Но Скип не оставил от его теории и камня на камне:
- Тогда Среда давным-давно кишела бы одинаковыми сикараськами.
- Почему?
- Потому что срут все и всегда, - объяснил Уй.
- Протестую! - завопила голова. - Я не… я не…
- А тебе нечем, - отрезал Скип. - Вот задница отрастет - тогда.
Философ был раздавлен. И кем? Какими-то выходцами…
- Погодите! - от поднял палец вверх. - Погодите-погодите, я знаю, как доказать свою правоту. Да, вы не целиком походите на ту сикараську, которая вас исторгла. Но ее выделения - это тоже ее часть, вы согласны?
- Тут не поспоришь, - кивнул Скип.
- Безусловно, так оно и есть, - согласился Уй.
- И в вас тоже есть частичка того самого дерьма, верно?
Скип обиделся. Уй поморщился, но подтвердил:
- Не столь прямолинейно, хотя… в общих чертах… пожалуй.
- Значит, в вас тоже есть частичка той сикараськи, которая вас исторгла, - закончил Лой-Быканах.
Не сказать, что Диболомы удивились, хотя им, похоже, эта мысль в голову не приходила. Ну, еще бы, ведь они всего лишь архитекторы.
- Допустим, - процедил Дуй и встал к кульману. - Предположим, что ваши постулаты о вечности и несотворимости сикарасек вытекают из примера с выделениями, что еще не факт. Но насчет неуничтожимости - это уже перебор явный. Если вас с потрохами схарчить, - философ вздрогнул, - не думаю, что вы продолжите это утверждать.
- Это довольно просто, - Лой-Быканах на всякий случай отсел подальше от Скипа. - Дело в том, что сикараська, исторгнувшая из себя экскременты, то есть часть себя, перед этим ела.
Уй нахмурился, пытаясь уловить мысль философа.
- Вы хотите сказать…
- Вот именно, - философ улыбался, чувствуя, что теперь-то опору из под него не выбьют. - В вас частичка той сикараськи, которую съели.
Ваз-Газижока совершенно обалдел, слушая эту галиматью:
- Но ведь это же полная чепуха! Нет уже ни той сикараськи, которую съели, ни той, которая… это… ну, исторгла, так сказать… этих хамов.
- Есть! - торжественно объявил Лой-Быканах. - И обе они в Диболомах. Посмотрите внимательно на их конечности! Видите? Что у них на кончиках пальцев?
Голова с завистью посмотрела на конечности Диболомов.
- Копыта.
- Вот именно!
С этими словами философ, подбиравшийся к голове все ближе, со всего маху опустил на Ваз-Газижоку каменный блок, вместе с которым влетел в окно конторы. Голова с чавканьем исчезла под основанием камня.
- Котлета, - констатировал Скип.
- Лепешка, - уточнил Уй. - Зачем вы это сделали? Он только начал понимать в архитектуре. Учтите, жрать мы это не будем в любом случае, мы принципиально не потребляем в пищу сикарасек.
- Напрасно, это очень вкусно и полезно для окружающей нас Среды, - прокряхтел Лой-Быканах, поднимая блок с расплющенной головы. - А теперь смотрите…
После нескольких мгновений безмолвного наблюдения за кровавыми ошметками, Уй спросил:
- Смотреть на что?
Жить вплотную с Патриархом оказалось совершенно не хлопотно… и совершенно невозможно. Когда рядом с тобой находятся ответы на все, только спрашивать успевай, как-то не спится и не думается.
Ну, добро б Гын-Рытркын тут один торчал, но ведь под боком Дын с Бздыном, которые, нажравшись грибов - тут, оказывается, и грибы растут - возьмут и попрутся к Патриарху, и все из первых уст разузнают. И дело даже не в том, что обидно будет… хотя и обидно тоже… просто окажется, что неправильно все до сих пор думали про Среду, а он, Гын, сам этого понять не смог.
Не то, чтобы мудрец подвергал сомнению распространенную версию возникновения и устройства Среды Обитания, которую излагали философы. Просто кое-что его настораживало.
Например, Предвечный Тай-Мярген. Якобы он ползет через Небытие, пожирая его, и оставляет след, и след этот - Бытие. Даже если и так, то откуда взялся Предвечный? Непонятно. А еще философия утверждает, что из Бытия сами собой появились Патриархи, и уж они-то, лепя куличики из Бытия же, получили Среду Обитания, и стали в ней жить. Сами появились? И почему "лепили", а не "раскатывали"? - Среда ведь плоская!
Сплошные вопросы. А рядом - сплошные ответы. Но гордость спрашивать не позволяет…
- Эй, вы куда? - Гын вскочил с валуна, на котором сидел, защищая подступы к Патриарху.
- Мы-то? - Дын и Бздын стали разглядывать камни на берегу. - Да так, гуляем.
- Гуляйте-ка в другую сторону, - распорядился мудрец.
- А почему? - возмутился Бздын. - Ты здесь сидишь, а нам нельзя? Мы ничем не хуже! А ну, пусти!
- Знаю я, зачем идете. Знаний на халяву хотите!
- А хоть бы и знаний, тебе-то что! - не унимался Бздын.
- И правда, - забормотал добродушный Дын, - Гын, может, вместе пойдем? Ну ведь интересно же, что ты в самом деле?
Искушение. Мало того, что Гын-Рытркын сам себя искушал, так еще и эти Рытркыны за него взялись.
- Не пущу! - возопил он. - Сам не пойду, и вас не пущу!
- Ну почему? - огорчился Дын.
- Да жлобяра потому что, - психанул Бздын. - Тут ему, понимаешь, все дадено, слушай и вникай, а он ерепенится - сам да сам! Пойми ты, мудрец недоделанный - время дорого! Сегодня эту возможность упустим - завтра поздно будет, сам себе не простишь. Вот уйдет Патриарх - и сам ничего не узнаешь, и другим рассказать не сможешь. Это какая возможность всем философам нос утереть! Ой, чего дерешься-то!
Гын вновь поднял посох, которым только что огрел Бздына.
- Мимо меня никто не пройдет!
Но тут Дын поступил уж очень подло. Он закричал: "Бздын, беги!" - и бросился на Гына, пытаясь выхватить у него палку. Как более опытный, Рытркын-оригинал извернулся, и так треснул Дыну по башке, что у того даже мозги через уши вылетели, и поверженный мудрец пал ниц. Видя, как Рытркын, грозный, убивает своего Дына, оставшийся в живых Бздын побежал к Патриарху, вопя о помощи, но посох, метко брошенный Гыном, пробил бегущему затылок и вышел из горла через клюв. Бздын тоже упал, как подкошенный, дернулся пару раз - и замер.
Гын, в ужасе взирая на дело рук своих, встал на колени перед телом Дына и начал исступленно грызть ногти. Потом встал, выдернул посох из головы Бздына и побрел к задумчивому Патриарху.
Море шумело у ног, мокрые камни мешали идти, мудрец, спотыкаясь и падая, разбил в щепы палку, и стер ноги в кровь.
Гын-Рытркын понимал, что когда он вернется - все будет иначе, и ничего непоправимого не случилось, но легче ему от этого не становилось.
А Патриарх становился все ближе и ближе, такой невозможный - и такой желанный.
Вернулся Дол-Бярды только под вечер, потрясенный до глубины души.
- Чего, чего там было? - окружили воина товарищи.
- Не знаю, - бесцветным голосом ответил победитель. - Но отныне буду делать это каждый день.
Суровая физиономия единственного профессионального бойца в экспедиции расплылась в глупейшей ухмылке.
- Сейчас я всех этих бичей!.. - засопел Ботва. - Я им покажу!..
Пан-рухха пришлось едва ли не связывать, чтобы он не натворил глупостей.
- Пустите, - металась воинская кляча, и мудрец поразился, откуда во флегматичном Ботве столько страсти. - Во что воина превратили, быдлы!
- Вообще-то они циритэли, - заметил Гуй-Помойс.
- Да хоть бильмандо, - ревел Ботва. - Хозяин, очнись!
Но Дол-Бярды рухнул на тюфяк, набитый травой, и забылся счастливым сном.
На следующее утро с Ботвой и воином в пещере остались Тым-Тыгдым и Раздолбаи, а Тып-Ойжон, Ыц-Тойбол и Гуй-Помойс отправились с визитом к Великой Матери.
- Пришли, сынки? - обрадовалась Матерь. - Ох, и силен ваш Бердыш.
- Дол-Бярды, - сухо поправил старый ходок.
- Да ладно тебе, крепыш, - бабища шутейно пихнула Гуй-Помойса, и тот едва устоял на ногах. - Что, тоже бороться хотите?
- Зачем? - испугались все трое.
Матерь снова засмеялась:
- Да шучу, шучу. Нельзя мне, я уж понесла…
- Что понесли? Куда?
Смех у Великой Матери, хоть и странный для гостей, а все-таки приятный, долгим эхом раскатывался по пещере.
- Ох, сынки, и веселые же вы! А откуда, по вашему, дети берутся?
- Кто откуда берется? Вы вообще о чем? - Тып-Ойжон был деморализован - он впервые не понимал вообще ничего.
- Ну как же… - растерялась и сама Великая Матерь. - А вы-то как на свет появились? Папка с мамкой есть у вас?
- Я на дереве вырос, - ответил Ыц-Тойбол. - А что такое папка с мамкой?
- Меня нашли в борзянке, - сказал мудрец. - Но я ничего не понимаю.
- А я это… вообще из выгребной ямы вылез, - признался старый ходок.
Матерь опять приготовилась зареветь, но Тып-Ойжон помешал ей:
- Эмоции потом. Что тут у вас происходит?
Происходили у циритэли вещи поистине удивительные. С незапамятных времен, еще даже когда и гор здесь в помине не было, Великая Матерь уже рожала детей. Суть процесса сводилась к следующему - по крайней мере, так это понял мудрец, - уд мужика представляет из себя часть хитрого устройства, аппарата размножения. В контакте со второй частью устройства, находящейся внутри бабы, аппарат начинает работать, и через определенное время баба рожает: то есть аппарат воспроизводит копию циритэли в миниатюре, и копия называется ребенок. Эти ребенки - или дети - вырастают, и сами становятся мужиком или бабой, но до обряда инициации с ними ничего не ясно. Чтобы баба понесла - то есть чтобы аппарат размножения начал работать - циритэли занимаются любовью, то есть тем, чем вчера занимались Дол-Бярды с Великой Матерью. Процесс до безумия приятный, особенно для мужиков, поэтому они так трепетно относятся к своим удам.
- И ваш-то вчера, - вновь рассмеялась Матерь, - все ведь понял, не знаю как. Видали: как схватит мужика за хозяйство, тот и скис.
- Эй, погоди! - растерялся Ыц-Тойбол. - А у Дол-Бярды что, тоже хозяйство?
Матерь задумалась - и не нашла что ответить:
- Чем же это он меня вчера так утомил?
Тып-Ойжон успокоил ее:
- Он и сам утомился. И тоже не понял, отчего.
Визитеры собрались уже откланяться, но Великая Матерь не отпустила их просто так.
- Нет, сынки, нельзя так. Обязательно надо, чтобы след от вас остался у циритэли. Да и бабы наши на вас косятся, понравились вы им.
Тут уж мудрецу и ходокам стало вовсе не по себе.
- Может, не надо? - робко спросил Гуй-Помойс.
- Ты что, крепыш? Конечно, надо! Да ты не бойся, тебе точно понравится.
Визитеров развели по разным пещерам. Тут-то им и открылась природа таинственных стонов, но ни ходоки, ни мудрец об этом никому потом не говорили, и между собой стыдливо не обсуждали.
Размазня, оставшаяся после Ваз-Газижоки, любопытства у Диболомов не вызывала. Лой-Быканах начал подозревать, что опять мог ошибиться, и начал уже бормотать "Вышли хваи", как взгляд его упал на аптечку.
- Что у вас тут? - спросил он архитекторов.
- Обезболивающее, заживляющее, торкающее… - начал перечислять Скип.
- Годится, - прервал его философ. - Заживляющее - тинная труха?
- Грибной взвар, - обиделся Уй. - Фуфла не держим.
Повезло, подумал эксцентрик, как же мне повезло. На периферии обзора парил в эфире Патриарх и с нескрываемым интересом наблюдал происходящее.
Лой-Быканах вылил на останки головы чуть ли не полсклянки, взвар зашипел, запенился, и из пены испуганно вытаращился глаз архитектора.
- Погоди, не дергайся, - философ вылил остатки взвара на размазню и прикрыл ящиком. - Теперь подождать надо.
Ждать пришлось недолго. Практически сразу из под ящика начали доноситься булькающие и трескающие звуки, потом невнятное бормотание, и вот уже:
- Ты мне за это ответишь! Вы мне все за это ответите! Жалкие, ничтожные…
Лой-Быканах горделиво приподнял ящик и представил Диболомам целехонькую голову архитектора.
- Регенерация - не причина, а следствие неуничтожимости, - объявил философ.
Уй и Дуй не смутились и на этот раз, но теперь их скепсис не казался твердым и непоколебимым.
- И что теперь? Положим, что вы даже правы, и сикараськи действительно особый вид материи…
- Даже не вид, а способ существования материи, - уточнил Лой-Быканах.
- Ну, хорошо, способ существования. И вы думаете, что от этого смысл существования сикараськи иной, нежели мы утверждаем? - усмехнулся Скип.
Лой-Быканах коварно улыбнулся:
- А вот этого я не скажу.
- Почему? - удивился Уй.
- Потому что пока не знаю.
Он выглянул в окно. Блямба почти скрылась за горизонтом.
- У вас можно переночевать?
- Конечно, - ответил Скип, не отрываясь от кульмана. - Но для этого ты должен признать, что мы правы.
- Вы правы, - легко согласился философ.
Дуй обиделся:
- Ты же не согласен, а говоришь, что согласен.
- А что мне остается делать? - растерялся Лой-Быканах. - Кстати, нужно определиться, как мы общаемся: на "ты" или на "вы"…
- Думаете, мы вас не уважаем? - Уй заколотил ставнями проем окна: мало ли кто ночью голодный залезет?
- Вовсе не по этой причине, - философ свернулся калачиком в углу. - Вот подумайте: вы уважаете тех, с кем говорите на "ты"?
После непродолжительных раздумий Диболомы решили, что в большинстве - уважают.
- А теперь другой вопрос: уважаете ли вы всех, к кому обращаетесь на "вы"?
- Как правило - нет, - удивился Скип. - Это что же получается: форма вежливости - это вовсе не форма вежливости.
Из угла, занятого философом, послышался смех:
- Вот видите, вы уже сомневаетесь. Нет, форма вежливости таковой и является, но ведь вежливость - она не столько в уважении личных качеств сикараськи, сколько в признании его личного пространства.
Вот тут Диболомы действительно удивились:
- Личное пространство? В смысле - частная собственность, недвижимость?
- Нет, именно личное пространство, - Лой-Быканах сладко зевнул. - Эх, закурить бы…
- Надо?
- Нет, в завязке, я же говорил… Так вот, личное пространство сикараськи - это насколько близко она вас к себе подпускает. Чем ближе подпускает - тем меньше пространство - тем больше она вам доверяет… ну, или меньше боится.
Диболомы погрузились в крутые раздумья, а философ продолжал:
- А что делать, если личное пространство по той или иной причине не может быть регламентировано? Где взять необходимую дистанцию?
- Если чего-то нет, но очень нужно - это придумывают, - подал голос Скип.
- Умница, - похвалил философ. - Именно придумывают. И пресловутая форма вежливости - именно придуманная дистанция. Вы мне не доверяете и даете понять, чтобы я держался на расстоянии - говорите "вы". Едва барьер непонимания сломан, возникает доверие, то есть "ты".
- А если сикараська хамит? Она ведь тоже "тыкает"! - очнулся Уй. - Какое уж тут доверие?
- Пытается взломать твое личное пространство, - философ опять зевнул. - Так что между нами: доверие или дистанция?
Пока Диболомы решали сложный вопрос, Лой-Быканах уснул.
- Доверие! - радостно крикнули Уй и Дуй.
Ответом послужил могучий храп.
- Эй, а про смысл жизни? - возмутился Скип.
Но Уй убедил его не будить философа. В конце концов, куда он денется до завтра?
- Говори.
Патриарх не обернулся к Гыну, он продолжал о чем-то напряженно думать. Тем не менее визит мудреца не остался незамеченным, и Патриарх нашел нужным первым начать разговор.
- Я… - Гын попытался приветствовать Патриарха, но не смог.
Вопрос задать он тоже не сумел.
- Зачем пришел? - спросил Патриарх, не оборачиваясь.
- Я только посижу тут, рядышком… - пробормотал мудрец. - Я быстро…
Патриарх не ответил.
Мудрец плюхнулся задом на камни, тут же вскочил и поковылял обратно с максимально возможной скоростью. Он отчетливо понял, что не только не хочет знать, как устроена Среда Обитания, но даже более - яростно противится, чтобы узнали другие.
Гын вернулся к поверженным Рытркынам, и уложил Бздына рядом с Дыном. Малоприятное зрелище - наблюдать собственную разбитую голову в двух экземплярах. И чем они виноваты? Всего-то и хотели - узнать, как же все устроено в мире, а вон как получилось.
Вообще-то они и сейчас хотят. Это у них жизненная установка такая - хотеть. Все сикараськи хотят все знать, несмотря на то, что орешек знанья тверд, и тверд весьма. Но главным образом сикараськи хотят жить. Все их многочисленные хотения происходят от жгучего, словно блямба, желания жить.
Тяжело вздохнув, Гын покопался в складках своего плаща, потом обыскал Дына с Бздыном, нашел тинную труху - и густо засыпал раны.
Мироздание, думал он, осторожно ступая по мокрым круглым камням, оно ведь не только вокруг, оно и в словах. В этом все дело. Среда Обитания - всего лишь Среда. А слова - гораздо больше. Они гораздо больше, чем даже то, что за границей Среды.
Больше бесконечности!
Спустя какое-то время оба Рытркына зашевелились, а вскоре и очнулись.
- Ну надо же быть таким тупым! - простонал Бздын, разминая шею.
- Правда, Гын, ну зачем же так, - Дын ткнул пальцем в остывшие мозги, понюхал и аж заколдобился.
- Погорячился, - Рытркын-оригинал отвел взгляд. - Ладно уж, идите.
- А сам что? - Дын и Бздын, кряхтя и постанывая, встали на ноги.
Гын махнул рукой и побрел вдоль берега. Потом остановился, обернулся к недоумевающим мудрецам и попросил:
- Насчет слов у него спросите. Ну, если знает, конечно.
Не дождавшись ответа, Гын-Рытркын пошел своей дорогой, а совершенно обалдевшие Дын и Бздын - своей.
Целый этап экспедиция провела в брачных играх. Подключились даже клячи и Раздолбаи. И когда Тып-Ойжон наконец вспомнил, зачем они сюда попали и куда вообще шли, никто из попутчиков не выразил острого желания продолжить погоню. Великих трудов стоило мудрецу привести в чувство ходоков и воина:
- Вы что, не понимаете? Тут и так непонятные вещи творятся, а если мы ее не догоним, то вообще может наступить ВсеобщийКаюк.