– Они и разворуют. Забыли как в прошлый заезд гладильную доску сперли? И как только унесли – она ж два пуда весит.
– Хорошо, хорошо, давайте попробуем разобраться, – замахала на нее руками администратор и обратилась к Вике: – Вы пока идите во второй корпус, устраивайтесь, а поговорим мы с вами позднее.
– Когда? – ухватилась за эту идею Вика.
– Ну, скажем, после обеда. Обед у нас в тринадцать сорок, потом тихий час. Так что будет время побеседовать.
Вика покинула административный корпус вслед за поглощенными разговором женщинами и побрела по асфальтированной дорожке в ту сторону, где за деревьями маячили двухэтажные корпуса. Девушка вспомнила, что ничего не спросила о ключе, но, как оказалось, волновалась она напрасно – в каждом корпусе имелась своя горничная и ключ был предоставлен ей без промедления. Вику удивили царящие здесь свободные нравы: служащая не стала задавать никаких вопросов, даже документов никаких не попросила, только взглянула мельком и снова уткнулась в дешевый бульварный роман со страстно целующейся парой на обложке. Девчонке вряд ли стукнуло больше семнадцати, а значит три года назад ее не могло здесь быть по определению, задавать какие-либо вопросы было бессмысленно.
Номер оказался двухместным и был даже хуже, чем Вика предполагала, но почему-то ее это не расстроило. Она с веселой дерзостью оглядела застеленную панцирную кровать с продавленной сеткой, тумбочку с покосившейся дверцей и расшатанный шкаф. Из щелястых окон безбожно дуло, но девушка успокоила себя тем, что в такую жару естественная вентиляция не помешает.
Неожиданным сюрпризом оказался личный санузел. То есть, не совсем личный – он был один на два номера и в него вели соответственно две двери – по одной с каждой стороны. Но соседний номер не был занят и Вика могла пользоваться душем в свое удовольствие.
Бросив сумку на стоящую возле стены кровать, она подошла к окну и с любопытством высунулась наружу. Клены обступали домик со всех сторон, их густые кроны бросали на зеленую лужайку кружевные тени. Прямо под окном располагалась клумба, засаженная готовящимися зацвести астрами. Один нетерпеливый цветок уже раскрылся, намного опередив своих сородичей. Его брызжущие во все стороны лепестки-лучи напоминали маленькое фиолетовое солнце. И Вика вдруг поняла. Внезапно она увидела совершенно другую картину, перед ней был не солнечный летний день, а сентябрьский горьковатый вечер. Золотые и багровые кленовые листья, усыпавшие все вокруг и пламенеющие в закатном солнце астры. Много-много фиолетовых астр. Фиолетовое на золотом – как это прекрасно. Это была особенная красота, немного горькая и чуточку увядающая, не красота жизни, но красота смерти, ее преддверие…
Теперь она знала, почему Гаевская отправилась сюда, Вика не могла ошибиться. Старая актриса прощалась с жизнью, прощалась вместе с окружающей природой, собравшей последние силы для прощального грустного танца. Это последнее усилие было куда ценнее юной весенней прелести или зрелой ядреной красоты щедрого лета. Именно потому, что оно было последним, это усилие.
Вике стало очень грустно. Ей вдруг показалось, что рядом с ней повеял какой-то особый ветерок, как будто чья-то невесомая прохладная рука ласково провела по разгоряченной щеке девушки, благодаря за понимание. Вика не испугалась, это почувствовав, она понимала, что незримое присутствие не причинит ей вреда и, закрыв глаза, подставила лицо легким прикосновениям.
Она простояла возле окна довольно долго. Вместе с пониманием пришло еще более горячее желание разобраться в чудовищном по своей жестокости преступлении, понять механизм тщательно продуманного злодеяния. Для этого нужно было подумать.
Вика отправилась изучать окрестности и не заметила, как пролетело несколько часов. Она влетела в столовую одной из последних, радуясь, что поспела вовремя. Она не боялась остаться без обеда, ей просто не хотелось упустить добрую администраторшу. К своему облегчению, Вика обнаружила женщину мирно сидящей за столом, в обществе все той же кастелянши и еще двух других служащих. Все четверо, не торопясь, пили компот и беседовали, и Вика в который раз за сегодня ощутила себя юной девочкой из пионерского лагеря.
Получив в окошке свой законный комплексный обед, она уселась за освободившийся у окна столик и уставилась на поднос со смешанным чувством восторга и удивления. Рассольник, оранжевый шницель с макаронами и компот из сухофрутов – боже мой, да здесь совсем ничего не изменилось! Нельзя сказать, чтобы еда выглядела чересчур аппетитно (как и положено нормальной столовской еде), но Вика, нагуляв аппетит во время прогулки, расправилась с ним в два счета.
Она как раз допивала компот, рассеянно глядя в окно, когда заметила неторопливо прогуливающуюся по дальней аллее фигуру. Девушка едва не поперхнулась черносливовой косточкой. Не может быть! Это невероятно! Человек, которого она заметила, просто не мог здесь оказаться. Конечно, расстояние слишком велико, чтобы сказать точно, но она узнала бы эту фигуру из тысячи. Неужели ее преследуют? Но как? Каким образом он так быстро вычислил, куда она направилась?
Вот черт, Вика совсем забыла о Петровне. Старая балаболка наверняка растрезвонила всей деревне о том, что встретила Вику на станции.
Глава 22
Резко отодвинув стул, который громко и противно проскрежетал ножками по кафелю, Вика вознамерилась было броситься за "призраком" в погоню, но своевременно сообразила, что, пока она домчится до нужной аллеи, Тимур – если это и в самом деле был именно он – успеет благополучно скрыться, оставив ее с носом. Поэтому девушка сделала вид, что вскочила только потому, что покончила с трапезой и чинно проследовала к выходу. Женщина-администратор как раз тоже поднялась. Вика отметила, что ее сотрапезницы покинули столовую раньше и поспешила привлечь к себе ее внимание.
– Вы не забыли обо мне? – напомнила она вкрадчиво.
– Нет, – откликнулась та без особого энтузиазма. – Но я по-прежнему не совсем понимаю, что именно вас интересует?
– Все. Любые подробности. Но в первую очередь: кто занимал соседний номер?
– Никто, – просто ответила женщина. – Эти двое специально попросили, чтобы их поселили отдельно, они готовы были заплатить за оба сдвоенных номера, хотя жить собирались в одном. Тогда отдыхающих было больше и единственное место, удовлетворяющее их условиям, оказалось во втором корпусе.
Вика расстроенно кивала головой в такт неспешному говору женщины. Это называлось просто: облом по всем статьям. Самый настоящий облом. Обнаружив, что из одного номера в другой можно пройти незамеченным, Вика тут же состряпала версию, согласно которой преступник жил именно в соседнем номере. И вдруг оказалось, что там вообще никто не жил. Ну что прикажете делать с таким невезением?
– А что случилось непосредственно в тот день? – попыталась Вика ухватиться за соломинку.
– Я пыталась припомнить подробности, – кивнула головой женщина. – Знаете, тогда поднялась такая паника. Я, конечно, имею в виду – среди персонала, отдыхающих мы, по мере возможностей, пытались оградить. Как все случилось? Ну, сначала прибежала дежурная по корпусу. Она услышала крик этой, второй постоялицы. Я специально посмотрела в архивах ее фамилию: Гаевская, Ирина Анатольевна. Так вот, она звала на помощь. Леночка, дежурная, конечно, перепугалась, но сумела взять себя в руки: предупредила меня и побежала за доктором, но было уже поздно: женщина умерла в считанные минуты. У нашего врача не возникло никаких вопросов, он осмотрел тело, выписал необходимые бумаги, позвонил в скорую и милицию. Тело увезли часа через два, и в тот же вечер Ирина Анатольевна уехала, не стала дожидаться окончания действия путевки. Сказала, что не может оставаться в номере, где умерла ее близкая знакомая. Мы не стали ей препятствовать. Если честно, были рады, что она не стала поднимать шум и предъявлять санаторию претензии. Кажется, кто-то одолжил ей машину, чтобы отвезти домой, но подробностей я не знаю. Вот, собственно, и все.
– Она, наверное, очень переживала?
– Не то слово. Сами подумайте: только что все было хорошо, они как раз вернулись с прогулки, которую совершали каждый вечер, должно быть, собирались ложиться спать и тут такой удар. К тому же, Ирина Анатольевна сама такая беспомощная, только и смогла, что закричать. Ужасно!
– Действительно, ужасно, – произнесла Вика задумчиво. Что-то в ее тоне насторожило администраторшу и она вопросительно подняла глаза.
– Вы что-то имели в виду? – спросила она настороженно.
– Что? Ах, нет, я просто подумала о ежевечерней прогулке. Они действительно отправлялись на нее так регулярно?
– Да. Все семь дней, которые успели провести здесь. Ирина Анатольевна любила посидеть у реки. В тот день я сама их видела. Еще порадовалась: знаете, когда человек становится старым и беспомощным, то он так же быстро становится никому не нужен. А тут рядом все-таки был человек. Эта ее сиделка была так заботлива, особенно в тот вечер. Все время наклонялась к коляске, чтобы что-то поправить, подоткнуть теплый плед, что-то сказать. Словно чувствовала, что скоро им придется расстаться.
Вика шагала рядом, машинально кивая головой, но слов она почти не слышала. Она наконец-то поняла, как все произошло, но для полной уверенности нужно было еще встретиться с доктором.
– Смотрите-ка, вам, кажется, повезло! – вдруг громко воскликнула женщина. – Игорь Петрович вернулся раньше, чем обещал. Вон он, впереди, беседует с отдыхающими!
Отдыхающие – пожилая супружеская пара, получив какую-то консультацию, вежливо поздоровались с подошедшими женщинами и тихонько побрели по аллее. Вика проводила их глазами, на секунду задержав взгляд на морщинистой руке старушки, покоящейся на согнутом локте ее спутника.
Эта пара представляла из себя куда более приятное зрелище, чем местный доктор, чем-то неуловимо напомнивший Вике Двуреченского. Только этот был, так сказать, птицей более низкого полета, а потому его потуги на галантную учтивость выглядели еще более жалко.
– Кого это вы к нам привели, Инга Александровна? – проворковал он, осматривая девушку с ног до головы галантно-придирчивым взглядом.
– Да вот, девушка решила провести у нас некоторое время, – почему-то засуетилась женщина.
– Похвально, похвально. Нечего таким молодым чахнуть в городе. Вы, должно быть, студентка? Или школьница?
Столь откровенная лесть покоробила Вику еще больше. Она прекрасно знала, что выглядит примерно на свой возраст и на школьницу ну никак не тянет.
– Я работаю, – выдавила она из себя с вежливой улыбкой.
– Вика хотела поговорить с вами, Игорь Петрович. О том случае с сердечным приступом, помните?
– Конечно, помню! Но чем вызван интерес?
– Я…
– Простите, не буду вам мешать, – поспешно вставила Инга Александровна и быстрыми шагами удалилась прочь.
– Ну-с, что нас беспокоит? – спросил эскулап, как будто обращался к очередной пациентке.
– Нас беспокоит ваше заключение по поводу смерти отдыхающей, Игорь Петрович. – в тон ему ответила девушка.
– А что с ним? Я ведь ясно написал все в самом заключении, поставил диагноз, указал время смерти.
– И вы ни на минуту не усомнились в его правильности?
– Ни на секунду. Милая моя, если бы вы поработали с мое в медицине, вы бы тоже не сомневались. Типичный случай для людей преклонного возраста, просто типичнейший. Какие уж тут сомнения. А почему вас это заинтересовало? Через столько-то лет? Проблемы с наследством?
– Нет. Просто меня попросили узнать подробности ее ближайшие родственники.
– Так вы, милая моя, даже не родственница?
– Нет.
– Тогда о чем мы вообще разговариваем? Все вопросы только в официальном порядке. Только в официальном порядке! А пока разрешите раскланяться. Приятно было познакомиться.
Он и в самом деле раскланялся, а Вика не стала его удерживать. Она не сомневалась, что старый хлыщ сказал ей правду – баба Луша действительно умерла от инфаркта. Однако, убийство все-таки имело место.
Остаток дня Вика провела в пути. Разузнав название ближайшего крупного населенного пункта, она отправилась туда на попутке. Городок назывался Камышин, и как любой другой, уважающий себя районный центр, имел в наличии собственную газету. Подшивку газет трехлетней давности Вика отыскала в читальном зале городской библиотеки – имелась в Камышине и подобная роскошь. Расположившись за обшарпанным столом у окна, Вика принялась внимательно изучать прессу. Ее интересовал определенный период: конец сентября, октябрь, ноябрь. Газетка была маленькая, всего в четыре листа, и работа продвигалась быстро. Нужная заметка отыскалась в ноябрьском выпуске. Вика внимательно прочитала коротенький текст, гласивший, что рыбаки обнаружили на берегу неопознанное тело пожилой женщины. Труп был без одежды. Другие подробности не сообщались, но Вика могла бы добавить от себя, что "утопленница" умерла от сердечного приступа еще до того, как попала в воду.
* * *
На обратном пути Вика смогла восстановить все подробности жестокой комбинации. Ей даже стало казаться, что она сама присутствовала при этом, настолько ясно и четко все видела.
Две пожилые женщины прибывают в третьеразрядный санаторий, единственным достоинством которого являются живописные окрестности, и ведут размеренный образ жизни. Они не привлекают к себе особенного внимания. Кому интересны две старушки? Никому, тем более, что сервис в этом заведении отнюдь не навязчивый и отдыхающие большую часть времени предоставлены сами себе. Да что там большую – на них вообще никто не обращает внимания. Неделю все идет тихо-мирно, хотя на самом деле в чьей-то голове уже вызревает план преступления, потому что появляется некто третий, кто, в отличие от других обитателей санатория, проявляет к парочке повышенное внимание. Он знакомится с ними, входит в доверие, причем настолько, что старушки принимают его за своего. Точнее – за свою. Вика не сомневалась, что преступница – женщина.
Тут она некстати вспомнила предостережение Эммы о том, что именно женщина – главный враг Вики. Это воспоминание ей совсем не понравилось.
Итак, у пожилых дам появляется друг. Скорее всего, этот факт ускользнул от внимания остальных обитателей санатория, таинственная особа не хотела его афишировать, а старушки сами по себе ни с кем не общались. Внезапная смерть сиделки от сердечного приступа сыграла мошеннице на руку. Если ранее ее и не посещали преступные мысли, то после кончины бабы Луши судьба подарила ей уникальный шанс.
И она его не упустила.
Скорее всего, в тот момент, когда врач осматривал мертвое тело и выписывал свидетельство о смерти, рядом с ним находилась уже не Гаевская, а загримированная под нее преступница. Настоящая Гаевская к тому времени была мертва и лежала в соседнем номере.
Старая актриса, польщенная вниманием к своей персоне, которым в последние годы была не избалована, сама невольно подсказала кому-то мысль о преступлении. Старушки любят вспоминать, особенно если кто-то готов их внимательно слушать. День за днем она рассказывала своей будущей убийце свою историю жизни, наверняка упоминала и о предававших ее людях, и о дневнике, и о том, что у нее имеется роскошная усадьба в престижном месте. Все это казалось таким соблазнительным, что преступницу не остановила необходимость совершить убийство.
Прикончить старую, больную женщину не составило труда: у стариков такие хрупкие кости и так мало сил, чтобы оказать сопротивление! Когда все было кончено, убийца спрятала тело все в том же пустом номере, переоделась в одежду Гаевской, наложила нужный грим, который и сама Гаевская использовала в избытке, и подняла панику. Она успела достаточно хорошо изучить обеих женщин и, при наличии актерского таланта, сыграть Гаевскую перед посторонними людьми, ей удалось без особого труда. Врач, занятый осмотром тела, не заметил подмены.
Итак, свидетельство о смерти на руках, причина смерти не вызывает подозрений, вот-вот приедет машина, чтобы забрать тело и подготовить его к отправке в родную Константиновку в заколоченном гробу. Преступнице необходимо было дождаться санитаров, чтобы заплатить им и отдать соответствующие распоряжения. Можно себе представить, как она нервничала, ведь у нее на руках было два трупа, от одного из которых предстояло избавиться. Она заранее решила, что один из них утопит в реке. Она понимала, что, рано или поздно его найдут и сломанные шейные позвонки вызовут подозрения, которые повлекут за собой расследование. Куда безобиднее сердечный приступ. По этой причине, уже после ухода врача, преступница меняет тела местами, место освидетельствованной чин по чину бабы Луши занимает несчастная Гаевская.
Почему санитары, пришедшие за телом, не обратили внимания на сломанную шею? А с какой стати им присматриваться? У них на руках уже было готовое свидетельство, выписанное по всей форме. Кто они такие, чтобы оспаривать его? Кроме того, мысли их заняты щедрой оплатой, полученной от второй старушенции. Размер вознаграждения должен был быть достаточно велик, чтобы санитары постарались выполнить ее распоряжения как можно лучше и не задавать лишних вопросов.
Когда тело Гаевской, накрытое белой простыней, покинуло на каталке второй корпус, преступница занялась оставшимся трупом. Нетрудно догадаться, что она была именно тем человеком, который якобы предоставил Гаевской машину. Отъезд "Гаевской" прошел совершенно незамеченным. Живая старушка никого не интересовала, любопытство вызывала мертвая. Отдыхающие следили за отбытием труповозки, снова и снова обсуждая подробности происшествия.
Тем временем преступница снова становится сама собой, а труп бабы Луши гримирует под Гаевскую. Актриса, больная раком, наверняка лишилась собственной шевелюры из-за курса химиотерапии, и ей приходилось пользоваться париком. Сейчас парик пришелся как нельзя кстати, сделав перевоплощение бабы Луши идеальным. Даже если кто-нибудь и заинтересовался, как преступница усаживает в машину коченеющее тело, то принял бы его за саму Гаевскую, тем более, что в сентябре темнеет рано и разглядеть подробности затруднительно.
Но преступнице несказанно повезло, ничего подобного не случилось, и она, никем не замеченная, благополучно покинула санаторий и выбралась на берег реки, где свидетелей в этот поздний час и вовсе не было. В укромном месте убийца раздела труп и сбросила его в воду.
Оставалось самое сложное – вернуться в усадьбу и сыграть роль Гаевской.
Для чего было затеяно преступление? Почему преступница пошла на такой большой риск? Деньги. Как всегда – деньги. Во-первых, остаток средств от продажи усадьбы Эмме Вальтер. А во-вторых – дневник актрисы. Вот где скрывался истинный клад. Нужно было только отыскать в доме заветную тетрадку и весьма влиятельные люди оказались бы в ее руках, готовые платить, сколько потребуется.
Шантаж? Разумеется. А чем он хуже убийства? Именно дневник должен был стать главной добычей. Ради обладания им преступница готова была рискнуть и сыграть роль старой больной женщины, у которой внезапно началась чудесная ремиссия. Скорее всего, ремиссия началась не сразу. Преступница планировала провернуть операцию в короткие сроки. Но что-то помешало ей. Что? Единственное, что приходило в голову Вике, это то, что дневника в доме не оказалось. Престуница не нашла ничего даже отдаленно похожего. Так что же, все было зря? Ну уж нет, она не собиралась отказываться от своей добычи и упорно продолжала поиски.
Одна беда – старушка была при смерти. Вот тут-то и понадобилась ремиссия, внезапное, почти чудесное воскрешение.