- Здравия желаю, товарищ капитан! - раздалось откуда-то из-под крыла.
Нагнувшись, я увидел своего механика в тулупе и ватных штанах, который что-то делал через лючок в фюзеляже.
- День добрый, Аркадий, как аппарат?
- Норма, можно хоть щас в небо.
- Сейчас? А что? Можно. Старший сержант Лаптев, приготовить вверенную вам машину к вылету!.. А я пока в штаб, получу разрешение.
- Товарищ капитан, а вам что? Летать разрешили? - вытаращил глаза механик.
- Куда они денутся? - пожал я плечами. Мне на самом деле дали разрешение на полеты. Правда, после долгих уговоров и обещаний, мол буду летать "нызенько-нызенько и тыхо-тыхо". Осматривавший меня профессор прям так и заявил, что он бы еще месяц не дал летать, если б не заметная тенденция к выздоровлению. Мышцы фактически зажили, кость срослась хорошо, небольшая хромота может остаться еще максимум месяц, да и то если только не буду беречь ногу. Развернувшись, я энергично захромал в штаб полка. В том, что в Центре, кроме общего, есть и штабы полков, ничего удивительного нет. Мы учились даже управлять авиационными соединениями.
В штабе находился комиссар полка Агренев, который что-то писал в летный журнал.
- Здравия желаю, товарищ батальонный комиссар!
- А, Суворов? Ты уже здесь?
- Да, товарищ комиссар. Разрешите получить разрешение на вылет?
- Вылет? Тебе что, разрешили? - удивился Агренев, отрываясь от журнала. Сидевший в углу радист и вошедший в штаб дежурный по полку приветливо мне кивнули.
- Да, вот справка.
- Ну раз справка!.. Тогда да. Даю. Ильин, позвони в общий центр управления полетов, узнай, когда будет окно.
- Есть! - откозырял лейтенант-дежурный и, подмигнув мне, стал крутить ручку телефона.
Пока он общался с ребятами Иволгина, выбивая мне время для ознакомительного полета, я беседовал с комиссаром, сообщая последние московские новости. Агренев был родом из Подмосковья и интересовался обстановкой в городе.
- Да я-то больно ничего и не знаю. Все дни носился то домой, то в госпиталь, то в студию. То туда, то обратно.
- Понятно. А что за студия?
- Хм… так песни свои на пластинки записывал, - смущенно объяснил я.
- Молодец! Много записал? Десять? Пятнадцать? - попытался узнать подробности комиссар.
- Много. Очень-очень-очень много. Две.
- Две-е-е?! Всего две-е-е?! - удивленно протянул Агренев.
- Товарищ комиссар, я вообще-то рассчитывал успеть ХОТЯ БЫ ОДНУ. Сами поймите, нужно с музыкантами разучить мелодию, а это за час не сделаешь. Потом совместное исполнение до автоматизма. Это тоже время. То, что мы записали, конечно, далеко от совершенства, по моему мнению, но все равно лучше, чем ничего. Хотя Быков - это доцент консерватории - говорил, что вышло очень даже неплохо. Заметьте, не хорошо. Ладно еще повезло, что у них был хорошо сыгранный коллектив, они буквально на лету подхватывали все, что я пытался сыграть. Все парни-студенты - настоящие талантища!
- Понятно. Действительно, ляпнул - десять-пятнадцать. Какие песни-то? Я знаю?
- Да, я их исполнял неделю назад: "Песенка велосипедиста" и "Люди встречаются".
- Почему именно их? Нет, выбор, конечно, хороший, ты их на бис постоянно исполняешь, но все же?
- Да я напел десяток, а они за эти уцепились. Сперва, конечно, за "Люди встречаются", а потом заметили, что время остается, записали и "велосипедистов".
- Они?
- При встрече Быков позвал своих коллег, вот консилиумом и решали, что мне петь. Что понравится народу. Так и выбрали.
В это время мы обнаружили, что присутствующие в помещении дежурный и радист активно греют уши.
- Товарищ комиссар, получено разрешение на взлет истребителя Ла-5 бортовой номер семь. Через… сорок минут, - глянув на часы, доложил опомнившийся лейтенант. Радист тоже вернулся к своей работе, непрестанно вызывая какого-то Чародея.
- Хорошо. Отметь в журнале.
- Есть.
Повернувшись ко мне, комиссар сказал:
- Вечером будет собрание, все-таки такое событие нужно осветить.
- Собрание? - Я озадаченно почесал затылок. Для меня это было неожиданно, как-то не воспринимал все так серьезно.
- Конечно! Такое неординарное событие требует освещение не только среди бойцов, но и должно быть в газете. Пусть люди знают, что капитан Суворов не только летчик, но и композитор и певец. Выпустим боевой листок.
- Вообще-то они знают, я во время своего первого выступления спел…
- "Летчика"? Да, вещь! Слышал. Кстати, про твое последнее выступление позавчера тоже. Почему молчим про него?
- Ах да. Забыл совсем, замотался. Меня на квартире пионеры нашли, и там по наклонной дошло до комсомольского радио. Вот и выступил по их просьбе. Выделил два часа своего времени, а оно у меня тогда было не резиновым, но дети - это святое.
- Пионеры? Твоя дружина?
- Они самые. Молодцы, нашли. Веселые ребята. И пионервожатая - очень интересная девушка.
- Ясно… Ладно, до вечера, а пока иди, собирайся. У тебя вылет через полчаса.
- Хорошо, товарищ комиссар.
Выходя из большой комнаты, в которой размещался штаб нашего полка, подумал:
"А о том, что из двух я сделал четыре песни, я вам, товарищ комиссар, и не сказал-то!"
Это действительно было так. Мелодия наиграна, голос поставлен; срепетировав несколько раз, я выпустил еще две песни. Те же, только на французском. По моему мнению, получилось неплохо, а вот Быков пришёл в экстаз, он знал этот язык.
Мотор уже был прогрет, когда я подошел под скрип снега под подошвами своих полуботинок. Взобравшись осторожно на крыло, после, с помощью механика, в теплую, нагретую кабину истребителя, скомандовал:
- От винта!
- Есть от винта! - выкрикнул Лаптев, откатывая компрессор.
Запустив заглушенный мотор, погонял его, проверяя на оборотах. Все было в порядке.
- Мушкет, я База, вылет разрешаю. Как слышите меня, прием?
Поправив ленд-лизовский шлемофон, ответил радисту Центра:
- База, я Мушкет, вас понял, взлетаю.
Пока полки находились на территории Центра, все полеты были через него.
Проверив хождение элеронов и подкрылков, я покатил "ястребок" на старт. Взревев двигателем, машина пошла на взлет. Вы думаете, я крутил фигуры высшего пилотажа? Хазер. С моей-то ногой! Рано еще. Просто ознакомительный полет. И чем дольше сидел в кресле пилота, тем больше и больше нравилась мне эта машина.
Примерно - хрен вам.
Я был в воздухе минут десять, когда стали возвращаться с вылета два полка. Первыми шли "пешки", за ними, чуть отстав, - сопровождавшие их Ла-5. Короче, занимались не своим делом. Мы - охотники. Похоже, комполка решил дать наглядную практику сопровождения бомбардировщиков и, когда представился случай, воспользовался им. От строя отделился одинокий "Лавочкин" и понесся ко мне. Через несколько секунд мой ведомый занял свое законное место. Однако, узнав, что баки у Степана фактически пусты, я отправил его вниз.
Загнав свою машину под масксеть и отдав ее в опытные руки механика, поигрывая тростью, я направился в общий зал, где обычно проходили обсуждения вылетов и разбор ошибок.
- Ну что, герой, вернулся? - встретил меня подполковник Стриж, как и все, одетый в летный костюм.
- Вернулся, - хмыкнул я, после чего, вытребовав трех помощников, направился к себе за подарками из города. А вечером, когда употребляли наркомовские за первые сбитые в полку, во время ужина прозвучала моя первая песня. Когда я ее услышал, сам удивился звучанию. Очень проникающая в душу песня, несмотря на мой довольно грустный голос в репродукторе.
"Люди встречаются" стали хитом за эту неделю, а когда прозвучала "Песенка велосипедистов"… Бедный я.
Однако это было еще не все.
Вообще, жаль, меня не было в этом вылете. Не чтобы сбивать самому, а посмотреть, КАК парни это делают. Что ни говори, а видеть лично - это не то, что слушать возбужденных летчиков. Конечно, это не первый их учебно-боевой вылет, четвертый, если быть точным. Просто в этот раз они действительно встретились с немцами. Нет, служба оповещения, конечно, работает на отлично и сообщает о появлении вражеских самолетов, но и у противника с этим неплохо. Особенно в высотных разведчиках. Три бесполезных вылета наперехват бомбардировщиков разозлили подполковника Стрижа, так что он воспользовался парой "МиГов" и звеном пришедших наконец в полк "Таиров". Поэтому на четвертый вылет небо было свободно от немецких глаз, высотники хорошо почистили его, дав поработать не только моему полку, но и "пешкам", которых выпустили в "поле". Кстати, это был их первый вылет всем наличным составом. Что касается нашего полка, он, по сути, таковым в полном смысле этого слова не был, он так числился только по бумагам. Бои же планировалось вести отдельными группами, разбитыми на звенья, а возможно, даже на пары. Не полк, а несколько отдельных ударно-охотничьих групп со штабом для административной деятельности, чтобы соответствующие заявки на горючее, БК и прочие хознужды было куда подавать…
В случае необходимости же группы можно мгновенно собрать в более крупное подразделение. Так, возможно объединение, если встретится большое количество самолетов противника. Тут главное - успеть подкрепление вызвать. Моя идея придать полку отдельное подразделение ВНОС была осмеяна: их фронтам-то не хватало, а тут всего лишь полк, хоть даже и специальный. Так что придётся работать с тем, что есть, хотя реорганизация и усиление существующих постов ВНОС уже началась. Остаётся надеяться, что на том участке фронта, куда нас отправят, с этой службой будет все в порядке.
Полк Стрижа не сопровождал "пешек", как я думал. Нет, они использовали их как наживку, в лучших традициях охотников. Немцы на переднем крае визуально усмотрели бомбардировщики - да и как их не увидеть, когда на головы посыпались бомбы сотки? Причем бомбили "пешки" в пикировании. Немного шероховато, конечно, поскольку опыта было мало, но работали! В результате фашисты лишились гаубичного дивизиона, стоявшего на позициях в трех километрах от переднего края, и склада боезапаса. Рвануло там неслабо. Причем все это снимал наблюдатель на двухместном "Таире". Опыт будут обобщать и анализировать.
Так вот, на вопли убиваемых пехотинцев было направлено ближайшее патрульное звено "мессеров". Наши это сразу узнали - радиовзвод не спасовал - и приготовились к встрече. Понятно дело, с "пешками" их не было, не светились, а вот когда появились "худые" и внаглую бросились на наших бомберов, атаковали их с разных направлений. В атаке участвовало всего два звена из эскадрильи капитана Староверова. Одно из-за облаков, второе снизу, пользуясь складками местности для маскировки. В других случаях им незаметно было не подойти, немцы бы ушли без боя. В результате - три костра на земле и один удирающий на форсаже "мессер". Сбить его не успели, этот ганс увернулся от атаки и плюхнуться на пузо, когда из немецкого тыла навстречу внезапно появились советские истребители. Вот его не засчитали. Наблюдатель заснял, что ближайший "Лавочкин" находился в пятистах метрах и сбить его не мог. Помня мои высказывания о методах работы по уничтожению кадрового летного состава Люфтваффе, на слегка дымящий разбитый истребитель был сделан заход. Так что быстрая посадка не помогла немцу, выбраться из кабины он не успел. Жестоко? Так война идет на уничтожение, тем более наблюдатель в это время отвернулся.
Сбитых мы и обмывали привезенным мною коньяком. Праздновали в большой общей комнате, где спали две эскадрильи. Кровати вынесли в коридор, а на свободное место притащили столы из класса, получилось тесновато, но нам хватило. Были бы мы одни, только летный состав, но собрался ВЕСЬ полк. Я имею в виду механиков и остальных. В общем, "черных душ". Так что гуляли хорошо. Начали с коньяка, а закончили спиртом. Я так думаю, не медицинским.
- Не беспокойтесь, товарищ капитан, мы его тщательно отфильтровали, - объяснил мой механик, заметив, что принюхиваюсь к полупустому стакану. Сам я не пил, после ранений пока нельзя было, но как начальник следил за присутствующими. Небольшой группкой сидели командиры, что-то с жаром обсуждая. Среди них находился старший инженер полка, записывающий за подполковником Стрижом. Видимо, командир описывал первый бой. И хотя практически участвовала только одна эскадрилья - остальные находились в прикрытии, - все равно это было началом начал.
Именно в этот момент, когда люди дошли до кондиции, когда хотелось просто посидеть поболтать, и зазвучала моя песня.
Я сам заметил ее не сразу: вдруг наступила тишина, все смотрели на меня и слушали мой же голос из репродуктора. Впечатления незабываемые. После того как она закончилась, зал какое-то время был тих, но потом как будто произошел взрыв. Хлопки по плечу, рукопожатия… Даже командир подошел, хотя и высказал мне до этого много чего нехорошего из-за того, что я первый свой вылет после ранения сделал без инструктора. Знал, что нужно было слетать на УТИ, но сердце просилось в небо, и я воспользовался ситуацией. Хорошо еще, что комиссар меня понял и разрешил, но огонь все-таки перенес на меня, сказав, что это мое решение.
В течение следующих трех дней я продолжал полеты, постепенно выполняя некоторые фигуры пилотажа. Летал, понятное дело, не один, со Степкой. Его задача - приноровиться к моему стилю полета, чтобы не потерять при резком вираже в бою. Хотя, думаю, в первом все равно потеряет, все теряют. Слишком морально тяжел для новичка первый бой. Как описывал корреспонденту один летчик-ветеран:
"- …и твердил себе: "Не потеряй, не потеряй!" Так что в своем первом бою единственное, что я видел, это хвост своего ведущего, и смог оглядеться, только когда бой закончился. Плохо все помню, только хвост "Яка" с красной звездой. Вот и весь мой первый бой. Вышел из боя, а машина не моего ведущего, успел где-то потерять и пристроиться к другому истребителю. Вы лучше про семнадцатый спросите, я там своего первого сбил…"
Поэтому я считаю, что Ленин был прав: учиться, учиться и еще раз учиться.
А на пятый день после того как я смог сделать петлю Нестерова и пару бочек, проверяя свое состояние и навыки управления, с земли пришел приказ на посадку. Глянув на датчик топлива, стер пот со лба рукавом, и ответил:
- Вас понял, иду на посадку.
Интересно было бы знать, почему мне отменили полеты, хотя топливо в баке было.
Глянув на сопровождавший меня сзади истребитель ведомого, приказал идти на посадку. Выбравшись из жаркой кабины на двадцатипятиградусный мороз, отчего мокрую куртку сразу прихватило, накинул поданную механиком шинель, попросил подошедшего Степана занять мне душевую комнату и направился к административному зданию Центра. Вызвали меня не в полк, а непосредственно в Центр, и хотелось бы знать, почему.
Выяснилось все, когда я вошел в кабинет Иволгина. Сам он сидел на диванчике рядом с представительным мужчиной за пятьдесят. Одет тот был в полувоенный френч, которые так любили носить все государственные чиновники, и черные наглаженные брюки со стрелочками.
- Товарищ генерал-майор, по вашему приказу капитан Суворов явился.
- Садитесь, капитан, - официально обратился ко мне Иволгин. Судя по тону генерала, гость был человек непростой, иначе бы он обратился ко мне по имени. Значит, будет беседовать официально.
Присев, как мне велели, я вопросительно посмотрел на генерала.
- Познакомьтесь, капитан. Якимов Эдуард Моисеевич, представитель ЦК.
"Хорошо объяснил. "Представитель ЦК"! И что мне это говорит? Очередная проблема?" - сердито подумал я.
- Капитан Суворов. Вячеслав Александрович, - представился я после кивка "представителя".
- Товарищ генерал, можно поговорить с товарищем Суворовым наедине?
- Да, конечно, - легко кивнул Иволгин и, встав, вышел из кабинета, оставляя нас одних.
Однако все оказалось проще, чем я думал. Якимов был из Радиокомитета, а направил его действительно большая шишка, которому понравилось, какое впечатление произвели на население "мои" песни.
- То есть вы хотите, чтобы я продолжил петь?
- Именно. Я уже поговорил с вашим музыкальным руководителем, и он уверил нас, что особых проблем не будет.
- Музыкальный руководитель? - не понял я.
- Да, Игорь Быков. Разве это не так?
- Да нет, все в порядке. Просто я минуту назад не знал, что у меня есть продю… руководитель, - ответил я задумчиво.
- Так что вы об этом думаете?
- Да я-то не против, только мне нужно проходить летную практику после ранений, так что извините - нет.
- Подождите отказываться. А если совместить?
- Это как?
- Ну например, до обеда полеты, после обеда - на машине в город.
- Долго, времени много в дороге терять будем. И вообще, что гадать? Тут командиры решать должны. Разрешат, не разрешат.
Разрешили. Все получилось так, как и договорились. Если летная погода - которая бывает не всегда - то весь день мой, если нет, то я в городе в студии, ночую дома.
Именно так прошёл следующий месяц, пока двадцать восьмого января тысяча девятьсот сорок второго года полк не получил боевой приказ передислоцироваться к месту будущих боевых действий. Мы отправлялись на Юго-Западный фронт в район Харькова.
Сам перелет ничем особенным не запомнился. Хотя, честно говоря, это у меня был первый подобный дальний рейс - нас отправили своим ходом - он оставил после себя только ощущение отсиженной задницы. Внизу белым-бело - фиг его знает, как штурман ориентировался - однако до цели мы добрались без особых проблем. Несмотря на тридцатиградусный мороз, без поломок и неисправностей. То есть ВЕСЬ ПОЛК долетел нормально. Даже два временно закрепленных за нами "Дугласа" со штабом полка и небольшой группой механиков благополучно приземлились на фронтовой аэродром, где до нас стоял полк "ишачков". Я знал, они уже две недели находились в Центре на переподготовке, переучиваясь на "Лавочкины". Так что этот участок фронта "держал" всего один истребительный полк на тех же "ишачках". Насколько мне было известно, по плану их отправят на переподготовку в мае месяце, а пока они продолжали работу на том, что было. Парни, несмотря на то что уходящий полк оставил им все самолёты, работали в усеченном составе.
Аэродром был обжитый, а это не очень хорошо - значит, немцы о нем знали. Да и старые воронки, обнаруженные неподалеку от строений, подтверждали это. Стриж со мной согласился. Место базирования групп нужно было переносить как можно быстрее. Почему нас посадили сюда? Именно это обсуждали мы с ним, шагая от истребителей, около которых суетились летчики и небольшая группка механиков, к ближайшему зданию.
- Странно, что нас посадили на один аэродром. Очень странно. У нас же в уставе действий охотничьих групп прописано, что это запрещено. Нужно было еще при подлете раскидать группы по местам базирования.
- Сомневаюсь, что они знают об этом уставе. Однако ты прав, я сразу после получения приказа отправил срочную телеграмму в штаб фронта, они должны были приготовиться. И сообщить коды для связи с постом ВНОС. Тут я ничего подобного не вижу.
- Еще не известно, что тут с ВНОСом, так что мы пока слепые как кутята, - скривился я, осматриваясь на ходу.
- Да, нужно было заранее отправить наземные части или подождать в Центре, пока они добираются. Если бы не срочный приказ… А с ВНОСом разберемся. Да и с этой ситуацией тоже.