– Доброе утро, – ответил Виктор.
– Как спалось?
– Прекрасно.
– Чашку чая?
– С удовольствием.
– Попробуй бисквит. Сегодня он превзошёл все ожидания.
– Непременно воспользуюсь твоим советом.
Бисквит действительно был более чем хорош.
За столом Джеймс нёс чушь о видах на урожай, пересказывал местные сплетни и вообще никак не показывал своего желания о чём-то поговорить с Виктором. И лишь когда они уже встали из-за стола, Джеймс как бы между прочим обмолвился:
– Теперь в самый раз немного пройтись. Не желаешь составить мне компанию?
– С удовольствием. Я тоже обожаю утренние прогулки.
И только на лугу, где единственными посторонними были пасущиеся овцы, Джеймс перешёл к+ делу:
– Инициализация прошла великолепно. Ты был просто молодцом. Мои поздравления.
– Спасибо.
– Как ты уже знаешь, инициализация вернула тебя в стартовую позицию. Теперь ты свободен от любых обязательств перед нами, и если захочешь с нами расстаться – мы поймём. Ты сам должен сделать свой выбор. Не торопись, постарайся сначала во всём разобраться. Поспешные решения не нужны никому, тем более, что иной возможности переиграть всё заново у тебя не будет. И не забывай, что общение с нами сопряжено с постоянными смертельными опасностями.
Слова Джеймса заставили Виктора улыбнуться.
– Чем это я тебя развеселил? – удивился Джеймс.
– Тебе ли не знать, что всё давно уже решено, и мне не нужно времени на размышления. В одном ты прав, я действительно многого ещё не понимаю, и, может быть, никогда не пойму, но я давно уже чётко для себя уяснил: вы – единственные мои друзья. И раз всё зависит от моего решения, я выбираю вас, тем более, что я безумно люблю Жозефину и жду не дождусь, когда мы станем мужем и женой. А если говорить об опасностях, то они поджидают нас на каждом шагу. Не пуля и нож, так болезни и старость. И стоит ли избегать одних, чтобы гарантированно попасть в рабство к другим?
– Прекрасный ответ. А теперь давай поспешим, иначе мы можем опоздать на поезд.
– На поезд? – переспросил Виктор.
– Как ты понимаешь, твоё решение не было для меня неожиданным, поэтому я обо всём распорядился заранее. Слуги уже собирают вещи и запрягают лошадей, а на вокзале нас ждут два билета до Лондона.
Виктор вопросительно посмотрел на Джеймса.
– К сожалению, Жозефина не сможет составить нам компанию, – понял он немой вопрос друга, – обстоятельства заставили её срочно уехать.
К лондонской теме они вернулись уже в поезде за столом в вагоне-ресторане.
– Тебя любезно пригласил погостить один мой хороший друг, лорд Эшли Ангус. Это – настоящий джентльмен и непревзойдённый знаток искусства ничегонеделания. Как и положено не обременённому семьёй аристократу, имея несколько домов, он живёт в меблированной съёмной квартире, чтобы не обременять себя лишними заботами. Завтракать и обедать предпочитает в клубе. На зиму обычно перебирается в Алжир, но до этого времени он в твоём распоряжении. Для всех остальных ты – его кузен. Вы никогда не виделись, и узнали о существовании друг друга менее чем год назад. Эшли – весьма приятный молодой человек, и, я думаю, вы быстро станете друзьями. Но, несмотря на всё своё обаяние, Эшли не знает, кто мы на самом деле, так что лишний раз откровенничать с ним не стоит. Он считает нас кем-то вроде масонов, и не стоит ни разубеждать, ни убеждать его в этом. Наш агент найдёт тебя сам. В Лондоне ты должен будешь в совершенстве освоить искусство прожигания жизни. Ты должен как можно чаще бывать в обществе, а в остальное время крутиться среди людей. Было бы идеально, если бы ты не пропустил ни одного светского мероприятия, – рассказывал Джеймс.
– Мне послышалось, или ты сказал, что он приютит меня? – спросил Виктор, делая акцент на последнем слове.
– Совершенно верно, сдав тебя ему на руки, я в тот же миг покину Лондон.
– И когда мы увидимся в следующий раз?
– Всё будет зависеть от успеха твоей миссии.
18
– Горячий шоколад и утренняя пресса, сэр, – сообщил слуга, подавая напиток и газеты Виктору в постель. Он появился в тот самый момент, когда Виктор окончательно проснулся, словно подсматривал за ним в потайной глазок. Высокий, статный, немного седой. Каждый его жест, каждое слово говорили о том, что Эшли ничуть не приукрасил, назвав его идеальным слугой.
– Спасибо, Стайфли, но впредь можете не утруждать себя излишними тяжестями.
– Если я вас правильно понял, под тяжестями следует понимать газеты, сэр?
– Вы правильно поняли, Стайфли.
– Как вам будет угодно, сэр.
Виктор ненавидел газеты с детства, с тех самых пор, как отец заставил его читать каждый вечер газеты вслух, в качестве упражнений по чтению.
– Что за окном? – спросил Виктор, когда слуга раздвинул шторы.
– Лондон, сэр.
В исполнении Стайфли эта фраза, которая вполне могла бы сойти за дерзость, прозвучала как милая шутка.
– И каков он сегодня?
– Солнечный, сэр. О лучшей погоде для утренней прогулки нельзя даже мечтать, сэр.
– О какой прогулке вы говорите?
– Лорд Ангус просил передать, что будет вам очень признателен, если вы согласитесь позавтракать с ним в клубе, сэр. Насколько я понимаю, вы не станете отказывать лорду Ангусу в этом одолжении, сэр. Лорд Ангус будет ждать вас у себя в Олбени, сэр.
– Разумеется, я с удовольствием приму его приглашение. В котором часу лорд Ангус обычно завтракает?
– Лорд Ангус несколько неприязненно относится к любым распорядкам и завтракает, когда ему заблагорассудится, сэр, но на моём веку он ни разу не приступал к трапезе раньше двух. Так что у вас практически нет шансов заставить его ждать, сэр. Приготовить вам ванну и костюм?
– Это было бы весьма кстати.
Эшли Ангус понравился Виктору с первых минут знакомства. Это был высокий, красивый мужчина примерно тридцати лет. Типично британское лицо, светлые волосы, атлетически сложенное тело и ни следа от "чисто английской" чопорности. Виктора он принял так, словно тот действительно был его кузеном, к которому у него проснулись нежные родственные чувства. Не желая слушать ни про какие отели, он предоставил в распоряжение Виктора на сколь угодно долгий срок "своё скромное жилище" – шикарный дом в Мэйфере, вокруг которого был разбит великолепный сад. Кроме дома в распоряжении Виктора оказался и полный комплект слуг, включая прекрасного повара и идеального личного слугу Стайфли.
– Кэб ждёт, – сообщил Стайфли, когда Виктор был готов выйти из дома. – Я позволил себе заплатить заранее, сэр, чтобы этот прохвост не содрал с вас лишнего, как с иностранца. Надеюсь, это не было слишком с моей стороны… сэр.
– Нет, Стайфли, вы поступили совершенно правильно.
– Благодарю вас, сэр. Рад быть вам полезен, сэр.
– Приехали, мистер, – слегка меланхолично сообщил кэбмен, остановив экипаж у парадного подъезда фешенебельного многоэтажного дома.
Подскочивший лакей отворил дверцу.
– Прошу вас, сэр.
– Благодарю. Скажите, милейший, в какой квартире живёт лорд Ангус. Он меня ждёт.
– В шестой, сэр. Это на третьем этаже. Поднимаетесь и направо.
Эшли Ангусу было не до завтрака. Оставив Виктора отдыхать после дороги, он и сам решил отдохнуть, но несколько иным способом. В результате он набрался в клубе по ватерлинию и чувствовал себя утром, как Иисус во время распятия.
– Ты не мог бы меня пристрелить? – жалобно попросил он Виктора.
– Это вряд ли, но кое-какое средство от этой болезни я знаю.
– Правда? – оживился Эшли.
– Конечно, это не панацея и не алхимический эликсир, но облегчить страдания с его помощью вполне возможно.
– Надеюсь, для этого не нужно сушёных летучих мышей и желчи крокодила?
– Только молоко, сахар и чай.
– О, этого добра у меня хоть отбавляй. Фокс, – обратился он к слуге, – обеспечьте моего друга всем необходимым.
– С удовольствием, сэр.
– Тогда приготовьте крепкий сладкий чай, но вместо воды используйте молоко.
– У нас есть эрл-грей и дарджилинг.
– Лучше дарджилинг.
– Простите, сэр, вы тоже желаете принять лекарство? – поинтересовался он у Виктора.
– Нет, Фокс, сегодня я не нуждаюсь в лечении.
– О, это словно капли дождя на раскаленную землю пустыни! – воскликнул Эшли, осторожно пригубив напиток.
После второй чашки он бросился в туалет. Вернулся он значительно посвежевшим.
– А знаешь, – радостно сообщил он, – твоё средство в совокупности с упражнениями по вокалу – это нечто. Не хочу сказать, что я полностью вернулся к жизни, но перспектива остаться без завтрака мне уже не грозит. Надеюсь, Вик, ты не станешь возражать против пешей прогулки? Боюсь, что поездка в кэбе вызовет приступ морской болезни.
– Как сказал Стайфли, сегодня просто великолепная погода для прогулки.
– К вам лорд Бертли-Хоуп, сэр, – сообщил слуга.
– Зовите.
В комнату буквально ворвался энергичный тридцатилетний толстячок чуть выше среднего роста. Его лицо вполне могло бы служить эталоном жизнерадостности и здорового цвета лица.
– Привет, чучело, – завопил он так, как вперёд смотрящий вопит "Земля" после долгого путешествия. – У тебя гость? – поинтересовался он в следующее мгновение, заметив Виктора.
– Это мой кузен, Вик Грегор. А это – мой старый друг Эрнест Бэртли-Хоуп.
– Ты никогда не говорил, что у тебя есть кузен, – несколько обиженно заявил Эрнест после того, как они с Виктором обменялись рукопожатием и дали разрешение называть себя Эрни и Виком.
– Это всё потому, что до недавнего времени я и не подозревал, что у меня есть кузен.
– А я думал, что такое бывает только в романах.
– Ты лучше скажи, что заставило тебя притащиться в такую рань?
– Это всё мой дядюшка Бартоломью.
– Он что, опять к тебе заявился?
– Я сам долго не хотел в это верить. Насколько я понимаю, ты ещё не знаком с моим дядюшкой? – спросил Эрнст Виктора.
– Не думаю, что когда-либо имел честь…
– Тебе несказанно повезло. Не знаю, может где-нибудь, на каких-нибудь волшебных островах и можно отыскать дюжину-другую приличных дядюшек, но Бартоломью к таковым невозможно отнести даже при самом снисходительном к нему отношении. Я больше чем уверен, что, окажись он на месте Магдалины в тот роковой момент, Спаситель, не задумываясь, прошёл бы мимо, лишив нас доброй дюжины своих откровений. Дядюшка Бартоломью невыносим, насколько вообще могут быть невыносимы родственники, а, как известно, именно эта категория людей особенно славится своей невыносимостью. Ещё до недавнего времени его главными достоинствами были неимоверная лень и принципиальное нежелание перемещаться в пространстве на более или менее длительные расстояния. Он годами сидел у себя в деревне и выбирался оттуда исключительно в крайних случаях. Но если рок всё-таки заставлял его менять своё местоположение, дядюшка мгновенно пускал корни на новом месте, и заставить его вернуться домой мог только не менее сильный житейский катаклизм. А если учесть, что дядюшка живёт по принципу: твой дом – мой дом; твой кошелёк – мой кошелёк…
Но хуже всего то, что, добравшись до Лондона, дядюшка с упорством Цезаря, Наполеона и Македонского в одном лице приступает к взятию моего дома. При этом он настолько искусен в ведении войны, что мне ещё ни разу не удавалось спасти своё жилище от поругания. В своём стремлении превратить мою жизнь в ад дядюшка поистине неутомим. Для меня до сих пор остаётся загадкой, как столь ленивый во всех других отношениях человек в этом вопросе развивает поистине удивительную активность.
Во время прошлого его визита у дядюшки вдруг без всякой видимой причины проснулся интерес к театру. Казалось бы, что тут плохого, но этот старый идиот, чтобы не тащиться в театр, умудрился притащить какой-то театр в мой дом. Да ладно бы он ограничился актёрами и декорациями, так нет, для пущей достоверности он напустил полный дом каких-то прохвостов, которые должны были играть роль зрителей. В результате мне около двух недель пришлось не только терпеть, но и содержать всю эту кодлу. В конце концов, я его выпроводил, прислав телеграмму от имени тётушки Дафнии с требованием немедленно возвращаться домой по причине возникновения каких-то неотложных дел. И вот не далее как вчера он заявился вновь.
– Надеюсь, на этот раз он не увлечётся скачками или… мореплаванием? – умудрился Эшли вклиниться в монолог Эрнеста.
– Всё намного хуже. Дядюшка увлёкся политикой, и теперь он метит в члены парламента.
– Ну, это не так страшно. Вряд ли ребята с Вестминстера захотят надолго перебраться к тебе.
– Так-то это так, вот только в Лондоне ему придётся появляться намного чаще, или же вообще перебраться сюда навсегда. При этом совсем не трудно догадаться, где он надумает жить.
– Что ж, в таком случае тебе не обойтись без помощи Лари Беннета. Он сумел выпроводить всех своих родственников, а они были пиявками похлеще твоего дядюшки.
– Хорошо бы, чтобы его рецепты оказались универсальными, иначе дядюшка меня сведёт с ума своей политикой. Вчера он совершенно испортил мне вечер. Сначала он долго бурчал по поводу того, что у меня нет вечерних газет, а весь ужин громогласно взывал к английскому народу в моём лице, причём вопил так, словно хотел докричаться до самых отдалённых колоний. Я сначала решил, что он попросту свихнулся, но оказалось, его пригласили выступить в парламенте, где он и собирается обратиться непосредственно к народу. Когда же я ему сказал, что где-где, а в парламенте уж точно народом и не пахнет, он прочитал мне часовую патетическую лекцию о нравственности и гражданском долге.
– Вообще-то это даже хорошо, что в парламенте не пахнет народом, – решил Эшли. – Нет ничего хуже запаха народа, а английского народа и подавно. И если наши законодатели и без того порождают одну законодательную чушь за другой, то мне страшно даже представить до чего они смогут дойти, будучи отравленными народными миазмами.
– А сегодня утром он разбудил меня чуть свет своими громогласными проклятиями в адрес газетных писак. Похоже, он читает газеты исключительно для того, чтобы упражняться в сквернословии. Надеюсь, вы не столь эмоционально воспринимаете газеты? – спросил он Виктора, забыв в полемическом порыве, что они перешли на "ты".
– Я не читаю газеты.
– Вот как?
– Там пишут всё что угодно, кроме того, что хоть как-то может меня заинтересовать.
– Ты не представляешь, как я тебе завидую! – искренне воскликнул Эрнест, обращаясь к Эшли.
– Мы идём завтракать, – сообщил другу Эшли.
– С удовольствием составлю вам компанию, – отреагировал он.
Всю дорогу Эрни строил из себя остряка-экскурсовода, и, несмотря даже на то, что некоторые его остроты заставили попутчиков смеяться до слёз, он был чертовски утомителен. Наконец, к огромной радости Виктора, остановившись у парадного входа в достаточно помпезное здание на Пэлл-Мэлл, Эрни сообщил:
– А вот за этим нагромождением стен и перекрытий одни недоумки скрываются от других. А так как внутри недоумков значительно меньше, мы к ним и присоединимся. Добро пожаловать в клуб.
Пока Виктора регистрировали в гостевой книге клуба (это позволяло ему стать временным членом клуба на правах гостя Эшли), Эрнест узрел следующую жертву своего красноречия.
– Прошу меня простить, господа, но мне нужно срочно уладить одно дело, – сказал он и, развивая скорость, которой позавидовал бы даже чемпион по бегу среди гепардов, бросился в соседний зал.
Виктор и Эшли, словно сговорившись, облегченно вздохнули. Это заставило их рассмеяться.
За завтраком Эшли, правда, без особого энтузиазма, предложил Виктору себя в качестве гида, но тот отказался.
– Это было бы просто великолепно, – ответил он, – но, думаю, мне ещё нужно отдохнуть от утренней экскурсии.
После завтрака были знакомства, и Виктору пришлось раз за разом повторять ответы на те дурацкие, никому не нужные вопросы, что задаются исключительно ради приличия. Наконец, ему удалось вырваться из клуба. Вдохнув несколько раз полной грудью "воздух свободы", Виктор пошёл, куда глядели глаза. Заблудиться он не боялся – в случае чего кэбмен доставит его домой даже из-под земли.
Гуляя по Лондону, Виктор старательно обходил все те несомненно достойные внимания места, о которых немало сказано в путеводителях. Он не стал заходить ни в основанный в 1763 году как собрание древностей Британский музей; ни в крупнейший среди аналогичных музеев мира Исторический музей, чья экспозиция рассказывает о многовековой истории британской столицы, начиная с основания Юлием Цезарем селения Лондиниум; ни в хранящую работы практически всех выдающихся деятелей Британии Национальную портретную галерею…
Не пошёл он ни в Вестминстерское аббатство, ни в Букингемский дворец и даже не перешёл через Темзу по Тауэрскому мосту. Всё это можно сделать и потом, находясь в соответствующем расположении духа и располагая достаточным количеством времени. Теперь же, оставшись с Лондоном один на один, Виктор хотел почувствовать город, заглянуть в его душу, найти с ним общий язык, заручиться его дружбой и поддержкой…
Этому его научил бывший моряк, живущий в построенной из всяческого хлама хибаре на корабельной свалке в Марселе, куда загнал Виктора холодный промозглый ветер. У Виктора тогда была с собой бутылка рома, у бывшего моряка – стены, крыша над головой и очаг.
Разогретый с пряностями ром, – поистине адское зелье, – развязал моряку язык.
– Наверно, ты чертовски удивишься, когда я скажу, что никогда не любил море, – откровенничал он. – Я не люблю его с самого детства и готов поклясться печёнкой дьявола, что оно отвечает мне взаимностью. За каким я подался тогда в моряки? Не знаю и никогда не знал. Наверно, за тем же лядом многие люди идут под венец, чтобы всю оставшуюся жизнь тихо друг друга ненавидеть. Иногда мне кажется, что все эти годы море хранило меня, давало мне пищу и кров исключительно ради той взаимной ненависти, которая вспыхнула между нами в тот миг, когда я впервые увидел этот бескрайний водный простор. Все эти годы море берегло меня, хранило от сильных штормов и других катаклизмов. Меня все считали счастливчиком и мечтали заполучить к себе на корабль в качестве талисмана. Ты не поверишь, но моё жалование было больше, чем у кого бы то ни было ещё на корабле. Меня называли счастливчиком и любимцем моря, но я-то знал, какое чувство заставляло море столь ревностно заботиться обо мне.
Истинной же моей страстью были города, и море, какова чёрт подери ирония, стало главным связующим звеном между мной и ими. С каким наслаждением оно играло на моих чувствах, то приближая, то, наоборот, отдаляя на неопределённое время моё свидание с предметом страсти и вожделения. Я же рвался на берег с той же силой, с какой пылкие влюблённые рвутся в объятия друг друга. И с годами моя страсть к городам только возрастала.
Большие и маленькие; чистенькие, с ровными улицами и словно игрушечными домами и похожие на лабиринт Минотавра; поражающие своей роскошью и нищетой… Каждый из них был неповторим, и у каждого из них была своя жизнь, свой характер, своя душа…