Ожог - Артем Тихомиров 23 стр.


2

Дина постаралась встать как можно дальше от гроба, установленного перед школьными дверьми на крыльце. Девушка спряталась за спинами рослых парней.

Ей было противно и холодно.

11 "Г" пришел практически в полном составе. Здесь же стояли учителя старших классов, директор и завуч, она же преподаватель биологии. Пришли многие из других классов, но в основном чтобы поглазеть на редкое зрелище.

Мать и отец Сержа стояли возле гроба и о чем-то тихо беседовали с директором.

Дина не понимала, зачем им понадобился весь этот цирк. Все выглядело до тошноты пристойно и пошло. Никто, в принципе, не знал, что делать в подобной ситуации.

Такая нелепая, негероическая, хотя и несправедливая смерть не заслуживает подобного внимания к себе. Вряд ли это нравится самому Сержу. По большому счету, это просто издевательство над ним. Знали бы они, при каких обстоятельствах погиб Сергей и во что он случайно ввязался…

Дина подняла воротник куртки. Ей стоило сегодня труда объяснить матери, куда она собирается идти утром в воскресенье. Сработало какое-то вранье насчет одноклассницы, с которой они договорились вместе подготовить доклад по истории. Мать пофыркала и отправилась досыпать, при этом наградив Дину соответствующим осуждающим взглядом. Дескать, можешь мне не сочинять.

Когда-нибудь я тебя выведу на чистую воду.

Дина пришла, когда уже установили на четырех сдвинутых вместе и покрытых черной тканью партах закрытый гроб. Он походил на большую красную гусеницу. Крышка уже была приколочена - внутри ничего, кроме одежды. Дина подумала, что нести его будет легко.

На школьном дворе стоял автобусы - один фирмы ритуальных услуг, другой - для желающих поехать на кладбище. Дальше, за пределами школы - автомашины.

Дина решила никуда не ехать. Это будет чересчур. Почему-то ей казалось, что все украдкой смотрят на нее и что-то подозревают.

Она прислушивалась к перешептываниям, стараясь понять, идет ли о ней речь. Кажется, тревога ложная. Это все нервы. Жить в таком напряжении нелегко, побочные эффекты не могут не проявиться.

Не хватало еще мании преследования, в самом деле!

Подошли родственники семьи, человек семь. Прервав тягостное молчание, заголосила толстая женщина, к ней присоединилась другая. Завуч вытирала глаза платком. Кто-то из девчонок 11 "Г" захныкал. Дина не видела, кто это.

Она отвернулась и стала смотреть на пустой корт, расположенный между двумя однотипными школами. Ту, вторую, практически не было видно из-за серой пелены моросящего дождя.

Возле гроба закричала мать Сержа. По толпе школьников прошел ропот.

Дина задержала дыхание. Ее всю сковало холодом. Из всех ощущений самым явным был только ужас. Пахло табачным дымом, духами, туалетной водой, одеколоном, потом.

По корту бежала, прихрамывая, бродячая собака, Дина видела только ее силуэт. Зрелище это успокаивало. Пес был лохматым и черным, издали напоминал мультипликационную кляксу.

Хорошо хоть обошлось без похоронного оркестра, думает Дина.

Она сжимает в кулаке, спрятанном в кармане, свернутый вчетверо тетрадный лист. Послание с "того света" Дина нашла сегодня утром не на письменном столе, где его оставила, а возле своей кровати на полу. Тут же валялась и ручка, которой выведены были под текстом Дины такие каракули:

"Уход… уход… отойду. Смерть… разорвать… заставил… не хотела…"

Первой реакцией Дины был гнев - она почему-то решила, что это написала мать. Однако через пару минут, когда сонное оцепенение спало, поняла, что предположение довольно глупое. Мать устроила бы ей головомойку, допытываясь, кому это она пишет послания, когда запирается в комнате на ночь. Запирается!

Мать не смогла бы войти, тем более так, чтобы Дина ничего не услышала.

Наверное, она не хотела принимать правду. Призрак ей ответил. Смысл послания оказался недоступным, но единственная правда здесь в том, что дух вышел на связь.

Собственно, этого я и хотела… Надо расшифровать эти каракули… Как, скажите на милость, понимать подобные "откровения"…

Пока шла к школе, Дина обдумывала написанное. Мысли ее, однако, скатывались к другому. В то время, когда она спала, нечто снова проникло в ее комнату, и… Представить невозможно… В темноте двигалась над листом бумаги шариковая ручка, словно бы сама по себе. Это то же самый предмет мог очутиться у Дины в глотке, захоти призрак убить ее.

Избавиться от шока оказалось нелегко. Так или иначе, ничего не исправишь. Надо собраться и работать с тем, что есть.

Предположим, автор слов - дух самоубийцы. Тогда это может быть объяснением происходящего.

Но что можно здесь понять?

"Заставил". "Не хотела". Последнее, вероятно, относится к Ксении. Если связать с предыдущим, то, выходит, кто-то ее заставил что-то сделать… Дина прикидывала и так и эдак, но чем ближе подходила к школе, тем сильнее путались мысли. Тут нужна более светлая голова. Макс останется доволен результатами пробного "эфира" Эфир?.. Потустороннее радио, некое подобие информационного канала? Над этим стоит подумать. Возможно, он осуществим не только при помощи бумаги, хотя сейчас это неважно.

Связных логичных предложений не получилось. Почему? Обрывки фраз похожи на фрагменты радиограммы, прорвавшейся через большие помехи, на послание в бутылке, которое плавало в соленой воде слишком долго и, промокнув, потеряло часть сообщения.

Слишком далеко, слишком трудно и много помех. Что надо сделать, чтобы помочь призраку более ясно выразить свои мысли? Дина не знала, ничего путного ей в голову не приходило.

Она наблюдала за черной дворнягой на корте и в тот момент, когда директор начал произносить свою неуклюжую, плохо выученную прощальную речь.

Дина выглянула из-за широкой спины одноклассника и увидела его, стоящего у гроба со скрещенными на животе руками. Лицо директора раскраснелось, рот искривился. До чего же он показался Дине отвратительным, она захотела сплюнуть. Долго еще они будут продолжать этот кретинский спектакль? Директор говорил о молодых талантах, о будущих выпускниках, о перспективах, которые открываются сегодня перед всеми здесь стоящими. Он призвал поднажать на учебу перед лицом постигшего их всех несчастья. Потом вспомнил, каким Сергей Бунин был хорошим, прилежным учеником и какие большие надежды возлагали на него родители. В этом месте мать Сержа опять взвыла, припав груди мужа. Дина заметила, что многие ученики отвернулись при виде этой гнусной сцены.

Директор попросил у женщины прощения, за что получил от отца Сержа уничтожающий взгляд. На том директор и замолчал.

Дворняга выбежала на середину корта и хрипло завыла.

Ее почти не было видно, призрачной тенью она нарезала круги вокруг воображаемой точки. Ее голос разлетался во влажном сумраке утра, планировал в пространстве между домами, порождая эхо. Люди на крыльце стали оборачиваться, не понимая, где воет собака. У многих на лицах Дина прочитала замешательство и страх В эту секунду она пожалела, что пришла сюда.

3

Максим сбавил скорость до тридцати пяти, боясь, что может внезапно заснуть за рулем. К тому же видимость из-за дождя опять снизилась.

Разбушевался ветер. Деревья по обеим сторонам пригородной дороги клонились к югу, ветви бешено раскачивались, мокрые листья сыпались на дорогу. Множество их прилипло к ветровому стеклу.

Машин было мало. Двусторонняя дорога вилась через холмы, Максим давно уже не видел ни одного строения, только возвышенности и деревья. Он начал сомневаться, что взял правильное направление. Может быть, не туда свернул. В этом районе Екатеринбурга Максим ни разу не был.

Проехал, гремя, самосвал. Максим на всякий случай взял правее разделительной полосы. Пять минут назад Снегов хотел позвонить Дине и узнать, как дела, но вспомнил, что сегодня она тоже на похоронах. Не самое удачное время, чтобы обсуждать дела.

Искать нужный дом пришлось долго. Всюду, на большом расстоянии друг от друга были натыканы пятиэтажные темно-серые дома. Их вид не внушал оптимизма, а в антураже из дождя и сумерек вообще наводил страх.

Пространство между домами, точно после бомбардировок с воздуха, была покрыта полузасыпанными траншеями, ямами, завалена строительным мусором. Отыскать приличную дорогу Максиму удалось не сразу. Машина пробиралась по жуткому грязному проселку, пока не выехала на асфальтовое покрытие. Снегов сообразил, что сделал неверный поворот метров за двести до нужного места.

Еще какое-то время он колесил между пятиэтажками в поисках строения номер шесть.

По мокрым зарослям шатались бродячие псы, посматривающие на него голодными злыми глазами. С крыш пятиэтажек лилось, густые заросли сорняка и молодые клены почти полностью закрывали первый этаж. Пока Максим шел к дому, ему никто не встретился. Писатель перешагивал через рыжие от глины лужи и чувствовал нарастающий гнев. Едва он свернул зонт, очутившись на крыльце, с бетонного козырька ему за шиворот полилась вода. Максим чертыхнулся.

Внутри подъезда было темно и пахло сыростью. За дверями разговаривали люди, где-то грохотал телевизор. Максим добрался до четвертого этажа и позвонил в железную дверь. На лестничной площадке пахло кошачьим дерьмом.

Пришлось позвонить и второй, и третий раз.

Максим, разъярившись, стал ходить по площадке. Из всех трех квартир здесь не доносилось ни звука.

- Кто там? - спросил хриплый мужской голос.

- Здравствуйте, мне нужен Сергей Павлович Авеличев.

- Кто вы такой?

- Мне нужно поговорить про вашу дочь. Прошу прощения, если помешал чем-то… Дело не терпит отлагательств!

- Я вас не знаю. Какого лешего?.. Она умерла год назад! Она больше нигде не учится, нигде не работает! - рявкнули из-за двери.

- Я знаю. Я ее не знал лично, но… это очень серьезно. Мне надо у вас кое-что узнать!

- Если не уйдете, я возьму топор…

Не было похоже, чтобы отец Ксении был пьян. Своей яростью, он, скорее, заглушал страх.

- Топор вам не поможет, потому что я не уйду. Я не для этого добирался в ваш грязный вонючий уголок! Я буду сидеть под дверью, пока меня не заберет милиция, но тогда я им расскажу все. И про Ксению, и про вас! Поняли?

Максим дал выход своему гневу. Придумывать какие-то небылицы он не собирался. Гораздо выгоднее в этой ситуации идти напролом. Взять настойчивостью. Авеличев боится. Значит, на то есть причины.

За дверью долго молчали.

- Что вам нужно?

Авеличев пытался сохранить остатки принципиальности. Максим почувствовал, что одержал верх, хотя не ждал, что будет так быстро.

- Я задам вам несколько вопросов, вы ответите - и все! Никто ничего не узнает, слово даю. Это информация частная. Просто без вашей помощи… нельзя будет решить ряд проблем.

- Хотя бы в ваш паспорт взглянуть можно будет? - спросил Авеличев.

- Без проблем.

Снова пауза. Авеличев боролся с собой. Максим подумал, что, возможно, сейчас приговаривает его к смерти.

Елисеев не пришел на похороны… Вдруг он тоже сгорел?

Максим взмок. Поскорей бы он уже открыл бы.

- Она за старое взялась? - спросил Авеличев.

- Кто?

- Она все еще жжет?

- Откройте - и мы поговорим.

- Ладно.

Авеличев стал возиться с замками, их было немало. Наконец громко скрипнула стальная задвижка. Максим увидел небольшого человечка в клетчатой рубахе и стареньких спортивных брюках. Наполовину седые волосы зачесаны назад. Небольшие усы. Смотрящие исподлобья серые глазки.

- Входите, - сказал Авеличев.

Максим попал в темную прихожу. Хозяин не стал зажигать свет, а занялся замками, закрывая их в обратном порядке.

- Вы из милиции? - спросил он у Снегова.

- Нет. А разве для этого есть повод?

- Откуда я знаю. - Резко.

Авеличев обернулся. Чем-то он напоминал Ганнибала Лектера из фильмов и книг.

- С этой историей связаны смерти людей. Вы должны мне рассказать все, что знаете. Думаю, именно вы можете прояснить ситуацию. Вы ее отец.

- Последние полтора года она здесь не жила, - сказал Авеличев.

- Я знаю.

- Документы дайте поглядеть.

Максим дал ему паспорт. Только тогда хозяин включил тусклое бра и начал рассматривать документ.

- Снегов Максим Анатольевич? Хм… если не фальшивка, то все в порядке.

Чем вы занимаетесь?

- Я писатель.

- Вот тоже работа для мужика, - проворчал Авеличев.

- Не хуже любой другой.

- Идемте в комнату.

Бра погасло. Максим снял ботинки и почти ничего не видя повесил куртку на крючок. Он добрался до комнаты с занавешенными шторами и сел в указанное кресло. Авеличев выключил маленький телевизор, стоящий на тумбочке, сел и взялся за сигарету.

- Можете курить, если приспичит.

Они сидели в сумерках. Так было даже лучше. Максим не видел лица хозяина, а тот наверняка плохо различал его.

- Откуда вы знаете мою дочь?

- Я ее не знаю и не знал. Так сложились обстоятельства. Сюда я пришел только после того, как провел небольшое расследование.

- Не такое уже и небольшое, видать.

- Не имеет значения… - Максим вынул свою записную книжку. Хозяин закурил, наблюдая за ним. С чего начать? Вопросов был миллион. - Вы готовы разговаривать со мной?

- Смотря, чего вам надо. - Говорил Авеличев с небольшим деревенским акцентом, на "о".

- Сегодня я был на похоронах своего друга, который погиб, сгорел при непонятных обстоятельствах. Сегодня же одна моя знакомая тоже хоронит человека, умершего таким же образом. Вы сказали, что она взялась за старое… Кто она? Ваша дочь?

- Подождите. - Авеличев поднял руку. - Для начала… От какой точки вы двигались?

- От дневника вашей дочери.

Авеличев молчал. Рука, державшая сигарету, дрожала.

- Значит, она вела дневник. Ясно.

- Вы не знали?

- Думал об этом, конечно, но она никому его не показывала, ни мне, ни матери. Значит, дневник… Быть не может.

- Что?

- Что в нем?

- Обыкновенные записи для личного дневника. По дням. Жизнь, мысли, ощущения… Он начат еще в 97 году. О ваших взаимоотношениях с женой.

Простите, но я вынужден был прочесть.

Авеличев провел ладонью по лбу, рассмеявшись.

- Не все мертвецы успокаиваются сразу, да?.. Если читали, тогда знаете, что у нас с Галиной было не все в порядке. Мы жили как на войне. Удивляюсь, что продержались так много лет. Может быть, это часть проклятия, кто его там знает! Наверное, мы думали о Ксюше, оба… Пусть Галина и была такая, но о дочери она заботилась - в меру сил, насколько позволяло это…

- О чем вы говорите. Что это?

Авеличев курил быстро, теперь зажег новую сигарету.

- Мне ее практически насильно всучили, расписали как хорошую хозяйку, как распрекрасную будущую жену. А я что? Только что из армии пришел. Два года женщин не видел, а тут сразу, моя мать потащила меня на смотрины. Ну и справили все за три месяца. Я Галю знал с детства, но мы не общались, она мало с кем водилась тогда, некоторые ее чокнутой считали. Оказалось, не зря считали. Во мне-то гормоны бурлили, я ж не головой думал. Да и откуда было знать? Родители Галины хотели сбагрить дочь любой ценой. Я ее когда увидел взрослой, у них дома, мне она понравилась. Красивая, тихая, думал, что действительно хорошая жена для домашнего хозяйства. Но я, конечно, сомневался… Молодой был - тянуло погулять еще… Наобещали мне золотых гор, я и уши развесил, дурак. То, что Галина какая-то пришибленная и странная была, мне было наплевать. Посчитал, что в скромницы заделывается.

- То есть, вы не знали ничего о ее выходка, когда она была подростком?

- Нет, не знал. Удивительно, что в деревне удалось это скрыть.

Пиромания, психоз - если и говорили об этом, то в шутку. А уж когда я женился на ней, все помалкивали, чтобы меня не расстраивать. А Галина давно уже ничего не выкидывала, смирная была. В быту нормальная. Мы не конфликтовали вообще первые два года. И выкрутасов никаких она не выделывала. А злость-то в ней росла. Боролась она со своим духом, а энергии идти некуда было, вот что я думаю… Потом стала она на мне злобу срывать.

Особенно когда Ксюха появилась и мы в город переехали.

- А когда начались эти… странности?

Авеличев подумал.

- Наверное, вы из дневника сами знаете.

- Нет. Такого там нет.

- Когда Ксюхе было пять лет.

- В чем это выражалось?

- Это наше дело. Вам, если надо уж так знать, могу сказать, что моя жена не была самой собой.

- То есть? Вы думаете, она была психически нездорова?

Назад Дальше