6 февраля, вторник
Дело было в Мексике.
Французский сюрреалист Рене Магритт надумал создать портрет своего друга и покровителя, американского промышленника Эдварда Джеймса. Узнав об этом, тот повязал свой лучший галстук и пришел к Магритту позировать. Он, надо сказать, от этой авантюры выигрывал гораздо больше, чем Магритт. Что деньги для сюрреалиста?
А вот когда тебя рисует художник такого ранга - жуть, как престижно даже для американского миллионера.
Только с портретом тем нескладуха вышла. Положил, значит, Магритт на холст последний мазок. Подошел Эдвард на результат посмотреть. И охренел. После чего состоялся у них следующий разговор:
- Рене… Я, конечно, понимаю - ты сюрреалист, и все такое, но будь добр, объясни мне - что ты нарисовал, - почесывая в затылке, произнес Джеймс.
- Тебя, - последовал ответ.
- Но почему так?
- Как видел, так и нарисовал.
- Как видел, как видел… Ну и какой ты после этого сюрреалист?
- Величайший, - сказал Магритт и был абсолютно прав.
- Бесспорно, - поспешил согласиться Джеймс. - Но знаешь… меня такой вариант не устраивает.
- А что делать? - развел руками художник.
- Что, по-другому никак? - с надеждой в голосе спросил миллионер.
- Никак, - сказал, как отрезал, волшебник кисти.
- А если в профиль попробовать?
- Становись.
Поверх забракованного портрета Магритт написал новый. Потом еще один, и еще. Но всякий раз у него выходило одно и то же. Нечто, сильно смущавшее и немного даже пугавшее Эдварда Джеймса.
В конце концов, нервы художника не выдержали.
- Знаешь, что, Эд, - сказал он, вращая в тонких пальцах уставшую кисть, - встань-ка ты перед зеркалом. Я нарисую твое отражение, и мы закруглимся.
На том и порешили. Но результат нисколько не изменился. И одинокая слеза скатилась по щеке мастера, и шлепнулась на пол кисть.
- Вот, - сказал побледневший француз, снимая портрет с мольберта. - Иначе - никак.
Взглянув на картину, Джеймс тоже побледнел. После того случая он порвал с сюрреалистами, сильно запил и вскоре обанкротился. Но это уже совсем другая история.
Вам, должно быть, охота знать, что же было не так с портретом кисти Магритта?
Что ж, никакой тайны здесь нет. "Edward James Foundation" - одна из самых известных его работ, и вы вполне могли видеть ее репродукцию в каком-нибудь журнале по авангардному искусству. У меня такая висит на стенке. Достойная вещь.
Что же, в таком случае, испугало эксцентричного миллионера?
У него мы уже не спросим. Но достаточно взглянуть на картину, и вы все поймете сами.
Просто представьте, что, поглядев в зеркало, вы видите там… отражение собственного затылка.
Мексика. Земля, полная загадок.
7 февраля, среда
Должно быть, вчера я сильно напился, или даже присел на химию, раз уж меня опять пробило на сочинительство. Совершенно не помню, как я написал этот бред про Магритта и Джеймса. Начать хотя бы с того, что я не знаю, кто это такие…
Случилось все это на самом деле, или является плодом чьего-то больного воображения, хотя бы и моего собственного? Хотя, погодите, картинку-то эту я видел. В журналах. И еще на обложке какой-то книги. Значит, хоть что-то от реальности в этой истории есть. Сюрреализм, сюрреализм… Черт, левое ухо отвалилось. Сюрреализм… Это, кажется, начало двадцатого века. Бретон, Кокто, Бунюэль. Блин, откуда я все это знаю? Не иначе, память ко мне возвращается. Вот еще не было печали. Ну-ка, ну-ка… Точно! Все помню. Названия улиц, имена "друзей", книги, которые читал, песни, которые слушал. Только вот… не со мной это было. С Гончаровым. А я себя им не ощущаю. Нисколечко. Не моя это память. Не нужна она мне. А ну, как и он сам заявится, да начнет претензии на тело предъявлять? Что я тогда делать буду? Надо подстраховаться. Надо такое сотворить, чтоб этот "мятежный дух" мою бренную оболочку за три версты облетал. Не стану, пожалуй, медлить.
Прямо сейчас и начну.
8 февраля, четверг
Наихудшие опасения подтвердились. Черный демон безумия вовсю резвится в моей башке. Несколько дней я пребывал в состоянии nigredo, уступив свое место под Солнцем кошмарному ублюдку, выползшему из глубин подсознания. Страшно даже подумать о том, что успела натворить эта мразь… черт, больно-то как! Хорошо, если мое временное помешательство ограничилось самоистязанием и не выплеснулось за пределы этих стен. А то ведь… Впрочем, для меня в случившемся ничего хорошего нет, и быть не может. Я проснулся от жуткой боли, а увидев, что является ее причиной, завопил, как евнух в момент кастрации. Не столько от боли даже, сколько от страха. Не делай мой "заместитель" записей в дневнике, я до сих пор не знал бы, откуда взялись покрывшие все тело чудовищные раны. Только… лучше б мне этого и не знать. Достаточно и того, что я чувствую. Сильнее всего болит левая рука, которую, судя по ее состоянию, придется вскорости ампутировать. Рот полон протухшей крови, руки, грудь и живот иссечены, как колода на скотобойне, левое ухо вообще лежит на столе… А нога… нет, об этом даже думать больно.
Вместе с безумием мне даровали невосприимчивость к боли. Ушли они тоже в обнимочку, так что я теперь имею полное право воскликнуть: "Какая гадость эта ваша Святая Инквизиция!".
Доведенный до умопомрачения примитивностью обыденной жизни, я обработал себя так, что результату позавидовал бы и бывалый палач. Что мне теперь делать, не знаю.
Денег почти не осталось. Лечиться придется самому, а тут еще эта боль… Не сдох от потери крови, когда творил все это - загнусь теперь, от болевого шока.
Я действительно хотел бы знать, кто все это придумал. Чья злая воля мешает мне пробиться сквозь толщу льда, всплыть, наконец, на поверхность и глотнуть хотя бы немного свежего воздуха? Кровь дробью стучит в висках… Перед глазами темные пятна… Я разбил голову об лед, вода вокруг меня стала розовой. О, как мучительны воспоминания!
Не может быть, чтобы все это происходило спонтанно. Ведь если так, то в этой жизни нет ничего, что бы ее оправдывало! Да, я маргинал, но таких, как я - сотни, тысячи, и все прекрасно живут… Нет, я не могу, я не должен заканчивать свою жизнь вот так!
Бежать. Бежать отсюда, пока еще есть силы в искалеченных членах. Домой. Домой, к Марине, к съемным сараям, к осточертевшим "друзьям". Бежать…
Но кажется, для меня уже поздно делать хоть что-нибудь. Я ведь и раньше никому не был нужен, а теперь - и подавно. "Простите, я не узнаю вас в гриме". Тьфу! Да пошли вы все! Я много раз забрасывал удочку, но не поймал ни драного носка, ни ботинка с мертвяка. И мог бы, с усердием робота, вновь и вновь штурмовать отвесную стену. И каждый раз, сорвавшись, говорить себе, что не все еще потеряно, что уж теперь-то точно получится, стоит лишь собраться с силами и снова броситься вверх. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять - без надлежащей экипировки ты не поднимешься и на метр. Так зачем изводить себя в бесплодных попытках достичь вершины, с которой и сделать-то ничего нельзя, кроме как сигануть вниз, не в силах смириться с мыслью, что пребывание наверху ничем не отличается от полупризрачного существования в исходной точке. Ведь если разницы нет, - зачем платить больше, разбазаривая драгоценную жизненную энергию? Не проще ли остаться внизу и здесь же, внизу, тихо окончить свои дни, избрав своим девизом избитое "Не жалею, не зову, не плачу"? Разве того, через что мне пришлось пройти, недостаточно, чтобы понять: нет в этой жизни ничего, что бы ее оправдывало? Не так уж я и силен, чтобы снова начинать все с нуля. Здесь даже не в бессилии моем дело, а в том, что я понимаю: никакие действия не смогут помочь мне покинуть сраное болото, в котором я барахтаюсь почти всю жизнь. Наивно было бы полагать, что предел моих страданий достигнут. А если и так, - за этим пределом меня ждет всего лишь начало нового цикла мук. Зачем, если уже сегодня я не хочу ничего, кроме забвения?
Пускай же оно снизойдет ко мне! Пусть я растаю в кошачьих объятиях смерти, влекомый за грань, туда, где ждет меня вечный покой, подобный тому, в котором пребывает недвижный бог Абраксас.
Покой и свобода… Покой и свобода… Покой…
9 февраля, пятница
Ха-ха-ха-ха!
Лимон. Дохлая мышь танцует на задних лапках, пытаясь меня развлечь. Мириады черных пауков струятся по стенам вверх, выползая из разбитой башки того, кто еще вчера звался Георгием Гончаровым. Вчера это было в последний раз. Но на излете проклятый поэт все же смог заглянуть за Предел и увидел такое, от чего стало не по себе даже мне.
Нет в этой жизни ничего, что бы ее оправдывало. Всякое искусство абсолютно бесполезно. А мои творения бесполезны вдвойне, поскольку уж я и сам - доппельгангер, не имеющий права на существование, всю свою недолгую жизнь выдававший желаемое за действительное. Слышал с утра по радио: не за что биться, нечем делиться. Это про меня. Магритт с Эдвардом Джеймсом погребены под толщей времен. А ножницы - вот они, лежат в ящике стола, хищно подмигивая стальным кровожадным блеском. Взять их. И отрезать второе ухо. А следом за ним и нос, и все остальное, что нарушает симметрию… А потом…
Голодной крысой прыгнуть наперерез дыханию и завершить, наконец, картину, имя которой - Жизнь…
Труп Георгия Гончарова, с отрезанными ушами, носом, губами и гениталиями, вскрытыми венами, перерезанным горлом и множеством других повреждений, был обнаружен только двадцатого февраля, в понедельник. Он оставался бы невостребованным и дольше, кабы не дикая вонь, начавшая заползать в соседние квартиры. Соседи давно мечтали разделаться с хмурым юношей, чье безразличие к их существованию заслуживало, с их точки зрения, по меньшей мере, ссылки на Колыму.
Лучшего повода для аутодафе нельзя было и представить, но сучий потрох в очередной раз продемонстрировал окружающим свое неуважение, не став дожидаться, покуда те за ним явятся. Яйца надо отрезать за такое, так ведь щенок и в этом всех опередил.
Всех, кто видел изувеченного мертвеца, начинало рвать. Вывернуло наизнанку даже видавшего виды патологоанатома. И еще очень долго не мог он прийти в себя, а когда оправился, обнаружил, что выглядит много старше своих сорока семи. Тот факт, что на следующий день бедолага уволился из органов, где прилежно трудился добрую четверть века, упоминания не заслуживает.
Версия об убийстве отпала, не успев возникнуть. Заляпанный кровью дневник покойного являл собой неоспоримое доказательство его безумия, развившегося вследствие чрезмерного увлечения поэзией и приведшего, в итоге, к суициду.
Прошло две недели, прежде чем в освободившуюся квартиру въехал новый жилец.
Человеком он был суеверным, и все найденные в ней рукописи отнес на свалку, где их и спалили, разжигая костры, окрестные бомжи.
Из всего, что написал за свою жизнь Гончаров, уцелел лишь злополучный дневник.
Через много лет он оказался в лавке Эйнари Тойвонена, где лежал под толстым стеклом, сквозь которое все же проникали грозные флюиды самого страшного несчастья на свете - несбывшейся мечты…
ИНТЕРЛЮДИЯ ШЕСТАЯ
- Ты был прав, - сказала Ангелина вечером следующего дня, возвращая Тойвонену дневник поэта. - Пока что это - самое страшное, что я узнала благодаря "Лавке ужасов". Лучше, наверное, встретиться на узкой тропинке с демоном, чем жить такой судьбой, какая досталась Георгию.
- Никому не пожелаешь такой судьбы, - Эйнари положил тетрадь на место, в секретер. - Но и насчет демонов я не советовал бы тебе шутить.
- Сегодняшний рассказ, как я поняла, будет как раз о них, - улыбнулась девушка.
- Отчасти. Но для начала я хотел бы узнать твои впечатления от истории Гончарова.
- Это поистине ужасно - когда обстоятельства мешают тебе реализоваться в жизни, - произнесла готесса, присев на изящный стул. - вроде, сам ни в чем не виноват, и все, что нужно, у тебя есть - он ведь действительно был талантлив… Но вот почему-то не получается. Причем не получается ничего, за что бы ни взялся. Как будто ты вовсе не имеешь права на существование. Словно кто-то щелчком пальцев отбрасывает тебя от заветной цели, как придурок Родин - таракана! Вообще, очень сложно жить, когда окружающие не воспринимают тебя как равного, - хозяин магазина отметил, что последняя фраза девушки не имеет отношения к предмету разговора.
- Тебе приходилось с этим сталкиваться? - Эйнари приподнял белоснежные брови.
- Конечно! - Ангелина выглядела удивленной, будто он сам должен был догадаться.
- Ты посмотри на меня. Я же гот. Мне даже дома прохода не дают. Прошлой ночью мама вошла в мою комнату и увидела у меня в руках дневник Гончарова. Так она чуть в обморок не свалилась. Подумала, что я вскрыла вены, и кровь на страницах - моя. Да и по улицам спокойно не походишь - обязательно кто-нибудь пристанет.
- Что, опять начались гонения на субкультуры? - настал черед Тойвонена удивляться. - Я помню, нечто подобное происходило в последние годы первого десятилетия века, но чтобы сейчас…
- А вот представь себе, - было заметно, что разговоры на эту тему здорово нервируют девушку. - Дума даже закон какой-то дурацкий собирается принимать, чтоб вовсе запретить движение готов!
- Все как тогда, - почесав бороду, проговорил Эйнари. Значит, снова грядет что-то нехорошее. А ведь всего двенадцать лет прошло.
- Двенадцать лет с чего? - встрепенулась Ангелина.
- Долго рассказывать, - отмахнулся финн. - Вот что, милая, давай-ка сегодня поговорим о чем-нибудь простом и ненавязчивом. Ну, в сравнении с прочими эпизодами, конечно, - тут же, усмехнувшись, добавил Тойвонен.
Глава 7
В ОЖИДАНИИ ПАТЧА
Меня зовут Ильрангил. И я, мать его за ногу, Темный эльф. Боевой маг шестьдесят третьего уровня, бард и немного лекарь. Состою на службе у великого лорда демонов Гайландера. Я - второй по значимости персонаж в рядах Темных сил Верхнеземья.
Думаете, я в восторге от всего этого?
Да черта с два!
Дело в том, что еще совсем недавно я звался и выглядел совершенно иначе. Нет, я вовсе не считаю, что быть Темным эльфом - грешно и зазорно. Да и имечко Ильрангил - вполне так ничего себе. О волшебных способностях я даже не говорю - кто ж не мечтал о подобном? Один нюанс - все это хорошо, когда ты таким родился и самостоятельно приобрел все навыки.
А вот если проснулся однажды и обнаружил, что превратился в эльфа, живущего в стране, которая находится очень далеко от твоего дома, и не имеешь ни малейшего представления о том, как вернуть былое положение дел - вот это, по-моему, не очень хорошо.
Особенно, учитывая тот факт, что до того, как обзавестись парочкой острых ушей и способностью убивать белку единственным выстрелом в глаз, я был высокооплачиваемым программистом и проживал в роскошных апартаментах, располагавшихся в центре славного русского города, издревле именуемого Москвой…
Сначала я подумал, что это сон. Знаете, бывает ведь так - человеку снится, будто он живет чьей-то чужой жизнью. При этом все происходящее кажется абсолютно реальным. Вплоть до тех пор, пока не проснешься. Можно целую жизнь прожить во сне, а потом вновь очутиться в своей постели, с утренним похмельем или, напротив, бодрым и полным сил.
Вот и я подумал, что сплю. Да, как правило, человек не осознает этого и все происходящее за чистую монету принимает. Но это потому, что во снах обычно знакомые лица и места являются. В моем случае не так было. Сразу стало ясно, что это - другая реальность. Совершенно другая реальность.
Ну как еще было ее назвать?
Только сном.
И сон этот начался с того, что я проснулся…
На жестком топчане в деревянной лачуге. Огляделся - чистое Средневековье вокруг.
Таз для мытья, свечи, мечи, кинжалы, лук со стрелами на стене висит… Вместо зеркала - серебряное блюдо, надраенное до блеска. Поглядел я это блюдо и увидел, что моя физиономия изменилась до неузнаваемости: кожа приобрела фиолетовый оттенок, а уши вытянулись и заострились… Не моя, в общем, "фотокарточка" смотрела на меня из размазанного по стене пятна лунного света…
Все это очень знакомым казалось. Как будто я раньше видел эту комнату, но под другим углом. Да и лицо, которое обрел - тоже.
Впрочем, и так иногда бывает. Снится тебе сон, и чувствуешь, что он тебе и раньше снился, только стерся из памяти. Или является продолжением одного из предыдущих. В общем, я тогда думал именно так - я сплю, осознавая, что все происходящее существует только во сне. Говорят, есть целые методики, позволяющие человеку научиться контролировать свои сновидения. Я улыбнулся даже - вон как, мне никаких специальных книжек не потребовалось, все само пришло.
А вот когда я вышел из хибары, стало уже не до смеха…
- Вы, должно быть, Ильрангил? - спросил приземистый бородатый мужичок, стоявший напротив двери, будто поджидая, когда я выйду.
- Да нет, - говорю, - меня зовут… - но он, не дослушав, заговорил снова:
- Мы ждали вас. Дела в деревне нынче идут совсем худо. Орки совершают набеги едва ли не каждый день. А с нас уже и взять нечего. Спасибо вам, что пришли. Вся надежда только на вас.
Я чуть в грязь не сел. Вмиг стало ясно, откуда мне все вокруг знакомо. Это ж "Легенды Верхнеземья", ролевая игра, которую наша фирма "Тортила Games" не далее как неделю назад презентовала на пафосной выставке "Москва виртуальная"! Я, между прочим, был ведущим программистом проекта. Так это что ж я, во сне внутри игры оказался? Или…