меч в воду. Зазубренные листья потянулись к нестерпимо засверкавшему лезвию и принялись обвивать его. Мышцы на руке Горкана вздулись буграми, но он даже не изменился в лице. Все новые и новые листья обвивали меч. Растение стало вращаться все быстрее, вода забурлила. Черепа, увлекаемые течением, поднялись в безумном хороводе.
Горкан потянул меч на себя. Верхние листья забили по поверхности воды, поднимая брызги, словно вытащенные неводом рыбы. Конан на всякий случай отошел еще на несколько шагов. Горкан тоже стал отступать, как рыбак, вытягивая на воздух подводного обитателя. Показались первые цветы. Оказавшись без воды, они вяли и загнивали в считанные мгновения. Это было похоже, скорее, на соприкосновение с огнем, чем с воздухом. Из воды с громким всплеском вылетели три черепа и разбились о стены, как яичная скорлупа. Появились корни, тонкие, белые. Они хватались за камни, но не могли удержаться. Наконец Горкан вытянул растение целиком. Листья, обвившие меч, уже почти добрались до его руки. Кешанец бросил оружие. Растение свилось на полу кольцами, напоминая клубок дождевых червей, и таскало меч туда-сюда в бессильной ярости.
- Это последнее, - сказал Горкан. - Я надеюсь, - добавил он, - больше таких тварей на земле не осталось.
Скоро растение прекратило бессмысленно терзать меч. Горкан нагнулся, поднял оружие и очистил его от слизи, оставшейся от чудовища.
- Готовь бурдюки. Вода мягка и податлива, она занимает любую форму, и это есть одна из величайших тайн творца, - произнес он. - Теперь нам ничего не грозит.
Вода оказалась приятной на вкус, но много Конан выпить не смог. Зато Серзак, когда они вышли наружу, сразу с жадностью схватил бурдюк и присосался к нему, опустошив не меньше, чем на треть. Глядя на радующегося старика, Конан не стал уточнять, чего эта вода стоила.
21
Желтые флаги над воротами города Хорто развевались второй день и крестьяне, завидев флаги издалека, поворачивали обратно. Воля великого бога Ангираса, провозглашенная царем, состояла в том, чтобы закрыть город, дабы не проникла в него всякая мерзость и скверна. Стражники в полном вооружении целыми днями стояли на стенах и вглядывались вдаль. Обитатели города были недовольны, ибо лавки опустели, а те товары, что в них остались, повысились в цене.
Царь Воледир приказал выдавать людям хлеб бесплатно и, желая не только не допустить внешней скверны, но и очиститься от внутренней, решил совершить обряд изгнания белого тигра. К полудню второго дня изоляции все было готово. Семь детей - две девочки и пять мальчиков - намащенные благовониями стояли в Бассейне Последней Крови. Их тела были обнажены и расписаны красными и черными знаками скверн. Белый тигр рычал и метался за толстыми железными прутьями. Воледир вошел в полном одеянии Избавителя от Скверны и кивнул, приказывая начать.
- Пусть будет очищен город! - провозгласил священный палач.
Он воздел вверх руку. Широкий рукав упал, открыв вьющийся по коже спиральный шрам со вставленными в него маленькими серебряными иглами.
Забили в барабаны из кожи девственниц. Чернокожие рабы открыли Ворота Изгнания. Снаружи раздались громкие крики черни. Царь не мог расслышать, что именно кричат его благодарные подданные, но был доволен бурной реакцией.
Народ выстроился вдоль Железного Пути к Малым Внешним Воротам в Облачной Обители и размахивал банановыми листьями с надписью "Пусть белый тигр унесет наши грехи".
Священный палач принялся вращать колесо, поднимающее решетку, отделявшую детей скверны от белого тигра. Рычание животного стало еще более нетерпеливым. Воледир радостно улыбнулся, глядя как большая кошка просовывает под медленно ползущую вверх решетку лапы с растопыренными когтями.
Заплакала одна из девочек. Царь нахмурился. Раб с бичом постарался успокоить крошку точно рассчитанным ударом между лопаток. Красный росчерк дополнил иероглифы на спине девочки и она сразу перестала рыдать. Барабаны застучали еще громче. Тигр уже просовывал под решетку свою огромную морду.
Крики толпы снаружи стали явственнее.
- Да будешь, ты, царь, жив, здоров и могуч! - ликовали люди.
Воледир подумал, что народ любит его больше, нежели отца. При отце никогда не проводили Изгнание Белого Тигра и народ роптал. Теперь, даст бог, пророчество не сбудется. Три месяца назад, когда отец Воледира добровольно ушел от дел, приняв яд из рук любимого сына, ему казалось, что жизнь завершается, город падает в глубокую пропасть вместе со своими дворцами, храмами и милостивыми богами. Теперь у него появилась надежда.
Решетка поднялась настолько, что тигр протиснулся в бассейн. Вместо того, чтобы сразу броситься к детям, он потянулся, словно мог знать, что никуда они от него не денутся, потом подобрался и стал готовиться к прыжку, мягко перебирая передними лапами и раскачиваясь из стороны в сторону. Готовился он долго. Воледир даже немного заскучал, но тут мальчик, ближе всех стоявший к тигру, не выдержал и бросился ко входу в Железный Путь. Тигр прыгнул.
Большая кошачья лапа с ленивой грацией полоснула по спине мальчика, сдирая с него кожу. Второй удар, направленный в голову, сбил мальчика с ног. Ребенок покатился к стене. Тигр нагнулся и откусил ему правую стопу. Белая морда повернулась к царю и Воледир с удовлетворением увидел запачканный кровью мех.
- Радуйтесь, люди! - провозгласил Верховный Жрец Белого Тигра. - Скверна от нас уходит!
Барабаны на миг смолкли, а затем зазвучали вновь, уже в другом темпе. К ним присоединились длинные трубы, в которые дули музыканты, стоявшие на крыше храма.
Девочка с красной отметиной сама бросилась к тигру, протягивая к нему ручки. Он с удовольствием перехватил ее пополам, хрустнул позвоночник и девочка безжизненной куклой вывалилась из тигриной пасти. Настал черед и всех других. Белый тигр играл с мертвыми и полумертвыми телами и понемногу насыщался.
К середине восьмой стражи все было кончено.
Воледир приказал выкатить для народа бочки со сладким вином и начать гнать белого тигра по железному пути. Зверь поначалу решил, что с ним играют, и не желал двигаться с места, лениво огрызаясь и пытаясь выбить длинные палки из рук людей, но когда удары сделались чуть сильнее, понял, что с ним не шутят, и хочешь, не хочешь, а придется уходить на полный желудок.
Люди, успевшие набраться храбрости в бочках со сладким вином, совали сквозь железные прутья Пути руки и пытались подергать тигра за хвост. Многим это удавалось, поскольку Путь был узким и тигр совершенно не мог развернуться. Толпа ревела от восторга.
Царь почувствовал радостное возбуждение и удалился из храма в нефритовые покои "Цветы и птицы", призвав к себе десять молодых храмовых прислужниц, еще не изведавших сладость слияния с мужчиной, но обученных надлежащим образом по древним трактатам и на практике скрытого наблюдения.
Тигр, неся в себе мерзость и беззаконие жителей города Хорто, удалялся из храма в сторону Внешних Ворот Облачной Обители. Он не понимал, почему все эти люди так веселятся и при чем тут его хвост. Сначала он пытался огрызаться, а потом перестал делать и это.
Довольная разгоряченная толпа, катя бочки на тележках, продвигалась по улицам города к внешней стене. Когда тигр скрылся в проходе Облачной Обители, по толпе пронесся единый вздох. В нем было и огорчение, и радость. Огорчение оттого, что тигр ушел, а радость оттого, что вместе с ним ушла и скверна.
Продолжая веселиться - сладкого вина было много - толпа направилась к торговым кварталам. Прошла по улице Бычьих Кож, свернула на Кровавую и слегка задержалась на улице Красных Фонарей, где часть мужчин затерялась в лабиринтах дворов с множеством входов. Зато толпа увеличилась на несколько женщин, привлеченных общей радостью и крепкими руками. На улице Отрады Царей, где жили первейшие из поэтов, люди разразились взрывами хохота, увидев прыгающую по крышам обезьяну, за которой гнались двое негров в набедренных повязках и одна раскрасневшаяся дородная матрона в развевающихся домашних одеждах. Обезьяна была из рода павианов. Злая собачья морда с нахмуренными, нависшими над длинным носом бровями, была густо измазана чем-то красным. Торчащий на голове хохолок придавал обезьяне вид комического актера певческого театра. В лапе обезьяна сжимала блестящий предмет. Негры грохотали по крыше, пытаясь набросить на павиана сеть, но это им никак не удавалось.