- Это самое простое, но, наверно, точное… То, что с ней было связано, делало ее ненормальной. Иногда Галина принималась бормотать что-то сама с собой, я прислушивался, и оказывалось, что она произносит слова задом наперед. Особенно посреди ночи… мне даже хотелось убежать. Часто в доме стоял запах горелого. Он шел и от нее.
- Вы видели, как происходит борьба с этим?
- Не знаю, борьба или нет. Ну, своим глазами не видел. Я уходил на работу и все время ждал, что Галя что-нибудь выкинет. Она приходила раньше меня. Потом в тарелке оказывалась жженая бумага и куча спичек - это она так развлекалась. На все вопросы либо отмалчивалась, либо начинала кричать, обзываться. И тогда вонь горелого усиливалась, я слышал потрескивание, точно где-то разожгли костер. У меня крыша ехала, я сам в больного превращался, боялся за дочь, с ней ведь Галя могла сделать что угодно.
- И вы не обращались к врачам?
- Нет. Сор из избы не хотел выносить. Мне постоянно снились пожары, зарево от горящих домов. Я считал одно время, что вижу будущее… И каждый раз, когда я уже собирался разводиться и подавать в суд, чтобы забрать себе дочь, Галя вдруг становилась сама собой. Я думаю, это нечто руководило ей. Я не мог бросить жену. И Ксюха держала. - Авеличев потушил сигарету, поерзал на кресле. Возможно, раньше он предпочитал не трогать прошлое, а тут его заставили окунуться в него с головой. Максим ему посочувствовал. - Это вы хотели узнать?
- Кто-нибудь умирал в вашем окружении от… самовозгораний?
- Нет, - сказал Авеличев после паузы. - Такого не было. Не знаю даже, как это происходит… Хотя…
- Человек превращается в пепел меньше чем за минуту. Огромная температура уничтожает даже кости. Остается одежда, неповрежденная. И дыма, насколько мне известно, не бывает.
Авеличев закрыл глаза рукой и сидел так несколько мгновений.
- Мы жили замкнуто, друзей мало было. Я думал, что так лучше. Галя работала бухгалтером в небольшой конторе и подруг там не завела. Она и не стремилась конфликтовать там, это происходило только дома. Может быть, Галина понимала, что не имеет права подвергать окружающих опасности, теперь-то ее не спросить. Я не знаю, какие она использовала средства, чтобы держать свое проклятие в узде. Мне до сих пор страшно. И жалко ее. Она-то сама ни в чем не виновата. Она вела себя словно одержимая не по своей воле… Что-то прокляло ее род, она и понесла это на себе.
- Значит, вы верите, что это проклятие? - спросил Максим.
Ему крупно повезло, что отец Ксении оказался словоохотливым. Впрочем, ничего удивительного. Судя по всему, он живет в одиночестве и давно ни с кем не разговаривал с глазу на глаз. А про свое семейное черное пятно, наверное, вообще никогда…
- Мне кое-что ее мать рассказала.
- Я знаю о том, что она собиралась отвести Галину к волхву, но передумала.
- Это написано в дневнике Ксюши?
- Не очень подробно… - сказал Максим.
- Да, это я ей рассказывал, после того, как Галя умерла. Марина Федоровна перед смертью мне много чего раскрыла. А не пошла она к колдуну потому, что Галя явилась ей ночью накануне и приказала молчать, иначе убьет ее.
- Галина?
- Нет. Именно то, что вечно таскалось за ее спиной. Эта тварь, как ее не назови проклятую… Теща помнила, что Галина стояла возле ее кровати и грозила пальцем, а в глазах горели угли. Как в потухающем костре, мерцали. И вонь была якобы. Гарь.
У Максима мурашки побежали по спине… Призрак у кровати. Глубокие глаза-колодцы, на дне которых тлеют горячие угли.
- Вы ей поверили?
- Как я бы не поверил, сами посудите! - Воспоминания все сильнее выводили отца Ксении из равновесия. Голос стал неровным. - Я много лет наблюдал эту мерзость! А теща решилась мне открыть все, что знает, перед смертью, чувствовала, что долго после мужа не проживет…
- Извините, продолжайте, я слушаю.
Авеличев отвернулся к стене.
- Она и не повела дочь к волхву, потому что испугалась. Всеволод Алексеевич, муж, ничего не знал про этот случай. Он вообще считал, что Галина просто больная и ее нужно отправить не просто в спецшколу, а в дурдом. Я думаю, он прав. Тогда бы ничего не было. Может быть, Галина не вышла бы замуж вообще и не передала проклятие дальше. Было бы проще всем…
- Так что же это такое?
- Теща моя думала, что это от ее матери идет. Она тоже была не от мира сего. До четырех лет вообще не говорила, молчала. К семи годам стала сорванцом, с мальчишками все бегала, дралась. Теща говорит, что походила ее бабка, по словам родственников, на лохматого звереныша. Плохая наследственность, я думаю. Может, там что-то когда испортилось, породнились с чужаком, а другая кровь притянула зло… Хотя и другая есть версия, совсем… безумная…
- Какая?
- Я расскажу, не торопите.
Новая сигарета зардела в коротких пальцах Авеличева.
- Однажды эту девчонку увидели, что она роется в горячих углях от костра… Они тогда всей семьей ходили за грибами. Мать, отец, сестра отца и их дядя. Роется, значит, девчонка в углях, запросто берет их в руки и плюет на каждый. Тут дядя возьми и брякни: "Тянет ее свое. Родную кровь не перебьешь ничем… Оскверняет огонь, а потом с нас спросится". Девчонка посмотрела на него и что-то зашипела, никто ничего и не понял. Мать расплакалась. Дед рассказывал потом теще моей. Может, врал - пьяный был, как правило, поэтому его тянуло откровенничать. Мать Марины Федоровны, настоящая, умерла сразу, как родилась, а на самом деле это подкидыш… Его нашли в тот же день возле дома, лежащего на сорванном листе лопуха. Ни пеленок, никакой одежды не было. Роженица была без сознания, так ей и подсунули этого ребенка. Никто не знал, чей он. В деревне в тот день никто больше не рожал - и накануне тоже. Родственники решили все скрыть, но тогда, возле костра, дядя проговорился. Пришлось все матери рассказать. Она ответила: "Она чужая, я знаю, всегда чувствовала…" Оттуда это проклятие идет, я думаю. С огнем девчонка снюхалась. Не наша кровь тянула ее к золе и вызывала духа, и ничего с этим поделать было нельзя…
Максим молчал, пытаясь уложить всю новую информацию более-менее логичным образом. Значит, бабка Ксении вообще не из их рода, не из Авеличевых. Интересно получается.
- А как вы думаете, кто она была? Цыганка? Татарка? Мысли есть какие-нибудь?
- Нет, это ни одна народность, которая здесь на Урале живет. Нет - нечто иное. Нечеловеческое вообще.
- Почему вы так считаете?
Авеличев пожал плечами.
- Теща говорила. Она-то свою мать видела как-никак. Та будто пряталась за маской, за нормальным лицом, что ли. Очень редко что-то непонятное проявлялось. Мать Марины Федоровны была молчальницей, как повзрослела, вроде остепенилась и будто ушла в себя. И тоже…
- Что?
- Иногда говорила задом наперед. Или - тут, наверное, выдумала старуха перед смертью - на каком-то другом языке.
- Так кто она была? - настаивал Максим.
- Вы писатель, придумайте что-нибудь… Я бы больше определил, что она - не-человек. Подкидыш из лесу. А кто там обитает… поди разбери. -
Хозяин рассмеялся. - Вот так не повезло.
Максим задыхался - то ли от того, что было сильно накурено, то ли от страха. Снова возникло чувство, что за они в комнате не вдвоем.
Итак, Галина прожила здесь много лет, здесь же росла Ксения. Почему старик еще жив?..
Возникали тысячи предположений насчет матери Галины, самых фантастических. Подкидыш из леса. А кто там обитает…
Эльфы, что ли? Эльфы, согласно легендам, часто подбрасывают людям своих детей…
- Кровь подкидыша передалась моей теще, но в ней она спала. Марина Федоровна была нормальной женщиной, безо всяких там сдвигов, а вот дочь ее - другое дело. В ней, выходит, чужое проявилось сильней всего. То, что за ней ходило, уже пришло в наш мир на правах хозяина. - Авеличев стал шептать, потянулся вперед. - Смотрите… Что если оно хочет окончательно перейти черту? Оно стало сильным. Оно перескочило к моей жене и сделало ее такой. От этих стен и ото всех нас нечто отделяло несколько шажочков. Оно шарило тут своей ручищей, а сейчас… Если вы говорите, что умирают люди, то… Сила растет, понимаете. Галя передала это наследство Ксюхе, а все для чего?..
Максим с трудом выговорил. Глотка была сухая.
- Чтобы сделать последний шаг?
- Вот именно, товарищ писатель. Думайте.
Снегов сделал резкое движение.
- Постойте. Так… давайте не будем нагнетать…
Авеличев рассмеялся. Его голос стал на октаву выше. Писатель начал думать, что у старика едет крыша. Но что же здесь удивительного?
- Значит, вы думаете, что ваша жена передала это вашей дочери?
- Я уверен.
- Ладно. Пойдем дальше… Вы были в хороших отношениях с Ксенией?
- В хороших. Мы вместе… спасались от Галины, когда она становилась совсем чужая. Я…
Авеличев шумно вздохнул. Максим решил, что он старается не заплакать.
- А потом между вами все изменилось? Правда? Это написано в дневнике.
- Однажды я понял, что Ксения меняется. В одно утро, я увидел в ее лице отпечаток лица Галины. Словно моя жена в нее вселилась… Я перепугался.
Думал, что это у меня проблемы с головой, а потом это повторялось все чаще.
Ксения начала выключаться, точь-в-точь как было с ее матерью. Характер Ксюши испортился. Она стала меня ненавидеть. Мы жили как враги… Я боялся ее, да, боялся, что она спалит меня, как ту кошку… Целыми неделями после окончания школы у Ксюши это длилось… Я сообразился, что все началось сызнова…
- Кошку? Какую?
- Соседскую. С первого этажа. Рыжая тварь все шлялась по подъезду и орала ночами. Так Ксения ее однажды спалила и мне похвасталась… то есть, не она похвасталась, а то, что было в ней, эта мерзость. Я вышел в подъезд посмотреть… От кошки остался один пепел, небольшая кучка на втором этаже.
Ксения смеялась. Дух приобрел эту способность, так я думаю, потому, что стал ближе к нам. Я и сказал вам, что с людьми возгораний не было, все, что я знаю, это кошка…
- Ладно, хорошо. А как ваша дочь от вас ушла?
- Сказала, что я ей до смерти надоел, что я старый ублюдок. Почти так же говорила и жена когда-то, перед смертью. Я спросил, на что Ксюша жить будет, а она ответила, чтобы я катился ко всем чертям. Парень у нее был, деньги у него водились, и он ей снял квартиру.
- Почему ваша дочь покончила с собой?
Старик не сразу заговорил. Максиму показалось, что он нарочно выдерживает театральную паузу. Авеличев вынул платок, протер глаза.
- Ксюша мне иногда звонила, и мы разговаривали. Нормально разговаривали, без злобы. Но это было редко. Дочь сообщала мне, как там у нее с учебой. Бывало, извинялась. Я просил ее вернуться, а она отвечала, что не может…
- Она все знала?
- Знала и чувствовала, я думаю. Может, поэтому и ушла. Мать, которая наладила с ней контакт, наверняка хотела меня убить. Дочь спасала меня…
- Откуда вы знаете, что это ваша жена была?..
- Мне ведь тоже сны снились разные. Галина являлась часто после смерти и шептала, что я так просто от нее не отделаюсь, что она еще спросит с меня старые долги. Дескать, горюшка хлебну досыта. И Ксения якобы ей поможет…
Она пыталась, но так как дочери не было уже здесь, то у Галины силенок не хватило.
Авеличев протянул руку и включил настольную лампу. Возник неровный круг желтого света. Хозяин квартиры внутри него казался древним страшным существом, троллем, злым волшебником, корпеющим над книгами с заклинаниями.
Авеличев расстегнул пуговицу на левом рукаве и закатал его до локтя.
- Вот что она сделала. Только пыталась. Ожог второй степени.
Максима передернуло. От запястья до локтя кожа была точно расплавлена, размазана. Островки розового перемежались с желтым, под тонким слоем наросшей кожи виднелись синие сосуды.
- Она загорелась после одного из звонков Ксении. Я сначала ничего не понял. Боли не было. Рука как будто засветилась. Я побежал в ванную, сунул руку под струю воды и закричал… Не от боли, а от ярости. Я прозвал Ксению.
Я несколько раз повторил ее имя - и пламя погасло. Дочь мне помогла, хотя жила, можно сказать, на другом конце города.
- Думаете, она остановила то, что наслала на вас Галина?
- Не сомневаюсь. - Авеличев опустил рукав и застегнул пуговицу. - Огонь потух, появилась боль, я потерял сознание в ванной, а когда очухался, позвонил в скорую. Вот что я вам скажу… Если вы думаете о том, почему погибла моя дочь, не считайте это самоубийством из-за того, что она была ненормальная. Моя дочь не повесилась бы из-за какой-нибудь депрессии. Она убила себя, чтобы не стать такой же, как мать. Она сражалась с этим, а когда поняла, что проигрывает, решилась умереть. Только так можно было держать зло под контролем.
- Выходит, она зря умерла, - сказал Максим. Он делал старику больно, но сейчас его больше интересовала истина. История с призраком была практически завершена, остались некоторые мазки, чтобы целиком воссоздать цепь событий.
Возможно, встречаться с Шевцовым вообще нет необходимости. - Стало еще хуже.
Гибнут люди. Дух обретает силу. Его надо изгнать. Что нужно делать?
- Не знаю. Я над этим думал, но раз со смертью моей жены и дочери чудовище не исчезло, то, наверное, ничего не сделать.
- Мы пробуем войти с призраком в контакт. С кем мы общаемся?
- Скорее всего с Галиной. Или с тем духом. Но они могли и слиться.
Понимаете, это уже не тени людей, они - части проклятия. Как я еще могу это описать? Не знаю! Я удивляюсь, почему до сих пор жив. Вы говорите, несколько людей сгорело, - и не рассказывайте, я не хочу знать про них, - так почему не сожгли меня?
Максим качнул головой.
- Тетрадь вашей дочери у меня. Сначала она была у моего друга, и он умер. Призрак замучил его, почти лишил рассудка, а потом сжег. Если в этой вещи что-то есть, то проклятие может передаваться через нее.
- Чего проще? - рассмеялся Авеличев. - Уничтожьте ее. Вещи мертвецов - штука опасная.
- Я хочу разобраться!
Старик вновь подался вперед.
- Когда вы появились, я подумал, что вы или ненормальный, или наркоман.
Псих. Больной. Вы видели себя в зеркало? Если это все тетрадь, то уничтожьте ее…
- Мне сняться страшные сны. Почти такие же, какие вы описывали…
- Я об этом и говорю. Не стоит с этим шутить. По-моему, вы не понимаете, во что ввязались. Скоро будет поздно, товарищ писатель. Оно завладеет и вами, а потом, как вы и намекаете, выбросит как пустую упаковку… И перекинется, если уже не перекинулось, на тех, кто рядом.
Прекратите это сами. Или оно вами уже управляет?
- Не имею понятия, - признался Снегов. - Тетрадь была у подруги Ксении, потом, якобы случайно, попала к ее парню, а от него к моему приятелю. Сейчас дневник у меня. Что меня ждет?
- Вы обречены, если не остановитесь сейчас, - сказал старик. - Или если дух перешагнул последнюю линию, обречены сто процентов!
Вдруг он действительно перешагнул? Его способность влиять на материальные предметы возрастает.
Вновь Максим увидел себя, отчаявшегося и готового на все ради вдохновения. Насколько сильно он приказывал себе в прошлом забывать страшные моменты своей писательской жизни? Что он получал в довесок к музе? Какова цена?
- Мне нужно осмотреть вещи Ксении, которые вы забрали из ее квартиры, - сказал он.
- Зачем?
- Мне нужны недостающие листы из дневника. Может, в них есть какая-то зацепка.
Авеличев закурил, встал из кресла и пошаркал в другую комнату.
- Там не так много. Одежда. Книги, тетради с конспектами, всякая мелочь… - Он вернулся с небольшой картонной коробкой. - Я в нее не заглядывал, точно не помню, что там есть. Смотрите, если чем-то поможет. -
Старик поставил коробку перед писателем на столик. - Все собирался выбросить вещи, но рука не поднимается.
Максим увидел лежащий сверху полиэтиленовый пакет с бельем, отложил его в сторону. Внизу лежали тетради, книжки, косметическая мелочь. Вещей удивительно мало. Максим ощутил дрожь - этим всем пользовался мертвец всего какой-то год назад. Из коробки пахнуло человеческим запахом, и Максим мог себе представить, какая атмосфера была в квартире, когда там жила Ксения.
Было полное ощущение того, что эта девушка сидит рядом, смотрит на него, дышит его в спину.
Снегову было стыдно, что он занимается досмотром, однако он не чувствовал, что дух самоубийцы его осуждает. Если Ксения где-то рядом, она, вероятно, наблюдает за ним с любопытством. Чувствует ли ее Авеличев?
Чувство угрозы, посетившее Максима поначалу, растворилось. В который раз Снегов спрашивал себя, как может Ксения убивать? Пусть она убила себя - это факт. Значит ли это, что она соединилась с призраком, перешедшим к ней от матери? По версии отца, Ксения, наоборот, хотела защитить от привидения окружающих, не дать ему продвинуться дальше в реальность.
Что-то не сходится. Чем больше Максим узнает, тем сильней ощущение ошибки.
Девушка, стоящая возле дверей, улыбнулась и покачала головой…
Он начал перелистывать книги и тетради, исписанные тем же аккуратным почерком, какой был в дневнике. Авеличев сидел и курил, посматривая на гостя. Снегов заметил нехороший блеск у него в глазах. В комнате сделалось как будто холодней. Писатель вспомнил, какая погода снаружи, и содрогнулся.
Он терпеливо просматривал одну книгу за другой, одну тетрадь за другой.
И потел, чувствуя на себе взгляд Авеличева. Молчание раздражало.
В тетрадях с конспектами было много свернутых вдвое листов с дополнительными записями, контрольными работами, набросками курсовых. Все их надо было просмотреть. Хотя Максим и старался работать быстро, на это ушло еще почти двадцать минут. Авеличев за это время выходил из комнаты и возвращался, так же не произнося ни слова.
Недостающие листы дневника Снегов все-таки нашел, в прозрачном файле, вместе с записями насчет так и не сделанной дипломной работы. Максим проверил листы, посмотрел на номера. Все верно - с 81 по 90.
- И что там? - спросил старик.
- Здесь они. Ксения их вырезала бритвой.
- Зачем?
- Не знаю. Мне нужно их внимательно прочесть. Можно я их возьму?
- Забирайте. Можете все забирать.
- Спасибо. Больше не нужно.
Максим быстро сложил все обратно в коробку и пристроил крышку на место.
Теперь ему хотелось немедленно уехать, встретиться с Диной или хотя бы обсудить новости по телефону.
- Спасибо вам, я пойду. Время поджимает.
Максим отправился в прихожую, Авеличев пошел за ним. Снегов заметил, что голова старика как-то странно дергается. Находиться в квартире стало вовсе неприятно.
Максим натянул ботинки, надел куртку и ухватился за зонт. Замки щелкали и лязгали у него за спиной.
С этого момента Снегову почудилось, что время стало идти гораздо медленней. Его собственные движения казались неуклюжими, лишенными обычной быстроты. В нос ударил запах гари. Максим еще не повернулся к двери, он смотрел в коридор, в противоположную сторону.
К нему двигалось нечто, окруженное волнами раскалившегося воздуха, - человеческая фигура, состоящая из языков пламени. Максим замер.