***
Ах, что за чудо этот рынок в Южной пристани! Кто не бывал на нем, тот никогда не поймет характера этого приморского городка. У входа, в тени платанов, торгуют семечками бойкие старушки. Не пренебрегайте ими! Они - память, совесть и источник свежих сплетен города. И не вздумайте бросить на них неприветливый взгляд. Иначе назавтра вся Южная пристань узнает, что вы - горький пьяница, подлый изменщик, да и вообще нежить окаянная, прибывшая из самого страшного уголка внеземелья. И попробуйте потом отмыться. Так что старость надо уважать, иначе - себе дороже.
Дальше простираются длинные, бесконечные, пропахшие морем рыбные ряды. Они открываются, когда часы на Центральной площади бьют пять утра, а завершают свою работу ровно в полночь. Прилавки завалены рыбой - сверкающей, трепещущей, бьющейся, потерянно раскрывающей печальные рты, и вялой, снулой - такая идет по дешевке.
В этих рядах всегда шумно: кричат нахальные, покрытые веснушками от стояния под солнцем торговки, хватают рыбу большими красными руками, размахивают ею, поднося к носу покупателя. Здесь всегда азартно и с выдумкой торгуются:
- Посмотрите, какие бычки! Это ж персики, а не бычки!
- Сколько? Пятьдесят копеек за эту дохлятину? Да чтоб вас дети в старости такими кормили!…
- Скумбрия, скумбрия, свежая скумбрия! Подходите, господин хороший!
Гляньте, какая большая: настоящая акула!
- Ой, не говорите мне за акулу, она и то симпатичнее! И не суйте мне ее в лицо! Это таки рыба, а не русалка…
- Мадам Марфа! Мадам Марфа! - кричали торговки. - Подходите, мадам Марфа. Вам самая лучшая рыба за полцены!
Но гадалка с улыбкой отказывалась и проходила мимо. Ибо кому, скажите, люди, нужна рыба перед Вальпургиевой ночью? Нет, может быть, кому-то и нужна, но только не Марфе.
Миновав рыбные ряды, пройдя мясные, не задержавшись в зеленных, гадалка с сыном наконец вышли к самому концу рынка. Здесь стояло несколько покосившихся лавчонок. Вокруг, на небольшом пятачке, топтались подозрительные личности - небритые, угрюмые, распространяющие сивушный запах.
В этом укромном уголке, скрытом от глаз непосвященных, собирались контрабандисты: местные моряки, вернувшиеся из дальних рейсов, желающие заработать лишний рубль на заморских товарах, матросы с иностранных кораблей и просто перекупщики. Чего только не предлагали эти суровые люди! Забористый ром и сигары, которые на далеких островах крутили, раскладывая на смуглой ляжке листья табака, юные мулатки. Невесомый шелк и жемчужные украшения, зеленый чай и кораллы. Да много чего можно было купить - всего не перечислишь. Вроде бы за контрабанду полагалось суровое наказание. Но, в конце концов, приставы тоже люди, и тоже любят пить ром. А градоначальнику нравятся хорошие сигары.
- Здраффстфуйте, префосходная фрау Марта! - приветствовал гадалку немецкий матрос, каждый год бывавший в Южной пристани, - Как фаши дела, отменная фрау Марта? У меня есть удиффительный трубка для фаш супруг!
- Не нужно, Ганс. Сегодня не нужно.
Немец понимающе кивнул, соглашаясь: ну, кому может понадобиться трубка перед Вальпургиевой ночью?
- Приехали? - спросила Марфа.
- Я! Натюрлих! - прошептал Ганс. - Ффсе лафки заняты. Хорошая будет торгоффля.
Тем временем пятачок заполнялся горожанами. Порядочные и не очень женщины, государственные служащие и купцы, холостяки и почтенные отцы семейств спешили сюда со всех концов Южной пристани, чтобы купить товар, который продавался всего дважды в году: перед Вальпургиевой ночью и в
День Всех Святых. Конечно, праздники эти были не православные, и отец Силантий даже называл их бесовскими. Но ведь и Южная пристань - не совсем обычный городок, не правда ли? А значит, и ждать от ее обитателей богобоязненности не приходится.
В старых полуразвалившихся лавчонках сегодня обосновались выходцы из миров внеземелья, и торговали они коконами нечисти. То есть, может быть, в других измерениях эти существа и не были нечистью. Вполне возможно даже, что это были самые обычные для своих миров животные. Но здесь, за неимением лучшего термина, их называли именно так. А любой школяр знает, что внеземельная нечисть рождается на свет не как простой зверь. Нет, она вызревает в энергетическом коконе, и лишь спустя определенное время воплощается в необыкновенное существо. Перетаскивать сквозь ткань междумирья взрослую сущность - хлопотно и накладно. Может не выдержать перехода, погибнуть, заболеть, а то и, не дай боже, взбеситься. Поэтому контрабандисты внеземелья завозили в Южную пристань разноцветные пульсирующие сгустки энергии и выгодно продавали их горожанам. Нежные коконы легче всего переносили путешествие в день перед Вальпургиевой ночью и в День Всех
Святых. Видно, все же и правда были в родстве с нечистым.
- Ай, красавица, заходи! - посверкивая красными глазками, зазывал
Марфу сладкоречивый синекожий авриец в пестром халате. - Гляди, какие фенчики!
За спиной внеземельного гостя порхали в воздухе пестрые, как халат торговца, издающие мелодичные трели крошечные комочки. Гадалка вежливо улыбнулась и отрицательно покачала головой.
- Баюны, баюны, кому коты-баюны! - вкрадчиво мурлыкала молодая ренианка. - Лучшее средство от бессонницы!
Гибкая и грациозная, с большими зелеными глазами и остроугольными ушками на макушке, она и сама напоминала кошку. У ног ее лениво перекатывались дымчато-серые клубки пушистой шерсти.
Но и сюда Марфа не стала заходить, двинулась дальше. И наконец нашла то, что искала. В последней лавке маленький суетливый зедлодец предлагал хранителей-домовиков. Веселые разноцветные комки пуха, словно мячики, бодро скакали по полу, подпрыгивали, зависая в воздухе.
- Почем хранители? - спросила Марфа.
- Смотря какой, - уклончиво отвечал торговец, почесывая кривые рожки. - Розовый двадцать пять рублей, зеленый - тридцать. А если парой будете брать, то дешевле выйдет. Договоримся.
Хранители пользовались у горожан большим спросом, отсюда и цена была высока. Вырастая, эти добродушные неунывающие существа помогали женщинам в домашней работе, сторожили жилище, играли с детишками и отличались безоговорочной преданностью хозяевам. Да и выглядели они симпатично - маленькие, не больше локтя ростом, пухленькие человечки с круглыми глазами, на головах которых красовались пышные шевелюры самых неожиданных цветов.
Гадалка придирчиво осматривала радостно щебечущих хранителей.
- Может, желтого? - предложил Никита. - Смотри, какой забавный.
- Слишком яркий будет, - ответила Марфа.
- Тогда бери фиолетового, - посоветовал зедлодец. - Цвет не маркий, да и шустрый он вырастет.
- Нет, очень уж суетлив.
- Ну, вот есть серый, крупный. Смотри!
- Ленивый какой-то…
Гадалка долго выбирала, всматривалась в переливающиеся скачущие шарики, в каждом находя какой-то изъян.
- Здравствуй, соседка. Помощника ищешь? - раздался с улицы визгливый голос.
В лавку заглянула худощавая остролицая женщина лет сорока, одетая по последней моде Большой рыбацкой улицы - красный жакет, зеленая в синий цветок широкая юбка, на голове желтый платок, повязанный так, что концы сходились на лбу кокетливым бантиком. Марфа поморщилась. Она недолюбливала соседку Фиру - крикливую и скандальную торговку.
- Вот и я за домовиком, - глазки Фиры бегали, выискивая тему для новой сплетни. - Два года копила, во всем себе отказывала. Мы ж люди простые, бедные, гадать не умеем, денег из воздуха добывать - тоже…
- Гляньте, мадам, на колер! - галантно заявил зедлодец, сразу сообразив, какой тон следует взять с новой покупательницей. - Это ж уму непостижимо, какой шик! - Он поднес к носу Фиры розовый кокон. - Под цвет ваших прелестных щечек. Все ваши подруги удавятся от зависти, мадам!
Женщина жеманно хихикнула:
- Ой, баловник какой! Небось товар-то порченый?
- Что вы, мадам! - зедлодец, на родине которого принято было молиться демонам, истово перекрестился. - Богом клянусь!
- Ну, хорошо. А за двоих сколько возьмешь?
Фира принялась самозабвенно торговаться с зедлодцем. Тем временем
Марфа все никак не могла найти подходящего ей домовика. Соседка наконец сговорилась с торговцем, отдала деньги и засунула новые приобретения в корзину с крышкой. Но уходить не спешила, ждала, на чем остановится гадалка.
- Ты бы поторопилась, Марфочка! - сказала она, выглянув за дверь.
- Сюда господин Ставриди идет.
К лавке, одышливо сопя, катился маленький пухлый человечек в черной сюртучной паре.
- Ууу, мироед… - глядя в щель между досками, мрачно выругался зедлодец.
Внеземельные торговцы не любили господина Ставриди, как всякий торговец не любит проверяющего. Разумеется, коконы нечисти были такой же контрабандой, как и островные сигары. Но, как уже упоминалось, градоначальники - тоже люди, со своими слабостями, бедами и пристрастиями. Вот глава
Южной пристани, к примеру, мучился бессонницей, и спасался от нее только мурлыканьем кота-баюна. А супруга его обожала трели птичек фенчиков, коих у нее имелось целых шесть.
Но совсем уж пускать на самотек торговлю нечистью тоже не годилось.
Вдруг какой-нибудь иномирянин провезет под видом насекомоядного кроля, допустим, упыря или вурдалака? Кто их разберет, эти коконы? Все между собой похожи.
Разбирать коконы призван был господин Ставриди - самый известный и уважаемый маг города. Два раза в год чародей являлся на рынок с проверкой, о результатах которой докладывал самому градоначальнику.
Проверяющий прошествовал в лавку ренианки, а продавец хранителей, вдруг как-то занервничав, выхватил из-под прилавка еще один клубок и поднес его Марфе, шепнув на ухо:
- Если ничего не нравится, возьмите эту. Недорого отдам. Вез на заказ, да покупатель неожиданно помер.
В руках зедлодца пульсировал крупный ком, словно сотканный из мрака безлунной ночи. Марфа приняла сгусток тьмы на ладони и внимательно вгляделась в него. Черные тени, бродившие в клубке, отразились в ее глазах, легли на лицо… Марфа улыбнулась.
- Фу, мерзость какая, - брезгливо взвизгнула Фира.
Господин Ставриди вышел из лавки с котами-баюнами.
- Десять рублей, - быстро сказал торговец.
Гадалка перевела на него взгляд почерневших глаз, из которых, казалось, смотрел сам дьявол.
- Три рубля, - сбавил зедлодец.
- Беру, - усмехнулась Марфа, передавая ему деньги и опуская кокон в бархатный мешочек. - Приятная расцветка.
Фира, довольная тем, что сегодня будет, о чем посудачить с соседками, побежала домой, а на пороге воздвигся господин Ставриди с магической рамкой в руке.
- Здравствуйте, Марфа Петровна, - кисло поздоровался чародей, не любивший гадалку за то, что составляла ему конкуренцию.
- День добрый, Аполлон Дионисович, - кивнула Марфа.
Господин Ставриди прекрасно понимал, что не похож ни на Диониса, ни уж тем более на Аполлона, и каждое обращение по имени-отчеству воспринимал чуть ли не как личное оскорбление. Недовольно фыркнув, он отвернулся от гадалки и принялся водить контуром над скачущими хранителями. Марфа тихо вышла, потянув за собой Никиту. Она была довольна своим приобретением.
***
Богдан вошел в сени, опустился на лавку, стянул сапоги, блаженно пошевелил пальцами, давая отдых натруженным за день ногам. Оперся затылком о стену, посидел немного. Хорошо! Сейчас он умоется прохладной водой, вместе с пылью и потом смывая с себя усталость. А потом Марфа подаст ужин: наваристые щи, свежий вкусно пахнущий хлеб, порезанный крупными ноздреватыми ломтями и тонкие, почти прозрачные, аппетитно розовеющие на свету лепестки соленого сала. Под такую закуску не грех и пропустить стопочку знаменитой марфиной настойки…
Предвкушая спокойный вечер в кругу семьи, Богдан собрался было встать со скамьи, но вдруг замер: к ноге подкатился черный комок. Выглядел он как-то недружелюбно, похрюкивал и словно бы обнюхивал богданову штанину, примериваясь, куда цапнуть.
- Жена! - возопил Богдан, в сердцах хватив кулаком по лавке.
В сени выглянула Марфа, вопросительно взглянула на мужа. Как всегда под ее взглядом злость куда-то делась, истаяла, и Богдан уже спокойнее спросил:
- Это кто?
- Хранитель, - улыбнулась гадалка.
- Странный какой-то. Но разве я не говорил, что больше не желаю видеть домовиков?
- Говорил.
- И разве не ты полгода рыдала, когда наш прошлый хранитель застрял в дымоходе, да там и издох? В общем, так, жена. Первое: не нужны мне никакие домовики. Второе: пусть только попробует нашкодить, живо выкину в окошко. И третье… - Богдан оценивающе посмотрел на притихший клубок, - ты его кормила? Что-то мелковат. Пойдем, бродяга, я тебя салом угощу…
Он взял хранителя на руки и прошествовал в дом. Марфа, лукаво усмехнувшись, двинулась следом.
Муж гадалки был человеком суровым. Таким суровым, что его уважал даже хозяин верфи, на которой Богдан работал плотником, соседи обходили его стороной, а все окрестные пьянчужки побаивались его крепких кулаков.
Только домашних почему-то ничуть не страшил его крутой нрав. Вот и хранитель хозяина не испугался: уютно устроился на руках, угостился салом и, посапывая, уснул.
- Назову его Другом, - решил Богдан.
***
Странный хранитель прижился в доме и чувствовал себя вполне уютно.
Спал на подушке Богдана, много ел, причем предпочитал сырое мясо, и вечно путался под ногами у Никиты, требуя, чтобы с ним поиграли. Месяц спустя
Друг вырос вдвое и сытым колобком катался за Марфой по комнатам, издавая звуки, похожие на рычание. По ночам домовик выпрыгивал в открытое окно, растворялся в темноте и возвращался только к утру. Только вот воплощаться в свою истинную сущность не спешил.
- Может, это и не хранитель вовсе, а Марфочка? - спрашивала Фира, повадившаяся каждый день забегать к гадалке. - Что-то долгонько он у тебя в коконах ходит.
У соседки коконы давно уже обратились в шустрых домовиков. Фира нахвалиться ими не могла: розовый любил работать на кухне, ловко чистил рыбу и даже научился печь пироги, а персиковый с утра до вечера занимался уборкой. Фире до ужаса любопытно было, каким же будет Марфин хранитель, и она, не желая пропустить момент обращения, часами торчала у нее в кухне, донимая вопросами:
- Может, это другая какая нечисть?
- Какая, например? - скептически уточняла гадалка.
- Вурдалак. Или упырь. Сама знаешь, они к нам частенько из внеземелья пробираются, крови человеческой попить.
- Взрослые пробираются, - отвечала Марфа. - А коконов сроду никто не завозил. Зачем это торговцам?
- Ну, к примеру, если вдруг для ведьмы какой… - загадочно шептала
Фира.
На этом разговор и заканчивался. Гадалка выпроваживала навязчивую соседку, ссылаясь на то, что ждет важного гостя.
Шло время. Весна сменилась жарким летом, вслед за ним пришла осень с ее дождями, туманами и ночной прохладой. В Марфином доме не происходило никаких перемен. Все так же гадалка предсказывала горожанам судьбу, все так же ее муж работал на верфи, а сын учился в университете. И все так же скакал по дому энергетический кокон, упорно не желавший превращаться в хранителя.
- Признайся, Марфа, что это не домовик! - донимала ее Фира.
- Домовик-хранитель, - неизменно отвечала хозяйка, - больше и быть некому!
Вся семья терпеливо дожидалась момента обращения своего питомца, И возможно, дождалась бы. Но одной стылой предзимней ночью, когда лужи, оставленные холодным дождем, покрылись корочкой льда, а ветер с моря, залетев в трубу, уныло завывал в ней, словно мятущаяся душа, Друг исчез. Как всегда, вечером выскочил в раскрытое для проветривания окно, но вот наутро не вернулся. Богдан с Никитой снова и снова обходили всю улицу, на все лады подзывая домовика, обшаривали кусты в поисках черного клубка, расспрашивали соседей, не видели ли те хранителя. Тщетно.
Пусто стало в доме, тоскливо. Семья уже привыкла к своеобразному домовику. Теперь никто не катался по полу черным вихрем, не сбивал домочадцев с ног, не воровал со стола пирожки и не плюхался, поднимая жирные брызги, в миску со сметаной. Скучно…
- Скучно, - жаловался Никита, грустно посматривая за окно, все еще надеясь увидеть там толстенькое круглое тельце хранителя.
- Скучно, - подтверждал и Богдан, глядя на опустевшую подушку.
- Странно как-то, - подозрительно щурилась Фира.
- Ничего, вот увидите, он вернется, - бодрилась Марфа.
Но при этих словах брови ее непроизвольно хмурились, выдавая тревогу.
Так, в надеждах и ожиданиях, прошло пять дней. Утро шестого ознаменовалось громкими ругательствами соседа напротив.
- Что стряслось, Илья? - спросил проходивший мимо Богдан.
- Ай, наказание, - ответил сосед, - какая-то тварь, чтоб ей собственным языком подавиться, залезла в курятник и перерезала всех кур.
С тех пор ни одна ночь не обходилась без происшествий. Злокозненное неведомое существо сначала уничтожало домашнюю птицу, потом перешло на животных. Каждое утро начиналось с причитаний кого-нибудь из жителей
Большой Рыбацкой улицы, обнаружившего обескровленный, с разорванным горлом, трупик своей кошки или собаки.
- Слава богу, скотину никто не держит, - поджимая губы, говорила Фира. - А то бы уж разорились люди.
"Упырь, а то и вурдалак", - единодушно заключили обитатели улицы.
Да, конечно, в любом другом городе такие подозрения можно было бы назвать нелепым суеверием. Но в Южной пристани возможно все…
Действительно, изредка случалось, что в городе неизвестно откуда объявлялись опасные твари. Впрочем, неизвестно откуда - это так, для красного словца сказано. А на самом деле, любой ребенок знает: вся нечисть лезет из внеземелья. Хотя бывало и такое, что по Южной пристани бегал результат неудачного эксперимента какого-нибудь местного мага.
Несколько раз мужчины пытались устроить на вурдалака засаду, ставили капканы. Тварь обходила все ловушки с иезуитской хитростью, а собачьекошачье поголовье на улице стремительно сокращалось.
Соседи решили обратиться к господину Ставриди. Явившись на Большую Рыбацкую, маленький грек потребовал плату вперед, взял пять рублей, осмотрел тело очередной безвинно убиенной кошки, уверенно бросил:
"вурдалак", потом долго ходил от дома к дому с магической рамкой в вытянутых руках. На этот обряд, затаив дыхание, взирали все обитатели улицы. Марфа, тоже вышла на свое крыльцо и, подбоченившись, скептически наблюдала за манипуляциями чародея. Рядом с нею притулилась Фира, жадно ловившая взглядом каждое движение волшебника.
- Вот здесь что-то нечисто, - мстительно заявил господин Ставриди, остановившись возле дома гадалки. - Чувствую: так и исходит от этого места чуждая, недобрая энергия…
- Так я и знала… - Фира тихо охнула, но под сердитым взглядом Марфы зажала рот ладонью, бочком слезла с соседского крыльца и ходко потрусила домой.
- А что, Аполлон Дионисович, - спокойно спросила Марфа, - может быть, устроитесь здесь на ночку-другую? Поймаете вурдалака прямо на моем крыльце?
- Мне это не нужно, - сердито фыркнул господин Ставриди. - Я в своей лаборатории сварю нужное зелье, произнесу над ним заклинание…