Каждый день начинается с побудки в шесть утра, сопровождаемой криками охранников, кашлем и звуками смываемой воды в унитазе. Через два часа двери камер открываются, и каждый заключенный выходит на холодный бетонный пол, чтобы дождаться первого из шести обходов за день. Во время обхода никому не разрешается переговариваться. Затем по расписанию душ (Молох использовал любую возможность помыться, рассматривая упущения в личной гигиене как первые шаги к провалу), затем - завтрак, во время которого он всегда сидел за одним и тем же столом на одном и том же пластиковом стуле, поглощая пищу, являющуюся скорее источником энергии, но никак не едой. Потом Молох пойдет в прачечную, на место своей ежедневной работы, где перекинется парой слов с другими заключенными. Затем последует полуденный обход, потом обед, потом еще работа, потом час на прогулке во внутреннем дворе, ужин, еще один обход, и, наконец, он вернется в камеру, чтобы почитать и подумать. День завершится восьмичасовым обходом, и в десять отбой. В первую неделю пребывания здесь Молох просыпался во время поздних обходов, в полночь и в четыре утра, но теперь уже нет. В течение трех лет у него не было посетителей, не считая адвоката. Он сделал совсем немного телефонных звонков и завел мало приятелей. Ожидание продолжалось, и он был готов исполнить свою роль как нельзя лучше.
Но ожидание уже подходило к концу.
Молох повернулся на матрасе, вновь обретая контроль над своим телом. Закрыв глаза, он сосредоточился на обонянии и слухе.
Лосьон после бритья. С запахом сандалового дерева.
Едва слышный хрип, когда человек выдыхает. Проблемы с легкими.
Урчание в животе. Кофе на голодный желудок.
Это Рэйд.
- Давай просыпайся, - послышался голос Рэйда. - У тебя сегодня большой день.
Молох повернул голову и увидел худощавого мужчину, стоящего у решетки: на голове шляпа с полями, на брюках - заутюженные стрелки, словно лезвия. Рэйд посмотрел в сторону и крикнул, чтоб открыли камеру 713. Молох несколько секунд лежал на месте, потом поднялся на койке и провел руками по волосам.
Он знал сегодняшнюю дату. Некоторые заключенные теряли счет времени в этих стенах. Многие делали это намеренно, потому что ничто не может так легко сломить человека, которому сидеть двадцать лет, как попытка сосчитать, сколько дней осталось до освобождения. Дни в тюрьме тянулись медленно, словно длинные четки, которые очень сложно перебрать.
Но Молох был не из таких. Он считал не только дни, но и часы, минуты, даже секунды. Каждое мгновение, проведенное взаперти, причиняло ему боль, и, когда придет время отомстить за них одному человеку, он не хотел ошибиться, не хотел пропустить ни одного из этих мгновений. Его счет достиг 1245 дней, семи часов и - он посмотрел на часы - трех минут. Именно столько он провел в исправительной колонии "Темная Бухта" в Виргинии. Единственное, о чем он сожалел: та, кому он жаждал отомстить, не проживет под его ножом столько, чтобы Молох мог в полной мере выплеснуть свой гнев.
- Встать, руки вперед.
Он сделал, как ему сказали. Вошли двое охранников, один из них держал в руках звенящие цепи. Они зафиксировали его ноги и руки, прикрепив замки к цепи, идущей поперек груди.
- Что, мне даже не позволят почистить зубы? - спросил Молох.
Лицо охранника не выражало ничего.
- А зачем? Ты же не на свидание собрался.
- Откуда вы знаете? Вдруг мне повезет.
Рэйд, похоже, развеселился.
- Что-то я так не думаю. До сих пор тебе не везло, не повезет и в будущем.
- Удача - штука переменчивая.
- Никогда не думал, что ты оптимист.
- Вы меня совсем не знаете.
- Я знаю о тебе достаточно, чтобы утверждать, что ты умрешь в тюрьме.
- Вы что, судья и присяжные в одном лице?
- Нет, но через некоторое время я стану твоим палачом.
Он отступил в сторону, когда охранники выводили Молоха из камеры.
- Еще увидимся, мистер Рэйд.
Тот кивнул:
- Точно. Сдается мне, что мое лицо будет последним, что ты увидишь в своей жизни.
* * *
В тюремном дворе стоял черный джип "тойота". Рядом с ним - двое вооруженных детективов из офиса окружного прокурора. Молох кивком пожелал им доброго утра, но они проигнорировали его приветствие. Вместо этого они приковали его к кольцу, расположенному в полу внедорожника, потом убедились, что цепи закреплены надежно. Решетка отделяла заднее сиденье, предназначенное для заключенного, от сопровождающих. Изнутри на дверях не было ручек, и за спиной Молоха еще одна решетка шла от крыши до основания кузова.
Дверь с шумом захлопнулась.
- Позаботьтесь о нем как следует, - напутствовал один из надзирателей. - Не хотелось бы, чтобы он причинил себе какой-то вред, или что-то вроде того.
- Мы присмотрим за ним, - сказал один из детективов, высокий чернокожий мужчина по фамилии Мистерс. Его напарник Торрес закрыл за Молохом дверь и забрался на водительское сиденье.
- Устраивайся поудобней, - сказал он Молоху. - У тебя впереди длинный путь.
Но сейчас Молох молчал, казалось, упиваясь воздухом свободы и жизни за стенами тюрьмы.
* * *
Дюпре потягивал кофе, сидя в здании станции. Теоретически у него сегодня был выходной, но он проходил мимо и...
Это было очередным оправданием, поводом остаться на острове. Он не мог надолго покидать Убежище. Это знали большинство полицейских и не имели ничего против.
- Дуг Ньютон, - сказал он.
Кофе был с рынка, а пончик, который он ел, из числа тех, что Джо купил для двух дежурных полицейских.
Напротив него сидел Рон Берман и барабанил карандашом по столу, чередуя удары: то ластиком, то грифелем. Дюпре это достаточно сильно раздражало, но он решил не говорить ничего вслух. Берман ему нравился, и, учитывая то, что у некоторых других полицейских были куда более раздражающие привычки (например, у Фила Татла, напарника Бермана на этом дежурстве: Дюпре интересовало, мыл ли он руки после того, как сходит в туалет, хоть иногда), постукивание карандашом выглядело просто безобидным развлечением.
- Дуг Ньютон, - эхом отозвался Рон Берман. - Я принял вызов и сделал соответствующую запись в журнале, но, честно говоря, у нас обоих были дела поважнее, и это уже не первое его заявление подобного рода.
Дюпре протянул руку и взял у Бермана журнал. Да, вот запись, сделанная рукой Рона. В 7:30 утра, почти сразу после того, как Берман и Татл заступили на дежурство, когда на улицах было еще темно, Дуг Ньютон позвонил и сообщил о том, что маленькая девочка в сером платье досаждает его умирающей матери.
Опять.
- Ты в прошлый раз был там, да? - спросил Берман.
- Да, я съездил туда. Мы организовали поиски. Я даже обратился в Портленд и в полицию штата, чтобы проверить, не поступало ли заявлений о пропаже маленькой девочки, подходящей под описание Ньютона. Ничего такого не было.
На первый звонок Ньютона ответил Татл и посоветовал ему не тратить понапрасну время полицейских. Сейчас, уже утром, Дуг Ньютон позвонил в третий раз, только этот случай отличался от предыдущих.
На сей раз он заявил, что маленькая девочка пыталась проникнуть в спальню его матери через окно.
Дуг услышал крики старушки и вбежал в комнату как раз вовремя, чтобы увидеть, как маленькая девочка исчезает среди деревьев.
По крайней мере, он так говорил.
- Думаешь, он сходит с ума? - спросил Берман.
- Он всю жизнь прожил вместе с матерью и никогда не был женат, - задумчиво ответил Дюпре.
- Полагаешь, ему просто нужно бабу найти?
- Никогда не знал, что ты увлекаешься психологией.
- У меня много талантов.
- А бить карандашом по столу - один из них? Слушай, убери ты его в ящик, а то такое ощущение, что выступает худший барабанщик в мире.
- Прошу прощения, - смутился Берман. Он поспешно сунул карандаш в ящик стола и закрыл его, словно пытаясь уберечь себя от искушения снова достать его.
- По-моему, Дуг немного странный, но сумасшедшим я бы его не назвал, - сказал Дюпре. - У него нет столь богатого воображения, чтобы выдумать подобную вещь. За всю свою жизнь он побывал только в двух штатах, и я не знаю, в курсе ли он, что существуют еще сорок восемь, учитывая, что он там никогда не был. Так что либо он и вправду сходит с ума, либо маленькая девочка в сером платье действительно пыталась проникнуть в комнату его матери прошлой ночью.
Берман обдумал это.
- Значит, он сходит с ума?
Дюпре вернул ему журнал.
- Очевидно, он всего лишь простак. Я поеду к нему сегодня, и мы побеседуем обо всем случившемся. Меньше всего нам нужно, чтобы Дуг бросался с ружьем на девочек-скаутов, продающих печенье. Тебя волнует что-то еще?
На лице Бермана отразилось замешательство.
- Я думаю, Нэнси Тукер пыталась приударить за мной во время ужина. Вчера она подала мне дополнительную порцию бекона. Бесплатно.
- На острове острая нехватка порядочных мужчин. Она просто отчаявшаяся женщина.
- Большая отчаявшаяся женщина.
- И старовата для тебя.
- Еще как старовата, и у нее эта, ну, знаешь, дряблая кожа, свисающая с плеч.
- "Крылышки"?
- Что?
- Ну, знаешь, это так называется - "крылышки".
- Боже мой, и почему их так называют? Меня вся эта история пугает. Думаешь, если бы я сказал, что женат, это изменило бы линию ее поведения?
- Но ты не женат, и она это знает.
- Да ради такого случая можно и жениться.
- Вот что я тебе скажу: не принимай от нее больше ничего бесплатно. Скажи, что это противоречит политике департамента. Потому что в конце концов может случиться так, что за бекон тебе придется расплачиваться натурой.
У Бермана был такой вид, будто сейчас завтрак полезет из него обратно.
- Нет! Не говори о таких вещах.
Впрочем, несмотря на весь ужас перспективы любовных отношений с Нэнси Тукер, Рон заметил, что Дюпре пребывает в прекрасном настроении этим утром. Берман подумал, что это не может не быть связано с продвижением в отношениях между ним и миссис Эллиот, но промолчал.
Между тем Дюпре продолжал веселиться:
- Нет, только представь: ты лежишь в ее объятиях... она обнажена... и огромные "крылышки" обвивают тебя...
Берман расстегнул кобуру.
- Не вынуждай меня пристрелить тебя.
- Только оставь последнюю пулю для себя, - бросил Дюпре, выходя на улицу. - Может быть, это будет твой единственный шанс вырваться из ее объятий.
* * *
Где-то на Юге, неподалеку от городка Грэйт Бридж, что в Виргинии, человек по фамилии Брон возвращался к машине, держа в руках картонный поднос с двумя чашками кофе, а из его нагрудного кармана торчали пакетики с сахаром. Он уселся на пассажирское сиденье и вручил одну чашку своему компаньону Декстеру. Декстер был чернокожий и в какой-то степени неприятный человек. Брон - рыжеволосый, но, несмотря на это, симпатичный малый. Он слышал много шуток про рыжих. По правде сказать, большинство из них от Декстера.
- Осторожно, - предупредил он. - Горячо.
Декстер недовольно посмотрел на девственно-чистую белую чашку.
- А "Старбакс" не было?
- Здесь нет "Старбакс".
- Ты шутишь? "Старбакс" есть везде.
- Но только не здесь.
- Черт!
Декстер отхлебнул кофе.
- Неплохо, но не "Старбакс".
- Если ты спросишь мое мнение, я скажу, что это лучше, чем в "Старбакс". По крайней мере, по вкусу напоминает кофе.
- Да, но в том то все и дело, что "Старбакс" как бы вовсе и не кофе. У него и не должен быть вкус кофе. У него должен быть вкус, как у "Старбакс".
- Но не как у кофе?
- Нет, не как у кофе. Кофе можно купить на каждом углу. А "Старбакс" можно купить только в "Старбакс".
Зазвонил сотовый телефон Брона. Он нажал на зеленую кнопку:
- Да.
Некоторое время он молча слушал, затем сказал: "Хорошо", - и отключился.
- Все готово, - обратился к Декстеру, но внимание напарника привлекла сценка на углу улицы.
- Посмотри-ка, - сказал он, мотнув подбородком в нужную сторону.
Брон проследил за его взглядом: чернокожий мальчик-подросток с виду лет двенадцати только что вручил пригоршню десятицентовых монет парню постарше.
- На вид совсем малолетка, - заметил Брон.
- А загляни ему в глаза, и он не покажется тебе таким уж маленьким. Улица уже взяла его в оборот. Она разъедает его изнутри.
Брон молча кивнул.
- На его месте мог быть я, - сказал Декстер. - Мог.
- Ты тоже вырос на улице?
- Ну, что-то типа того.
- И как же тебе удалось вырваться?
Декстер покачал головой, его глаза вдруг затуманились. Он увидел себя в новеньких джинсах "Levi's" (не то что теперь, провисающие на заднице никчемные джинсы, в которых ходит современная молодежь, все в тесемках и белых швах) идущим по бейсбольной площадке, и под подошвами его кроссовок хрустит битое стекло. Экз в одиночестве сидит на спинке скамьи, поставив ноги на сиденье и прислонившись спиной к проволочному забору. Он опускает газету, которую только что читал:
- Привет, малыш.
Экз - сокращение от Экзорсист: очень уж нравится ему кино об изгоняющем дьявола. Ему двадцать один год, и он настолько уверен в себе, что сидит один этим осенним днем и как ни в чем не бывало читает газету.
- Чего тебе?
Он улыбается Декстеру, словно лучший друг, словно это не он на прошлой неделе сделал двенадцатилетнего мальчишку инвалидом за то, что тот услышал чего не следовало. Подросток кричал и плакал, когда Экз наступил ему на грудь и приставил пистолет к его лодыжке, после чего с той же улыбкой нажал на спусковой крючок.
На улице того парня называли Бритва, потому что когда-то его отца называли Жилетт. Это была хорошая кличка. Декстеру она нравилась, как и сам парень. Они держались друг друга. А теперь Декстеру некого было держаться, и он впервые почувствовал, что должен за него отомстить.
Экз все еще улыбается, но мороз по коже дерет от такой улыбки.
- Я сказал привет, малыш. Неужели тебе нечего сказать мне в ответ?
И тогда тринадцатилетний Декстер вынимает из карманов куртки одетые в перчатки руки, и в правой поблескивает что-то черное. Он не привык к тяжести пистолета, и ему потребовались обе руки, чтобы поднять его.
Экз непонимающе смотрит на укороченный ствол "брико", направленный ему в грудь. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но грохот выстрела заглушает его голос...
Экза отбросило назад, его голова ударилась о проволочный забор, когда он грудой падал на землю, тогда как ноги все еще покоились на скамейке. Декстер спокойно смотрел на него сверху вниз.
- Эй, - прошептал он. У него был обиженный вид, будто подросток только что обозвал его. - Эй, малыш...
Декстер выбросил пистолет за забор и пошел прочь.
- Декстер? Ты в порядке? - Брон толкнул напарника локтем в бок.
- Да, да. Все нормально.
- Нам пора ехать.
- Да, конечно, нам пора ехать.
Он последний раз посмотрел на мальчишку на в конце улицы - Эй, малыш, - потом завел машину, и они с Броном поехали прочь.
* * *
Так случилось, что в каких-то двадцати милях к северу двое мужчин, тоже черный и белый, пили кофе, только им удалось найти "Старбакс", и они потягивали "Гранд Американос" из фирменных чашек. Одним из них был Шеферд, седоволосый мужчина без вредных привычек. Его компаньона звали Тэлл. У него была такая же прическа, как в свое время у баскетболиста Эллена Ирвинсона, этакие кукурузные бороздки на голове. Наверно, он носил их по той же причине, что и его кумир: они заставляли белых чувствовать себя как-то неуютно. Тэлл читал газету. Он был очень щепетильным в том, что касалось чтения газет, и считал день прожитым зря, если ему в руки не попалась какая-нибудь газета. К сожалению, это, как правило, был таблоид, причем в лучшем случае вчерашний, и, по мнению Шеферда, если бы Тэлл с тем же рвением зачитывался текстом на обороте коробки из-под кукурузных хлопьев, он получил бы несравнимо больше полезной информации. Таблоиды не давали никаких аналитических оценок, а Шеферду нравилось думать о себе как об аналитике.
За два столика от них в пустынном кафе сидел араб и громко разговаривал по мобильному телефону, тыча пальцем в стол, словно стараясь подчеркнуть самые главные аспекты своей позиции. По правде сказать, он говорил так громко, что Шеферд начал сомневаться, работает ли телефон. На такой громкости мужик мог бы докричаться до Среднего Востока и без телефона. Этот глухарь токовал вот уже почти десять минут, и Шеферд заметил, что Тэлл выходит из себя. Тот уже в третий раз начинал читать статью о сексе и шоу-бизнесе, что в общем превосходило его норму прочтения подобных материалов. По правде говоря, Шеферда и самого слегка раздражал орущий араб. Человек без вредных привычек не любил сотовые телефоны: люди и так достаточно невоспитанны, а это еще один способ продемонстрировать отсутствие хороших манер.
Наконец Тэлл не выдержал:
- Эй, мужик, - обратился он к арабу. - Можно потише?
Но тот проигнорировал его. Шеферд подумал, что араб либо слишком уверен в себе, либо полный придурок, потому что Тэлл не тот человек, которого можно проигнорировать безнаказанно. Скорее он был похож на человека, который в случае чего сломает вам хребет.
На лице Тэлла отразилось недоумение, и он подался чуть ближе к арабу:
- Я же сказал, не могли бы вы говорить чуть тише? Я читаю газету...
Шеферд подумал, что Тэлл изъясняется слишком вежливо. Это заставило его нервничать.
- Да пошел ты, - отмахнулся араб.
Тэлл моргнул и сложил газету. Шеферд протянул руку, преграждая приятелю дорогу?
- Не надо.
Один из служащих стоял за стойкой и внимательно наблюдал за происходящим.
- Нет, ты слышал, что сказал этот сукин сын?!
- Да, слышал. Забудь об этом.
Араб продолжал разговор, одним глотком прикончив чашку кофе. Тэлл встал, и Шеферд последовал его примеру, заслоняя от него араба. Тэлл несколько секунд стоял в замешательстве, а потом направился к выходу.
- Шоу закончилось, - бросил он парню за стойкой.
- Похоже на то, - в голосе бармена слышалось разочарование.
Тэлл уже ждал в фургоне на другой стороне улицы, отбивая пальцами ритм по рулевому колесу. Шеферд залез в машину рядом с ним.
- Ну что, поехали? Нам нужно придерживаться графика.
- Нет, мы пока никуда не едем.
- Как скажешь.
Они ждали. Через десять минут из двери забегаловки появился араб. Он все еще говорил по телефону. Затем забрался в черный внедорожник, развернулся и поехал на север.
- Ненавижу внедорожники, - сказал Тэлл. - У них слишком тяжелая для ходовой части пикапа кабина, они ни хрена не держат дорогу, они небезопасны и портят воздух.
Шеферд только вздохнул.
Тэлл завел фургон и последовал за внедорожником. Они держались за арабом, пока тот не свернул в сторону и не подъехал к какому-то модному ресторану в стиле Среднего Востока. Тэлл припарковался, открыл дверь и последовал за арабом. Шеферд шел за ним.
- Эй ты, Саддам Хуссейн.