Родные никогда не верят в преступления, совершённые их близкими. Так было, есть и будет. Матиас Клингбайл не был, в данном случае, исключением, а то, что в его голосе я слышал горячую уверенность в себе, ничего не меняло. Но он был несомненно прав относительно наказания нижней башней. Никто не выдержит десяти лет, проведённых в ней. Болезни, грязь, холод, сырость, голод и одиночество пожирают хуже крыс. Я видел больших, сильных, молодых мужчин, которые после года или двух, проведенных в нижней башне, выходили за ворота тюрьмы согбенными, скрюченными старцами.
- Весьма вам сочувствую, господин Клингбайл, но соблаговолите объяснить, почему именно ко мне вы обращаетесь с этой проблемой? - спросил я. - Служба не занимается уголовными делами, если это не касается преступлений, связанных с нападками на нашу святую веру. А в данном случае ведь об этом и речи нет.
- Знаю, - ответил он. - Но не могли бы вы приглядеться к делу? Вы человек учёный, сумеете отсеять зерно правды от плевел лжи.
Я не знал, старается ли он снискать мою симпатию или действительно так думает. Однако, было именно так, как он говорил. Инквизиторов обучали трудному искусству познания человеческих сердец и умов, что в большинстве случаев позволяло безошибочно распознать правду.
- Господин Клингбайл, городские советы и суды проявляют неудовольствие, когда Инквизиция интересуется делами, которые не должны её касаться. Да и моё начальство, несомненно, не будет в восторге от того, что я, вместо того, чтобы преследовать иноверцев, еретиков и ведьм, занимаюсь обычным убийством.
Святую Службу не волновали гнев, недовольство или жалобы даже богатых, влиятельных мещан (гораздо больше нам приходилось считаться с дворянами, особенно с теми, кто высокородного происхождения), но одним было положение официального посланца Инквизиции, а совсем другим - инквизитора, пытающегося совать нос не в свои дела и занимающегося частным дознанием. Ситуация менялась на противоположную, когда инквизитор натыкался на явные следы занятия колдовством или ереси. Тогда он мог взять власть над городом именем Святой Инквизиции. Однако, если он делал это неосмотрительно, нерасторопно или из низких побуждений, то мог быть уверен, что получит по заслугам за свои деяния.
- Немало заплачу, господин Маддердин, - Клингбайл понизил голос, хотя в пиршественном зале пели так громко, что никто не был бы в состоянии нас услышать. - Только соблаговолите взяться за дело.
- Немало? А именно?
- Сто крон задатка, - произнёс он. - А если вытащите моего сына из тюрьмы, добавлю тысячу. Ну, пусть будет - полторы тысячи.
Это было поистине королевским вознаграждением. За полторы тысячи крон большинство граждан нашей прекрасной Империи зарезало бы собственную мать, а в качестве бесплатного приложения добавило бы нашинкованного отца вместе с братьями и сестрами. Но величина суммы свидетельствовала также о том, что Клингбайл считал задачу чрезвычайно сложной, и кто знает, может даже опасной.
- Дайте мне время до утра, - сказал я. - Подумаю над вашим щедрым предложением.
- До завтрашнего утра? - Он пожал плечами. - Завтра утром я пойду с этим к вашему другу. - Он указал головой на вход в зал, в котором Вагнер как раз выбивал ритм по столешнице большой, наполовину обглоданной костью.
- Дадите двести задатка, когда появлюсь в Регенвальде, - я принял решение, ибо, во-первых, кроны не росли на деревьях, а, во-вторых, мне нравились сложные вызовы. - А если нет, то вольному воля. - Я посмотрел на Вагнера, который как раз в этот момент упал лицом в миску, полную похлёбки.
- По рукам, магистр Маддердин, - он протянул руку, а я её пожал.
- Да, как зовут этого вашего врага?
- Гриффо Фрагенштайн.
- А сына?
- Захарий.
- Хорошо. Сейчас договоримся об одном, - произнёс я. - Не знаю вас и мы никогда не разговаривали друг с другом. Постараюсь приехать к Регенвальд с официальной миссией, если только получу разрешение Инквизиции. Тогда выплатите мне задаток. Если я не появлюсь в течение недели, ищите кого-нибудь другого.
- Да будет так, - согласился он, после чего уже без прощальных слов кивнул мне головой.
* * *
Он не вернулся в пиршественный зал, а пошёл в сторону входной двери. Это была достойная похвалы предосторожность, поскольку, чем меньше людей увидят нас вместе, тем лучше.
Пир длился почти до рассвета. Когда мы возвращались в своё жилище, розово-серый блеск раннего утра уже пробивался через ставни. Я попрощался с Вагнером улыбкой и, обнимая двух девок, скрылся за дверью комнаты. Однако мне не дано было провести время спокойно. Обе девушки как раз прелестно развлекались (в процессе этого развлечения щекотали мои бедра и низ живота волосами, но я как-то обращал внимание на нечто иное, а не на щекотку), когда я услышал крики, доносившиеся из коридора.
- Ты, проклятая шлюха! Убью тебя! - кричал кто-то, и я отчётливо распознал искажённый злобой и хмелем голос Вагнера.
- Барышни, перерыв, - приказал я. Выскочив из кровати и набросив мантию на голое тело, я открыл дверь и вышел в коридор. Я увидел Тадеуша, который склонился над одной из своих девок (лежала, сжавшись у стены) и лупил её кулаками.
- Будешь меня обкрадывать, шлюха? - орал он. - Мало тебе заплатили?
Нагая девушка отчаянно стонала и заслоняла лицо руками. Надо признать, она была стройненькой, а её груди были, несомненно, больше моей головы. Что ж, любезные мои, Тадеуш выбирал девок первым, а бедный Мордимер довольствовался лишь тем, что ему осталось. Впрочем, как видно, может первый выбор был совсем не таким разумным?
Я подошёл к ним, желая успокоить Вагнера милым словом (поскольку Мордимер Маддердин просто-напросто милый человек), но вдруг в руке моего товарища блеснуло лезвие ножа. Я остановил его руку на полпути. Быстрее, чем я успел подумать.
- Вагнер, - сказал я мягким тоном, - это только девка. Ты можешь её избить батогами, но зачем сразу убивать?
- Не твое дело! - рявкнул он, и я увидел, что его глаза обезумели от гнева. Меня это разочаровало, так как он, вполне понятно, был совсем пьян, но инквизитор должен управлять эмоциями, также и в состоянии опьянения.
- Дорогой Тадеуш, если убьёшь эту девку, то до конца ночи тебе останется только её подружка. А я ни одну из своих не отдам. Даже не проси…
Он посмотрел на меня, и гнев вдруг погас в его глазах. Загоготал, потом хлопнул меня по плечу.
- Ты прав-в, Мортимер, - вымолвил он, а девка, услышав эти слова, облегчённо зарыдала. Он посмотрел на неё со злобной улыбкой. - Упью её л-лишь утром - добавил, но я видел, что сейчас он уже только шутит.
- Если только..? - подсказал я.
- Е-сс-ли не будет очень стараться умилостивить мой гг-нев, - закончил Вагнер.
- Ну-да, именно, - произнёс я. - А сейчас позволишь мне вернуться к себе и закончить то, на чём ты меня прервал? И поверь мне, прервал в самый неподходящий момент.
Он кивнул и поднял девку за волосы. Та охнула, но сразу же обняла его за талию, и они пошли по коридору в направлении комнаты Тадеуша. Выглядели как корабль, лавирующий меж рифами. Девушка поддерживала пьяного Вагнера, однако обернулась на секунду ко мне, и я увидел, что её губы беззвучно складываются в слово. В Академии Инквизиции нас учили читать по движению человеческих губ, поэтому я понял, что она хотела сказать. И я был доволен, поскольку люблю людей, умеющих ценить оказанные им услуги. Даже если речь идёт о таком жалком создании, как местечковая девка.
Поймите меня правильно, любезные мои, Мордимер Маддердин не является, не был и не будет человеком, который расчувствовался бы по поводу смерти какой-то там блудницы. Если бы Вагнер на следующий день сказал мне: "Ты знаешь, Мордимер, я должен был убить эту шлюху, потому что она меня обокрала", я, быть может, осудил бы лишь его горячность, но не само решение. Но тогда оказался бы в крайне неловкой ситуации. Не выношу ни бесцельного причинения боли, ни бесцельного расточения смерти. В конце концов, наш Господь сказал: "Что вы сделали одному из этих братьев Моих меньших, то вы сделали Мне". Не думаю, что спасение жизни глупой девки (нужно быть глупой, чтобы попытаться обобрать инквизитора, даже если он пьян) зачлось бы на Божьем Суде, где все грехи будут взвешены и сосчитаны. Но я решил, что так превозносимым в Кобрице инквизиторам была бы оказана плохая услуга, если бы один из них оставил память по себе в виде трупа зарезанной девушки. Мы были героями этого городка, любезные мои, а герои не убивают девок в пьяном угаре. И поверьте мне, только это - защита доброго имени Святой Службы, заботило меня в данной ситуации.
Утренний скандал, впрочем, нашёл своё завершение пополудни, когда Тадеуш Вагнер ввалился в мою комнату, где я уже в одиночестве отдыхал после попойки и постельных баталий.
- Не украла его, - пробормотал он.
- Что?
- Упал мне под кровать, даже не знаю когда, - сказал он. - Кошель, значит. Наверное, когда я раздевался или что… Утром нашел… Знаешь, Мордимер, если б не ты, я бы убил невинную девушку!
- Мой дорогой, - сказал я, удивленный его угрызениями совести, - я остановил тебя только потому, что считал: две девушки займутся тобой лучше, чем одна. Если бы какая-то шлюха потянулась к моим деньгам, сам бы её прирезал. Подумай только, дружище, кого может заботить жизнь девки? Ты явил великое благоразумие и милосердие, простив ей вину.
- Так думаешь? - он посмотрел на меня.
- Конечно, я так думаю, Тадеуш. Молодой инквизитор должен иметь пример для подражания. И я радуюсь, что смог встретить именно тебя…
На секунду я задумался, а не хватил ли через край. Вагнер, однако, проглотил комплимент как молодой баклан рыбку.
- Льстишь мне, Мордимер, - произнёс он, и на его лице появилась широкая улыбка.
- Я слишком прямодушен, чтобы льстить, - вздохнул я. - Временами думаю, что хотел бы когда-нибудь научиться тому, о чём говорит поэт: "Любезности возносят взаимно и фальшиво, сказать где можно прямо, вывернут непросто…".
- Гейнц Риттер? - он прервал меня.
- Знаешь его пьесы?
- Конечно, - ответил Вагнер. - "Паршивцы, тараторят, млеют мотыльками", - продолжил он.
- "На них смотрю, вид сделав, что в крепкой дрёме смежил веки. Так днями дурака валяю", - закончил я.
С минуту я боялся, а не зашёл ли я с иронией слишком далеко. Но нет. Тадеуш Вагнер искренне рассмеялся.
- Я пил однажды с Риттером. Свой мужик, скажу я тебе. Я три дня не просыхал. Он покинул меня лишь тогда, когда я спустил все деньги. - Судя по тону моего приятеля, он решительно не злился на Риттера за то, что их дружба угасла вместе с исчезновением последнего дуката. Это означало, что драматург оказался и правда весёлым собутыльником.
* * *
Генрих Поммел внимательно выслушал доклад, а затем велел нам взяться за составление письменного отчёта, который надлежало отправить в канцелярию Его Преосвященства епископа Хез-хезрона. Несомненно, затем, чтобы в епископских конторах мышам было что есть; я не думал, чтобы у кого-нибудь было время и желание заниматься обычными рапортами местных отделов Инквизиции. Но больше всего наш начальник обрадовался кругленькой сумме, которую мы получили от почтенных и благодарных горожан. Он высыпал монеты на стол и сразу отсчитал одну четверть. Пихнул деньги в нашу сторону.
- Веселитесь, парни.
Конечно, он не намеревался объяснять нам, что сделает с остальными тремя частями вознаграждения, и мы искренне бы удивились, если бы так поступил. Но, как я уже упоминал ранее, на Поммела нельзя было обижаться. В резиденции Инквизиции у нас всегда была хорошая еда, вдоволь вина, вовремя выплачиваемые жалование и пайковые, а когда кто-то из инквизиторов вляпался в финансовые проблемы, Поммел спас его беспроцентной ссудой.
Он был мудрым человеком и знал, что для подчиненных лучше быть требовательным, но и заботливым отцом, чем строить из себя скрягу, скопидома и обдиралу, поведение которого поначалу вызывает неприязнь, а затем приводит к козням. И мы совсем не держали на него зла за то, что его многолетняя любовница как раз заканчивала строить прекрасный загородный дом, а сам Поммел через подставных лиц сдавал в аренду несколько небольших поместий.
Мы были молоды и учились у него, зная, что когда сами станем начальниками какого-нибудь из местных отделов Инквизиции, будем стараться поступать подобным благоразумным образом.
Вагнер сгреб в кошель свою часть гонорара и встал со стула, но я не двинулся.
- Разрешите переговорить с Вами?
- Конечно, Мордимер, - ответил Генрих.
Тадеуш нехотя вышел из комнаты. Я был уверен, что его снедает любопытство, о чём же я намерен говорить со старшим Инквизитором.
- Чем могу тебе помочь? - Поммел перевёл на меня взгляд, когда за Вагнером закрылись двери.
С Поммелом незачем было прибегать к хитростям, поэтому я честно выложил ему всё, что узнал от торговца Клингбайла.
- Сколько предложил?
- Двести задатка и полторы тысячи, если дело выгорит, - ответил я правдиво.
Старший Инквизитор присвистнул.
- Чего ждёшь от меня, Мордимер?
- Выписанной грамоты с приказом допросить Захария Клингбайла.
- Цель?
- Проверка доносов, сообщающих о том, что он стал жертвой колдовства. Ведь в этом призналась два года назад Ханя Шнитур, не правда ли?
Ханя Шнитур была хитрой и зело вредной колдуньей. Мы сожгли её в прошлом году после долгого расследования, которое, однако, принесло богатые плоды. В связи с чем, умиротворяющее сияние костров раздвинуло на миг мрачную тьму, оточавшую Равенсбург.
- Подтверждают ли это протоколы допросов?
- Подтвердят, - заверил я. Я сам составлял протокол (писец обрыгался в ходе пыток, и кто-то должен был его заменить), так что дописать ещё одну фамилию не составило бы мне труда.
- Почему мы взялись за это лишь два года спустя?
- Ошибка писца.
- Хм-м? - он поднял брови.
- Клякса на месте фамилии. Небрежность, достойная порицания. Такая человеческая, простая ошибка. Однако, руководствуясь не таким уж, в конце концов, распространённым именем Захарий, мы дошли по нитке до клубка.
- Если так… - он пожал плечами. - Когда хочешь отправиться?
- Послезавтра.
- Хорошо, Мордимер. Но будь осторожен! - Он посмотрел на меня с заботой. - Я наслышан о Гриффо Фрагенштайне и мало хорошего о нём можно сказать.
- Звучит как дворянская фамилия.
- Так оно и есть. Гриффо - бастард графа Фрагенштайна. Странное дело: граф признал его и дал ему фамилию, однако император не утвердил дворянского титула. Поэтому Гриффо занимается торговлей и возглавляет городской совет в Регенвальде. Если он действительно ненавидит Клингбайлов, будет очень недоволен тем, что кто-то вмешивается в его дела.
- Не осмелится… - сказал я.
- Ненависть делает из людей глупцов, - вздохнул Поммел. - Если мудр, будет тебе содействовать и помогать. По крайней мере, с виду. Если глуп, попробует тебя запугать, подкупить или убить.
Я рассмеялся.
- Когда в городе гибнет инквизитор, чёрные мантии начинают танец, - я процитировал известную присказку, свидетельствующую о нашей профессиональной солидарности.
- Ненависть делает из людей глупцов, Мордимер, - повторил он. - Никогда не дай себя обмануть мысли, что твои враги будут рассуждать столь же логично, как и ты. Разве бешеная крыса не бросится на человека, вооружённого вилами?
- Буду осторожен. Спасибо, Генрих, - сказал я, вставая со стула.
Нам не надо было обговаривать, какой процент перепадёт Поммелу из моего гонорара. Я знал, что он возьмет столько, сколько захочет, но знал и то, что он позаботится, чтобы я не почувствовал себя обиженным.
- Завтра выпишу тебе документы. - Он поднялся, обошёл стол и приблизился ко мне. Положил мне руку на плечо. - Знаю, кто расправился с волколаками, я знаю также, что Вагнер почти не просыхал эти две недели, и особой пользы от него не было.
- Но…
- Заткнись, Мордимер, - приказал он мягко. - Я знаю и о той девке…
В Академии Инквизиции нас учили многим вещам. Также искусству беседы с подвохом. Поммел мог быть почти уверен, что в течение двух недель мы воспользовались услугами девок, а девки плюс влечение Вагнера к выпивке и дебошам равнялись проблемам. Дал бы голову на отсечение, что Поммел стрелял вслепую, рассчитывая, что узнает правду благодаря реакции вашего покорного слуги. Я даже бровью не повёл. Мой начальник подождал минуту и улыбнулся.
- Будет из тебя толк, парень, - произнёс он сердечным тоном. - Ну, иди уже.
У самых дверей его голос остановил меня: - Да, Мордимер, еще одно дело. Тема, основанная на цитате "Что вы сделали одному из этих братьев Моих меньших, то сделали Мне", кажется тебе подходящей для нашей сегодняшней вечерней проповеди?
Я обернулся.
- Без всякого сомнения, подходящей, - согласился я, обещая себе, что формулировки "дал бы голову на отсечение" в будущем постараюсь избегать даже в мыслях. Тем не менее, я продолжал раздумывать, играл ли Поммел втёмную, или же получил от кого-то донос о наших действиях. Но если так, то от кого?
* * *
Мещанам нельзя было одеваться в плащи, окрашенные в красный цвет, что был отдан благородно рождённым. Однако Гриффо Фрагенштайн осмеливался носить на плечах плащ, не только переливающийся чистым пурпуром, но и расшитый золотыми нитями, образующими силуэт "Трех Башен" - графского герба, принадлежащего его отцу.
- Меня зовут Мордимер Маддердин и я являюсь лицензированным инквизитором из Равенсбурга, - представился я.
- Рад вас видеть, магистр, - произнёс он вежливо и предложил присесть. - Не желаете ли позавтракать со мной?