2.
- Батюшки святы! - воскликнула консьержка, укрываясь газетой.
В своём маленьком, тесном закутке, больше походящем на газовую камеру, она напоминала осуждённого-смертника, судорожно пытающегося отмахнуться листком бумаги от удушливого иприта.
Глеб аккуратно придержал дверь - автоматический амортизатор барахлил, отчего массивная створка ужасающе грохала по железному косяку, приводя противную старушенцию в состояние крайнего бешенства. Глеб молниеносно осознал допущенную ошибку: поспешил переключить внимание на натянувшийся поводок и шарахнувшегося в сторону пса.
Умка скользил по кафелю, однако не понимал этого и продолжал упорно рваться к дрожащей старушке. Его разбирало любопытство - хотелось поскорее обнюхать нового человека и составить о нём первоначальное впечатление, ведь жить придётся бок о бок. Однако лапы то и дело разъезжались, отчего поведение собаки со стороны выглядело непредсказуемым.
Глеб дёрнул за поводок; пёс громко выдохнул и обиженно покосился на нового хозяина.
- Умка, место!
Консьержка выглянула из-за газеты, гнусаво прошепелявила, тыча в собаку артритной закорючкой, заменявшей ей указательный палец:
- Это что же за зверь-то такой? - Она брезгливо поморщилась и ещё сильнее вжалась в кафельную стену. - Никак одна из тех самых крыс, что в канализации до таких слоновьих размеров вырастают?..
- Опять вы своей бульварщины начитались, Алла Борисовна, - Глеб попытался улыбнуться, но вышло как-то не очень.
Умка завилял хвостом, предлагая мир.
Глеб, пользуясь моментом, заспешил к лифту, но консьержка не желала так просто отставать:
- Эта "бульварщина" - как вы выразились" - намного беспристрастнее любой другой прессы, которую уже давно купили магнаты и олигархи! - Бабулька деловито вскинула "жёлтые" листы, пестрящие фотографиями полуголых девиц, и горделиво надулась, наподобие престарелого какаду, смакующего сочную дулю.
"Надо же, какие мы, оказывается, подкованные", - машинально подумал Глеб, стараясь сосредоточиться на таком далёком лифте.
Алла Борисовна реагировала на человеческий дух. Как самая настоящая нежить, от которой лучше держаться подальше. Иначе, чего доброго, собьет с пути истинного, уподобит себе, или и вовсе проглотит с потрохами!
Глеб потряс головой, силясь избавиться от надуманной мракобесии. Невольно покосился на притихшего у ног пса. Умка потерял к Алле Борисовне всяческий интерес - так же быстро, как и приобрёл, - и умилённо разглядывал то открывающиеся, то закрывающиеся двери флегматичного лифта.
- Надеюсь, вы в курсе, что все эти крысы-переростки, - Алла Борисовна содрогнулась от произнесённых слов, - почём зря жрут своих хозяев? Вы, вообще, новости по телевизору смотрите? Эти твари носы людям откусывают и руки-ноги отгрызают! - Старушенция принялась обмахиваться растрепавшимися от резкой жестикуляции листами газеты. - А потом ложатся, как ни в чём не бывало, у порога, и никого внутрь не пускают, чтобы помочь не смогли. Вот такая бестия у вас на поводке сидит.
Глеб на секунду опешил ото всего услышанного; тут же открыл было рот, в попытке что-либо возразить, однако Умка его опередил и издал злобный рык, адресованный Алле Борисовне, - достала, кочерга старая, честное слово!
- Вот-вот, - злорадно кивнула консьержка, будучи уверенной, что пёс на неё не кинется. - А я что говорю?.. Налицо буйная агрессия - это самый настоящий монстр и человекоубийца!
- Алла Борисовна, ну что вы такое говорите?.. Это обычная собака. Вернее не обычная. Знаете, какая у него родословная?..
- Не знаю и знать не хочу! Чтобы я вот это - в первый и в последний раз видела!
- Но…
- И никаких "но"! - Алла Борисовна отложила в сторону газету и, наморщив лоб, уставилась в глаза бультерьеру. - У, ирод, место тебе на живодёрне, а не среди добропорядочных людей!
Умка оскалился, снова натянул поводок.
- Послушайте, он же ничего вам не сделал, - Глеб уже начал терять терпение, однако по-прежнему сдерживал себя, - скандала из-за собаки только не хватало. - Это просто обычный пёс!
- Ага, обычный, как же… Знаем мы этих обычных! - Консьержка облокотилась об усеянный крошками стол, уставилась на сопящего пса, как Моська на слона. - Обычные Шарики да Бобики, вон, по помойкам да подворотням бегают, чего бы слопать ищут, чтобы с голодухи не загнуться. А твой… Не знаю даже, как и назвать!.. Вообще, чуть ли не набросился на меня, как только учуял! Посмотри, зубища какие скалит! Не будь намордника - так и сожрал бы заживо! У, бесовское отродье! Прости, Господи.
- Так вы его сами провоцируете… - Глеб прикусил язык, понимая, что сболтнул лишнего, и стал медленно пятиться к лифту, пытаясь утянуть за собой возбуждённого склокой пса.
- Ах, это я оказывается виноватая! - воспряла духом Алла Борисовна, которая, такое ощущение, всё это время только и ждала, когда же ей начнут дерзить по-настоящему. - Виноватая, что сижу тут днями и ночами, за порядком слежу… Чтобы вот такие, как ты, неблагодарные, не пойми кого, в дом не тащили! Нет бы, спасибо сказать - так я, оказывается, ещё и провоцирую кого-то! Да он рождён, этот твой монстр, чтобы людей калечить! Его и провоцировать не надо - спиной повернись… и готово! Только и ждёт этого! У, кровопийца генномодифицированная!
Глеб с трудом втащил сопротивляющегося пса в лифт и выдохнул лишь только после того, как створки дверей отгородили его от взбешённого монстра в человеческом обличии, переставшего воспринимать нормальную людскую речь.
Умка сочувственно вздохнул - ему бабка с самого начала не понравилась. От неё пахло могилой.
3.
- Чёртова дура! Совсем из ума выжила, - Глеб сокрушённо покачал головой, присел на корточки. - Ты на неё внимания не обращай - ей лишь бы только с кем "помахаться". Причём неважно, по какому поводу. Рано или поздно это всё равно бы случилось. Так что, с боевым крещением тебя, дружище.
Умка ничего не ответил, потому что продолжал оставаться собакой. Он лишь напряжённо всматривался в наступающие со всех сторон стены и изредка поглядывал на "гудящий" потолок. Походило на то, будто блестящие грани сговорились между собой, взяли в союзники скользкий пол и теперь пытались повалить с ног, чтобы затем непременно сожрать!
Что-то явно происходило - только, вот, что именно?
Умка чувствовал, что они движутся, но только куда и каким образом - оставалось для него загадкой. Хотя новый хозяин вроде как совсем не нервничает. Или просто не догадывается, что происходит в действительности…
Глеб потёр заросший подбородок, заглянул в слезящиеся глаза собаки.
- Да не переживай ты так. Наладится всё. Вот только время пройдёт…
Умка понимающе кивнул. Бог с ней с этой бабулькой - сживёмся!
- Тут даже не в тебе дело, - в полголоса размышлял Глеб, прислонивший спиной к стенке лифта. - Она меня ещё при первой встрече невзлюбила. Знаешь, есть такие типы людей, которые просто не могут находиться друг рядом с другом. Как кошка с собакой, например, - ну же, ты должен это понимать! Хотя у нас, у людей, взаимоотношения складываются немного иначе… Мы ведь, вроде как, одного вида.
Умка тряхнул головой. Стены, пол, потолок - всё давило! Пёс перевёл взор на нового хозяина и жалобно заскулил, интересуясь, как долго им ещё нужно находиться в этом странном, раскачивающемся и непонятно куда двигающемся месте. Зачем они вообще сюда полезли?.. Неужели лишь для того, чтобы скрыться от человека по имени Алла Борисовна?
- Совсем я тебя запутал, да? - Глеб улыбнулся. - Просто она как-то совсем уж сдружилась с моей женой. Причём настолько стремительно, что даже я сам не понял, как это произошло. Тут ведь и в возрасте разница, и в складе характера, да и в семейной обстановке - не думаю, чтобы у Аллы Борисовны были дети… да даже просто связи с противоположным полом. Ну, ты понял, о чём я… Да и бог с ним со всем, - Глеб непроизвольно махнул рукой. - Плохо, что она в курсе наших домашних склок, а отсюда произрастает и всё остальное, свидетелем чего ты только что стал. Такое ощущение, что я непроизвольно заимел ещё одну тёщу. А та - ненавистного зятя, которого, по идее, и быть не должно. Странно как порой судьба складывается… Хм…
Умка гавкнул, чтобы поддержать беседу - он всё понимает.
- Надо будет всё же поставить её на место, - продолжал Глеб. - Только вот боюсь, Маринка меня совсем не поймёт. Она предпочитает ладить с людьми. Вернее просто мирно сосуществовать. И пользоваться этим. Своего рода, симбиоз или даже паразитизм. Чего киваешь? Неужели понял, как наше человеческое сообщество устроено?
Пёс заскулил, беспокойно огляделся по сторонам.
- Хотя чего тут понимать… - Глеб поднялся, размял затёкшую шею. - Все мы - звери. Особенно если поглубже капнуть. В голове - непроглядный мрак, своеобразная среда обитания. Повадки - явно хищные. Свирепые, не допускающие ни жалости, ни сострадания, ни взаимовыручки. А вот вместо сердца - загнанный заяц. Того и гляди испустит дух - задайся только целью обретения смысла. Разум и вовсе на ленивца похож - такой же медлительный и неповоротливый. Любые задачи, кроме попытки выжить любой ценой, ему во вред. О душе вообще молчу… Так что на деле, не пойми что выходит. "Гомо зверюнус" какой-то. Хм… - Глеб подмигнул ворчащему Умке. - Тебе, вон, хорошо - ты пёс и этим всё сказано. Даже документы все при тебе: ошейник, лапы, хвост. А что другие по этому поводу говорят или думают - не бери в голову. Усёк?
Умка по-человечьи хмыкнул, будто терзаемый сомнениями. Повёл головой, изнывая от нетерпения.
- Чего, не согласен? - усмехнулся Глеб и нетерпеливо постучал ногой по двери - лифт замер пару секунд назад, однако выпускать пассажиров не спешил. - Ну же, железяка, крути свои шестерни!
Умка недовольно рыкнул, и двери тут же покорно открылись.
В глаза ударил резкий свет от мерцающих под потолком трубок. Пёс фыркнул.
- Ты чего? - не понял Глеб, направляясь к дверям квартиры.
Пахло чем-то гнилым, разлагающимся, давно мёртвым. С потолка свисали тонкие нити, которые обволакивали шерсть, протягиваясь следом, не желая отпускать.
Умка ощетинился.
- Спокойнее, - сказал Глеб.
Он понятия не имел, отчего старается говорить в полголоса: площадка была не заселена, а из-за закрытых дверей никто не показался бы, даже устрой он гвалт или закричи на всю лестничную клетку "помогите - убивают!" Вернее территория всё же была частично заселена - его семьёй. Их словно выбросило на необитаемый остров волнующимся морем социальных проблем или элементарной упёртостью жены. Именно последнее, куда в большей степени, походило на правду. Всё остальное, надуманное несколькими минутами ранее, билось о бетонную стену действительности, оседая крошкой вдоль стен. Да. Дети, экология, престижный район - всё это оставалось призрачным и эфемерным, по существу, необходимым лишь для успокоения зудящего под черепной коробкой сознания. Так было проще успокоить себя.
- Вот чёрт! - Глеб пнул пустую жестянку с трафаретом "Титан" на погнутом боку. - Такое ощущение, что кто-то свою квартиру заново переклеил! Идиоты.
Умка вздрогнул, уставился в тот угол, куда отлетел странный предмет из-под ноги человека.
Глеб не без труда выскреб из волос частицы приставшего клея и с омерзением обтёр пальцы о шершавую стену.
- Хоть бы убирали за собой. Свиньи! - Он негодующе смахнул с потолка переливающиеся нити. - Юрка ведь завтра с утра, по любому, с ног до головы уделается - тут, как говорится, без вариантов!
Пёс зарычал, однако Глеб не обратил внимания.
Одна из дверей незаметно отворилась.
Незаметно для хозяина, но Умка сразу уловил лёгкое дуновение, из-за которого гнилой смрад отпрянул прочь. Запахло человеческими телами и чем-то ещё: тёплым, дурманящим, девственным. Именно от последнего в клыках поселился нестерпимый зуд. Зуд возбуждения. Пёс облизался, склонил голову на бок. Пахло кровью.
- Ты окончательно спятил?! - Сухой голос принадлежал высокой женщине в халате.
Она замерла в дверном проёме, а из-за её высокой фигуры выглядывал человеческий детёныш.
- Марин, так было нужно, - промямлил Глеб, стирая со лба остатки строительного клея.
- Мог бы сначала позвонить, прежде чем тащить ЭТО в квартиру! - Холодный голос тут же оборвался; женщина брезгливо подцепила малыша под руку и исчезла в недрах квартиры.
Умка мотнул головой: всё становилось более-менее понятным, но последний запах по-прежнему не давал покоя. Он не принадлежал ни хозяину, ни этим двоим. Оставался кто-то ещё.
Пёс фыркнул и засеменил на косолапых лапах впереди вздыхающего Глеба.
4.
- Юрка, отойди от двери! - Марина всплеснула руками. Затем тяжело вздохнула. - Света, уведи брата отсюда.
- Он что сам ходить не может?.. - Хлопнула дверь в соседнюю комнату, окончательно искалечив остатки фразы.
Человек по имени Светка упорно не желал показываться на глаза.
Умка уловил, как за приоткрытой дверью мелькнула детская тень и тут же скрылась в темноте, оставив после себя запах мочи, влажные губы и частый топот ног. Неряшливые движения затихли после очередного шороха - туда-сюда - наверняка под кроватью или столом, где же ещё.
Скорее всего, это просто игра, так что беспокоиться не о чем.
В животе заурчало. Умка напоказ облизался - кормить совсем не спешили, а вроде как уже пора. Однако на него даже не смотрели, продолжая спорить.
Марина застыла у холодильника в какой-то недосформированной позе: словно ещё не до конца решила, чем следует себя занять. Она смотрела на чёрный квадрат окна, заламывала руки и неприятно хрустела суставами.
- Неужели больше некуда его деть?
Глеб вздохнул.
- Марина, говорю же, что это только на первое время. Пока всё не уляжется.
- И когда это произойдёт? Неделя, месяц, год?..
- Пожалуйста, не начинай… - Глеб заскользил апатичным взглядом по граням нарисованных на скатерти квадратиков - те как-то странно переходили один в другой, множились, расширялись, ускользали от взора и стремились поскорее скрыться за краем стола.
- А я ещё не начинала!
Глеб вздрогнул, оторвался от своего бесполезного занятия.
Марина отошла от окна и открыла холодильник. Уставилась на полки с продуктами. Действие снова вышло спонтанным, и теперь она уже совершенно точно не понимала, что именно ей нужно.
Умка поджал хвост, заворчал - со стороны грохочущего белого шкафа пришла зима. Только какая-то необычная: сдавленная, сухая и неимоверно кислая, будто её весь год мариновали внутри. Теперь Умка ещё больше невзлюбил холод, однако попытался сдержать рвущиеся из груди эмоции и лишь жалобно заскулил, продолжая изредка посматривать на застывшую в нерешительности женщину.
Марина вздрогнула и, схватив первое, что подвернулось под руку, захлопнула увесистую дверцу, оклеенную на уровне живота фантиками от жвачки - сын постарался, а может и дочь, чтобы её позлить.
Холодильник довольно причмокнул.
- У нас дети. Ты об этом подумал? - Марина безвольно осела за стол, уперлась узкими зрачками в мужа.
Глеб повёл плечом.
- Ну, подумал.
- Ну, подумал?! - Бутылочка с морковным соком ударилась о поверхность стола и, казалось, покраснела ещё гуще, почувствовав на себе два сосредоточенных взгляда взрослых людей; Марина отдёрнулась всем телом, не совсем понимая, откуда сок вообще мог взяться в её руках. - Знаешь, это не совсем то, что я рассчитывала услышать!
- Что я должен был сказать?
- Как это что?! - Марина вновь поднялась, негодующе глянула на Умку. - То, что завтра этого уродца и след простынет!
- Не говори так! - Глеб и сам удивился столь резкому тону. Откашлялся.
- Ты чего, с ума сошёл? - Марина уставилась на мужа, словно только сейчас разглядела того под ворохом одежды.
- С чего бы это?
- Да ты хоть понимаешь, что такое несёшь?!
- Вполне, - Глеб кивнул, глянул на притихшего пса. - Он ведь вам ничего не сделал. За что вы на него сразу ярлык вешаете? Ладно Алла Борисовна - она и без того из ума выжила, - но ты-то должна понимать, что это всего лишь обычная собака! Не крокодил, не анаконда, не гризли - просто пёс, каких миллионы!
- Ах, вот даже как… Ясненько. Значит ты ещё перед консьержкой отметился, - Марина всплеснула руками, принялась суматошно расхаживать по кухне: вблизи бультерьера она резко ускорялась, а у окна, напротив, замедлялась, делая вид, будто пытается что-то разглядеть за стеклом. - И что же мне завтра прикажешь делать?..
- А в чём, собственно, проблема?
- А в том! Опять придётся краснеть из-за тебя! Чего ты ей наговорил?!
- Да ничего. Тебе я много чего успел сказать?.. Вы ведь рта раскрыть не даёте. Особенно эта сварливая старуха! Развела демагогию, словно я и впрямь монстра инопланетного на привязи притащил или черта из самой преисподней! - Глеб перевёл дух и закончил более спокойно: - Как будто свет клином на этом псе сошёлся.
Марина замерла напротив окна, сложила руки на груди.
- Ну, спасибо тебе, - она не оборачивалась, а тон не сулил ничего хорошего. - Значит я и Алла Борисовна - одно лицо. По крайней мере, в твоих глазах.
- Марин, я совершенно не то имел в виду. Мы ведь о другом разговариваем. Я просто хочу сказать, что подобного спора не было бы, приведи я вместо бультерьера какого-нибудь пекинеса или таксу. Ведь так?
Марина не ответила - лишь безразлично повела плечом.
Глебу показалось, что она плачет. Он хотел было подойти, но жена словно прочитала его мысли и резко обернулась.
Нет, она не плакала. В глазах не было и намёка на слёзы - только обжигающая ненависть. (словно человек по имени Марина вылез из этого самого белого шкафа, сохранив за плечами шлейф холода, сухости и чего-то давно разложившегося, отдающего запахом гнили… точнее даже трупным смрадом!).
Именно! За женщиной что-то было. И это была вовсе не тень.
Умка повёл головой. Затем наклонился и попытался лапой стянуть с носа намордник - тот очень мешался, не позволяя угадывать истинное настроение новых хозяев. Конечно, понятно, что в данный момент решается его дальнейшая участь, но хотелось бы поскорее избавиться от царящей вокруг неопределённости.
Умка закусил ремешок, часто задышал - как он ни старался, ничего не выходило.
- Нас кормить сегодня будут?.. Ой! - Светка хотела было проскользнуть мимо приоткрытой двери на кухню, но завидя у порога поскуливающего бультерьера невольно попятилась.
- Ну вот, полюбуйся, - усмехнулась Марина, оседая за стол. - Добился, чего хотел?
Глеб только отмахнулся - ничего он не хотел, просто привёл в дом никому не нужную собаку. Хотел сделать доброе дело, чтобы животное не мучилось. Хотя на деле, куда гуманнее было бы его просто пристрелить.
- А он надолго у нас? - Светка всё же переборола страх и бледной тенью порхнула на кухню. - Вот это чудище! - восхищённо прошептала она, со всех сторон рассматривая притихшее животное. - Можно я завтра ребят из школы приглашу? Они обалдеют просто!
- Света, за словами следи! - Марина снова грохнула соком по столу, да так что отлетевшая крышка звонко заскакала по полу.
Умка поднял лапу и, не обращая внимания на занятых склокой людей, придавил незнакомый предмет. Подтащил к себе. Тщательно обнюхал. Дрянь какая-то и отдаёт чем-то пресным, прокисшим, давно умершим.