– Ваш князь Аррелий силой заставил рангуменов присоединиться к арамейской армии, – невозмутимо произнес Тангендерг, сократив пространный эмоциональный рассказ девушки до одной фразы. – Что не так?
– По-твоему, это нормально?! Это же… ну-у… нечестно.
Тангендерг внимательно посмотрел на девушку. Та даже поежилась под его пристальным взглядом и буркнула:
– Чего?
– Ты ведь бродяжка, – произнес каданг. – Ты повидала многое, но при этом удивительно наивна. Чего ты ожидала от арамейских князей? Разве князь Литарий холит и лелеет крестьян Велихарии? Люди нужны им, пока могут приносить доход. А рангумены… Они слишком слабы, чтобы можно было вести с ними переговоры, проще заставить. Арамейцы силой подчинили себе народы побережья, изгнав прежних хозяев – ногарцев. Они не станут церемониться ни с кем. Ваш император пока еще мягок, но это скоро пройдет, князь Аррелий и верховный жрец сделают из него настоящего правителя. Свою власть они взяли мечами, и никому не отдадут. И против Тени они повели арамейскую армию лишь потому, что не хотят уступить ей свою власть.
– При чем здесь жрец и князь? – удивилась девушка. – Армию ведет император.
– Это он так думает, – кивнул Тангендерг. – На самом деле и страной, и войсками управляют эти двое, приспешники Хорруга. В свое время они сделали императором самого Хорруга, теперь управляют его сыном. Они сделают из мальчишки такого правителя, который им нужен, и не уступят своего влияния на него ни Тени, ни другим князьям.
Коринта бросила опасливый взгляд по сторонам:
– Не надо так громко.
– Значит, сама понимаешь, что я прав, иначе не боялась бы, – невозмутимо ответил Тангендерг.
– Почему ты всюду видишь одну только грязь? – недовольно проворчала девушка.
Каданг пожал плечами:
– Наверное, потому, что мир слишком грязен. Попробуй найти в нем хоть что-нибудь светлое и чистое.
Коринта задумалась, поскребла в затылке и хмыкнула. Тангендерг кивнул:
– Вот потому я и вижу грязь. И война эта так же грязна, как и все остальное. Вашим воинам внушают, что они идут сражаться за свободу всего мира, на самом же деле, они сами себя загоняют в рабство к собственным правителям.
Девушка вздохнула и опустилась на циновку, поджав под себя ноги. Видимо, Тангендерг уже не первый день поджидал арамейскую армию, и успел немного обосноваться в степи. Хотя с непритязательностью каданга весь его походный лагерь ограничивался лишь циновкой и костром, угли от которого чернели рядом.
Глядя на каданга снизу, Коринта спросила:
– Думаешь, мир всегда будет таким? Таким… грязным?
Тангендерг вновь пожал плечами:
– Спроси у вашего верховного жреца. У него наверняка есть в запасе какая-нибудь заумная речь.
Коринта прищурилась:
– Ты не доверяешь дромидам?
– Они ничем не отличаются от любых других жрецов, так же опутывают словами слабых разумом лишь для того, чтобы иметь власть, и золото.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что Дромидион не отличается от Тени? – насупилась Коринта.
– А что ты знаешь о Тени? – вопросом отозвался Тангендерг.
Коринта неопределенно пожала плечами.
– Только то, что слышала в людских пересудах со слов дромидов? – продолжал каданг. – Отличие только в методах, цель одна. Дромидион действует мягче, склоняет на свою сторону пряниками, а Тень безжалостно крушит все старое, чтобы построить свое. Любой культ борется за поклонение ему как можно большего числа последователей.
– Ты слишком ожесточен и ни во что не веришь, – заметила Коринта.
– Зато ты слишком доверчива, – ответил Тангендерг. – Людям всегда хочется, чтобы кто-то другой решал их проблемы, но ни богам, ни жрецам, ни правителям нет никакого дела до своих народов. Надейся только на себя, иначе не выживешь.
– А если надеяться на тебя? – спросила девушка, лукаво прищурившись.
Тангендерг покачал головой и повторил:
– Только на себя.
– Эй, вы! – послышался зов.
От арамейских костров к ним приближался Гишер. Одной рукой он поддерживал полы своего потерявшего всякий вид изодранного одеяния, в другой держал дымящийся котелок.
– Бродяга, ты б хоть шалашик какой-нибудь соорудил, времени у тебя полно было, – проворчал бывший жрец. – Держи, – он поставил котелок перед Коринтой. – Пока вы тут прохлаждаетесь, я уже подружился с нужными людьми.
* * *
Привычным движением Торроний набросил седло на круп гиппариона. Двое рубийских мальчишек, младшие сыновья хозяина дома, стоя неподалеку, смотрели, как чужеземец затягивает подпругу на брюхе необычного для них зверя.
Из дома вышла жена хозяина и протянула арамейцу котомку с провизией, которую собрала для него в дорогу. Торроний слегка склонил голову в знак благодарности. Общаться с рубийцами ему приходилось в основном жестами. Даже в пограничных селениях мало кто владел наречием кочевых племен подгорных степей, здесь же, в глубине рубийских земель у самых лесов, практически никто не разговаривал на чужих языках.
Проведя несколько дней в одном из центральных рубийских племен, Торроний не достиг никаких успехов, склонить вождей к военному союзу ему так и не удалось. Приходилось возвращаться в подгорные степи ни с чем. Вожди соседних племен покинули селение еще накануне. Некоторые из них вместе с местными мужчинами отправились с утра на охоту – как объяснил Торронию Багар, с некоторых пор в окрестностях появился снежный медведь-людоед, нападающий на женщин и детей на окраинах селений. Следопыты обнаружили логово зверя, все мужчины отправились на облаву. Поэтому никто не провожал чужеземца, лишь жена хозяина дома, где он остановился, и ее дети.
– Мир вам, люди, – попрощался Торроний по-арамейски и забрался в седло.
Гиппарион встревожено всхрапнул. С окраины селения, примыкавшей к лесу, послышались испуганные детские крики, затем раздался звериный рык.
– Что-то случилось? – насторожился арамеец.
Жена хозяина что-то крикнула в ответ. Торроний развернул гиппариона и ударил пятками в бока.
Бревенчатые стены одного из крайних домов в конце улицы содрогались, с покрытой лапником кровли осыпались мелкие ветки и хвойные иголки. Чуть поодаль прыгали две девчушки в длиннополых рубахах, явно пытаясь привлечь чье-то внимание. За углом дома Торроний увидел огромного снежного медведя. С яростным ревом громадный хищник пытался втиснуться в узкий лаз, кроша бревна в щепки когтями и зубами. Одновременно с Торронием к дому подбежала женщина, видимо, хозяйка дома, и ткнула зверю в бок длинным шестом. Яростно взревев, медведь развернулся к женщине и ударом лапы легко переломил шест, словно соломинку.
Торроний спрыгнул с седла и обнажил меч. Гиппарион взвился на дыбы и забил копытами, затем отскочил на почтительное расстояние от огромного мохнатого хищника.
Медведь повернулся к новому противнику. Увернувшись от когтей, Торроний всадил клинок в грудь зверя. Следующий удар наотмашь пришелся в грудь арамейца и отбросил его к стене дома. Поднявшись на задние лапы, медведь всей массой надвинулся на Торрония. Тот ударил подошвой сапога по рукояти торчащего из груди зверя меча, всаживая клинок еще глубже. Огромная туша навалилась на арамейца. Перехватив обеими руками челюсти медведя, Торроний не позволил сомкнуться его пасти на своем горле. Когти хищника скользнули по плечу, порвав плащ. Придавив собою арамейца, медведь затих, слюна из распахнутой пасти закапала на шею.
Как ни могуч был Торроний, спихнуть с себя тушу убитого зверя оказалось не под силу даже ему. Но лежать придавленным к земле пришлось недолго, вскоре стало легче. Несколько сильных рук вытащили арамейца из-под медведя.
– Ты все еще здесь, чужеземец?! – услышал Торроний знакомый насмешливый голос Багара.
Вокруг стояли рубийские мужчины – жители селения, во главе со своим вождем Садаром. Здесь же были и Багар с Агамаром, оба с утра отправились на охоту вместе со всеми.
– Не на него ли вы охотились? – тяжело прохрипел Торроний, указав на убитого им медведя.
– На него, – подтвердил Багар. – Он давно уже нападает на окраинные дома. Хитрый зверь. Обошел все засады и пришел сюда. Ты отлично справился, чужеземец.
Женщина, что недавно отгоняла шестом медведя, вышла из дома с годовалым ребенком на руках, поднесла его одному из рубийцев и что-то сказала, указывая на Торрония. Мужчина подошел к арамейцу, прижал ладонь к его груди и произнес несколько слов. Торроний перевел вопросительный взгляд на Багара.
– Благодарит тебя, чужеземец, – пояснил вождь. – Ты спас его младшего сына.
Женщина снова что-то сказала, указывая на прореху в плаще арамейца.
– Сними свой плащ, – перевел Багар. – Она отстирает кровь и зашьет.
– Не нужно, – отказался Торроний. – Я должен ехать.
Теперь что-то произнес Садар. Судя по тону, вождь племени не одобрил решение Торрония покинуть его селение.
– Не получится, – подтвердил догадку арамейца Багар. – Сегодня будет пир, – он указал на тушу медведя. – Ты его убил, ты должен его поделить, таков обычай. Без тебя пира не будет.
Женщина настойчиво повторила свою просьбу, даже потянула полу плаща.
– Ладно, задержусь, – нехотя согласился Торроний, стягивая плащ с плеч.
Рваная отметина от когтей медведя на его плече никого из рубийцев не обеспокоила, видимо, для этих суровых людей такое ранение считалось совсем пустяковым. Впрочем, Торроний и сам не чувствовал себя серьезно раненным.
Сидевший на корточках подле морды убитого медведя Агамар потер ладонью свое изуродованное лицо, перевел взгляд на Торрония, что-то сказал, ткнув пальцем в его сторону, затем гордо стукнул кулаком себе в грудь.
– Он говорит, что ты сильный мужчина, настоящий воин, – перевел Багар. – Но он убил такого же медведя голыми руками.
– Скажи ему, мне совсем не хочется, чтобы моя физиономия выглядела так же, как его, – ответил Торроний.
Агамар расхохотался, услышав ответ арамейца, рассмеялись и остальные рубийцы.
– Забери свой меч, – потребовал Багар. – Женщины должны снять шкуру. У нас не принято касаться чужого оружия.
Под одобрительные возгласы рубийцев Торроний выдернул свой меч из груди убитого медведя. Багар хлопнул Торрония по плечу:
– Идем, чужеземец, умоешься у колодца. За общим столом следует выглядеть прилично.
Пока Торроний приводил себя в порядок, женщины племени сняли шкуру с медведя, а мужчины нанизали тушу целиком на вертел и установили над очагом в большом общем доме. К концу дня все племя собралось за длинными столами в большом зале. По мере готовности с туши срезали ломти мяса и передавали друг другу. Первый кусок срезал сам Торроний, что условно и обозначало "поделить тушу". Сердце медведя отдали младшим сыновьям рубийских семей, чтобы, как сказал Багар, росли сильными и выносливыми. Шкуру преподнесли Торронию.
– Это твой трофей, чужеземец, – пояснил Багар.
Рубийские мужчины поднимали деревянные чаши и что-то говорили, указывая на Торрония, Багар объяснил арамейцу, что они пьют за здоровье храброго чужеземного воина. Между делом Торроний спросил:
– Что означает этот знак?
Он указал на символ, выжженный на груди Багара. Как он успел заметить, грудь каждого вождя рубийских племен была отмечена восьмиконечной звездой. Видел он такой знак и у некоторых мальчишек.
– Это символ власти рубийских вождей, – ответил Багар. – Каждый мальчик, родившийся в семье вождя, проходит такой обряд через год после рождения. Если ребенок выживает, он признается достойным вождем и хранит на себе печать всю жизнь.
– И многие выживают? – поинтересовался Торроний.
– Немногие, – спокойно ответил Багар. – Из трех моих сыновей выжил только один. Он будет достойным вождем, когда придет его время.
– У вас слишком суровые обычаи, – заметил Торроний.
– Может быть, – согласился Багар. – Но только самым сильным дано продолжать наш род, будь то мужчины или женщины. Слабым нет места среди рубийцев. Сегодня ты показал себя сильным человеком, мужчиной, воином, и заслужил уважение нашего народа. Расскажи нам еще раз о Тени, чужеземец.
* * *
Костяной коготь, не сравнимый по величине даже с наконечником копья баллисты, пропахал глубокую борозду в песке. Огромный паук приподнялся на задних лапах, встав на дыбы перед фигурой человека, закутанного в грязно-коричневый плащ. Ведущий Тень вскинул ладонь. Рядом с чудовищем он выглядел как муравей рядом с медведем, однако громадное существо повиновалось малейшему мановению его руки.
Поблизости возникла еще одна фигура в таком же плаще, выйдя из дымки сгустившейся тени.
– Наши войска выходят в подгорные степи, – сообщил появившийся жрец.
– Что говорят местные кочевники? – спросил старец.
– Ничего. Наши посланники не получили никакого ответа от вождей племен. Но все они со своими воинами собираются вместе. Похоже, они не настроены принять Тень, и не захотят пропустить нас к Маграхиру добровольно. Кроме того, вожди хингарских кланов проявляют недовольство.
– Они сомневаются в могуществе Тени?
– Они жаждут добычи.
Ведущий Тень опустил руку, паук упал на все восемь конечностей. Старец провел перед собой раскрытой ладонью и очертания паука растаяли в воздухе.
– Жадность хингарцев непомерна, – произнес ведущий Тень. – Совсем недавно они разграбили все поселения равнин. Лучше нам избавиться от всех ненадежных союзников. Скоро мы так и сделаем.
– С малыми силами не покорить Маграхир, – заметил жрец.
– Это так, – кивнул старец. – Боюсь, что и большие силы не дадут нам преимущества. Поэтому мы не пойдем к Маграхиру. Но маловерные надолго запомнят, что такое Тень.
* * *
Выйдя на крыльцо своей резиденции, князь Литарий глянул вниз и хмыкнул. Опираясь на перила, правитель Хорума тяжело спустился вниз, ступеньки заскрипели под его поступью. После ранения в битве за Хорум прошло уже изрядно времени, однако князь заметно прихрамывал, видимо, уже сказывался возраст.
Ожидая у крыльца, Далман нерешительно теребил пальцами складку на залатанной потертой рубахе. Еще раз смерив крестьянина взглядом, князь хмуро поинтересовался:
– Зачем пришел?
– Люди голодают, – ответил крестьянин.
Князь кивнул:
– Знаю. Если пришел за помощью, то напрасно. Вся Велихария разорена.
– То-то и оно, – Далман тяжело вздохнул. – Еле сводим концы с концами, а налоги повышаются. Людям бы передышку хоть ненадолго.
Князь отозвался таким же вздохом:
– Ты был со мной на поле боя, мы рубились плечом к плечу, я обязан тебе жизнью и сейчас мне стыдно смотреть в твои глаза. Но увы, я ничего не могу сделать. Мое положение немногим лучше твоего. Налоги собираются в казну Арамеи, на содержание наемной армии.
Далман помрачнел и кивнул:
– Да, слышал. Наша царица призвала на службу головорезов, которые недавно штурмовали твой город под знаменем Хишимера. Неужто у Арамеи не осталось своих воинов?
– Царица действует от имени императора, и не нам с тобой осуждать ее действия, – нахмурился князь. – Тебе лучше попридержать язык. Дойдут до чужих ушей твои речи, и даже я не смогу уберечь тебя от плахи. Подумай о своих детях. Уходи.
Князь развернулся, поднялся по ступеням обратно и скрылся за дверью. Далман потеребил подбородок и пробормотал:
– Ну, пинками не прогнали, и на том спасибо.
Он уже почти вышел за ворота княжеского двора, когда позади послышался возглас:
– Далман, стой!
Крестьянин оглянулся. С крыльца спустилась Иррея и торопливой поступью догнала Далмана. Просторный хитон не мог скрыть изменения в фигуре молодой женщины. Опустив взгляд на ее округлившийся живот, Далман улыбнулся:
– Тебя можно поздравить, госпожа.
Иррея заглянула в его глаза и с тревогой спросила:
– Совсем тяжело?
Мужчина развел руками:
– Такая уж наша крестьянская доля. Трудись от зари до темна, отдавай все князьям, а сам крутись, как хочешь.
– Не держи зла на моего отца. Он и хотел бы помочь своим людям, но это не в его силах. Княжеская казна пуста, все пришлось отдать, налоги платят не только крестьяне.
– Эх, госпожа, – с тяжким вздохом отозвался крестьянин. – О том ли мы думали, когда бились за Хорум? За это ли сражались? Могли ли представить, что после победы над врагом станет еще тяжелее? Будто и не мы победили в той войне.
– Я знаю, вам тяжело. Но пойми и ты, Арамее нужна армия, чтобы защищать нас. Вот, возьми.
Иррея стянула с пальца серебряное кольцо и протянула Далману. Крестьянин покачал головой:
– Я не могу принять такой дар.
– Возьми, – настойчиво повторила Иррея. – Ты много сделал для меня и моего отца, ты сражался с нами рядом за эту землю, это самое малое, чем я могу отблагодарить тебя. Прими это не только для себя, но и для своих детей. Продашь, хоть немного поддержишь свою семью.
Она сама вложила кольцо в широкую ладонь крестьянина. Далман грустно улыбнулся, глядя на подарок, и снова покачал головой. Надев кольцо на мизинец, он произнес:
– Не продам. Я буду хранить твой дар, как память о тебе, прекрасная госпожа.