Тимоня отскочил, перед ним извивался в багровом слипшемся песчаном коме истерзанный катран, второй пятился, заходясь сиплым шипением. Он не хотел драться, перед ним была гора еды - умирающий напарник. Но волк снова подобрался, готовясь к прыжку, и уцелевший катран стал отступать. Тимоня двинулся за ним, его морда была располосована острым, словно бритва, жестким плавником, но волк не обращал на рану внимания. Схватка возобновилась… и вскоре закончилась. Волк вскинул окровавленную морду, и Йоля вдруг поймала его взгляд - тяжелый, неподвижный как у мертвеца. Тимоня зарычал - зрители отозвались дружным ревом.
Служители, блестя переливающимися жилетками, пробежали вдоль решеток, окружающих Арену. Волк, гордо задрав окровавленную морду, потрусил к выходу. На катраньи туши он даже не глянул. Толпа провожала его восторженным ревом…
- Правильно ушел, - буркнул Игнаш. - Я бы вот тоже так… да не смогу.
- Чего, дядька? Чего бы так?
- Я хотел бы тоже так уйти, - задумчиво проговорил Ржавый. - Молча, не глядя ни на кого и задрав голову. И плевать на добычу. Человек так не умеет… а жаль.
Когда ворота за Тимоней защелкнулись, служители стали разбирать решетки, люди поднимались с мест, они, размахивая руками, обсуждали поединки. У кассы букмекера снова началась драка, замелькали дубинки прокторов…
К гостям в клетку поднялся сам усатый распорядитель игр.
- Ну как, гости дорогие, по нраву веселье? Таких боев, как на нашей Арене, по всей Пустоши не сыскать! - в голосе усатого была искренняя гордость. Еще бы, эти бои, наряду с Арсеналом, составляли гордость Корабля и приносили доход его обитателям.
- Да, развлекательно, - кивнул Самоха. Подумал и добавил с нажимом, - оч-чень!
- Волк хорош, - согласился Мажуга. - Зверь!
- Тимоня наш знаменит, зверь, да. Ну а теперь бы к столу, а? Посидим, обсудим нашу… хм-м… дружбу? Я провожу?
- Давай уж, Самоха, теперь без нас, - твердо сказал Игнаш. - Это боле по твоей части, а мы к нашим двинем.
Самоха пытался возражать, что, де, ему одному не с руки, но Мажуга твердо стоял на своем. Их с Йолей служитель в блестящем жилете сопроводил в Трубу. Там было пустынно и тихо. Вдоль боксов, занятых приезжими торговцами, прохаживались прокторы и харьковские каратели в желтых жилетках. Следили, чтобы никакой груз не перетянули в те отсеки, которые уже обысканы. Постояльцы, побаиваясь грозного вида карателей, вовсе не высовывались, сидели тихо по своим боксам. Кое-где за стальными воротами слышался скрежет сдвигаемых ящиков и негромкий говор. Приезжие уже прослышали, что назавтра обыски продолжатся, и у кого было что таить, спешно укрывали поглубже. Что ищут каратели, никто толком не знал, и оттого на всякий случай прятали разное.
Самоха объявился в Трубе утром, опухший и хмурый. Как прошло застолье, он не рассказывал, а спрашивать никто не стал. Да оно и понятно - начальство не пьянствует, а совещается. Каратели уже нашли, где на Корабле можно найти выпивку и дурман-траву, дело-то нехитрое. Так что когда Самоха объявился в боксе, отведенном харьковчанам, в воздухе висел тяжелый дух перегара и сладковатый приторный аромат наркотика. Управленец повел носом и приказал:
- А ну пошли! Нынче пропажу сыскать нужно, да и домой… не то, чую, не захотите в цех обратно. Ишь, прижились.
Каратели разобрали оружие и, почесываясь, потянулись к воротам. Мажуга спросил:
- А сам-то ты что? Неужто не понравилось? Я думал, тебя принимают, как самого дорого гостя. Веселился всю ночь, а?
- Вот именно, дорогого. Ох, дорого мне это веселье станет. Да еще со стрельцами объясняться, как вернусь. Наш-то цех - ладно, а вот стрельцы на Арсенал давно зуб точат. Хорошо бы найти ракеты.
- Сегодня до конца Трубу пройдем. Чуть больше половины боксов осталось проверить.
- Да, идем, Игнаш.
В коридоре топтались у своих сендеров прокторы. Здешние стражи порядка совсем обленились, тут бы несколько сотен шагов пройти, а они на колесах прикатили. Для них обыски были развлечением. С одной стороны, власть показать, при случае "конфисковать" что плохо лежит, а с другой стороны ответ на харьковчанах, карателей никто не любит, тем более здесь. Так что на них и злиться народ станет. Самим карателям было на недовольство местных наплевать, они исполняли привычную работу. Насколько дело серьезно, им Самоха не объяснял, так что они и не волновались за исход обыска.
Двинулись толпой вдоль Трубы, прокторы стучали в ворота, им отворяли, дальше следовали строгие объяснения, что, мол, убийство произошло и покража. И, стало быть, показывайте барахло, где что припрятали? Оружейники особое внимание уделяли дурман-траве, норовили прихватить "на пробу", торговцы вяло противились, не решаясь особо спорить, а прокторы лишь посмеивались. По-настоящему искал только Самоха, да он один и знал, что, собственно, следует найти. Когда проверяли третий по счету бокс, толстяк разозлился, наорал на своих, велел искать всерьез, показал бумажку с намалеванными ракетами и маркировкой, написанной крупными кривыми буквами:
- Вот такую на ящиках глядите, лодыри, некроз вам в печень! И хватит смолить! Службу забыли! У кого цигарку в зубах замечу, дам в зубы, ясно?
Маленький толстый Самоха смешно наскакивал на дюжих карателей, те отводили глаза, торопливо гасили самокрутки… прокторам и тут было весело. Пушкари стали делать вид, будто ищут всерьез, но ничего похожего на картинку Самохи по-прежнему не находили. Пару раз предъявляли управленцу какие-то горшки и бутылки:
- О, вродь смахивает, а?
От этого толстяк окончательно разозлился, теперь к нему и подходить боялись. Йоля бродила следом за Мажугой, зевала да помалкивала. Она-то как раз отыскала кое-что интересное, Игнаш пару раз заметил, как девчонка с невинным видом что-то сует в карман, но при всех одергивать ее он не стал, поскольку не сомневался в йолиной ловкости, а любую пропажу торговцы припишут прокторам да нечистым на руку харьковским бойцам. Обыск тянулся и тянулся, бокс за боксом, все те же настороженные лица торговцев, их грязные сендеры и повозки… пустые боксы, которые тоже следовало проверить, там каратели лениво разгребали слежавшиеся кучи высохшей арбузной лозы, перемешанной с ящериным пометом, обломки ящиков, гнилое тряпье. Потом - снова торговцы, которые неохотно выпускали из рук узлы и коробки и ревниво наблюдали, как в их барахле копаются чужие. Прокторам вскоре надоело, они переезжали на своих приземистых сендерах от бокса к боксу и цедили сквозь зубы в ответ на расспросы:
- Обыск! Кажите барахло вот энтим! Пущай проверяют… Ага, вот такой порядок нынче. Не, это токо раз, вон харьковских ктось ограбил, пусть проверят. Как проверим, дуйте в Арсенал, торгуйте по-прежнему, с цеховыми у нас теперя замирение.
По мере того, как прокторы с карателями продвигались вдоль Трубы, Самоха мрачнел. Похмелье миновало, теперь он уже начал прикидывать, что будет, если так до конца дойдут, а следов похитителей не сыщется. А ведь вполне может и так выйти - ведь те, кто прикончил Графа, наверняка все рассчитали заранее. Правда, прибытие харьковской карательной колонны они вряд ли могли предвидеть.
У очередного бокса возникла заминка, постояльцы никак не хотели отворять, возились внутри, бренчали железками.
Проктор забарабанил в ворота дубинкой:
- Вы что там, перепились все? Сказано - открыть!
- Сейчас! - отозвались изнутри. Голос был молодой и выдавал возбуждение. - Ключ найти не можем!
- Какой еще ключ? Там засовы везде!
- Правильно, но у нас на нем замок навешен! Сейчас, братки, сейчас откроем, он в сено завалился, на котором манис наш… Погодьте чуток, открываем уже!
Мажуга почувствовал: сейчас должно что-то случиться… что-то готовится… он бросил взгляд вдоль Трубы - никого. Но в голове крутилась некая мысль. Манис! Этот, за воротами, сказал, что у них манис. У тех, кто прикончил Графа, тоже был. Ну и что? Мало ли кто в Донную пустыню на манисах ездит? Да половина путников, пожалуй.
- А это не те самые? - поинтересовался старшина прокторский у того, который стучал в ворота. - У которых раб сбежал? Они ж еще раскатывали на самоходе туда и сюда?
Мажуга схватил Йолю за плечо:
- Назад!
- Чего? - девчонка задумалась и теперь хлопала глазами, уставившись на Ржавого.
- Бегом к нашему сендеру! Пошла! Самоха!
- Ну чего?
- Отойди-ка…
Прокторов заминка уже начала раздражать.
- Взорвем ворота! - рявкнул тот, что колотил дубинкой. - Вам же хуже!
- А ну, назад, - Игнаш дернул Самоху за воротник и потянул прочь от ворот.
- Э, ты чо?
В боксе взревел мотор, Самоха дернул пушкаря сильней, тот едва устоял на ногах. Толстяк возмущенно пыхтел, но Мажуга, не слушая, тянул его вдоль Трубы - вслед за Йолей, которая шагала к их боксу, то и дело недоуменно оглядываясь.
Где-то снаружи, вне корабля загрохотало, по Трубе прокатился глухой рокот. К реву мотора за воротами присоединился другой - и тут ворота слетели с петель, обрушились на группу карателей и прокторов. Тех, кто стоял перед входом, смело и расшвыряло этим рывком. Мажуга выпустил пушкаря и побежал, теперь управленец не нуждался в понуканиях, спешил за Игнашом. Из ворот вырвался мотофургон, глаза у тощего типа за рулем были совсем безумные. Прокторы отшатнулись, а фургон, кренясь, развернулся и погнал к выходу из Трубы. В боксе орали, пронзительно шипел манис.
Громыхнуло, раздались крики прокторов, раненных осколками гранаты, которую швырнули после того, как мотофургон вынес ворота. Треща мотором, из бокса вылетела мотоциклетка, захлопали выстрелы.
Игнаш, не оборачиваясь, мчался к оставленному в боксе сендеру, Самоха пыхтел следом. Йоля, увидев, что происходит, тоже припустила бегом. А за спиной ревели моторы, орали раненные, несколько прокторов забрались в свой сендер и заводили мотор, чтобы догонять беглецов, трещали выстрелы, пули с грохотом лупили по кузовам и стальным стенкам Трубы. Навстречу вылетел еще один сендер с прокторами, Мажуга отскочил к стене, пропуская погоню, потом побеждал дальше. Свернул вслед за Йолей в бокс, крикнул:
- Заводи!
Двое карателей, остававшихся присматривать за собственным имуществом и не участвовавшие в обыске, поспешно бросили самокрутки и побежали к мотоциклетке с сендером. Самоха добежал, когда каратели уже выкатывали из ворот бокса. Водитель притормозил, толстяк, отдуваясь и хрипя, взобрался на сиденье, сенедеры и мотоциклетка покатили по Трубе к выходу - там непрерывно трещали выстрелы. Объехали груду окровавленных тел перед выбитыми воротами, промчались мимо опрокинутой повозки с издыхающим манисом. Йоля успела разглядеть еще несколько тел - и застреленные беглецы и случайные люди, сбитые разогнавшимся самоходом
- Наши их прижали! - заорал Самоха. - Гони, гони! Ну, теперь не уйдут!
Толстяк ликовал - вот сейчас он заполучит украденное имущество, тогда можно домой… тогда…
Уже показались замершие у поворота мотофургоны, беглецы отстреливались, выставив из кузовов ружья. Прокторы и несколько уцелевших оружейников, укрывшись позади сендера, вели ответный огонь, с противоположной стороны тоже стреляли - там в бой вступила охрана, выставленная у въезда с мостков. Корабль содрогнулся. Стальные стены загудели, как чудовищный орган, пол под колесами подпрыгнул. Потом еще взрыв и еще, звуки были мощные, однако они тонули в вое потревоженного металла.
Мажуга ударил по тормозам, но и крики, и визг протекторов потонули в низком мерном гуле. Что-то рушилось, рвался металл, Йоля, упершись ногами в пол, закрыла уши ладонями. Ее рот был раскрыт, но визга Игнаш не слышал, вообще ничего невозможно было разобрать сквозь стон стали. Перед глазами поплыли цветные круги, казалось гудит не стальной Корабль, а череп вибрирует и ноет… потом шум стал стихать…
- Это песня! - проорал сквозь вязкий, медленно затухающий звон Самоха. - Я говорил: это песня, а не оружие!
Часть 4. Беглецы
Когда песня разрушения стала стихать, и дрожь Корабля пошла на убыль, Мажуга снова двинул сендер с места. Мотофургоны, за которыми гнались прокторы с оружейниками, уже выбрались наружу, а дыра, служившая въездом в чрево Корабля, стала еще больше, ее рваные края топорщились стальной бахромой. Плита, запиравшая вход, оказалась сорвана с направляющих и валялась внутри, вокруг были разбросаны обломки сендеров и тела охранников. Что-то горело, дым серыми струйками вырывался из отверстия.
Игнаш затормозил, выпрыгнул на искореженный настил и побежал. У рваной дыры в борту он остановился и выглянул. Сзади послышались шаги, раздалось сопение Йоли, она не хотела отставать от Ржавого. Вдвоем они наблюдали, как мотофургоны удаляются вслед за массивным самоходом, вокруг машин скакали дикари на манисах, потрясали копьями и завывали. Колонна исчезла.
Вопли людоедов едва пробивались сквозь рев моторов и удивленные голоса обитателей Корабля. За удаляющейся колонной наблюдали с верхних палуб. Обитатели домиков на Соленом озере тоже орали - но скорей испуганно. Они спешили по раскачивающимся мосткам к лодкам и жилищам, нападение на Корабль посеяло панику.
- Бежать надо, - решил Игнаш. - Стой здесь, наблюдай. Как подъеду, запрыгивай, и махнем отсюда. Сейчас в Донной Пустыне и то безопасней, чем на Корабле.
Он бегом возвратился к оставленному сенедру.
- Что там? - окликнул Самоха.
- Пока, вроде, уезжают. Можем успеть удрать.
Мажуга запрыгнул на сиденье, взревел мотор.
- Стой, куда? Зачем бежать?
Ржавый, не отвечая, повел сендер к пролому. Там притормозил, из клубов дыма появилась Йоля, забралась на сиденье. Самоха приказал водителю следовать за ними. Сендер и мотоциклетка с уцелевшими харьковчанами, переваливаясь на обломках, проехали к выезду, выкатили на мостки. Ржавые листы металла стонали и гнулись под ними, после дымного полумрака корабельного трюма солнце пустыни казалось особенно ярким и жарким.
Харьковчане чувствовали неуверенность. Только что они были хозяевами положения - и вот теперь оказались в небольшом числе, а перед ними - смертельно опасная Донная пустыня, и никаких надежд на помощь.
Мажуга отогнал сендер на полторы сотни шагов от берега озера и затормозил. Подкатили харьковчане, остановились, взметнув тучи иловой пыли.
- Зачем бежали? - крикнул Самоха. - Почему так спешно?
- На Корабле сейчас опасно оставаться, - объяснил Игнаш. - Местные тебе Графа слишком легко сдали, потому что ты был сильней. Теперь сильней эти, которые с ракетами, если они захотят наши головы получить, Корабль нас так же легко сдаст, как и Графа - нам. Хочешь к этим в руки?
Игнаш махнул головой, указывая направление, в котором скрылись бандиты с ракетной установкой.
- Ага… - протянул Самоха. До него уже начало доходить. - Но ведь мы ж с корабельными вроде как сговорились…
- Стойте! Погодите! - донеслось сзади.
Из дыры в борту Корабля выскочил Аршак. Махнул рукой, потом скрылся в тени. Появился снова, теперь перед ним бежал Уголек. Старик подталкивал его в спину. Харьковчане следили, как эти двое бегут по мосткам, потом вязнут в грязи на берегу, проваливаются во взрытый песок…
- Стойте! - снова заорал Аршак.
Мальчишка попытался свернуть, но старик поймал его за плечо, швырнул вперед, в сторону ожидающих сендеров и пригрозил ружьем. Уголек снова потрусил к харьковчанам. На верхней палубе заорали, несколько человек направили оружие вниз, стволы ярко блестели. Аршак побежал скорей, втянув голову в плечи, теперь и Уголек не нуждался в понуканиях, поскакал резвее. С Корабля стрелять не стали, но ясно было и так - нужно бежать как можно скорей.
Аршак, тяжело дыша, остановился перед Самохой:
- Начальник, корабельные сговариваются против вас. Даже мне грозили, потому что я вас привел.
Управленец кивнул.
- Зачем без меня в пустыню бежите? Вы же здесь не сумеете сами! Пустыня всех возьмет! Пропадете без проводника! Меня не дождались!
- Думаешь, я теперь больше заплачу? - угрюмо осведомился Самоха.
Старик немного подумал. Пожалуй, он в самом деле собирался содрать с нанимателей еще денег. Потом решительно мотнул головой, так что потные патлы метнулись вверх-вниз.
- Нет. Больше не возьму. Уговор есть уговор - я брался вас сюда и обратно сопроводить, плата получена. Теперь к Мосту выведу.
Сейчас Аршак хотел убраться подальше от Корабля - хотел даже сильней, чем заработать.
- Садись, - кивнул Самоха. - Поехали.
Проводники загрузились к Самохе, их сендер проехал в голову маленького конвоя, Аршак, привстав, стал тыкать пальцем и объяснять водителю, что нужно брать правей, возвращаться лучше другой дорогой, чтобы избежать встречи с бандой, завладевшей ракетами. Сендер Мажуги оказался вторым, сзади катила мотоциклетка.
Солнце уже торчало в зените, жара придавила, будто пресс. После прохлады внутри Корабля она ощущалась особенно явственно. Йоля потянулась за флягой.
- Погоди пить, потерпи, - велел Игнаш. - Неизвестно, сколько теперь по пустыне плутать придется.
Серая громада Корабля, отраженная в водах Соленого озера, осталась позади и медленно скрывалась за горизонтом. Впереди тянулись серые просторы Донной пустыни. Однообразные перекаты, ложбины, заполненные мелкой пылью, чахлые кустики пустынных кораллов. Жаркий ветер нес пыль, потоки илового праха струились, как ручьи, солнце жарило. Когда Корабль скрылся из виду, Аршак велел сменить направление, свернуть круче к северу. Для сендеров и мотоциклетки путь из пустыни был один - через Мост, к нему в конце концов и нужно выбираться.
Ближе к вечеру пришлось остановиться, заправить мотоциклетку. Самоха забеспокоился, хватит ли горючего? Может, бросить мотоциклетку? В сендере Игнаша хватило бы места для карателей. Проводник помотал головой:
- До Моста должно хватить бензина, там заправишься. А самоход в пустыне бросать не годится, пока он на ходу. Вдруг что-то случится, сендер твой заглохнет? Вот тогда его бросим, на эту тарахтелку пересядем.
- Заглохнет? Некроз тебе в рот! - пробормотал водитель Самохи.
Но спорить с проводником никто не стал, в пустыне Аршаку приходилось доверять больше, чем кому бы то ни было.
Йоля сползла на сиденье пониже, чтобы оставаться в тени, но напрасно - солнце уже склонялось к горизонту, и низкие лучи били в сендер сбоку, пронизывая его насквозь. От жары было не укрыться. Еще пару раз делали остановку - Аршак замечал следы, пересекающие путь беглецов. В первый раз он сразу успокоился - стая катранов пробежала. Во второй - присел над полузанесенными песком отпечатками, долго разглядывал, что-то подобрал, понюхал, размял пальцами, прошелся вдоль цепочки следов, прикидывал длину шага зверей. Возвратившись в сендер, заговорил с Угольком. Болтали они на не понятном харьковчанам наречии, спорили, старик напирал, молодой дикарь вертел головой, тряс косичками - возражал, значит.
Аршак объяснил:
- Плохо, людоеды рядом.
- Те, что с бандитами, что ли? - нахмурился Самоха. - Они вроде как заодно были.
- Нет, другое племя. Отпечатков колес не видать. Все равно плохо, слишком мало нас, могут посчитать добычей.
- Дядька Аршак, - окликнула Йоля, - а они правда людоеды?