- Видимо, вы приехали сюда с той же целью, - рассмеялся маркиз. - В ваши годы я тоже мечтал о карточном выигрыше, и для первого штурма собрал ни более ни менее как сумму в пятьсот тысяч франков. Мне казалось, что будет легко уничтожить всех и вся, попросту удваивая до бесконечности ставки. Правила игры были китайской азбукой для меня, но я наивно полагал, что держатели казино и не подозревают о фокусе, с помощью которого я надеялся разбогатеть. На мое несчастье, оказалось, что они не только имели очень ясное понятие, но даже меры приняли против подобной тактики. Я ткнулся в преграду, не успев толком начать играть: существует правило, которое не позволяет удваивать ставки более четырех раз подряд.
- Оно и теперь в силе? - я почувствовал, как у меня вытягивается лицо.
Он рассмеялся и пожал плечами.
- Разумеется, мой молодой друг. Люди, которые живут искусством, всегда ограждаются от любителей. Вижу, вы составили себе сходный план. Вероятно, и средствами запаслись?
Я признался, что рассчитывал на победу в еще более обширных размерах. С собою у меня было тридцать тысяч фунтов стерлингов.
- Каждый знакомый моего друга лорда Р. вызывает во мне живое участие, к тому же, помимо моего уважения к нему, вы сами внушаете мне искреннее расположение. Прошу заранее извинения, если я покажусь вам навязчивым своими расспросами и советами.
Поблагодарив его за полезное предостережение, я умолял его давать все советы, которые он полагал нужными.
- Если вы намерены следовать им, - проговорил он, - тогда первым делом оставьте деньги в банке, где они лежат. Не рискуйте за карточным столом ни единым луидором. В тот вечер, когда я отправился сорвать куш, я проиграл семь или восемь тысяч фунтов на ваши английские деньги. Мое следующее посещение казино разорило бы меня вконец - ведь я добился вхождения в один из частных игорных домов, принадлежащих мнимым аристократам, - если бы меня вовремя не спас благородный человек, к которому я по сей день питаю величайшее уважение. По странной случайности он находится сейчас в этой гостинице. Я узнал его камердинера и поднялся к нему в номер. Он все тот же честный, добрый и в высшей степени порядочный человек, каким я знавал его прежде. Не живи он теперь в столь строгом уединении, я счел бы долгом представить вас ему. Лет пятнадцать назад он был самым надежным опекуном, на которого можно было положиться. Я говорю о графе де Сент-Алире. Он потомок очень древнего рода, аристократ до мозга костей, к тому же это умнейший человек на свете, за исключением одной особенности…
- Какой же? - нерешительно спросил я, заинтригованный его паузой.
- Дело в том, что он женился на прелестном создании по крайней мере лет на сорок пять моложе себя, и, разумеется, он отчаянно ревнив, хотя, насколько я могу судить, без малейшего к тому повода.
- Так графиня…
- Она во всех отношениях достойна такого замечательного мужа, - сухо произнес он.
- Сегодня я слышал пение; кажется, пела она.
- О! она очень талантлива.
Водворилось минутное молчание.
- Мне не следует терять вас из виду, - продолжал он. - Прискорбно, если при встрече с моим другом лордом Р. вам придется рассказывать ему о том, как изрядно жульничают в Париже. Богатый англичанин вроде вас, с громадным капиталом у банкира, молодой, веселый, щедрый - тотчас же будет окружен в нашей столице тысячей гарпий и кровожадных пиявок: весь этот неприятный народец не успокоится, пока последний луидор не исчезнет из вашего кармана. Но даже и после они будут грызться и драться между собой за право отхватить кусок пожирнее.
В этот момент я почувствовал толчок локтем в бок: вероятно, мой сосед справа, неловко повернувшись, задел меня.
- Клянусь честью солдата, ни у кого из вас шкура не затягивается так быстро, как у меня!
Слова были произнесены грубым, громовым голосом! Я едва не подскочил на стуле, оглянувшись; возле меня сидел офицер, бледное лицо которого испугало меня во дворе. Он с какой-то свирепостью утер себе рот, осушив стакан красного вина, и заговорил опять:
- Ни у кого, доложу я вам! Это не кровь, это живая вода. Не говоря о росте, крепости мышц, ширине кости и мощи кулаков, не говоря даже об устрашающем выражении моего лица; клянусь дьяволом, я безоружный сцепился бы со львом, выбил бы ему зубы и засек бы до смерти собственным его хвостом… Не говоря обо всех этих качествах, которыми я обладаю, я стою шести солдат в бою только из-за одного свойства быстро излечиваться от ранений. Распори мне кожу, проткни насквозь, разорви в клочья осколками гранаты - и природа-матушка снова сложит меня целым и невредимым скорее, чем портной успеет подлатать старый мундир. Клянусь колесницей Ильи Пророка! Вы бы вздрогнули от ужаса, господа, доведись вам увидеть меня голым! Взгляните хотя бы на мою руку - сабельный удар рассек до кости кисть, когда я силился оградить голову, уже исполосованную тремя ударами штыка, и что же? Спустя пять дней я играл в гольф с пленным английским генералом у ворот монастыря Святой Марии в Мадриде. Помните битву при Арколе? Черт побери, вот где нам пришлось жарко! За пять минут сражения каждый из нас проглатывал столько порохового дыма, сколько хватило бы, чтобы удушить вас всех в этой комнате. Ха-ха, - он рассмеялся, довольный шуткой. - Мне всадили две ружейные пули в ноги, пару картечин в живот, острие пики в левое плечо и осколок ядра в дельтовидный мускул; при этом мне разорвали межреберный хрящ в правом боку, сабельным ударом отсекли добрый фунт мяса с туловища и неразорвавшейся зажигательной ракетой угодили прямо в лоб.
Неплохо, ха-ха! И все это произошло скорее, чем вы успели бы вскрикнуть "ах". Что же вы думаете? Полторы недели не прошло, как я маршировал в колонне, несокрушимый как скала, воодушевляя своим примером всю роту.
- Браво! Брависсимо! Молодчина! - воскликнул, охваченный воинственным пылом, толстенький, маленький итальянец, занимавшийся изготовлением зубочисток и детских колыбелек из плетеных ивовых прутьев на острове Святой Елены. - Слава о ваших подвигах разнесется по всей Европе. История этих войн будет написана вашей кровью!
- Не стоит говорить об этом. Сущие пустяки! - отозвался военный. - Недавно в Линьи, где мы в пух и прах разнесли пруссаков, осколок гранаты щелкнул меня по ноге, да и задень, подлец, артерию. Кровь брызнула, словно из брандспойта, и в полминуты я потерял ее с полведра. Еще бы миг, и из меня дух вон. Однако я не растерялся: с быстротой молнии сорвал с шеи шарф, обмотал им рану, выдернул штык из спины убитого пруссака, продел его в концы шарфа и повернул пару раз кругом, остановив таким образом кровь и спасши себе жизнь. Все же то была дьявольская фортуна, господа, - я потерял столько крови, что с той поры остался навсегда бледен, как дно тарелки. Все докторские порошки - все пустое. Это славно пролитая кровь.
С этими словами он взялся за свою бутылку красного вина.
Маркиз между тем сидел с закрытыми глазами, всем видом выказывая, что он покоряется неизбежному наперекор чувству гадливости.
- Послушай-ка, любезный, - обратился офицер к слуге, в первый раз понизив голос и перегнувшись через спинку стула, - кто приехал в дорожной карете, темно-желтой с черным, которая стоит посреди двора? На ее дверцах изображен герб в виде красного, как мои обшлага, журавля, окруженного разными украшениями.
Слуга отрицательно помотал головой.
Взгляд странного офицера, сделавшийся неожиданно серьезен и даже суров, как бы случайно остановился на мне. Теперь он уже не принимал участия в общем разговоре.
- Извините, не вас ли я встретил сегодня возле этой кареты? Может быть, вам известно, кто в ней приехал?
- Граф и графиня де Сент-Алир, если не ошибаюсь.
- И они остановились здесь, в этой гостинице?
- В номере наверху.
Он вздрогнул и чуть было не вскочил со стула, однако тут же опустился опять, и я слышал, как он что-то бормочет себе под нос, ругается, ухмыляется и временами словно рычит. Я не мог понять, испуган он или взбешен.
Я обернулся к маркизу, чтобы поговорить с ним, но его уже не было. Вышли еще несколько человек, и зала скоро опустела.
К вечеру стало довольно прохладно, и в камине горели несколько толстых поленьев. Я пересел поближе к огню в глубокое резное кресло из дуба с высокой спинкой. Вся мебель в гостинице выглядела современницей эпохи Генриха Четвертого.
- Не знаешь ли ты, кто этот офицер? - спросил я, подозвав одного из слуг.
- Это полковник Гальярд, сэр.
- Он часто бывает здесь?
- Не то чтобы очень, но около полугода назад он провел у нас почти месяц.
- Мне еще не приходилось видеть человека бледнее его.
- Это правда, сэр. Его не раз принимали за привидение.
- Будь добр, принеси мне бутылку настоящего, хорошего бургундского.
- Самого лучшего, какое только есть во Франции, сэр.
- Захвати и стакан. Я могу посидеть здесь еще с полчаса?
- Разумеется, сэр.
Я чувствовал себя очень уютно возле камина, вино было превосходно, мысли безоблачны и светлы.
"…Прекрасная графиня… прекрасная маркиза, - вертелось у меня в голове, - когда же мы встретимся вновь?"
Глава шестая
ОБНАЖЕННЫЙ КЛИНОК
Если человек целый день провел в пути, оставив не менее сорока лье за спиной; если он доволен собой и ничто не заботит его; если он сидит у огня в мягком кресле, да еще после плотного ужина, - ему весьма простительно задремать ненадолго.
Я только налил четвертый стакан вина, когда меня сморил сон. В крайне неудобной позе, уронив голову на грудь, я откинулся на спинку кресла. Общеизвестно, что французская кухня не порождает приятных сновидений.
Вот что мне приснилось. Я словно перенесся в огромный собор, тускло освещенный четырьмя свечами, которые стояли по углам возвышения, обитого черным бархатом. Одетая в черное платье, в светлом квадрате лежала графиня де Сент-Алир. Церковь, по-видимому, была пуста, и я различал лишь небольшое светлое пространство вокруг свечей.
То немногое, что я был в состоянии рассмотреть, носило отпечаток готической мрачности, населяя смутными образами черную пустоту, окружавшую меня. До моего слуха долетел звук шагов: два человека медленно шли по каменным плитам пола. Эхо отражалось так глухо, что уже по одному этому я мог заключить, как обширно здание. Меня охватило чувство какого-то тягостного ожидания. Невыразимый ужас всколыхнул кровь, когда лежавшая на возвышении графиня приподнялась и едва слышно прошептала: "Они хотят живьем похоронить меня. Спасите!"
Я не мог сдвинуться с места, не мог вымолвить ни слова. Страх сковал меня.
Две темные фигуры вошли в полосу света. Одна - я узнал графа де Сент-Алира - приблизилась к голове лежащей женщины и приподняла ее под плечи. Мертвенно-бледный полковник, с рваным рубцом поперек лба и выражением адского торжества на лице, взялся за ноги. Оба принялись поднимать графиню.
С невообразимым усилием я поборол оцепенение, сковывавшее мое тело, и вскочил с кресла, задыхаясь.
Я пробудился, но злобное лицо полковника Гальярда, бледное как смерть, продолжало взирать на меня с противоположной стороны камина.
- Где она? - вскрикнул я, дрожа от волнения.
- Это зависит от того, кто вам нужен, - насмешливо ответил полковник.
- Боже! - пробормотал я, бессмысленно оглядываясь кругом.
Слуга подал чашку черного кофе усмехающемуся офицеру, который шумно отхлебнул из нее, распространяя в воздухе приятный аромат коньяка.
- Я задремал, и мне снился прескверный сон, - объяснил я из опасения, не вырвалось ли у меня неосторожное словцо, которое мог услышать полковник.
- Не вы ли занимаете комнаты под номером графа и графини де Сент-Алир? - обратился он ко мне, подмигнув одним глазом так, что закрыл его совсем; другим же уставившись на меня в упор.
- Да, но я только сегодня приехал, - ответил я.
- Гм. Советую вам быть повнимательнее, иначе в одну прекрасную ночь вам может присниться что-нибудь похуже, - таинственно заметил он, усмехаясь и качая головой. - Да, да. Что-нибудь похуже, - повторил он.
- Вы говорите загадками, полковник.
- Которые сам же пытаюсь разрешить, - ответил он, - и надеюсь, что добьюсь цели. Стоит мне ухватиться за конец нити, мои пальцы уже не разжать никакой силой. Как ни крутись, а я потихоньку двигаюсь вперед: обойду вправо, влево, зайду кругом, но не выпущу, пока вся нить не будет намотана на руке, пока не раскроется тайна. О, я дьявольски хитер, что против меня дюжина лисиц! Проклятье, я составил бы себе состояние, если бы унизился до профессии шпиона. А что, хорошее тут вино? - он бросил вопросительный взгляд на мою бутылку.
- Очень хорошее, - ответил я. - Не желаете ли попробовать стаканчик?
Он выбрал самый большой, налил вина до краев, приподнял его и, поклонившись мне, выпил маленькими глотками.
- Ну и кислятина! - воскликнул он презрительно, однако снова наполнил стакан. - Вам следовало позвать меня, тогда вам не подали бы такой дряни.
Я покинул своего собеседника, как скоро оказалось возможным, не нарушая правил этикета. Надев шляпу, я вышел на улицу, вооруженный своей здоровенной тростью; обошел двор и посмотрел на окно графини. Шторы были задвинуты, ни лучика света не пробивалось изнутри, лишая меня возможности насладиться созерцанием точеного профиля предмета моей страсти.
Чтобы рассеяться, я решил прогуляться по городу. Не стану докучать описанием лунных пейзажей и сентиментальными мечтаниями, распиравшими мое сердце. Довольно того, что я бродил по улицам с полчаса и направился обратно в гостиницу. Пройдя переулком, я очутился на небольшой площади, по каждую сторону которой находилось по два дома с лепными фронтонами, в центре же, на пьедестале стояла грубой работы каменная статуя, потрепанная временем и непогодой. Памятник рассматривал высокий, худощавый мужчина, в котором я немедленно узнал маркиза д’Армонвиля; он тоже заметил меня. Сделав пару шагов навстречу, он пожал плечами и рассмеялся.
- Вероятно, вас удивляет, что привлекло меня к этому каменному истукану? Увы, в провинциальных городках все средства хороши, лишь бы убить время. Какой силой воли нужно обладать, чтобы жить в них; если бы не мои обязательства перед родиной, клянусь, ни минуты бы не задержался в этом унылом захолустье! Полагаю, вы завтра утром уезжаете?
- Я уже нанял лошадей.
- А мне остается ждать письма или прибытия одного человека, разговор с которым вернет мне свободу. Однако когда этому суждено свершиться, я не берусь определить.
- Я могу быть чем-нибудь полезен?
- К сожалению, ничем. Благодарю вас тысячу раз. В моем поручении все роли распределены в точности, и я вызвался участвовать исключительно по дружбе.
Беседуя таким образом, мы медленно подходили к гостинице "Прекрасная звезда". На время водворилось молчание. Я нарушил его, поинтересовавшись, не знает ли маркиз чего-нибудь о полковнике Гальярде.
- Разумеется, знаю. Бедняга немного не в себе: последствия ранения в голову. Военное министерство не знает куда деваться от его фантазий, да и от него самого тоже. Недавно ему подыскали занятие при каком-то военном ведомстве; мирная работа, заключающаяся в перекладывании бумажек с места на место. Так представьте себе, в последнюю кампанию Наполеон так нуждался в людях, что дал ему под командование целый полк. Гальярд всегда был отчаянный рубака, такие-то и годились на императорской службе.
В городке находилась другая гостиница под названием "Французский герб". У двери ее маркиз таинственно пожелал мне доброй ночи и скрылся.
Медленно направляясь вдоль сумеречной аллеи, я встретил слугу, который подавал мне бургундское. Размышляя о странной фигуре полковника Гальярда, я остановил его.
- Постой-ка. Кажется, ты говорил, что полковник Гальярд с месяц провел в вашей гостинице?
- Так точно, сэр.
- Не знаешь, в своем ли он уме?
Слуга вытаращил на меня глаза.
- И даже очень в своем, сэр.
- Никто не замечал за ним каких-нибудь странностей?
- Никогда. Иногда он горячится, кипит, но человек чрезвычайно умный.
- Вот и решай, кто тут прав, а кто виноват, - бормотал я себе под нос, шагая дальше.
Вскоре я уже различал свет в окнах "Прекрасной звезды". Перед крыльцом стояла карета, запряженная четверкой лошадей, а за дверьми бушевала яростная перепалка, где над всеми другими звуками преобладал оглушительный голос полковника Гальярда.
Инстинкт искателя приключений подсказывал мне, что я увижу нечто интересное. Пробежав не более пятидесяти ярдов, я оказался в просторной прихожей гостиницы, в самом центре разыгравшейся там драмы. Рослый французский полковник преграждал путь графу де Сент-Алиру, который в дорожном костюме и с черным шарфом, обмотанным вокруг шеи и закрывавшем наполовину его лицо, очевидно, был остановлен в ту минуту, когда направлялся к своему экипажу. Немного позади него стояла графиня, также в дорожном костюме, с опущенной на лицо черной вуалью; в своих нежных пальчиках она держала белую розу. Трудно вообразить более сатанинское олицетворение ненависти, какое представлял в этот момент полковник: жилы напряглись и выступили тяжелыми бугорками на его лбу, глаза выкатывались из орбит, он в ярости скрежетал зубами. Вытащив из ножен саблю, он размахивал ею, сопровождая свои выкрики зловещим лязгом амуниции и топаньем. Владелец гостиницы пытался образумить его, однако все усилия оставались тщетными. Двое слуг, бледных от испуга, выглядывали из-за спин путешественников, не отваживаясь вмешиваться в перебранку. Полковник неистовствовал; топал ногами и размахивал саблей.
- Я не был уверен в вашей красной птичке - кто мог бы подумать, что вы осмелитесь путешествовать по людной дороге, останавливаться в порядочных гостиницах и спать под одним кровом с порядочными людьми! Вампиры, оборотни, вам нет христианского имени! Немедленно вызовите жандармов, вяжите их. Клянусь святым Петром и всеми чертями, если кто из вас посмеет высунуть нос из этой двери, я раскрою ему череп!
С минуту я молча смотрел, потрясенный этой сценой. Какой удобный случай выказать свои чувства! Я немедленно подошел к графине. Она испуганно оперлась на предложенную руку.
- О! Я в отчаянии! - взволнованным шепотом произнесла она. - Этот ужасный сумасшедший не хочет пропустить нас; он убьет моего мужа.
- Ничего не бойтесь, графиня, - ответил я, отважно вставая между старым графом и полковником, который не переставал кричать и ругаться, словно одержимый. - Прочь с дороги, варвар! - взревел я, в свою очередь свирепея.
Графиня слегка вскрикнула, и это вполне вознаградило меня за опасность, которой я подвергался, ибо полковник Гальярд после секундного изумления стремительно взмахнул занесенной вверх рукой, и его сабля со свистом рассекла воздух надо мною.