- Тогда прошу вас следовать за мной.
Он зашагал через площадь, даже не обернувшись поглядеть, идут ли они следом. Бьорн с сыном переглянулись и поспешили за ним. Шел карлик быстро, и это еще мягко сказано. Он шустро петлял по лабиринту совершенно одинаковых улочек. Иногда останавливался на углу, поджидая своих спутников. При этом он смешно раскидывал в стороны свои коротенькие ручки и раздраженно ронял их:
- Ну, вы идете? У меня и другие дела есть…
И припускал еще быстрее.
И вдруг оказалось, что они пришли. Карлик остановился перед дверью в стене так неожиданно, что они чуть на него не налетели.
- Заходите, господа! - сказал он, со скрипом отворив ее, и посторонился, пропуская гостей.
Они вошли в уютный мощеный дворик, в глубине которого стоял ярко-желтый свежеоштукатуренный домик. Карлик постучал в окошко двойным стуком, предупреждая о своем приходе, и открыл дверь, украшенную скрещенными сосновыми веточками.
- Отряхните, пожалуйста, сапоги и заходите!
Комната, в которой оказались Алекс с отцом, нисколько не походила на пещеру колдуньи, какой ее обычно представляют. Ни котла, кипящего в закопченном очаге, ни запыленных склянок на покривившихся полках, ни черной кошки, трущейся у ног. Ничего подобного. Сверкающая чистотой плита, тщательно выметенный пол, на столе скатерть в голубую клетку без единого пятнышка, два стула с подушечками на сиденьях, навощенный буфет, на окошках занавески.
- Если вам не трудно, снимите, пожалуйста, сапоги…
Они повиновались и, стоя в носках, ждали, пока хозяин тоже разуется.
- Бригита! - покончив с этим, окликнул он. - Пришли!
- Веди их ко мне… х-с-с… х-с-с… - отозвался хриплый голос откуда-то из глубины дома.
- Ты, может, встала бы…
- Сказано тебе, веди!.. х-с-с… х-с-с…
Когда карлик ввел их в спальню, Бьорн и Александер глазам своим не могли поверить. Брит - неутомимая Брит, несокрушимая Брит, Брит, которой и жара, и стужа нипочем, колдунья Брит лежала в постели в ночной рубашке, укрытая пуховой периной, бессильно откинув голову на подушку. На столике остывал в чашке какой-то недопитый отвар.
- Что-нибудь… х-с-с… х-с-с… неладно, Бьорн? - вяло спросила она.
Алекс смотрел на колдунью как завороженный. Он никогда не видел ее так близко. Пергаментное, сморщенное, запредельно старое лицо, глаза-щелки, такие узкие, что невозможно было поймать их взгляд, крепко сжатые губы - словно какая-то столетняя черепаха, переодетая женщиной. "Может, ей и правда триста двенадцать лет…" - подумалось ему. Ее тело под одеялом было как вязанка сухого хвороста.
- Да, но, похоже, у тебя у самой не все ладно… - ответил Бьорн.
Она раздраженно отмахнулась.
- Хальфред! Приподними меня… х-с-с… х-с-с… и выйди.
Карлик, которого она назвала Хальфредом, подошел и помог ей сесть в постели. Взбил подушку, подмостил ей под спину и послушно удалился.
- Что тебе нужно, Бьорн… х-с-с… х-с-с?.. Зачем меня искал?
- Брит, помнишь, ты принесла нам ребенка, десять лет назад?
- Я все помню… х-с-с… х-с-с… и это, и много чего другого… все, что было… я бы и рада забыть, но все это врезано в память… как в твердый, твердый камень… врезано…
- Значит, помнишь этого ребенка?
- Да…
Она беспокойно перекатила голову по подушке, отвернувшись от него.
- И тебе, полагаю, известно, кто он такой?
- Само собой… я же его и пометила… х-с-с… х-с-с… крестом на ладони…
- Теперь этому мальчику десять лет, Брит. Мы вырастили его и, как ты и велела, никому ничего не говорили. А на прошлой неделе его похитили.
- Знаю… х-с-с… х-с-с… и знаю кто…
- Волчица, Брит. Это от тебя она узнала, как его найти?
Колдунья помолчала и вдруг сплюнула на пол обильной черной слюной.
- Эта шлюха! - тихо и глухо проговорила она. - Эта сука поганая… она обдурила меня, Бьорн… я оттого и слегла, видишь… х-с-с… х-с-с… печенку мне, гадина, надсадила… я ей все зубы по одному повыдергаю ржавыми клещами… отравлю, чтоб вся почернела, чтоб ее всю раздуло, пусть-ка тогда покрасуется… х-с-с… х-с-с… патлы оторву и к заднице приклею… я ей…
Алекс, не удержавшись, прыснул, и отец предостерегающе ткнул его локтем.
- Брит, Совет долго обсуждал это дело. Как ты понимаешь, мы не можем послать армию на Большую Землю. Мне готовы дать в помощь несколько человек, но и только. Вот почему я здесь, Брит. Чтоб вернуть мальчика, нам нужна ты. Поможешь?
- Я больна… х-с-с… х-с-с…
- Понимаю, но ты ведь от бездействия и заболела. Тебе нельзя опускать руки.
Колдунья поморщилась. Что-то, видимо, ее грызло. Иначе почему она до сих пор ничего не предприняла, чтобы отомстить? Что могло приковать ее к постели - ее, которая за всю жизнь и не присела ни разу? Уж очень это было на нее не похоже.
- Так как же, Брит? - осторожно закинул удочку Бьорн. - Если хочешь, я заплачу.
Она нервно хмыкнула.
- Мне деньги ни к чему… х-с-с… х-с-с… ты же знаешь.
- Ну так как? Что тебе мешает?
Она беспокойно завозилась, зашевелила длинными худыми пальцами.
- Я подумаю… х-с-с… х-с-с… передам тебе ответ через Хальфреда… дня через два… а теперь оставьте меня в покое…
После чего перевернулась на бок, словно собираясь уснуть, давая понять, что аудиенция окончена.
- Мы рассчитываем на тебя, Брит, - сказал на прощание Бьорн, - ты - наша последняя надежда.
Повернувшись к двери, они увидели, что к противоположной стене придвинута еще одна кровать. Судя по размеру, принадлежащая Хальфреду. Край безукоризненно белой простыни был аккуратно отогнут поверх одеяла, подушка взбита - ни складочки, ни вмятинки. На стене висела восхитительная скрипочка, инкрустированная рогом и слоновой костью, с завитком, вырезанным в виде девичьей головки.
Карлик поджидал их в кухне, сидя у плиты.
- Я провожу вас, - сказал он, вставая.
Все трое снова обулись и вышли. На этот раз Хальфред не поспешал впереди, а шел рядом, стараясь не слишком оттеснять их в глубокий снег.
- Вы хотите взять Бригиту с собой? - спросил он, помолчав с минуту.
- Вы подслушивали под дверью… - невольно улыбнулся Бьорн.
- О нет, я не подслушивал, я слышал - это не одно и то же. Стенка тонкая. Так вы собираетесь ее увезти?
- Не знаю. Она, кажется, не очень расположена ехать.
- Ах, я надеюсь, она поедет. Ей это, во всяком случае, пойдет на пользу, уверяю вас!
"Вы живете вместе?" - чуть не спросил Бьорн, однако сама мысль, что Брит может жить вместе с кем бы то ни было, казалась настолько дикой, что он видоизменил вопрос:
- Так вы… вы о ней заботитесь?
- Ну да. Вот уже четыре недели, как она у меня. Но с моей стороны тут нет особой заслуги. Она все больше лежит и почти ничего не просит.
- Вы давно с ней знакомы?
- Само собой. Полвека, если не больше! Все, кто с какими-нибудь отклонениями, знаете, так или иначе между собой знакомы: калеки, безумцы, карлики, ведьмы… Но прежде мы с ней и не разговаривали-то, в сущности, ни разу. Привет, Хальфред, привет, Бригита, сделали ручкой да разошлись. Только и всего за пятьдесят лет - не так уж много, согласитесь. А тут как-то вечером она и постучись ко мне. Я сразу понял - что-то с ней не так. "Можно войти… х-с-с… х-с-с?.." Ну, говорю, заходи. У меня и в мыслях не было, как оно обернется. А она входит, оглядывает все кругом, словно инспектор какой, - буфет, стол, плиту, все-все, а потом знаете что делает? Идет прямиком в мою спальню и ложится в кровать - в мою кровать! И все это, прошу заметить, не снимая сапог! И знаете что заявляет?
- Не знаем.
- Она заявляет: "Я остаюсь здесь".
- Ничего себе! - воскликнул Алекс. - А вы не пробовали ее выставить?
- А законы гостеприимства, молодой человек? Как можно выбрасывать людей за дверь, тем более больных! А она была очень больна, бедняжка. Больна от того, что далась в обман Волчице. Не могла перенести, что ее провели. С ней за всю жизнь такого еще не случалось. Она прямо пожелтела вся! Я имею в виду, у нее сделалась самая настоящая желтуха! Когда она ко мне пришла, она была желтая, как лимон. Я ухаживал за ней: смастерил ей кровать по росту, купил ночную рубашку, поил с ложечки овощными супами. Теперь она идет на поправку, но вот душевное состояние… Я уж ей и на скрипке играл, и песни пел, а ее все не отпускает… Прошлой ночью так стонала во сне… я со своей кровати слышал. Прямо сердце надрывается, скажу я вам!
Алекс был ошарашен. Представить себе, чтоб колдунья Брит стонала во сне, - его воображения на это не хватало.
- Я вот чего не понимаю, - вмешался Бьорн. - Почему она даже не попыталась отомстить Волчице? Насколько я знаю Брит, она всегда отвечала ударом на удар - бесстрашно и даже, извините меня, жестоко.
Хальфред покачал головой.
- Ах, это вам кажется, что вы ее знаете, а у нее есть свои слабости…
Бьорн и Алекс попытались представить себе, какие слабости могут быть у колдуньи Брит, но промолчали - иногда это лучший способ развязать язык собеседнику. И Хальфред, не замедляя шага, с удовольствием пустился в пространные объяснения:
- Постарайтесь ее понять. Бригита за свою жизнь исходила Малую Землю вдоль и поперек и знает ее лучше, чем вы - собственную столовую. Ей знакомы каждый холм, каждый овраг, каждое дерево и все, что на нем, каждый валун и все, что под ним. Она знает снега Малой Земли и дожди Малой Земли, и ветры, и животных, и насекомых - всех тварей, чуть ли не каждую в лицо! И пока под ногой у нее здешняя почва, она не боится ни Бога, ни черта, ни человека, ни зверя, да и духов тоже. Но отплыть куда-то еще… Вот в чем дело! Вот что вызывает у нее панический страх. Она знает, что Волчица увезла мальчика на Большую Землю… Вот две причины ее болезни: то, что эта женщина обхитрила ее, и то, что она не смогла отомстить! Это-то ее и гложет, это и мучает, это же ее, того и гляди, убьет…
Тут Хальфред вытащил платок и вытер глаза.
- Полно, не плачьте… - попытался утешить его Бьорн. - Я уверен, она решится отправиться с нами. Постарайтесь ее уговорить!
- Я не плачу, это просто от мороза! Но я постараюсь уговорить ее, да. Это ее, по крайней мере, отвлечет.
Они еще немного попетляли и вышли наконец на широкую улицу, где и распрощались, крепко пожав друг другу руки.
- Мы очень рассчитываем на вас, Хальфред, - сказал Бьорн. - Понимаете, Брит с ее возможностями действительно в состоянии вызволить мальчика.
- Приложу все усилия! - заверил карлик и удалился своей переваливающейся походкой, добавив: - Я тоже на вас рассчитываю. Ах, если б вам удалось вернуть ей, моей бедняжке, волю к жизни…
Едва он скрылся из виду, Алекс возбужденно запрыгал вокруг отца.
- С ума сойти! Колдунья Брит в постели, отвары пьет! Видел бы это Бриско!
Не менее удивительным казалось ему, что Хальфред оставил колдунью у себя и так преданно за ней ухаживает.
- У него, конечно же, есть на то веская причина, - уклончиво проронил Бьорн.
- Какая причина? Ты думаешь, он…
- …влюбился в нее? - рассмеялся Бьорн. - Нет, не думаю, что это слово тут подходит. Возможно, я ошибаюсь, но полагаю, тут скорее другое.
- Что?
- То, что впервые в жизни он кому-то нужен.
9
Южный Ветер
Герольф давно уже стоял неподвижно перед дверью в комнату Бриско. Сперва его раздражал мерный храп Хрога. Ленивый бугай спал без задних ног, несмотря на строгие инструкции. Но в конечном счете это было и к лучшему. Если б Хрог бодрствовал, Герольф сразу же отдал бы ему приказ, который держал в уме, поднимаясь по лестнице: "Разбуди мальчишку, одень и приведи ко мне на конюшню".
Избавиться от Бриско для него проблемы не составляло. Неподалеку - четверть часа верхом - у него был на примете глубокий овраг, зажатый между острыми скалами: немало трупов сбросил он туда под покровом ночи. Дальше с ними разбиралось всякое зверье. Сперва волки пожирали, что могли, потом налетали стервятники, после которых оставались только голые белые кости. Саму грязную работу он не собирался поручать Хрогу. Этот псевдозверь провел с мальчиком уже три дня и мог заартачиться или даже дать себя разжалобить, как дурак охотник в сказке, пощадивший Белоснежку.
Нет, для такого дела у него был другой исполнитель, у которого рука не дрогнула бы сбросить тело Бриско во тьму оврага, как в свое время колдунья Брит схоронила тело его матери Унн во тьме моря. Можно сказать, семейная традиция! Нырок во тьму! Он улыбнулся от этой мысли. А потом - возможно, из-за того, что Хрог так храпел - он не постучал в дверь сразу же, а прислонился к ней головой, да так и остался стоять, весь уйдя в свои раскаленные добела мысли. Наконец, по меньшей мере через час, он, беззвучно ступая, спустился обратно и лег рядом с Волчицей.
Она не спала. Огонек догорающей свечи еще трепетал на круглом столике.
- Кончено? - спросила она ясным голосом, голосом человека, который все это время не спал, а бодрствовал.
- Нет, - ответил он.
Она повернулась, не веря своим ушам. Герольф был не из тех, кто меняет принятое решение. Неужели у него не хватило духу убить мальчика? Она присмотрелась - ничто в его лице не говорило: я не смог… Напротив, оно дышало сдержанным торжеством, неким тайным самодовольством.
- Я придумал кое-что получше, Волчица.
- Получше?
- Да. Мы оставим ребенка себе.
Только услышав эти слова, она поняла, как страстно надеялась, сама себе в том не признаваясь, что он это скажет: оставим себе…
Она выждала несколько секунд, пока сердце не стало биться ровнее, и лишь тогда заговорила:
- Ты хорошо подумал, Волк? Если это ради меня, то не надо, прошу тебя! Это было бы ошибкой. Я знаю, как ты ненавидишь Холунда и весь его род. Ты убил отца. Уверен ли ты, что способен полюбить сына?
- При чем тут "полюбить", Волчица? Я не собираюсь растить его, как растят детей на Малой Земле, в тепле и неге. Я хочу сделать из него воина. Я хочу сделать из него самого бесстрашного и самого безжалостного из моих людей.
Она придвинулась поближе. Лоб в лоб, они были сейчас едины - одно лицо, один помысел.
- Какое это будет наслаждение, - прошептал он, - ведь он не знает, кто он, а я знаю. Ты только представь…
Его голос был теперь чуть слышнее дыхания.
- Только представь… Сын Ивана, внук Холунда - верный адъютант Герольфа, их заклятого врага! Я сумею сделать его другим человеком, Волчица. Я сумею разжечь тепленькую кровь, что течет в его жилах. Я хочу, чтоб он вырос жестоким воином, завоевателем. Я буду держать его при себе день за днем, формировать его, выковывать, как оружие, часто наказывать, почти никогда не хвалить - я закалю его…
- Ты хочешь, чтоб он тебя боялся?
- Боялся и в то же время боготворил. Чтоб самым его заветным желанием было заслужить мое одобрение, малейший знак привязанности…
Их губы соприкасались. Они говорили шепотом, как будто Бриско у себя наверху или еще кто-нибудь мог услышать их речи - чудовищные, как они сами знали.
- А мне ты позволишь любить его - хоть немножко? - спросила она.
- Люби сколько хочешь, Волчица. Будь с ним нежной, матерински заботливой. Я буду сталью, ты - бархатом. Поначалу ему необходима будет твоя нежность, чтобы выжить. Он еще маленький. Но когда окрепнет, он должен будет оторваться от тебя, чтобы стать мужчиной.
Она поцеловала его, перебирая пальцами его волосы.
- Как мы его назовем? Нельзя же оставить ему прежнее имя.
- Разумеется, нет! Как его, говоришь? Бриско? Это имя для маленького мальчика, пухленького и ласкового! Нет, я хочу дать ему имя Фенрир.
- Фенрир… мне нравится. Это значит "волк"…
- Да, чтоб он и вырос волком.
- Фенрир… - мечтательно повторила Волчица, и оба умолкли, представляя себе, как это будет, когда эти два слога войдут в их жизнь: "Фенрир, где ты? Поедешь с отцом на охоту, Фенрир? Фенрир, ты не озяб?"
Потом Герольф заговорил снова, глядя в желтые глаза Волчицы:
- Однажды, когда дело будет сделано, когда он уже долго пробудет предателем, сам того не зная, когда он достаточно отвратится от своих, сам того не зная, а я стану слишком стар, чтобы он заставил меня за это поплатиться, - вот тогда я скажу ему, кто он такой. И им всем скажу - всем на Малой Земле: "Смотрите на этого человека! Хорошенько посмотрите! Это сын Ивана и внук Холунда. Посмотрите, что я из него сделал! Посмотрите, что я сделал из того, кто должен был стать вашим королем!"
Ее губы свело судорогой.
- Волк, я не знаю, восхищаться мне тобой или бежать в ужасе. Это уже не просто коварство, это, знаешь ли, высокое искусство!
- Когда они меня прогнали, я поклялся отомстить. Они думали, я угрожаю им огнем и мечом. Это они получат. Но получат еще и кое-что похуже. Я им верну сторицей унижение, которое от них перенес.
Его трясло. Давняя ярость с годами не утихла.
- Для начала мне хотелось бы… - заговорил он, чуть успокоившись, - правда, не знаю, возможно ли это… может быть, я слишком многого хочу…
- Чего тебе хотелось бы, Волк?
- Хотелось бы, чтоб он забыл все, что было до сих пор: дом, где он рос, голос отца, ласки матери… Чтоб он был как… совсем новый. Что ты об этом думаешь?
Она помедлила с ответом.
- Думаю, он может все забыть, если мы будем действовать с умом, если сделаем его жизнь у нас увлекательной и насыщенной.
- Сделаем.
- Тогда, пожалуй, - продолжала она более медленно, - пожалуй, да, со временем он забудет прошлое, вот только…
- Что "только"?
- Только есть, боюсь, одно, чего он не забудет.
Герольф насторожился, сдвинул брови.
- И что же это, Волчица?
- Его брат. Они выросли вместе, как близнецы. Ни на день не расставались за все десять лет. Они… они неразделимы, Волк. Я видела их вместе. Они как один человек. Неразрывная связь.
- Посмотрим, Волчица, посмотрим, - прошептал Герольф, и в голосе его звучало предвкушение: ему был брошен очередной вызов.
Тем временем Бриско спал в комнате под крышей, свернувшись клубочком под одеялом, и ему снился плохой сон.
Они с Алексом ехали на библиотечной тележке. Они катились по темной галерее, и он, Бриско, решив напугать брата, зажал его голову в ладонях и проговорил загробным голосом: "Скачи за луной… на смерти верхом…" Но Алекс не засмеялся. Тогда он разжал руки. Алекс обернулся - и это был не Алекс, а какой-то незнакомый мальчик. И все. Ни чудовищ, ни мертвецов, ни убийств - это не был кошмар, но страшно все равно было.
Когда наутро Бриско открыл глаза, он увидел склонившуюся над ним белокурую женщину. И почувствовал тонкий аромат ее духов, нежный аромат, какого ему еще не доводилось вдыхать.