- Убейте его! - громко закричала матрона, чуть не свалившись с крыши, и когда павиан, отпрыгивая от негров, случайно поскользнулся и упал вниз, толпа мгновенно набросилась на него и удовлетворила желание женщины. Павиан был разорван на куски и втоптан в грязь.
Женщина кричала с крыши что-то еще, но ее уже никто не слушал. Люди вывалились на площадь Согласия, возбужденные новой кровью, и веселые от выпитого вина.
Сквозь площадь навстречу им двигалась другая процессия. Сыновья Шугадара несли на богато украшенных носилках большой красный гроб. Три гроба поменьше, лилового цвета, везли на высоких тележках чернокожие рабы. Родственники Шугадара до пятого колена шли за гробами, понуро опустив головы и неся на длинных бамбуковых шестах флаги с различными надписями, повествующими о добрых делах ныне покойного торговца и добродетелях трех его дочерей, уходящих в последний путь вместе с ним. Скорбные лица были выкрашены белой краской.
Услышав взрывы хохота и веселые выкрики беснующейся толпы с улицы Отрады Царей, сыновья, рабы и родственники покойных, все, как один, остановились в изумлении, возраставшем по мере приближения гуляк, которые и не думали почтительно умолкнуть при виде траурной процессии. Наоборот, они разошлись еще пуще.
- Глядите, это ящики с теми тремя сучками и их большим зайчиком! - выкрикнул кто-то из толпы, начавшей огибать процессию.
- Богохульники! - не выдержал один из родственников Шугадара и метнул в толпу бамбуковый шест. Раздался пронзительный женский вопль, а вслед за ним взревела вся толпа и, словно единый организм, качнулась в сторону траурной процессии.
Чернокожие рабы бросились на защиту хозяев. Гуляки возмутились подобной дерзостью. Завязалась жестокая драка. Сынов Шугадара сбили с ног. Красный гроб с грохотом обрушился на землю, крышка соскочила, и набальзамированное тело убитого торговца вновь увидело солнце. Пурпурные одежды мертвеца и драгоценные украшения на нем были восприняты как вызов городской бедноте, из которой большей частью состояла толпа гуляк. Одна, потом другая рука метнулись к трупу. Кто-то в спешке наступил на него. Сверкнули ножи. Сыновья Шугадара первыми пустили их в ход, но у противной стороны ножей было больше. Кроме того, у гуляк был явный численный перевес.
- Убийцы! - взвизгнул женский голос.
К какой стороне борющихся был обращен упрек, осталось неясно, но в тот же миг количество убитых стало расти. В пылу жестокой драки были раскрыты и другие гробы и тела дочерей Шугадара вновь были осквернены. Звуки тревоги со сторожевых башен разнеслись над городом.
Всадники-миротворцы появились быстро. Внутренние войска города в соответствии с приказом Воледира находились в чрезвычайной боевой готовности, и по первому же призыву башенных часовых оседлали коней и выехали на место происшествия.
Стражники были в закрытых шлемах со страусовыми перьями и в тяжелых вендийских кольчугах. Ноги укрыты поножами, левая рука защищена щитом, а правая - наручнем. Большая часть всадников в качестве умиротворяющего оружия имела длинные пики с привязанными к ним лисьими хвостами, десятники вооружены ятаганами.
Никто из нестройно завопившей толпы даже не успел бросить в них камень. Вал всадников смял первые ряды увлеченно дерущихся между собой людей, нанося смертельные удары пиками и лезвиями ятаганов. Кровь полилась рекой. Корчащиеся от боли тела с отсеченными конечностями и вспоротыми животами усеяли площадь. Толпа бросилась врассыпную, надеясь укрыться во дворах и улицах. Преследуя нарушителей порядка, стражники вломились в несколько ближайших к площади лавок. Рабы, охранявшие хозяйское добро, и вооруженные короткими мечами и трезубцами, оказались не менее сведущими в военном деле, чем регулярная армия, и несколько стражников оказались убиты. Другим это представилось вопиющей несправедливостью и они принялись уничтожать охранников вместе с охраняемыми лавками, а заодно и с их хозяевами.
Укрывшаяся во дворах толпа спешно вооружалась подручными предметами, которые можно было использовать в качестве оружия.
Медные кувшины, лампы, пестики со ступками - хваталось все, и человеческая ярость была столь сильна, что люди, не думая о последствиях, бросались в бой и в большинстве сразу гибли, натыкаясь на оружие более совершенное.
Дома вокруг площади Согласия стали больше напоминать бойню, чем человеческое жилье.
22
Узкое ущелье было перегорожено высокой каменной стеной. Наверху имелись зубья, раздвоенные как жало змеи. Блеск стали и, время от времени, раздающееся бряцанье, говорили о том, что за зубьями скрываются стражники крепости и приближаться к ней надо осторожно, а переговоры лучше провести на расстоянии.
Мелкие камни усеивали долину, словно когда-то над ней прошел каменный дождь. Земля здесь была рыхлой и на ней ничего, кроме слабой, пожелтевшей от сухости травы, не росло. Кроме травы и камней, отличительной особенностью долины были скелеты. В основном скелеты лошадей и людей. Кости были покрыты каким-то синим налетом, в некоторых местах собирающихся каплями, больше всего синего налета было на черепах. Не было ни одного скелета целиком. Черепа лежали всегда отдельно от остального. Создавалось впечатление, что здесь когда-то произошла битва с чудовищами, откусывающими лошадям и всадникам головы. Битва, закончившаяся поражением людей.
Серзак из-под ладони, приставленной к бровям, с неудовольствием и нескрываемым скепсисом осматривал стену крепости, перегородившей путь. Губы его беззвучно шевелились. Каменные блоки стены были плотно пригнаны друг к другу, так плотно, что и самый тонкий нож не прошел бы между ними. Сами камни были отполированы до блеска.
- Что будем делать? - спросил Конан, оглядывая склоны ущелья.
Они тоже были неприступны, по мнению киммерийца. Слишком крутые, чтобы можно было по ним идти и слишком гладкие, чтобы можно было по ним лезть, к тому же, ближе к вершине, стены становились отвесными, а потом и вообще нависали над долиной, создавая непреодолимый барьер. Нечего было и думать, что удастся миновать крепость. Оставалось надеяться, что защитники крепости сначала выясняют, кто перед ними, потом стреляют. Надежда призрачная, никто еще никогда не встречал таких странных стражников.
Серзак смотрел на зубья стены и пытался уловить, где, по мнению защитников крепости, проходит граница, за которой прохожий одним легким движением пальца, лежащего на спусковом крючке арбалета, превращается во врага.
- Дождемся темноты, - заявил Горкан.
- Ну хорошо, будет темнота, - сказал Серзак. - А дальше что? В темноте у нас вырастут крылья или в стене откроется проход? А может быть ты знаешь, как уговорить стражников спустить нам корзину и поднять нас на стену, чтобы мы в благодарность постарались перебить их?
- Ни то, ни другое, ни третье, - объяснил Горкан. - Дождемся ночи, - добавил он. - Только когда наступит тьма, ради Сета, молчите, и вообще не создавайте шума.
Ничего другого не оставалось. Солнце издевательски медленно тонуло в волнах горных кряжей. Темнота ползла как умирающая черепаха. Зажглась первая звезда, потом еще и еще. Синее небо продолжало темнеть, пока не стало совсем черным. Колючки звезд сияли гораздо ярче, чем на равнине. Полное лицо луны уставилось на горы с излишним вниманием.
На стене один за другим зажглись огни. Донеслись резкие голоса солдат, сменяющих стражу, и бряцанье оружия.
Долгое время ничего не происходило. Повинуясь Горкану, его спутники молчали и старались даже не шевелиться. Серзак, как выяснилось, довольно шумно дышал, даже с присвистом, что-то у него было не в порядке с легкими. Первым нарушил молчание сам кешанец.
- Нужна кровь, - объявил он. - Пусть земля выпьет крови.
Конан немедленно вытащил кинжал и провел глубокую черту на своей ладони, затем сжал ее в кулак. Кровь стала капать на песок. В призрачном свете звезд и луны было все же видно, как по земле расползается вширь темное пятно.
Задрожала земля. Мелкие камни стали подпрыгивать, словно приближалось стадо слонов или огромный табун лошадей.
Горкан вскочил, быстро оглядываясь. Что-то определив по движению травы, камней и песчинок, он сделал знак остальным следовать за собой и, отойдя на десяток шагов, потянул из ножен меч. Конан, почувствовав приближение опасности, вытащил меч даже раньше, чем это стал делать кешанец.
Земля в том месте, где они недавно сидели и где темнело пятно крови, стала вздуваться и почва двинулась, как вода, когда на поверхность всплывает из глубин морских какое-то жуткое гигантское чудовище. Затем земля провалилась.
Из земли высунулось что-то тупое, какой-то обрубок с лоснящейся поверхностью. Затем во мраке возникли три холодных красных глаза, светящихся голодом, в которых не было и намека на разум.
Червь двинулся к людям. Его рот был сейчас закрыт, он представлял собой просто маленькое сморщенное отверстие, сквозь которое тонкой струйкой лилась белая густая жидкость. Три красных глаза, сверкающие как рубины, располагались вокруг рта, по мере приближения они светились все ярче и ярче. Круглый рот медленно открылся, обнажив кольцо мелких направленных внутрь зубов.
Серзак громко завопил и упал на землю, забормотав что-то на незнакомом языке. Все произошло очень быстро, и Конану некогда было думать, почему Горкан чувствовал себя столь уверенно, когда в соответствии со здравым смыслом шансов на победу не было.
Конан прыгнул вперед и ударил по одному из светящихся рубинов. Глаз погас, но червь словно и не заметил этого. Возможно, рубины вовсе не были глазами.
Горкан тоже нанес удар одновременно с киммерийцем. Червь дернулся сначала в одну сторону, потом в другую, и сбил Конана с ног. Северянин увидел раскрывающийся рот прямо над своей головой. Запах от червя исходил отвратительный, как от куска гнилого мяса. Конан зарычал от ярости и ткнул острием меча червю в пасть, сломав ему один из зубов.
Червь сжал рот и поднялся над Конаном. Киммериец откатился из-под чудовища и вскочил на ноги. Серзак продолжал громко вопить.
Настал черед Горкана упасть под червя. Кешанец тоже поорудовал мечом во рту твари, лишив ее еще нескольких зубов и доведя до крайней степени ярости.
Конан воткнул меч в брюхо чудовища и стал проворачивать его. Тварь дрожала, но не пыталась вновь подмять киммерийца. Она явно была гораздо больше увлечена Горканом. В пылу борьбы Конан не сразу обратил внимание на то, что происходит с кешанцем, а когда все же обратил, то уста его невольно прошептали запретное имя бога шемитов. Рука Горкана по плечо была засунута в сомкнутый рот червя. Кожа вся была в дырах, сквозь которые проступало мясо, но лицо кешанца ничего, кроме сосредоточенности, не выражало.
Серзак перестал кричать и вдруг метнулся к червю с обнаженным кинжалом. Он ткнул твари в один глаз, потом во второй. Были рубины глазами или нет, а червю без них стало заметно хуже. Или просто удары Серзака совпали с чем-то скрытым от человеческих чувств. Как бы то ни было, чудовище оставило руку кешанца. Сползло с него и принялось зарываться в землю в другом месте.
Горкан накинул на руку плащ. На миг Конану показалось, что на руке совсем не осталось плоти, что из плеча кешанца торчат белые обглоданные кости. Горкан открыто улыбнулся.
- Нам надо спешить, - сказал он. - Ходы этих тварей не слишком прочные. Земля быстро обваливается. - Подавая пример, он первым прыгнул в дыру, из которой появился червь.
Серзак не заставил себя ждать. Перед тем как последовать за ним, Конан оглянулся на место сражения с подземной тварью, и подумал, что Горкан явно знает больше, чем говорит.
Внутри хода стоял тошнотворный запах гниющего мяса. С потолка непрерывно отваливались пласты склеенного песка. Стены были скользкими как свиные внутренности.
Серзак сразу же упал и Конан едва не споткнулся об него.
- Дай руку, - взмолился Серзак.
Конан рывком поднял старика и взвалил на плечо. Серзак опять пробормотал что-то на незнакомом языке.
23
Шаги Горкана раздавались уже на достаточно большом расстоянии. Кешанец не собирался никого ждать. Конан несколько раз поскальзывался, но мгновенно вскакивал. Падающий на голову и согнутую спину песок не позволял забыть, где они находятся и что в любой момент может случиться. Серзак тяжело дышал. Торопливые шаги кешанца стали раздаваться чуть ближе.
Судя по пройденному расстоянию, они должны были уже находиться у стен крепости, если не под ней. Ход шел, слава Крому, прямо и не отклонялся ни вверх, ни вниз.
Звуки шагов изменились. Стали суше, отрывистее. Хлюпанье прекратилось. Запах червя ослабел. Сверху прекратил сыпаться песок. Горкан остановился. Конан, почувствовав под ногами камень, подошел к кешанцу вплотную.
- Слышишь? - спросил кешанец.
Сквозь дыхание троих людей и шорохи земли явственно раздавался звук неумело терзаемых струн. Затем, как и следовало ожидать, послышался совершенно гнусный неразборчивый голос.
- Мерзавец совершенно не умеет петь, - очнулся Серзак. - Я бы с удовольствием отрезал ему язык и заодно уши, чтобы он окончательно отказался от музыки.
- Сейчас тебе представится такая возможность, - сказал Горкан. - Мы находимся под крепостью. Здесь уже не обычный ход червя. На наше счастье тварь проползла сквозь старый фундамент. - Кешанец постучал рукояткой меча по каменной стене. - Чувствуете?
Конан пожал плечами, однако его жеста никто не заметил, поэтому он был вынужден выразить свою мысль вслух:
- Да, но как мы пройдем дальше? Камень ведь еще прочнее, чем песок. Не думаю, что нам так легко удастся разрушить стену.
- Я знаю лучший выход, - заявил Горкан.
Он принялся методично обстукивать стену.
- Правильно делает, - заметил Серзак. - Так хорошо должно быть слышно только сквозь тонкую стенку. Я думаю… - Серзак собирался продолжить рассуждения, но Конан прервал его, грубо ткнув в зубы. Ему казалось, что дело Горкана будет эффективнее в полном молчании.
Стук стал другим и прекратился.
- Здесь, - уверенно сказал Горкан.
Сталь заскрежетала о камень. Послышалась серия отрывистых ударов разной тональности, а вслед за тем раздался скрип вынимаемого камня и появился прямоугольник тусклого красноватого света. Звуки музыкальных упражнений стали явственнее. Заплетающийся мужской голос пел о женщине, работающей на поле, от зари до зари не разгибая спины и ждущей своего возлюбленного год за годом. Запахло пивом, жареным мясом и затхлыми благовониями.
- Помоги мне, - попросил Горкан.
Конан опустил свою надоедливую, но ценную ношу и принялся вместе с кешанцем расширять проход, вынимая из стены камни. Сделав отверстие достаточным, Горкан просунул в него голову.
- Все нормально, - сказал он, всовываясь обратно.
Конан тоже заглянул. По ту сторону стены было длинное узкое помещение с кольцами в стенах, к которым крепились цепи. Узилище, но заброшенное. Цепи были ржавыми, кожаные ошейники съедены - кроме заклепок на полу ничего не осталось - и даже ни одного скелета у стен. Копошившаяся в дальнем углу крыса равнодушно посмотрела на голову Конана. Голова ничуть не заинтересовала животное. Щель под дверью была куда важнее. Сквозь нее и еще квадратные отверстия под потолком проникал свет и звуки.
Удовлетворенный осмотром, Конан втиснулся назад, и они с Горканом продолжили работу. Серзак тоже попытался убедиться, что все нормально, но его мягко отстранили.
Разбор стены не занял много времени и сил. Все трое тихо и спокойно проникли в узилище и подошли к двери. Крыса уже добилась своего и ее хвост исчез в щели. Конан подпрыгнул, зацепился за края отверстий, подтянулся и взглянул, что за ними.
За ними оказалась тесная караульня с обитой железом дверью с огромным железным засовом и грубо сколоченным столом. На столе стоял глиняный кувшин, тарелка с обглоданной костью и толстая свеча, накрытая колпаком из красного шелка с изображениями цветов и бабочек. Рядом, чуть отодвинувшись, сидел на трехногом табурете грузный мужчина с глазами навыкат. На коленях у мужчины стояла затейливо раскрашенная тыква-горлянка и он совершал у ее горла какие-то нелепые ласкающие движения толстыми пальцами и старательно открывал рот. Вглядевшись, Конан обнаружил, что от горла тыквы к ее пузатому низу тянутся две струны.
Конан опустился. Горкан внимательно осматривал дверь. Взглянув на киммерийца, коротко кивнувшего, он тоже кивнул и всунул между дверью и косяком меч. Конан последовал его примеру.
Еще один кивок - на сей раз гораздо энергичней, и мужчины разом налегли на мечи. Дверь поддалась даже легче, чем ожидалось. Она слетела с петель и грохнулась, подняв тучу пыли.
Северянин первым влетел в караульню, как бросающийся на зайца коршун. И пока незадачливый сторож думал продолжать ему петь или все же закричать от страха, Конан разрешил его проблему, перерубив горло. Бедняга забулькал и повалился на пол.
Тыква-горлянка выпала из мертвых рук.
24
Длинный сводчатый коридор на нижнем уровне крепости был надежным убежищем для уставших от многолетней службы воинов. Начальство относилось к ним с пониманием и посылало нести караул сюда, где никогда ничего не случалось и не могло случиться, но по странной прихоти верховного стража, раджи Гириша, нужно было выставлять пост. Стены из черного камня были покрыты пометом летучих мышей. Под ним угадывалась древняя резьба с изображениями умерших богов и богинь незапамятных времен. Свет трех синих фонарей делал землистые лица немолодых стражников мертвенно-бледными. Они прихлебывали пиво из больших кожаных кружек и по очереди бросали на раскрашенную черными и белыми стрелами доску два шестигранника из слоновой кости. Шлемы воинов были перевернуты и в них лежали кучки медных монет. В одном монет было раза в два больше.
- Тебе как всегда везет, Матхур, - сказал один из стражников, с искаженным злобой лицом глядя на выпавшие противнику две шестерки.
Матхур язвительно улыбнулся и ласково погладил себя по черной завитой бороде.
- Умение, только умение, Хавиш, - заявил он и с удовольствием загнал в золотые ворота еще четыре камня. У него осталось всего пять камней и он мог не слишком волноваться за исход игры, тем более, что противник даже еще не начинал заполнять ворота своей стороны.
- Что-то Ратхиша не слышно, - заметил Хавиш.
Он тряс в бочонке шестигранники с усердием маслобойщика.
Матхур пожал плечами.
- Наверное, заснул. После этого пива меня тоже всегда спать тянет, - Он заглянул в свою кружку. - Давай быстрее. Надо еще за пивом сходить… - Матхур поднял голову и лицо его совершенно исказилось.
За спиной Хавиша совершенно бесшумно появились три чудовищные человекоподобные фигуры. Они вышли с узкой лестницы, ведущей вниз в караульню, где должен был находиться Ратхиш. Фигуры отличались друг от друга - одна была черной, другая с плечами как у быка, а третья была маленькая и очертания ее скрывались серой хламидой.
Второй стражник перевернул бочонок.
- Вот… - сказал он и склонился над шестигранниками, желая взглянуть сколько ему выпало, но его желание так и не осуществилось, потому что ему отрубили голову.
Голова шлепнулась на стол, задев шлемы, и медные монеты рассыпались.
- Демоны! - заорал Матхур, пытаясь дрожащими руками дотянуться до алебарды, приставленной к стене.