* * *
Вся прелесть Лабиринта заключалась в том, что он пронизал толщу скальной породы под Дворцом, кое-где пересекаясь с подземельями и с тайными ходами самого Дворца. Из Лабиринта можно было попасть и в винные погреба серкт, и в верхние галереи Дворца, и даже в нижние ярусы сада. А если при этом воспользоваться тайными лазейками, предназначенными для самих серкт, то недолго было и до тронного зала добраться – Шеверт отважился на это всего однажды, побродил ночью по полированному до блеска, с золотистой искрой, полу, поглазел на трон, вырезанный из драгоценного розового дерева... Потом, правда, пришлось со всех ног удирать от стражей серкт, чьи угольно-черные панцири глянцево блестели в свете луны. Но главное, что осмелился забраться в святая святых Дворца, смог хотя бы на время задавить липкий, словно паутина, страх перед жрецами серкт – вот что было главное!
А на сей раз им предстояло забраться туда, где билось само сердце народа серкт – в опочивальню царицы, и убить ее, не рожденную женщиной правительницу, чтобы серкт отправились на поиски новых земель. Потому как одна Царица и один мир, иного не дано проклятому народу.
– Та-ак, – протянул Шеверт, разворачивая свитки, – посвети мне, Дар-Теен... Да, вот так. Смотрите, как мы пойдем – сперва по нашему Лабиринту до Дворца, затем – наверх по тайному ходу серкт... Там придется пройти по Дворцу, затем снова в тайник, наш тайник, он здесь крестиком обозначен... Ну, и вот – выход в задней стенке опочивальни, прикрыт зеркалом.
Дар-Теен, склонившись, черкнул ногтем по карте.
– Зеркало, Сказочник. Мы его разобьем?
– Оно бронзовое, – звякнул голосок Андоли, – его можно сдвинуть... Наверное.
– То есть никто не пробовал? – Дар-Теен усмехнулся и покачал головой, – а если не получится, то что?
– Тогда есть и другой путь, – Шеверт заскользил пальцем по пергаменту, – вот здесь, здесь и здесь. Но к опочивальне придется пробиваться с боем.
– А сколько чужаков охраняет по ночам Царицу?
– Обычно – два по два стража и один жрец, – отчеканила элеана, – первым нужно убить жреца, обязательно... Увидишь, он будет в черной хламиде до пят. Потому что если не убрать его первым, воинов уже не одолеть.
Ийлур выпрямился, отстраняясь от разостланных карт.
– Мне кажется, вы что-то недоговариваете, – он сердито взглянул на Шеверта, – я ведь не знаю, чем так хороши их жрецы? Мы идем вместе, так не будет ли разумным изложить мне сразу все?
Сказочник ощутил, как к щекам прилила кровь. Вот ведь, и не мальчик уже, а краснеет...
– Извини, северянин. Может, чего и не досказали – но не по злому умыслу, поверь.
– Жрецы серкт могут превращаться в чудовищ, – страшным голосом сказала Андоли, – и жрец может превратить обычных воинов в чудовищ. Сами воины не владеют этим... искусством. Они обычные, ты ведь сам видел, как мы их разделали у входа в портал!
– Угу. Понятно, – ийлур кивнул, – подробности потом. Значит, сперва убить жреца? Я постараюсь запомнить.
На том совещание и закончилось.
Маленький отряд устремился вперед, к победе или к гибели. За истерзанные земли Эртинойса, за погибших кэльчу, за вымерших от непонятного недуга ийлуров и элеанов. За Топотуна, в конце концов, которого по-прежнему в Кар-Холоме ждет старая мать. За всех и за все.
Ненависть снова заглатывала Шеверта, застилая взор пеленой цвета золы. Все уже выгорело – и жизнь, и боль, и страх. Он, лишившийся памяти кэльчу по прозвищу Сказочник, шел мстить за былое, без надежды на лучшее будущее.
Это только маленькие дети с радостью слушали легенды, для которых Шеверт всегда придумывал свои собственные, добрые окончания. Сам же он точно знал, что правдивый финал всегда трагичен, и что кэльчу, похитивший изумруд из чертогов Покровителя, наверняка разбился насмерть, а вовсе не бродит в поисках Хинкатапи, как сказала старуха Эльда.
Клубок Лабиринта послушно разматывался, словно признавая в Шеверте если не хозяина – то, уж по крайней мере, доброго приятеля. Сколько раз кэльчу вот так шел по темным и пустым коридорам? Не счесть. Словно одержимый, Шеверт участвовал почти в каждом походе в земли серкт, замирал от леденящей душу ненависти, когда мимо проходили жрецы, воображал, как в один прекрасный день стальной клинок легко пригвоздит к постели саму Царицу, а потом, потом... Собственно, о том, что будет дальше, после мести, Шеверт никогда не думал.
...Они без приключений и в полном безмолвии добрались до тупика. Дальше пути не было, коридор обрывался деревянной переборкой, срубленной из толстых и плохо струганных досок. Кучи свежей земли красноречиво говорили о том, что недавно здесь копали – и Шеверт ответил на немой вопрос ийлура:
– Здесь Лабиринт вплотную подобрался к собственным ходам серкт. Мы подрыли еще, кой-чего здесь поменяли... В общем, еще одна крысиная нора во владения чужаков.
Сказочник приложил ухо к сырому и холодному дереву, поднял руку, призывая к молчанию... Тишина. – "Вот и славненько!"
Шеверт нащупал торчащий "особенный" сучок, легонько потянул его, приоткрывая смотровой глазок. Похоже, ни одного серкт не было в тайном переходе – тихо и пусто, только мутный свет струится сквозь крошечные оконца в потолке.
– Ну, что там? Что? – горячий шепот Андоли обжег щеку.
– Ничего.
Шеверт резко отстранился – то ли от дубовых досок, то ли от элеаны, и установил лже-сучок на место. Затем подналег плечом на доску с пятном облупившейся побелки – она легко поддалась, сдвигаясь и открывая щель. Сказочник счел нужным предупредить:
– Дальше – ни слова. Территория чужаков, помните об этом.
И они гуськом, почти на цыпочках, двинулись дальше – не забыв прикрыть за собой лаз.
В тайном ходе серкт, пронизавшем толщу дворцовых стен, царили густые сумерки – крошечные круглые оконца в известняковом потолке пропускали дневной свет, но его было так мало, что, казалось, весь коридор прошит тонкими светлыми столбиками. Пахло ароматным дымком, как будто рядом возжигали курильницы, и медом. Кое-где в стенах были просверлены дырочки для наблюдения за происходящим во Дворце; Шеверт не раз подглядывал за серкт, замирая от ненависти к завоевателям и гоняя во рту спасительные веточки хибиса... Тогда, верно, хотелось увидеть нечто мерзкое в жизни Дворца, и это было бы правильным: враги – они и есть враги, жизнь их отвратительна, а сами они этой жизни недостойны. Но, как ни старался Шеверт, найти зло так и не удалось. Серкт вели спокойную, размеренную жизнь: утром – молитва, затем собрание жрецов у Царицы, обеденная молитва, трапеза, предвечерняя молитва, снова собрания жрецов... Скукотища, одним словом, кэльчу жили куда веселее. И вместе с этим Сказочник чувствовал – за этим упорядоченным покоем кроется нечто важное, сам костяк жизни серкт, недоступный и непонятный.
Коридор, сворачиваясь спиралью, уверенно вел наверх. Остались внизу огромные залы, крытые галереи, чинно прогуливающиеся серкт в белоснежных одеяниях... Шеверт помнил, что жрецы Селкирет отдают предпочтение черному, а белый – цвет высокородных и близких Царице серкт. Очень слишком хорошо все это помнил, и лучше бы забыть – но память раз за разом возвращала его в подземелья, где он нынешний и родился.
Близился вечер, и это было хорошо: пока серкт будут на предночной молитве, их маленький отряд беспрепятственно минует самый опасный отрезок пути, через библиотеку серкт, устроенную прямо во Дворце. С библиотекой этой тоже все было не так просто: как-то Шеверт, любопытства ради, решил полистать книги чужаков. И что же? Оказалось, что зал доверху был набит фолиантами, написанными народами старого Эртинойса – ийлурами, элеанами и синхами. Книг, написанных на языке кэльчу, Шеверт не нашел – но он слишком торопился, чтобы искать более основательно. Все это было любопытно. Зачем чужаки столь тщательно собирали крупицы знаний ими же погубленных народов? Что-то искали в землях Эртинойса – но что? И зачем? Тогда Сказочник решил отложить поиски разгадки напотом, но как-то не сложилось. Да и сейчас, сейчас-то! Они шли, чтобы положить конец могуществу серкт, просто и незамысловато...
"Помоги нам, Отец, если слышишь", – Шеверт мысленно обратился к Хинкатапи, скорее по привычке. – "Но ведь это неплохая привычка, дружище. Вдруг да услышит?"
...Осторожно сдвинув деревянную панель, Сказочник шагнул в биллиотеку. За ним тенью следовала остроглазая элеана, чуть позади – отчаянно хромающий ийлур, делающий героические попытки неслышно передвигаться на цыпочках. – "Тяжел ты, брат, чересчур".
Шеверт подал знак остановиться. Невзирая на неудачное начало, теперь все шло как по маслу: и жрецы, и аристократы, и даже стража – все они были на предночной молитве Селкирет. Библиотека пустовала; в сумерках нежно мерцали огоньки ламп, расставленных по тяжелым столам, и стеллажи тонули в полумраке, загадочно поблескивая тиснением книжных корешков.
– Шеверт... – элеана позвала неслышно, одними губами, указывая в угол.
Сказочник похолодел: в проходе между столами чернел подол жреческого одеяния. Убереги, Покровитель, и спаси! Жрец... Но ведь... Это было невозможно? Жрец, отказавшийся от царской молитвы?!!
На черном бархате в потемках белела рука серкт, и рука эта была неподвижна.
Шеверт сглотнул вязкую слюну. А затем рванул из ножен меч и медленно, бесшумно пошел к жрецу – который продолжал лежать на полу библиотеки.
...Что-то случилось во Дворце. Раньше Сказочнику ни разу не попадались убитые жрецы – а в том, что этот жрец окончил свои дни именно таким образом, сомневаться уже не приходилось. Значит, размеренный покой разбился?
...Сказочник с хрустом раздавил стекляшку и ругнулся. Оказывается, не доглядел и наступил на осколок зеркальца, который почему-то валялся в двух шагах от убитого серкт.
– Кто ж это его так? – не выдержал ийлур.
– Не знаю, – Шеверт быстро отвернулся и пошел прочь.
Самое главное он уже увидел – то, что жрец был мертв и не мог помешать их маленькому отряду пробиться к цели. Остальное его, Шеверта, уже не касалось... Хотя, несомненно, было интересным: тело серкт выглядело так, словно кто-то – или что-то – выпило из него всю кровь и сожрало внутренности, оставив пустую, сдувшуюся оболочку и костяк. Покосился на элеану – девчонка была белой, как мел.
"Чем скорее мы покончим с Царицей, тем лучше", – решил Шеверт.
Вслух же он пояснил:
– Мы сейчас пройдем сквозь тайный лаз, подготовленный кэльчу. Я тоже участвовал в его создании...
– А потом – спальня Царицы? – шепотом уточнил ийлур.
– Имен-но.
Шеверт остановился у стены, забранной резными панелями из мореного дуба. Наклонился, пошарил в щели между полом и деревом – а затем жестом балаганного фокусника указал на приоткрывшийся лаз.
* * *
...Камера была узкой и низкой. Казалось, даже воздуха в ней скопилось недостаточно для троих – а, может быть, кромешный мрак давил, заставляя испуганно трепыхаться сердце и искать хотя бы ниточку света, означившую выход из каменного мешка.
– Тихо, тихо... Сейчас...
"К чему слова, Шеверт? Они и так молчат, ждут дальнейших распоряжений".
Он вытащил из мешка череп скалозуба – угловатые тени испуганно шарахнулись в стороны и застыли, прилипнув к стенам.
Дар-Теен, упираясь макушкой в потолок тайника, ткнул пальцем в ближайшую к Шеверту стену.
– Это и есть зеркало?
– Сам видишь.
Кэльчу прикоснулся к шершавому и побитому зеленью листу бронзы.
– Его нужно сдвинуть, – шепотом поясняла Андоли, – мы в прошлый раз пытались, оно не должно быть закреплено.
– Кто первый пойдет? – светлые глаза северянина подернулись суровым ледком, – Шеверт, хочешь, я пойду?
– Нет.
"Очень мило, очень. Не хочешь ни с кем делиться своей местью, да?"
Шеверт ощутил, как кровь прилила к щекам.
– Я пойду, – твердо сказал он, – если что пойдет не так, вы успеете скрыться.
– Как скажешь, – проговорила Андоли, – ну так что?
– Ждем.
Шеверт закрыл глаза и прислонился к холодной стене. Не хотелось ни молиться, ни думать, но он то и дело представлял себе, как пронзит тело Царицы мечом, и как потянутся к Радужному морю серкт, чтобы уплыть из Эртинойса... Почему-то Шеверт видел исход серкт именно так: дряхлые старики в рванине, изможденные женщины и мужчины, обессилевшие дети, в конце концов. И все они шли, шли и шли, падая, умирая – смерть, посеянная в Эртинойсе, возвращалась к тем, кто однажды разбросал ее семена.
"Так вам и надо", – он ухмыльнулся, – "вас сюда никто не звал!"
– Сказочник, – позвала шепотом Андоли, – если что-нибудь пойдет не так... Мы же не вернемся в Кар-Холом?
– Даже не думай об этом, – он неохотно оторвался от созерцания уходящих серкт, – Царица должна погибнуть, слышишь?
– Я просто хотела сказать... – элеана запнулась и умолкла.
В каменном мешке воцарилось тягостное молчание.
– Ты береги себя, Шеверт, – наконец закончила Андоли, – дети тебя ждут, помнишь?
Он пожал плечами. Нашла, когда про детишек вспоминать! Женщина, и этим все сказано... Шеверт повернулся к зеркалу и надавил на бронзу ладонью; зеркало неслышно качнулось, сдвинулось – и в камеру просочился едва заметный, узкий лучик золотистого цвета. В опочивальне Царицы горела масляная лампа, наступила ночь, и правительница серкт, по своему обыкновению, уже пребывала в постели.
– Нам пора, – выдохнул Шеверт, – во славу Покровителей!
В тот миг, когда овальное зеркало бесшумно качнулось, выпуская из крысиной норы убийц, Шеверт искренне уверовал в то, что Хинкатапи не ушел и остался со своими детьми.
В круглой опочивальне не было никого, кроме самой Царицы, дверь – плотно закрыта. Повелительница серкт спала на низкой и широкой кровати, и ее грудь мерно вздымалась и опускалась.
Шеверт быстро отер ладонь о штаны: так долго ждал этого часа, а вот поди ж ты – руки вспотели, и лоб весь в каплях пота... Быстро оглянулся – Андоли стояла чуть сзади и во все глаза таращилась на спящую Царицу. Кажется, у элеаны задрожали губы, словно собиралась плакать. А вот Дар-Теен глядел на спящую Царицу с явным интересом – но тут и впрямь было на что посмотреть! Юное гибкое тело, в каждой линии – грация и сила одновременно... И косы, чудесные косы, в руку толщиной каждая, цвета меди – такое редко встретишь под небесами!
Шеверт моргнул.
Что это? Царица уже кажется тебе красивой? Но это же чары серкт, иначе не назовешь...
Он неслышно извлек из ножен меч и шагнул к ложу правительницы. Теперь – скорее, скорее, пока злые чары Териклес, если таковые существуют, не оплели сознание...
У Царицы было неповторимое, совершенное лицо. Чистая кожа, черные брови вразлет, пушистые ресницы, маленький и аккуратный носик, чуть приоткрытые губы.
"Разве может столь совершенное создание сеять горе?" – вдруг подумал Шеверт, – "Наверняка во всем виноваты жрецы... Это они ее заставили, точно они!"
Он впился зубами в нижнюю губу и прокусил ее. По подбородку потекла кровь, но боль отрезвила: Шеверт глубоко вздохнул, еще раз оглянулся на ийлура – тот, похоже, совсем раскис... Но для убийства довольно и одного меча.
Сказочник задержал занесенный клинок – а затем резко опустил его вниз. Вонзая в ничем не защищенную грудь Царицы.
Она успела вскрикнуть, коротко и мучительно. В широко распахнутых черных глазах молнией полыхнула боль, рот открылся – по золотистой щеке потекла черная, густая кровь. Шеверт попятился. Мысли метались под стенками черепа, словно пустившиеся в пляску безумцы – а он все смотрел, смотрел... На тонкие пальцы, судорожно сжавшие белый шелк, на плавный изгиб шеи...
– Ходу! Шеверт, уходим, живо! – голос Андоли неестественно громыхнул, и Шеверт ощутил, как острые ногти элеаны впились в предплечье.
… Но так и не двинулся с места.
Тело Царицы стремительно таяло во мраке опочивальни, растворяясь в темноте как мед в горячей воде. Остались только темные пятна на белых простынях и небольшие углубления там, где она лежала.
– Что... это?.. – кэльчу неожиданно охрип.
– Бежим, бежим, Шеверт! – пискнула Андоли. Она продолжала тянуть его за руку к зеркалу – но вдруг замерла, и испуганно бросилась к Шеверту.
– Всевеликий Фэнтар!..
Сказочник не увидел – услышал, как северянин рванул из ножен верный меч. А Териклес, убитая царица Териклес, медленно шла в глубине четырех бронзовых зеркал. Шла из зазеркалья – в спальню, к своим убийцам, в белых одеждах, с черной диадемой в рыжих волосах. Еще миг – и четыре совершенно одинаковых Териклес грациозно вылились из зеркал, как будто и не бронза это была, а стоячая вода… Четыре Царицы закружились по комнате, сливаясь воедино...
"Да что же это, Отец?" – успел подумать Шеверт, пятясь назад, к ийлуру.
В то время как Андоли, маленькая бескрылая элеана, наоборот рванулась вперед.
– Андоли!!!
"Тебе придется ее убить, Шеверт", – вспомнил кэльчу.
Покровители! Неужели… Неужели элеана все знала, но как ни в чем не бывало шла убивать Царицу?
"Убить предателя… " – мысль эта вспорола сознание, причиняя боль.
И Шеверт схватился за нож – но, конечно же, было поздно.
Девушка распласталась перед Царицей, приникла головой к маленьким ступням повелительницы серкт.
– Ты помнишь меня? Ты помнишь, как я хорошо служила тебе, божественная? Так яви свою милость!
Глава 6. Мятеж, о котором молчат хронисты
… Буквы неизвестного алфавита плавали над головой, образуя все новые и новые комбинации. Высеченные из льда, они вращались вокруг собственной оси, переворачивались, поблескивая в бледно-голубом свете. Нашептывая звуки и сплетая их в непонятные слова, подобно тому, как искусный ткач создает неповторимый – но никому не понятный узор.
Это была бессмыслица. Ловушка для простаков, загадка, которую можно было разгадывать до бесконечности.
"Нужен ключ. Ключ, чтобы расшифровать. Ключ… "
Виски пронзили первые безжалостные стрелы мигрени. Отчего бы? Если правильно выйти из состояния медитации, никаких болевых ощущений быть не должно.
… Хофру открыл глаза и, не пытаясь таить раздражение, уставился на мальчишку-послушника, который – вот ведь наглец! – осмелился прикоснуться к плечу жреца, пребывающего в познании.
– Что тебе? – язык, словно сухая деревяшка, царапал нёбо.
Юнец, посвященный вечному служению Селкирет, сложил руки на груди. Ладонь к ладони, в соответствии с принятым этикетом, и низко поклонился.
– Жрец Хофру Нечирет, Второй Говорящий прислал меня за тобой. Я приношу глубочайшие извинения за то, что прервал твою медитацию.
Преодолевая внезапное головокружение, Хофру поднялся с расстеленной циновки, бросил осторожный взгляд в зеркало – "Опять твои штучки, да?" – и с готовностью кивнул.
– Веди.
Пока впереди семенил послушник, он все смотрел ему в спину, худенькую, с выпирающими крылышками лопаток. Завязанный на затылке короткий хвостик смешно подпрыгивал в такт шагам. Всевеликая мать, а ведь и сам недавно был таким же щупленьким мальчишкой, и также боялся старших жрецов. Недавно?.. Как бы не так. Двадцать лет пролетело, словно один день…
"И у меня… у меня было будущее", – подумал мрачно серкт, – "а у этого юнца… будущего нет, как нет его и у всех нас. Сломать золотую цепочку жизни оказалось слишком просто".
Но что могло понадобиться Второму Говорящему от скромного жреца Хофру?