- Не знаю, подлейтенант, - отозвалась за дверью Эрбаад, - сообщение-то для капитана.
Кааврен нахмурился и кивнул собеседнице, а та велела курьеру войти. Когда она подчинилась и отдала честь, Кааврен спросил:
- У тебя сообщение для меня?
- Даю слово.
- Значит, ты должна что-то мне передать?
- Капитан понял совершенно верно: я должна кое-что вам передать.
- Что ж, слушаю.
- Вот сообщение: прибыл посетитель.
- Посетитель? Кто-то прибыл встретиться со мной?
- Не с вами, капитан.
- Не со мной?
- Нет, капитан. С выходцем с Востока.
- Встретиться с выходцем с Востока?
- Именно. Я позволила себе сообщить, что для такой встрече всякому посетителю необходимо ваше разрешение, капитан.
- И была совершенно права, - подтвердил Кааврен. Повернулся к подлейтенанту и спросил: - Как давно здесь находится выходец с Востока?
- Несколько часов.
- И кому сообщали, что он здесь?
- Кроме вас, никому.
- И тем не менее к нему является посетитель.
- Точно так.
- Это стоит отметить. - Капитан снова повернулся к Эрбаад и велел: - Опиши его.
- Ее, капитан. Иссола, чрезвычайно хороша собой; тонкие брови, высокий лоб, нос острый, но привлекательный, чувственные губы, твердый подбородок. Светлые волосы, светлая кожа. Худощавая, но крепкая; ростом, пожалуй, чуть ниже средних шести с половиной футов. Пальцы длинные и изящные, с мозолями, по которым я заподозрила, что она играет на музыкальном инструменте. Носит зеленое и белое с кожаными нашивками, как одеваются в дальнюю дорогу, и судя по потертостям на коже - хорошая наездница. При ней меч, тяжелый и недлинный, и судя по простому и функциональному виду - она знает, как с ним обращаться.
- Ясно, - проговорил Кааврен, мысленный портрет посетительницы предстал перед ним столь четко, как если бы он сам видел ее. - Как она представилась?
- Леди Саручка из Рефлина.
- Не знаю такой. Чего она хотела?
- Она ничего не сказала, кроме того, что желает повидать выходца с Востока.
- Как она назвала его?
- Лорд Талтош.
- Талтош. Не Сурке. Ясно. Что ж, проводи меня к ней.
- Сюда, капитан.
Следуя за Эрбаад, Кааврен добрался до приемной, где ожидала описанная выше дама. При появлении Кааврена она поднялась и поклонилась со всем изяществом, доступным представителю Дома Иссолы. Капитан, поклонившись в ответ, проговорил:
- Леди Саручка из Рефлина? Я Кааврен из Замковой скалы.
- Для меня честь, равно как и удовольствие, видеть вас, лорд Кааврен. Разумеется, я слышала о вас, и о том, что вы сделали для Империи.
- Вы слишком добры, миледи.
- Вовсе нет.
- Мне сказали, вы желали посетить пациента.
- Если будете столь любезны, капитан.
- Могу я спросить о причинах вашего желания? Даю слово, я не задал бы столь невежливого вопроса, если бы того не требовали мои обязанности.
- О, капитан, я вполне это понимаю, и была бы поражена, не услышав подобного вопроса.
- Вы весьма любезны, миледи.
- Я хочу его повидать, потому что он мой друг, и я узнала, что он ранен, и поэтому сама желаю удостовериться во всем, что касается его здоровья и уюта.
Помешкав, Кааврен спросил:
- Простите за назойливость, миледи, но не будете ли вы столь добры поведать, как именно вы узнали, что он ранен?
- У нас есть общий друг, капитан. Я понимаю, что того требуют ваши обязанности, но подобный допрос, уж извините, представляется мне избыточным.
- Я понимаю, миледи, что он таковым представляется, но заверяю вас, тому есть причина.
- Ах вот как.
- Именно.
- А можете ли вы, не преступая, разумеется, границ служебных обязанностей, сообщить мне эту причину? Ибо признаюсь, что в данном вопросе я любопытна не хуже ястреба.
- Если желаете знать, я вам расскажу.
- Очень желаю.
- В таком случае вот причина: граф Сурке, или, если предпочитаете, лорд Талтош, не просто ранен - на него было совершено нападение.
- Нападение!
- Именно так. И было бы полной безответственностью с моей стороны допускать к нему кого бы то ни было, не уверившись, что тем самым я не подвергаю его новой опасности.
- Я полностью понимаю это, капитан, и более того, искренне восхищаюсь тем вниманием, с которым вы относитесь к своим обязанностям.
- Вы столь добры, миледи.
- Со своей стороны, я отдаю свой меч вам на хранение и, более того, клянусь надеждой своей на Врата Смерти, что не желаю причинить лорду Талтошу никакого вреда, но, напротив, жажду лишь одного - чтобы он как можно скорее полностью восстановил здоровье.
При этом она отстегнула портупею и вложила оружие в руки Кааврена. После ее слов Кааврен поклонился и сказал:
- Миледи, этого более чем достаточно. Пойдемте, я провожу вас к его покоям.
У двери Кааврен небрежно хлопнул в ладоши, потом открыл дверь и отступил на шаг, чуть поклонившись в знак, что пропускает иссолу вперед. Когда она вошла в комнату, Кааврен, чей внимательный взгляд ничего не упускал, внимательно наблюдал за лицом выходца с Востока, и нисколько не усомнился, что выражение этого лица могло быть лишь сильным удовольствием. О да, несмотря на слабость, граф Сурке улыбнулся и попытался сесть.
Леди Саручка метнулась к нему, когда он снова рухнул на кровать, а следующий за ней по пятам Кааврен услышал, как выходец с Востока говорит:
- О, миледи, не следовало вам появляться здесь.
- Что за чушь ты мелешь! - Потом повернулась к капитану. - Как видите, я ничем не угрожаю его благополучию; могу я попросить остаться на несколько минут с ним наедине?
Кааврен поклонился и ответил:
- У меня нет ни малейших возражений.
- Благодарю вас, любезный капитан.
Кааврен еще раз поклонился и вышел из комнаты. Поразмыслив, он решил не подслушивать под дверью и передал Эрбаад клинок леди Саручки вместе с указанием вернуть его иссоле, когда та будет уходить. Затем приказал подлейтенанту Ширип организовать себе коня; Ширип без вопросов и замечаний выполнила приказ, и в итоге пять минут спустя Кааврен уже был в седле и ехал на север.
Через час капитан обнаружил место, где выходца с Востока прибило к берегу. Там он провел некоторое время, наблюдая за рекой, подмечая особенности течения и отмелей. В итоге он решил, что скорее всего в реку выходец с Востока попал на этом, западном берегу (который в действительности был скорее южным); переплыв реку, он навряд ли остался бы в живых. Весьма удачно, поскольку ехать до ближайшего моста было более часа, а пересечь реку вплавь столь близко от устья превыше сил как лошадиных, так и человеческих.
Придя к такому выводу, он направил коня (чалого мерина эгьеслабской породы) на север (то бишь скорее на запад) вдоль берега, внимательный взгляд капитана не упускал ни малейших подробностей. Примерно через четверть мили он остановился, кивнул сам себе, спешился, стреножил мерина и взглянул на землю повнимательнее. Этим он занимался, пока не опустилась ночь, темным покрывалом нависнув над грязными водами; однако Кааврен не оставил своего занятия, а лишь зажег предусмотрительно прихваченный с собой фонарь.
Наконец, решив, что выяснил все возможное, он задул фонарь, снова оседлал оголодавшего мерина и поехал обратно в управление, где по-прежнему дежурила Ширип, твердо решившая не покидать поста, пока твердо не узнает, что пока капитан в ней более не нуждается.
В данном случае подлейтенант оказалась права, потому что побеседовать с ней было первым, чего пожелал вернувшийся Кааврен. Беседу он начал с вопроса:
- Как поживает наш пациент?
- Лекарь заходила к нему часа три назад, вскоре после ухода иссолы, и решила, что он почти наверняка будет жить.
- Тем лучше. А я осмотрел место, где произошло столкновение.
- И вы что-нибудь выяснили, капитан?
- В смысле, помимо того, что мы и так подозревали - что наш выходец с Востока врет как йенди? Да, выяснил. Или во всяком случае пришел к ряду выводов, которые проверю, снова переговорив с графом Сурке, надеясь, что он либо признает истинность того, что я ему сообщу, либо каким-то образом выдаст себя, если начнет отрицать очевидное.
- Имею ли я честь поздравить капитана с хорошим планом?
- Тебе кажется, что это хороший план, подлейтенант? Заметь, я прошу честного мнения.
- Я заметила, за что и благодарю. Да, мне представляется, что план хорош, если вы добыли надежные сведения, а я уверена, что так и есть.
- Сама рассуди. Я подозревал, что нападавших было четверо или пятеро. И ошибся.
- Как - ошиблись?
- Их было девять.
- Девять!
- Да, девять. Подсчитать нетрудно - земля была мягкой, а до того, как началась ссора, все девять выстроились в ряд лицом к нему, а он стоял лицом к ним, спиной к реке. Какое-то время они так стояли и, несомненно, разговаривали, потому что подошвы его сапог ушли достаточно глубоко в землю, а стоял он так, как стоят во время разговора, а не в какой-либо защитной позиции.
- Да, но девять!
- Есть объяснения, почему он выжил, оказавшись один против девяти. То есть объяснения помимо его мастерства, которое нельзя недооценивать.
- И какие же объяснения?
- Во-первых, ему в некотором роде помогли.
- В некотором роде, капитан?
- Да, и были это не люди.
- Не понимаю.
- Я тоже, подлейтенант. Однако остались четкие признаки, что как минимум двое из нападавших сражались явно в стороне от графа Сурке. При этом рядом с ними нет никаких следов помимо их собственных. Возможно, он мастер иллюзий, и два противника сражались с фантомами. Возможно также, что он способен призывать или повелевать птицами, и спустил их на своих врагов. У этих мест нет никаких следов крови, но разбросано немало ветвей и листьев, причем судя по деревьям, нападающие яростно вертели мечами где-то над головой.
- Однако, капитан, остается еще семеро.
- Судя по следам, едва разговор закончился, одну противницу он тут же вывел из игры - то ли броском ножа, то ли заклинанием; она упала на колени и какое-то время стояла так, а потом рухнула на землю, где и осталась, истекая кровью, и лишь когда все завершилось, двое ее друзей помогли ей покинуть поле боя.
- Ясно. Но все же остается шестеро.
- И один из них был убит на месте. Тело рухнуло практически под ноги всем остальным участникам схватки, и на земле осталось столько крови, что выжить после такого невозможно.
- Значит, осталось все же пятеро. Но…
- Судя по следам, он практически одновременно ранил двоих. Словно…
- Да, капитан?
- Словно это он на них напал, а не они на него. Но это невозможно, потому что… а, ясно, сообразил. В общем, пока важно другое: в ближнем бою было трое против одного, и каждый из них хотя бы раз его зацепил. Они теснили его к реке, и когда он был серьезно ранен, то бросился в воду и положился на удачу, потому что драться больше не мог.
Ширип кивнула, мысленно представляя себе схватку так, словно сама была ее свидетелем. Это она и сообщила Кааврену, который добавил:
- Есть еще одна важная подробность.
- Какая, милорд?
- После схватки подул ветер. Насколько после, сказать не могу, но там разбросаны листья, которые прикрывали многие следы, но не были вдавлены в землю.
- И что в этом важного?
- На самом берегу реки на земле остался отпечаток тонкого меча, как раз таким иногда пользуются выходцы с Востока. И рядом были следы сапог - дорогого кроя и небольшого размера. Сапоги эти наступили на некоторые из листьев, упавших после схватки.
- И?
- После схватки кто-то появился, осмотрелся, подобрал оружие выходца с Востока и ушел.
- О да, понимаю, бригадир.
- Интересно, выходец с Востока знает, кто бы это мог быть?
- Вы его спросите?
- Да, и обо всем прочем тоже.
- Мне представляется, капитан, - проговорила она, - будет странно, если вы не сумеете ничего больше узнать у нашего выходца с Востока, выложив перед ним собранные вами факты.
- Вот и хорошо, - поднялся Кааврен. - Тогда я пойду загляну к нему.
Приняв это решение, Кааврен не тратил времени, претворяя его в действие. Он сразу направился в комнату к пациенту, хлопнул в ладоши, не получил ответа и вошел сам. Спустя не далее как три минуты он вернулся в кабинет подлейтенанта Ширип и снова сел на стул.
- Что ж, - сообщил он, - наш пациент сбежал.
Ширип вскочила и воскликнула:
- Как - сбежал?
- Вероятно, вернее будет сказать, что он нас покинул, он ведь не был заключенным. Однако покинул он нас, выбравшись через окно.
- Как он ухитрился?
- Вот этого сказать не могу. Но я не заметил никаких следов, свидетельствующих о том, чтобы ему кто-либо помогал.
- Но, капитан, что же нам делать?
- Делать? Да ничего.
- Как - ничего?
Кааврен пожал плечами.
- У нас не было законных оснований удерживать его, а сбежав через окно, он доказал, что и медицинских оснований тоже не было.
- Но ведь дело…
- Ах да, дело.
- И?
- Продолжайте опрашивать очевидцев и выясняйте все, что сможете. Будем собирать сведения и придержим, пока не понадобятся.
- То есть вы полагаете, что дело не закончено?
- Я вообще не знаю, в чем было собственно дело, подлейтенант. Но судя по всему - нет, не думаю, что все закончилось. Полагаю, с графом Сурке мы еще пересечемся, причем до того, как Империя станет существенно древнее.
Третья глава
Как Кааврен Тайно
Встретился с Другом,
Что Привело к Возобновлению
Старого Расследования,
и Как Кааврен и Даро
Наслаждались Приятным Вечером
Читатель, надеемся, извинит нас за то, что перед тем, как продолжить рассказ, мы сообщим кое-что относительно рассказа как процесса, поскольку это поможет объяснить, почему мы столь уверены в принятых нами решениях касательно того, в каком порядке надлежит описывать происходящее.
Знаменитый музыкант и композитор лорд Левас заметил, что музыка состоит из нот, которые играют, и пауз между ними, причем оба равно важны. Точно так же всякая рассказанная история состоит из того, что рассказано, и того, что опущено. История - такая же наука, как физика, математика и волшебство; а рассказывание историй - это искусство, как музыка, псионические отпечатки и скульптура. Искусство, таким образом, состоит из выбора тех событий, которые надлежит включить, и тех, которые надлежит исключить, чтобы с максимальной эффективностью обнажить процесс работы научных законов.
Необразованный, но внимательный читатель здесь забеспокоится, как бы историк, аккуратно подобрав события, не попытался "доказать" тем самым истинность догматов, которые от истины весьма и весьма далеки. Не будем отрицать: подобное случается, что могут засвидетельствовать многие знакомые с "историей", написанной некоторыми рожденными в пустыне мистиками.
Но такой анализ, столь явственно убедительный, оставляет в стороне существенный фактор: мыслящий разум читателя. Иными словами, буде предполагаемый историк попытается исказить смысл, значение и причины описываемых им событий, тем самым он, как нам представляется, неизбежно выдаст себя внимательному читателю. А поскольку историку это известно, то у него просто нет иного выбора, кроме как подходить к своему занятию со скрупулезной честностью и безжалостной точностью.
Мы ввели все эти объяснения, потому что читатель не мог не заметить, как наш рассказ, изначально плавно перетекающий от теклы к стражникам, потом к подлейтенанту и в итоге к Кааврену, теперь начнет прыгать туда-сюда во времени. И мнение наше таково, что подобное поведение рассказа необходимо объяснить, что и сделано: прерывистость течения времени в рассказе является сугубо следствием желания историка исключить подробности, которые он полагает несущественными либо отвлекающими, а вместо этого - сосредоточить свое и читательское внимание на вещах важных.
Посему с позволением и, надеемся, пониманием читателя мы, как обещали, сейчас продвинемся во времени вперед - действие, которое мы предпринимаем, осознавая всю внезапность такого сдвига, но уверенные, что именно так лучше всего изложить читателю избранную нами историю. Итак, три месяца миновало после событий, описанных в предыдущих главах, и Кааврен, более ничего не узнавший о раненом выходце с Востока и таким образом временно обо всем этом забывший, вновь вынужден был вспомнить то дело. А случилось это так.
Кааврен был в своем кабинете и изучал свежие отчеты относительно местоположения и готовности своих подчиненных, когда раздался громкий звук трущихся друг о друга кусков дерева, обозначавший, что некто дернул за шнур трещотки за дверью, ведущей в комнату для совещаний. Лишь немногие имели право войти в эту дверь, и ни одна из этих персон не явилась бы сюда просто так, а потому Кааврен немедленно предложил явившемуся войти.
Дверь открылась, вошел некто - некто, добавим мы, облаченный в темно-серый плащ с капюшоном; походка его была твердой и размеренной, а подойдя к столу капитана, он опустился в одно из кресел.
- Что ж, - проговорил Кааврен, - хотя я нимало не сомневаюсь, что в мой кабинет тебя привело не удовольствие, тем не менее, заверяю, что я этому всецело рад.
- Даю слово, - раздался в ответ мягкий, почти музыкальный голос, - что мои чувства полностью совпадают с твоими.
- Рад слышать это. И хотя я с удовольствием насладился бы продолжительной беседой, но полагаю, что твое прибытие преследовало определенную цель, причем цель в некотором роде срочную.
Под капюшоном сверкнули белые зубы.
- Ты так полагаешь?
- Обычно, друг мой, посещения твои именно таковы.
- Не стану отрицать.
- Итак?
- Да, есть кое-что, по моему мнению, требующее твоего внимания.
- Что ж, мое внимание к твоим услугам, так что самое время изложить это самое кое-что.
- Тем лучше. Ты помнишь, месяца три назад ты расследовал нападение на имперского графа?
- Ты же знаешь, Пел, три месяца - не тот срок, чтобы я забыл нечто подобное.
- Это правда, я лишь хотел, чтобы ты освежил в памяти те события.
- Что ж, ты этого добился. Что дальше?
- Возник один вопрос, причем того сорта, которым, я полагаю, следует заняться Отряду особых заданий.
- Значит, ты так полагаешь. А что думает ее величество?
- Она об этом еще не знает. Посвящать ли ее - решать тебе после того, как ты услышишь то, что я собирался сказать.
- И это как-то связано с нападением на графа Сурке?
- Я расскажу тебе, а дальше сам рассудишь.
- Хорошо.
- У тебя есть отчеты по проведенному тобой расследованию?
Кааврен дернул головой.
- Вопрос, пожалуй, надо задать иначе: есть ли у ТЕБЯ отчеты по проведенному мной расследованию?
Пел хихикнул.
- Ты же знаешь, я порой слышу то, что другие говорят.
- И читаешь то, что другие пишут.
- Ладно тебе, это разве так плохо?
Кааврен покачал головой.