Виктор пригубил лунный свет, и его рот наполнился множеством миниатюрных пузырьков чистой энергии. Это ощущение было настолько прекрасным и одновременно непривычным, что Виктор замер с полным бокалом в руке.
– Пей до дна, – приказала рыжая красавица, видя нерешительность Виктора.
Он повиновался.
Лунный свет сразу же ударил в голову. Он пьянил, придавал силы, делал ясными многие непонятные ранее вещи. Воображение работало настолько великолепно, что Виктор ясно, как наяву увидел удивительную многомерную головоломку-мозаику, центральной фигурой которой было Зеркало. И Виктору с Джеймсом и Жозефиной предстояло её собрать, воплотить в жизнь этот поистине грандиозный замысел Пророка. Но когда сам замысел уже готов был открыться Виктору, рыжая красавица толкнула его в бассейн.
– Тебе пора. Зеркало ждёт, – сказала она на прощание.
Виктор открыл глаза. Он лежал на узкой кровати в маленькой комнате в мансарде. На нём была чистая пижама, – она была слишком короткой, и Виктор выглядел в ней презабавно, – а раны перевязаны чистыми бинтами. Он был жив, он не был в тюрьме и чувствовал себя вполне сносно. От этого настроение Виктора поднялось на такие высоты, где обычно летают одни лишь орлы.
Виктор встал с кровати. От слабости закружилась голова, а раны ответили болью, но это уже было ерундой. Одежду он не нашёл, поэтому решил отправиться на разведку прямо в пижаме.
Он вышел из комнаты, пошёл по коридору и спустился вниз по лестнице на первый этаж. Роль второго этажа играла мансарда. Хозяина дома он застал за едой.
– Доброе утро, месье, – сказал он Виктору. – Рад, что вам уже лучше. Присоединяйтесь к моей скромной трапезе.
Увидев хозяина дома, Виктор остолбенел. Это был священник, тот самый священник, которого он увидел в католической церкви в Лондоне.
– Этого не может быть! – вырвалось у Виктора.
– Что с вами, сын мой? – спросил священник, удивлённый реакцией Виктора.
Позабыв даже о своём ранении, Виктор бросился из дома, но, потеряв равновесие, сильно ударился плечом о косяк двери. Боль немного привела его в чувство, но то, что он увидел, выйдя из дома священника, заставило его усомниться в том, что он находится в здравом уме. Дом священника стоял рядом с церковью, с той самой церковью, которую Виктор видел в Лондоне. Виктор сел на ступеньки дома и схватился руками за голову. Его сознание отказывалось принимать происходящее.
– Что тебя так поразило, сын мой? – услышал он голос священника.
– Этого не может быть… я всё ещё брежу или схожу с ума…
– Расскажи мне, сын мой, и тебе станет легче.
– В это… в это просто невозможно поверить…
– Поверь мне, сын мой, за все эти годы, что я служу господу, я столько всего увидел и услышал, что…
– Не так давно я был в Лондоне, – решился рассказать Виктор, – и там я видел вас и вашу церковь… Как вы можете объяснить такое?
– А это, сын мой, не подлежит объяснению.
– Ну да, пути господни неисповедимы.
– Можно сказать и так, – ответил священник, решив не замечать иронии Виктора, – но я лишь скажу, что в этом мире есть вещи и события, которые предназначаются не для рассудка. И наша с тобой встреча в Лондоне была одной из них. Не пытайся это понять. Просто прими как факт, и рано или поздно тебе откроется значение этого знака. А сейчас пойдём лучше в дом. Тебе небезопасно оставаться на улице.
Эти слова заставили Виктора вспомнить, что он – беглый преступник, убивший троих человек, двое из которых служили в полиции.
Словно прочитав его мысли, священник сказал:
– Не бойся, они не придут с обыском ко мне в дом, так что здесь ты в полной безопасности.
– И вы не скажете им? – удивился Виктор.
– Нет, сын мой. Иногда я умею знать. Господь говорит мне о чём-то, и это приходит ко мне, как твёрдая уверенность. Я не знаю, как это объяснить, но я всегда следую этому и оно меня ни разу не подводило. Когда я нашёл тебя на ступенях церкви, я уже знал, что должен тебе помочь. Я принёс тебя в дом, вынул пули, зашил и обработал раны, а всё остальное сделал господь.
– Спасибо, святой отец.
– Не стоит меня благодарить. Я лишь выполняю волю господню. Возблагодари лучше его.
– Полицейские хотели меня убить, а тот лавочник… Он предал меня, отдав в руки убийцам.
– Ты можешь ничего мне не говорить, но если ты хочешь… Поверь, я умею хранить тайну исповеди.
И Виктор рассказал ему всё, абсолютно всё.
– Возможно, сын мой, мои слова прозвучат, как ересь, – начал свою речь священник. – В детстве я обожал смотреть, как мать печёт хлеб. Как она делает закваску, как ждёт, когда поднимется тесто, как ловко месит его, как перекладывает в формы, как потом этот тесто печётся в печи, превращаясь в душистый вкусный хлеб. Нигде я больше не ел такого вкусного хлеба, как тот, что пекла мать.
Позже эти воспоминания детства помогли мне понять, что господь точно также поступает и с нами. Господь не закончил творение людей, создав Адама и Еву. Нет, он творит каждого из нас. Точно так же он даёт нам сначала вырасти из закваски, затем он нас месит, перекладывает в формы и выпекает в печи. Наша жизнь и есть акт творения, и все наши радости и невзгоды, все испытания и дары судьбы, всё это нужно для нас, для того, чтобы из нас получились люди, настоящие люди, такие, какими мы и должны быть по замыслу божьему. Богу не нужны наши испытания. Зачем они ему? Он итак знает, выдержим мы их или нет, достойны мы или нет, и даже более, – испытывая нас, он делает это так, чтобы мы наилучшим образом прошли сквозь эти испытания, каждое из которых приближает нас к тому состоянию, которое избрал для нас господь. Всё это нужно нам, и то, что господь испытывает нас, говорит о том, что он не потерял ещё в нас веру, что мы ещё чего-то достойны, что после того, как он вынет нас, наши души из форм-тел, мы окажемся достойными того, чтобы господь оказался доволен результатом своих трудов.
То же самое и с тобой. Господь отметил тебя, возложив на тебя эту трудную миссию. Но, избрав тебя, он не оставляет тебя ни на миг. Это он привёл тебя ко мне в церковь, чтобы оказать тебе помощь моими руками. Это он хочет, чтобы ты продолжал идти начертанным для тебя путём. А раз так, он дал тебе всё, чтобы ты справился с возложенной на тебя задачей. Помни это, и не разочаровывай бога.
– А как же злодеи, увечные и уроды? Как они вписываются в нарисованную вами картину творения?
– Как знать, возможно, господь желает их видеть именно такими. Разве кому-то из нас дано лицезреть его замысел? А теперь пойдём к столу. Завтрак уже остыл.
30
Виктор вновь шёл за псом. На этот раз они шли по улице одного из богатых районов города. Виктору эта улица была незнакома, но пёс чувствовал себя на ней, как дома. Когда они подошли к нужному дому, пёс лихо перемахнул через высокий кирпичный забор, и Виктору ничего не оставалось, как последовать за ним. Причём Виктор оказался значительно менее ловким. Когда он справился с забором, пёс побежал к дому, где остановился возле двери для прислуги. Дверь оказалась незапертой, и Виктор с собакой вошли в дом. Затем пёс привёл Виктора в комнату, где на кровати лежало женское платье, а в воздухе витал аромат духов. Там пёс улегся возле кровати, давая тем самым понять, что его миссия выполнена. Духи и платье были подсказками, Виктор прекрасно это понимал. К тому же он когда-то их видел, но когда, где и на ком? От ответа на эти вопросы зависело нечто очень важное, но, несмотря на все старания, вспомнить хозяйку платья ему не удавалось.
Только проснувшись, Виктор вспомнил ту, кто пользуется этими духами, а заодно и вспомнил, где он видел символ Ложи. Вместе с воспоминанием пришло и понимание того, что ему пора – он итак уже загостился у священника. С тех пор, как он очнулся у того в доме, прошло около двух недель – вполне достаточный срок, чтобы прийти в себя после ранений.
– Сегодня я должен буду вас покинуть, – сказал Виктор за завтраком.
– Иди, если должен, – ответил священник.
– Не знаю даже, как вас благодарить за всё, что вы для меня сделали.
– Благодари не меня, но господа. Это он привёл тебя сюда, а мне наказал о тебе позаботиться. Так что я делал лишь то, ради чего и принял сан.
– Всё равно… Спасибо вам огромное. И… Я бы хотел пожертвовать на церковь… Я с радостью отдал бы все свои деньги, но…
– Благодарю вас за щедрость, но вам эти деньги ещё пригодятся, – ответил священник. – Когда-нибудь в другой раз, если у вас будет желание, я с удовольствием приму от вас деньги. Но не сейчас.
– С моим образом жизни другого раза может и не быть.
– На всё воля божья, и кто мы такие, чтобы противиться ей?
31
Виктор приехал в Париж холодным ноябрьским утром. Шёл мелкий, противный дождь, а пронизывающий ветер пробирал до костей. Но был и другой, более неприятный холод: город встречал Виктора как чужака, Виктор почувствовал это уже буквально на перроне. Даже в те времена, когда он бродил по парижским улицам без гроша в кармане, город не был с ним столь холоден. Поэтому его приезд никак нельзя было назвать возвращением. У Виктора неприятно засосало под ложечкой. Стало холодно не столько снаружи, сколько изнутри. Подняв воротник куртки и перехватив поудобней ручку чемодана, он направился к ближайшему извозчику, поджидающему пассажиров возле вокзала.
С тех пор, как он покинул дом священника в Булони, прошло больше года. Всё это время он тщетно пытался встретиться с той, на чьей шее он увидел медальон с символом Ложи. Он метался за ней по всей Европе, а она… Она словно смеялась над ним, то уезжая буквально за несколько часов до его появления, то изменяя уже по дороге свой маршрут… И тогда он, мысленно проклиная её, начинал вновь наводить справки, подкупать слуг и служащих гостиниц и почтовых отделений, нанимать частных сыщиков… И всё это лишь для того, чтобы в очередной раз услышать: "Графиня только что уехала. Нет, она не сказала, куда", или "Графиня изменила свои планы и отменила бронь". И вот теперь она в Париже.
За этот год Виктор похудел, осунулся, а его глаза приобрели какое-то отчаянно-загнанное выражение. Больше всего на свете он хотел бы всё бросить, но гибель возлюбленной и друзей… Отказаться от поисков этого чёртового Зеркала теперь было бы по отношению к ним предательством. Предателем же Виктор не был никогда.
Облик Виктора тоже разительно изменился. Теперь он был похож на мелкого коммивояжёра, вынужденного вести кочевой образ жизни ради своего куска хлеба: поношенная одежда, видавший виды чемодан, да и в вагонах третьего класса он давно уже чувствовал себя, как рыба в воде, так как путешествовал либо третьим классом, либо вообще на перекладных. Так он был менее заметным, да и деньги стоило экономить.
– Знаешь приличную гостиницу? – спросил Виктор у извозчика прежде, чем сесть в фиакр.
– Конечно, месье, – ответил тот, окидывая Виктора оценивающим взглядом. – Клянусь душой дьявола, вы будете довольны.
Виктору понравилась клятва, и он сел в карету.
Извозчик не соврал, гостиница действительно была что надо. Недорогая, без шика, но с относительно приличной публикой, чистой постелью и милым ресторанчиком, где можно было недорого наесться до отвала, что Виктор и сделал, едва сняв номер. После еды захотелось спать, но промедление было непозволительной роскошью, и, возвращаясь в номер, Виктор попросил принести ему письменные принадлежности. Ничего подходящего в голову не шло, поэтому, выругавшись как русский сапожник, он написал следующее:
"Дорогая Амалия!
Скорее всего, Вы не помните моего имени, хоть я и хочу надеяться, что это не так. Я тот, кого Вы спасли в Клермон-Ферроане, когда я в поисках спасения ворвался в Ваш гостиничный номер. И вот теперь мне вновь нужна Ваша помощь в одном жизненно важном для меня деле. Поэтому я прошу Вас уделить мне несколько минут Вашего времени.
Навсегда Ваш покорный слуга, Григорьев Виктор".
Перечитав письмо, Виктор запечатал конверт и, подумав от силы минуту, сунул его во внутренний карман куртки. Затем вышел из гостиницы. Париж щедро одарил его холодным дождём и ветром, заставив Виктора согнуться и поднять воротник куртки. К счастью, неподалёку скучал извозчик. Подозвав его взмахом руки, Виктор сел в фиакр и даже не стал торговаться.
Вскоре он уже стучал в двери одного из пяти парижских домов Амалии, где, по полученным сведениям, она остановилась. Открыл похожий на важного таракана лакей.
– У меня письмо для графини де Круа, – сообщил ему Виктор.
– Давайте, я передам, – ответил тот, окинув Виктора высокомерным взглядом.
У Виктора от радости задрожали колени. Наконец-то он её застал!
– Мне велено дождаться ответа, – заикаясь от волнения, пролепетал он, мысленно проклиная себя за то, что вот так ведёт себя перед этим напыщенным болваном.
– Хорошо. Подождите здесь, – милостиво разрешил слуга, впустив Виктора в прихожую.
– Госпожа графиня примет месье Григорьева в семь, – изрёк слуга, появившись через несколько минут.
От этого известия Виктору захотелось расцеловать слугу, ждущего извозчика и даже лошадь. Разумеется, это желание так и осталось нереализованным.
Уже возле гостиницы Виктор сказал извозчику, дав ему щедрые чаевые:
– Я хочу, чтобы ты сегодня меня покатал.
– Как прикажете, – ответил тот.
– Тогда приезжай сюда через час. Или лучше минут через сорок. В крайнем случае подождёшь.
– Буду, как штык, – заверил извозчик.
Впереди у Виктора было чуть больше трёх часов, но за это время ему предстояло фактически возродиться из пепла. Возрождаться он начал с ванны. Затем, одевшись во всё чистое, он вышел из гостиницы. Извозчик уже ждал.
– Куда прикажете? – спросил он, подъехав к Виктору.
– Для начала… – Виктор назвал один из любимых магазинов одежды, где он одевался, когда был при деньгах.
Затем была парикмахерская. Так что, когда Виктор вновь подъехал к дому графини, его было не узнать. Эта перемена в облике заставила тараканьего бога, так Виктор прозвал похожего на таракана слугу, на мгновение впасть в оцепенение.
– Я Виктор Григорьев. Графиня меня ждёт, – сообщил ему Виктор, вручая визитную карточку.
– Прошу за мной, – ответил тот.
Амалия приняла Виктора в одной из малых гостиных. Она сидела в кресле возле камина и читала книгу, или делала вид, что читает. Когда он вошёл, она встала и сделала несколько шагов ему навстречу.
– Сколько лет, сколько зим! – воскликнула она, протягивая ему руку для поцелуя.
– Как только узнал, что ты в Париже, – ответил он.
– Быстро же ты…
В ответ Виктор улыбнулся.
– И ты по делу, – холодновато констатировала она, усадив Виктора на диван рядом с собой.
– И по делу тоже, – согласился он.
– Тоже?
– Ты слишком очаровательна, чтобы рядом с тобой думать в первую очередь о делах.
– А ты – разочарователен. Мало того, что явился только через целую вечность, так ещё и написал, что по какому-то делу.
– Тебя не так-то легко было найти.
– Ты прав. Я пыталась убежать от скуки.
– И как?
– Увы, она всегда рядом. Не отстаёт ни на шаг. А вот ты, похоже, не скучаешь. Если бы не твоё непростительное поведение, я бы сказала, что ты – живая иллюстрация приключенческого романа.
– Надеюсь, я смогу исправить свою оплошность.
– Я предоставлю тебе такую возможность, но сначала давай разберёмся с делом. Дела… – она поморщилась.
– Не любишь дела?
– Ненавижу. Они настолько пагубно влияют на людей… Да взять хотя бы моего кузена: раньше он был милейшим человеком, душой компании. Теперь же вечно пропадает именно тогда, когда он мне нужен, а вернувшись, запирается у себя в кабинете и целыми днями шуршит там бумагами, точно мышь. Поэтому я стараюсь находить друзей исключительно среди бездельников.
– Ну, моё дело не настолько пагубное, да и делом его можно назвать только с большой натяжкой. Скорее, это даже не дело, а предлог для встречи с тобой.
– В прошлый раз у тебя был предлог… более романтичный.
– Тогда меня пришпоривали обстоятельства.
– Так с каким делом ты пожаловал?
– Помнишь свой медальон? Тот, что был на тебе тогда в гостинице.
– Он и сейчас на мне.
– Откуда он у тебя?
– Мне подарил его друг. А что?
– Тот рисунок… Ты не знаешь, что он означает?
– А он разве что-то означает?
– В нашем мире всё что-либо да означает.
– Да ты философ…
– А твой друг… Ты сможешь меня с ним свести?
– Если ты заставишь меня захотеть это сделать. Надеюсь, у тебя нет каких-нибудь других и уж тем более неотложных дел?
– Я полностью в твоём распоряжении.
– Тогда предлагаю продолжить встречу в другой обстановке, – сказала Амалия, вставая с дивана.
Встав, она направилась к двери из комнаты. Виктор последовал за ней. Пройдя через пару проходных комнат, они попали в спальню. Едва они туда вошли, Амалия властно подвела Виктора к кровати, затем толкнула его на кровать.
– Раздевайся, – приказала она.
Разумеется, упрашивать его не пришлось. Раздевшись, он лег на кровать. Справившись с платьем, Амалия присоединилась к Виктору.
– О, да ты действительно по мне соскучился, – заметила она после того, как Виктор нежно и одновременно страстно поцеловал её в губы. Затем они поцеловались ещё, и ещё, и ещё… Они ласкали друг друга, быстро входя в раж. А потом Амалия уложила Виктора на спину и села сверху.
– Так говоришь, тебя надо пришпоривать? – озорно спросила она и вонзила в него каблучки своих туфелек.
Затем, после волны блаженства, после того, как они, счастливые, рухнули в постель, так и не разжимая объятий, Амалия сказала:
– Я хочу, чтобы ты рассказал мне про рисунок.
– Что ты хочешь узнать? – спросил сонно Виктор. Он уже начал проваливаться в сон.
– Всё. А особенно то, почему ради него ты потратил на мои поиски целый год.
– Так ты знала?! – слова Амалии заставили Виктора от волнения и обиды сесть в постели.
– Конечно же, я знала. А ты думал, такое настойчивое преследование может остаться незаметным?
– Так ты знала и специально меня избегала? – повторил свой вопрос Виктор, даже не пытаясь скрыть обиду. Это заставило Амалию рассмеяться.
– Ну да. Сначала мне было интересно с тобой поиграть, а потом захотелось узнать, как далеко ты способен зайти. И потом, дорогой мой рыцарь, рыцарю положено сначала пройти все испытания и преодолеть все трудности, и только потом ему можно припасть к ногам любимой.
– Я жду, – требовательно сказала она, видя, что Виктор не собирается ничего рассказывать.
– Я видел этот символ в качестве подписи на записке, адресованной моему другу. Кто-то назначил ему свидание, во время которого моего друга убили. Потом убили мою жену, пытались убить меня, но я чудом спасся. Сейчас я хочу со всем этим разобраться, и кроме символа у меня нет других зацепок.