* * *
Держа шлем в руке и припав на колено, Рисстаний коснулся челом полы тоги Лигии. Царица коснулась ладонью его макушки:
– Возвращайся с победой, сын мой.
Рисстаний поцеловал руку матери, поднялся и надел шлем. Атрий подвел императору коня. Встретившись взглядом с Аррелием, Лигия тихо произнесла:
– Береги его.
– Он мой император, – так же тихо отозвался князь. – Это моя обязанность.
Аррелий и Атрий взобрались в седла и последовали за Рисстанием. Знаменосец развернул алое полотнище с золотым орлом.
Кроме царицы, провожать войско в поход вышли правитель Хорума и Иррея. Чуть поодаль толпились горожане и жители окресных селений.
Князь Кадоний ненадолго задержался. Взяв молодую жену за руки и глядя ей в глаза, он тихо произнес:
– Жди меня.
– Ты мой муж, – просто ответила Иррея.
Кадоний печально усмехнулся:
– Что ж, хотя бы так. Я буду скучать по тебе в походе.
– Скучать бы не пришлось, если бы вы с моим отцом разрешили присоединиться мне к войску.
– Хоть кто-то же из нашей семьи должен остаться дома, – заметил Кадоний. – Из походов возвращаются не все. Тебя я потерять не хочу.
Выпустив руки жены, он повернулся, помедлил немного, словно ожидая еще каких-то слов от нее, затем взобрался в седло и направил гиппариона к арамейскому знамени.
Встретившись глазами с осуждающим взглядом отца, Иреея закусила губу. Она и сама понимала, что совсем не так должна была напутствовать мужа на битву, из которой он может и не вернуться. Но нужные слова не шли на язык.
С юных лет Иррея знала, кто станет ее мужем и была готова к этому. С Кадонием они дружили чуть ли не с пеленок и девушке даже начало казаться, что их связывает чувство гораздо более сильное, нежели простая дружба. Лишь строптивый характер и врожденный дух противоречия мешал девушке сразу ответить взаимностью Кадонию, внутренне она давно приняла как должное, что станет женой легардийского князя. Но долгожданная свадьба не принесла покоя, Иррея не испытывала к новоиспеченному мужу то, что должна чувствовать любая жена. От противоречивых эмоций на сердце становилось все более тягостно.
Между тем Рисстаний вполголоса скомандовал:
– В путь.
Привстав на стременах, Аррелий гаркнул во все горло:
– Марш!
Многотысячное войско двинулось вперед. Следуя распоряжению Аррелия, во главе колонны отправились несколько конных разъездов. Всадники разведывали незнакомую дорогу. Даже Аммату был неизвестен путь, которым предстояло пройти арамейцам и их союзникам гипитам, его наметили, основываясь лишь на свитках, составленных некогда ногарскими торговцами и уцелевшими в руинах столичной храмовой библиотеки.
Рисстаний пришпорил гиппариона. В окружении свиты и телохранителей молодой император присоединился к своему войску. Бряцая оружием и доспехами, конные и пешие воины колонной потянулись на восход.
Провожая взглядом воинов, князь Литарий хмурился. Несмотря на то, что Аммат очень доходчиво разъяснил всем князьям необходимость похода, Литарий чувствовал, что привычная жизнь Арамейского государства, не успев даже толком наладиться, меняется, и это тревожило правителя Хорума. Почему-то от грядущих перемен он не ждал ничего хорошего.
Переведя взгляд на царицу, князь Литарий спросил:
– Ты покинешь нас, госпожа?
– Я злоупотребила твоим гостеприимством, князь? – вопросом отозвалась Лигия, наигранно строго нахмурив брови.
Литарий склонил голову:
– Мой дом твой, госпожа, и я твой преданный слуга.
– В таком случае я задержусь еще на некоторое время.
Иррея незаметно отступила. Сейчас она предпочла бы находиться в строю воинов, отправлявшихся в дальний поход, а не стоять на обочине. Со дня свадьбы прошло лишь несколько дней, а обязанности замужней женщины, возложенные на нее традиционными устоями, уже начинали тяготить. Душу давила тяжесть, то ли от утраты привычной свободы, то ли от чего-то еще.
Смешавшись с толпой простолюдинов, новоиспеченная княгиня неожиданно втсретила взглядом знакомое лицо.
– Далман? – удивилась девушка. – Не ожидала тебя здесь встретить. Думала, ты вступил в ополчение императора.
Крестьянин поклонился:
– Приветствую тебя, госпожа. Я простой крестьянин, моя война уже закончилась, мое место теперь в поле. А здесь я с младшим. Сынишка упросил, уж очень хотелось ему нашего императора увидеть. – Далман кивком указал на мальчишку, которого держал за руку. – У наших детей не так уж много развлечений.
– Ты скромен, – заметила Иррея. – Твой опыт наверняка пригодился бы в ополчении. Воинам императора неплохо платят, а ты не так уж богат, мог бы помочь семье.
Далман с усмешкой покачал головой:
– Ты говоришь как вербовщик, госпожа. Но я ведь не воин. Врага с нашей земли мы прогнали, пора заняться привычным делом. Кто умеет работать, тот себя прокормит. А с войны можно и не вернуться, мертвому никакие богатства уже не нужны.
Иррея рассеянно кивнула. Далман понял ее отстраненность по-своему и смущенно поправился:
– Прости, госпожа. Твой муж в этом войске, а я…
– Ничего, – перебила его Иррея, махнув рукой. – Сейчас я жалею, что не родилась мужчиной, иначе сама была бы среди этих воинов.
Она кивком указала на походную колонну, тянувшуюся к горизонту, и добавила:
– Увы, мужчины не одобряют, когда женщины бьются рядом с ними, даже если это их собственные жены, а нам приходится считаться с их мнением.
Далман растерянно хмыкнул, не зная, что ответить на такие слова.
– Хоть и с опозданием, все же поздраляю тебя со свадьбой – наконец, с поклоном произнес Далман. – Жаль, нечего преподнести тебе в дар.
Девушка коснулась его плеча:
– Ты спас мне жизнь в битве, это ли не самый ценный дар?
Крестьянин пожал плечами, снова хмыкнул и почесал в затылке.
– Пойдем мы, госпожа – сказал он. – Работа ждет. Поглазели, и хватит.
– Погоди, – задержала его Иррея. – Скажи, ты слышал что-нибудь о нем? О бродяге. Куда он отправился?
Далман развел руками:
– Да кто ж о том ведает? На то он и бродяга. Его нигде ничего не держит.
Иррея задумчиво кивнула.
– У тебя все в порядке, госпожа? – осторожно поинтересовался крестьянин. – Может, помощь какая нужна?
Необычная рассеянность девушки совсем сбила его с толку, не такой он видел молодую воительницу в битве за Хорум.
– Не обращай внимания, – отмахнулась Иррея. – Ступай домой, заботься о своей семье. А о себе я позабочусь сама.
* * *
Торроний остановил своего гиппариона у ближайшего дома, сложенного из внушительных камней. Два человека в одеждах из оленьих шкур, распиливавшие корявое бревно, оставили свое занятие и обернулись к незнакомцу.
– Мир вам, люди, – поприветствовал Торроний селян на межплеменном наречии подгорных степей.
Мужчина помоложе взглянул на своего более старшего товарища и что-то произнес. Похоже, он не понял ни одного слова, сказанного Торронием. Старший мужчина ответил гостю на том же наречии, причем сам он владел этим языком явно ничуть не лучше арамейца:
– Ты говоришь на языке степи, незнакомец, у нас мало кто его знает. Но сам ты не похож на кочевника.
– Я из более далеких краев, из Арамеи.
– Никогда не слышал о такой земле. Зачем ты здесь?
– Хочу поговорить с вашим вождем.
– Ты на земле Рубии, чужеземец. Мы не жалуем пришлых бродяг. У тебя должна быть серьезная причина, чтобы побеспокоить вождя.
– Причина серьезная, – заверил рубийца Торроний.
– Что ж, езжай за мной. Пусть наш вождь решает, что с тобой делать.
Рубиец пошел впереди по широкой тропе, протоптанной меж таких же домов, как и его собственный. Торроний направил гиппариона вслед за провожатым. Встречные поселяне взирали на незнакомца с интересом. Арамеец догадывался, что внимание рубийцев привлек не столько он сам, сколько его гиппарион – животное, практически незнакомое здешним жителям. Степные кочевники по другую сторону холмов использовали для верховой езды двуногих звероящеров, сами же рубийцы передвигались только пешком.
Дом вождя ничем не отличался от всех прочих, такое же каменное строение с пологом из шкуры на входе. На зов провожатого из дома вышел крупный бородатый мужчина. Торроний спешился. Перекинувшись несколькими словами с односельчанином, хозяин дома жестом отпустил его, сам же приблизился к гостю. Телосложением рубиец нисколько не уступал громадному арамейцу. Плечи рубийца покрывала медвежья шкура, на его обнаженной груди Торроний заметил шрам в форме восьмиконечной звезды.
– Мое имя Багар, я вождь этих людей, – произнес рубиец на языке куммров. – Тебе есть, что сказать мне, чужеземец?
– Есть, – кивнул Торроний. – И не только тебе.
* * *
Дуновения ветра доносили крики и гарь сожженых жилищ. Воины Тени грабили поселения равнины, лишившиеся своего грозного правителя.
Глаза ведущего Тень смотрели в темноту. Многие могли бы почувствовать присутствие во тьме могучей всесокрушающей силы, но вряд ли кто смог бы увидеть то, что видел он. Огромный паук, которого в землях далекого Юга прозвали Уммот-Чохт, вызволенный им из недр гор Аддата и ставший символом нового порядка, смотрел в ответ из темноты на верховного жреца.
Взгляд паука не мог выражать абсолютно ничего, но жрецу чудился в нем укор. Он окончательно погубил то дело, ради которого освободил узников Аддата, которому посвятил жизнь. Порядок обернулся хаосом, армия превратилась в орду грабителей, новые боги оставляли за собой лишь разруху. В землях, где прошла Тень, он раздал племенам и народам новых богов, однако вместо ожидаемого процветания и сурового порядка наступили полный упадок и одичание. Созидание нового мира ограничилось лишь полным разрушением старого. Силы растрачены, а битва за новый мир обречена на поражение. Вперед ведет одна лишь страсть, что разгорелась в душе безусого юного мальчика много десятилетий назад в стенах храмовой библиотеки. Теперь же остается либо полечь вместе со всем своим войском, либо найти надежное убежище, где и сохранить остатки былого могущества до поры до времени.
Взгляд жреца обратился на полночь, к далеким горным вершинам, срытым от глаз простых смертных за тьмой ночи и горизонтом.
* * *
Под копытом гиппариона хрустнуло кожистое крыло харбера. Гиппарион настороженно фыркнул. Аррелий натянул поводья и вскинул руку. Сигнал передали дальше, все многотысячное войско остановилось.
Рисстаний скользнул взглядом вокруг. Воздух наполняли стойкий металлический запах крови и жужжание мух, роившихся темными облачками над многочисленными трупами харберов и морагов. Кое-где с ветвей свешивались мертвые тела крылатых обитателей леса, стволы деревьев топорщились обломками веток и древками стрел и дротиков. На посеченной листве и траве темнели бурые пятна.
– Живые остались? – спросил молодой император.
– Сейчас узнаем, – отозвался Аррелий и взмахом руки подозвал воина из передового разъезда, обнаружившего место недавней битвы.
– Кое-кто уцелел, – сообщил воин. – Еле живые, но говорить могут. Их уже допросили.
– Что говорят? – спросил Аррелий.
– Харберы говорят, что мораги нарушили перемирие, а мораги говорят, что харберы напали на них. Эта битва была не единственная, стычки происходят повсюду, они снова начали делить охотничью угодья.
Император взглянул на Аммата:
– Бродяга?
Жрец молча кивнул.
– Обычный прием, перессорить двух заклятых противников, – ухмыльнулся Аррелий. – Бродяга освободил нам дорогу, как и обещал. После такого побоища харберы уже не смогут нам противостоять.
– Командуй, Аррелий, – распорядился Рисстаний.
– Продолжать движение! – гаркнул Аррелий. – Уцелевших добить! На всякий случай, – добавил он, перехватив взгляд императора.
Колонны всадников снова двинулись вперед, за передовыми разъездами, разведывавшими местность, и рубщиками, что прокладывали широкие просеки, разрубая переплетения лиан и расчищая дорогу для походных колонн от мелких кустарников и разлапистых папоротников. Следом за кавалерией шагали тысячи пеших воинов, некоторые вели в поводу вьючных животных. У всадников к седлам были приторочены сумы со всем походным скарбом и припасами, пехотинцы несли все на себе в заплечных котомках. Княжеские шатры и палатки сотников нагрузили на вьючных гиппарионов и разбивали только на длительных ночевках, простые воины ночевали под открытым небом. Не делали даже запасов провизии, чтобы не тащить дополнительный груз, отряды лучников добывали пропитание для всей многотысячной армии прямо по ходу движения.
Лес давил духотой и влажностью, одежды людей промокли насквозь от пота. Сотни мух и москитов кружили вокруг, впиваясь в кожу, бросаясь в глаза. Теперь же к прочим напастям прибавился тошнотворный трупный запах множества мертвых тел.
Чуть поотстав от воинов, замыкавших походную колонну, Коринта сошла с просеки. Ей впервые довелось увидеть диковинных лесных обитателей, о которых раньше слышала только в пересказах односельчан. Вид окровавленных тел морагов и харберов вызывал спазмы в желудке, но все же любопытство оказалось сильнее.
Неожиданно чуть ли не перед самым носом воздух со свистом рассекла палка. Коринта отпрянула назад, едва не взвизгнув.
– Ты хоть иногда-то по сторонам смотришь? – прозвучало знакомое ворчание. – Я не нянька, чтоб за тобой следить.
Концом своей палки Гишер показал на извивавшуюся в траве змею, которую он только что отшвырнул от самого уха девушки. Засмотревшись на мертвых лесных обитателей, она и в самом деле не заметила свесившуюся с ветки древесную гадюку.
И Гишер, и Коринта, не сговариваясь меж собой, присоединились к лекарям дромидам, сопровождавшим арамейское войско, и следовали в самом хвосте колонны.
– Чего тебя сюда занесло, дуреха? – продолжал ворчать хишимерец.
– Я не просила тебя за мной присматривать, – огрызнулась девушка.
Тем не менее, она позволила Гишеру взять себя за руку и увести обратно на просеку.
– Жутковато здесь, – заметила Коринта, поеживаясь и косясь на убитых морагов и харберов. – Они так и останутся тут лежать?
– Стервятники сожрут, – отмахнулся Гишер. – Или хочешь сама всех закопать? – поинтересовался он с ухмылкой.
– Ты жуткий тип, – пробурчала Коринта.
– Ну, конечно, – снова ухмыльнулся хишимерец. – Волосатые и голозадые лесные твари перебили друг друга, арамейцы и гипиты спокойно идут мимо, а я виноват. Мне расплакаться, что ли?
– Зачем ты вообще отправился с армией? – продолжала ворчать девушка.
– А ты зачем? – вопросом отозвался Гишер. – Самой-то чего в Хоруме не сиделось?
– Ну-у… – Девушка чуть смутилась и неопределенно махнула рукой. – Мне надо было…
– Я думал, опять начнешь рассказывать, что хочешь стать воительницей, – хохотнул бывший жрец. – Да понятно все, боишься дружка своего без присмотра оставить.
Коринта заметно покраснела. Она отвернулась и скрипнула зубами. Гишер рассмеялся, довольный ее смущением.
– Не говори глупостей, – еще больше рассердилась Коринта. – Я просто помогаю дромидам. Надо же кормить наших воинов, стирать, а после боя будут раненые, им тоже понадобится помощь.
– Я точно сейчас разрыдаюсь от умиления, – в очередной раз ухмыльнулся Гишер. – После боя еще и убитые будут, глядишь, и я себе одежку поцелее добуду. Да и чего другого полезного…
Он красноречиво потряс лохмотьями, в которые превратилось его одеяние. При этом сквозь большую прореху выставился его худой грязный локоть.
– Собираешься мародерничать?! – изумленно и негодующе воскликнула девушка.
– Мертвым добро ни к чему, а живым еще послужит. Жаль, что с этих тварей взять совсем нечего, сами полуголые в лесах живут.
– Ты редкостноя скотина.
– Точно, – беспечно согласился хишимерец.
Он наклонился, сорвал пучок травы, понюхал и засунул в свою заплечную котомку.
– Это тебе зачем? – поинтересовалась Коринта, с недоумением наблюдая за его действиями.
– Пригодится. Открытые раны хорошо затягивает.
– Ты еще и лекарем быть собрался? – еще больше удивилась девушка.
– У меня, вроде, получается, – ухмыльнулся Гишер. – Твоего же ногарского приятеля я залатал. Может, врачеванием чего-нибудь заработаю.
– Дромиды говорят, что большой грех – наживаться на страдающих, – осуждающе заметила Коринта.
– Ваших дромидов послушать, так все на свете грех, – отмахнулся хишимерец.
Ехавший в голове войска князь Аррелий натянул повод, сдерживая гиппариона, поотстал от императора и поравнялся с верховным жрецом, ехавшим позади.
– Что хмур, жрец? – спросил Аррелий.
Аммат поднял взгляд на старого товарища и с горечью произнес:
– Слишком много крови льется. Не напрасны ли все эти жертвы?
– Пожалел этих? – небрежным кивком Аррелий указал на мертвые тела лесных обитателей. – Брось, жрец.
– Любая прерванная жизнь достойна сожаления.
– Тогда прибереги свои вздохи для приспешников Тени, – посоветовал князь. – Их поляжет еще больше.
– И не только их, – кивнул Аммат. – Меня начинают терзать сомнения, правильно ли мы поступаем? Нельзя ли было обойтись без лишнего кровопролития?
– Можно было, – ответил Аррелий. – Отдать Хорум хишимерцам и подпустить их к Орамосу, а потом дождаться, когда следом нагрянет Тень. Тогда пролилась бы только арамейская кровь.
– Ты ведь понимаешь, о чем я. Мы, последователи Дромидиона, противостоим последователям Тени, но все больше и больше народов втягиваются в это противостояние.
– Ну и что тебя беспокоит? У Тени есть союзники, у нас они тоже появляются, ну а эти… – он небрежно кивнул на мертвые тела морагов и харберов, – просто оказались на пути. И поверь мне, жрец, если на том же пути окажутся люди, я не стану жалеть и их, сам прикажу всех перебить. Ты знаешь, Хорруг поступил бы именно так. Только благодаря его решительности арамейцы взяли побережье и ты возродил культ своих богов. И мы не будем мямлить, иначе потеряем все, чего достигли.